Buch lesen: «Когда сверкнет зеленый луч»

Жил-был остров. Скрывал легендарные клады –

Превосходный старинный сюжет.

К золотым берегам мы приплыть будем рады.

А вернемся? Возможно, и нет.

Ведь у кладов, как водится, свойство такое –

Ускользают коварно из рук.

Что сокровищем ценным владеть мы достойны,

Доказать еще надо, мой друг.

Испытания ждут, соразмерны награде,

Здесь опасных ловушек не счесть:

Джунгли, бури, пещеры, шторма, камнепады

И пиратского призрака месть.

Новый холст установлен уже на мольберте,

А картину напишет судьба.

Иногда можно лишь за секунду до смерти

Осознать, что свернул не туда.

Не собьет нас с пути блеск камней драгоценных,

Мы плывем за зеленым лучом.

Если всё же вернемся, для себя непременно

Что-то важное в мире найдем.

Часть 1
Авантюристы

Глава 1
Встреча в пабе

Билли Лайтвелл, очень серьезный с виду молодой человек лет двадцати с небольшим, сидел в своем кабинете за письменным столом, заваленным бумагами и разного рода справочной литературой, и, надо признаться, мечтал. Ему грезились наяву картины, по драматичности своей и колориту уступающие разве что сценам из знаменитого романа Стивенсона «Остров Сокровищ», который Билли довелось прочитать в ранней юности и который произвел на него тогда неизгладимое впечатление. Но что же теперь заставило этого такого серьезного молодого человека, забыв обо всем на свете, предаваться мечтам о сундуках с золотом, спрятанных пиратами в недрах необитаемого острова, и тому подобной чепухе?

Очнувшись внезапно от своих грез, Билли перевел взгляд на титульный лист рукописи, лежащей на столе прямо перед ним. Как явствовало из титульного листа, рукопись эта была научным трудом, носившим название, которое в переводе на удобочитаемый язык звучало бы приблизительно так: «Остров Кокос. Легенды и реальность».

«Всё эта тема! – с неудовольствием подумал Билли. – И что я ее выбрал? Вечно теперь отвлекаюсь! Но как придать своим мыслям нужное направление?»

Поразмыслив немного, Билли решил, что достижению этой цели как нельзя лучше должна поспособствовать прогулка, и стремительно покинул свою квартиру на Грейт-Портланд-стрит. Некоторое время Билли постоял в нерешительности у порога дома, а затем быстрым, отнюдь не прогулочным шагом направился в сторону Оксфорд-стрит. Погруженный в свои мысли, он едва ли замечал, что творится вокруг. Так и вышло, что дождь, хлынувший как из ведра, застал его врасплох. Будучи довольно рассеянным по своей натуре, Билли, выходя из дома, не обратил никакого внимания на признаки приближающегося ненастья и даже не подумал захватить с собой зонтик. И сейчас, застигнутый дождем посреди Оксфорд-стрит, Билли остановился, беспомощно огляделся по сторонам и поспешно нырнул в двери ближайшего паба, намереваясь, так и быть, переждать дождь в этом заведении.

В пабе царил полумрак, кое-где усугубляемый густыми клубами табачного дыма, но все же взор Билли, рассеянно блуждавший по смутно различимым лицам посетителей, с интересом задержался на одном из них, поскольку черты лица этого человека показались Билли поразительно знакомыми.

«Неужели это Том Ватерхаус? – подумал Билли. – Но что он делает здесь, в этом заведении?»

Строго говоря, вопрос «что он делает?» был совершенно излишним: поведение вышеупомянутого молодого человека не оставляло повода для каких-либо сомнений, ибо тот то и дело прятал лицо в огромной пивной кружке. Но, может быть, это вовсе не Том Ватерхаус? Билли подошел поближе. Молодой человек, сидевший за столиком, повернул голову и, заметив Билли, издал радостное восклицание.

– Привет, Билл, старина! Давненько же я тебя не видел! Присаживайся. Пиво будешь?

– Только пива мне недоставало, – буркнул Билли, усаживаясь напротив Тома Ватерхауса, – когда я больше всего на свете жажду привести свои мысли в порядок!

– Бедняга, ты всё еще занят своей научной работой, – посочувствовал Том. – По-моему, пиво – это как раз то, что тебе нужно.

– Вот уж не ожидал тебя здесь встретить, – заметил Билли. – И часто ты сюда наведываешься?

– Всего-то шесть раз в неделю, ведь по воскресеньям всё закрыто, – ответил Том. – Шучу, разумеется. Просто я возвращался с ипподрома, а поскольку фортуна сегодня была на моей стороне, – я поставил на фаворита и, представь, выиграл! – решил завернуть сюда и хоть как-то отметить свой успех.

– Пабы, скачки, азартные игры, – отозвался Билли, явно не одобрявший образ жизни, который вел его друг. – Ну какой во всем этом смысл?

– Книги, книги и еще раз книги, – парировал Том. – Ну какая в этом радость?

Тома и Билли, при всей несхожести их характеров, вкусов и наклонностей, связывало многое. Когда-то они учились в одной школе, играли вместе, часто ссорились, но вскоре неизменно мирились, и дружба их продолжалась как ни в чем не бывало. И тот, и другой происходили из хороших семей, а кроме того, родители Тома, точно так же, как и родители Билли, были людьми, страстно увлеченными археологией, – увлеченными настолько, что крайне редко бывали дома, месяцами напролет колеся по Востоку в поисках древностей. Времени на воспитание собственных детей у них почти не оставалось, в этом вопросе они целиком полагались на английские школы. Вот потому-то Билли и Том были отданы в одну и ту же школу, росли и учились вместе и вместе проводили каникулы, – когда в гостях один у другого, а когда и с родителями на «раскопках». Семья Ватерхаусов была гораздо состоятельнее, нежели семья Лайтвеллов, и имела даже собственный особняк в фешенебельном районе Мейфэр, но, познакомившись однажды в Египте, еще задолго до рождения Тома и Билли, обе семьи, увлеченные общей идеей, никогда даже не вспоминали о различиях подобного рода.

С годами становилось всё более ясно, что Том не унаследовал фамильной тяги к археологии. Если древности его и могли заинтересовать, то лишь с практической точки зрения. «Посмотри, Томми, какой замечательный, хорошо сохранившийся сосуд, – бывало, говорил ему отец, надеясь заметить в единственном сыне хоть малейшие проблески интереса к немым свидетелям былой эпохи. – А знаешь, какой это век?» «Какой-нибудь допотопный, – равнодушно отвечал ребенок и тут же спрашивал нетерпеливо и гораздо более заинтересованно: – А сколько эта штука может стоить теперь?»

Дальше – хуже. Вырвавшись наконец из четырех стен опостылевшей школы, Том вздохнул с облегчением, и о том, чтобы получить какую-нибудь приличную профессию, даже слышать не хотел, – за эти годы у него успело выработаться стойкое отвращение ко всем решительно наукам. Какое-то время он ограничивался ничегонеделанием, но около года назад двоюродный дядюшка, живший на севере Корнуолла, оставил Тому в наследство довольно кругленькую сумму, и с тех пор Том пустился во все тяжкие, успешно проматывая это свалившееся на него с неба богатство.

Впрочем, Ватерхаусы не отчаивались. Ведь Том был еще так молод. «Когда-нибудь он непременно остепенится и возьмется за ум, дорогая, вот увидишь, – не уставал повторять Питер Ватерхаус своей супруге, беспокоящейся за сына. – Я и сам в его возрасте был таким же легкомысленным».

Кроме того, у Ватерхаусов была еще и дочь, десятью годами моложе Тома, девочка, умственно не по годам развитая, живая и очень любознательная. Именно на нее теперь возлагались большие надежды; только, к сожалению, ее юный возраст не позволял ей пока принимать участие в экспедициях. Сама девочка, правда, придерживалась на этот счет иного мнения, но мнение ребенка, которому едва сравнялось тринадцать, вряд ли кого-то особенно интересовало.

– Беда мне с Бетти, – жаловался Том Билли на свою сестру, не забывая время от времени отхлебывать приличные глотки из своей большой оловянной кружки. – Родители в прошлом месяце отправились в очередную экспедицию в Месопотамию и, как Бет ни просилась, с собой ее не взяли (еще бы!), так она теперь начала докучать мне: уж так ей хочется повидать мир, жизнь проходит (подумать только!), а она до сих пор нигде, кроме как у тетки в Лайм-Риджисе, не была и ничего не видела. «Поедем во Францию, или куда угодно, хоть по морю, хоть по железной дороге, – неважно», – твердит она изо дня в день. Что за каприз! Я отвечаю ей, что мне и здесь пока хорошо. Вернее, было хорошо, пока Бет не начала ныть. Вот ведь несносная девчонка! Очередная гувернантка от нас ушла – неспроста они так быстро уходят, скажу я тебе. Я, наверное, все-таки отправлю Бет к тетке. Да, это выход.

Билли сочувственно кивал, но по всему было видно, что он заскучал. Том заметил это и решил сменить тему.

– А твои-то как дела? Всё корпишь над своей научной работой? О чем хоть она?

Том задал этот вопрос машинально, и никак не ожидал той реакции, которая на него последовала. Билли как будто только этого и ждал. Он разом встрепенулся («точно скаковая лошадь, услышавшая сигнал», – невольно подумал Том) и обрушил на собеседника такой поток информации, большей частью совершенно непонятной для непосвященных, что Том, всерьез боявшийся в этом потоке захлебнуться, взмолился о пощаде.

– Ты хотя бы говори по-человечески, – сказал он. – Да уж, если бы я запомнил все те длинные и красивые слова, что ты сейчас на меня выплеснул, мой словарный запас обогатился бы примерно наполовину, – если бы Том узнал, что он только что перефразировал высказывание одного известного классика, то безмерно удивился бы.

– Боюсь, я несколько забылся… – извиняющимся тоном произнес Билли.

– Да, самую малость, – подтвердил Том.

– …И использовал научную терминологию, – продолжал Билли. – Объясняю популярно: я пишу работу, посвященную острову Кокос. Ты, должно быть, слышал об этом острове…

– Нет! – сказал, как отрезал, Том (мол, не слышал, не знаю и ничего не желаю знать!)

– Это удивительное и загадочное место, – охотно начал просвещать его Билли. – Место, с которым связано множество легенд. Моя основная цель – разобраться, что в этих легендах соответствует истине, а что – бессовестная выдумка. И тут, должен признаться, сам черт ногу сломит…

– Что же, желаю тебе успеха, – поспешил сказать Том, отнюдь не испытывавший стремления услышать еще какие-нибудь подробности дела, в котором «сам черт ногу сломит».

Билли вздохнул и повернулся в сторону ближайшего окна.

– Ну вот, кажется, дождь и закончился, – пробормотал он. – Мне нужно идти.

«Обиделся он, что ли?» – подумал Том и, чтобы смягчить возможную грубость, великодушно сказал:

– Ты бы зашел как-нибудь ко мне. Да, действительно. Ты так давно уже не бывал у меня! Заходи на следующей неделе в четверг. К тому же и Джеральд в этот день у меня будет. Ты помнишь Джеральда?

– Это твой кузен-моряк?

– Бывший моряк. Вообще-то он мне не кузен, а дядя, но это неважно. Он теперь увлекся конструированием всяких таких штук, – Том сделал неопределенный жест рукой, – и я думаю, тебе будет интересно познакомиться с ним поближе. Так заходи в четверг.

– Хорошо, – сказал Билли. – Я непременно зайду.

Глава 2
Заметка в газете

В понедельник утром, полулежа на софе в гостиной, Том лениво перебирал корреспонденцию. «Бог мой, одни счета, – уныло подумал он и поспешно отбросил всю охапку на журнальный столик. Затем взял со столика свежий номер «Дейли Газетт», и быстро пробежал глазами передовицу. «Опять ничего, достойного внимания», – решил он и собирался уже отложить газету в сторону, но тут внимание его привлек интригующий заголовок: «Остров Кокос. Легенда о тайных сокровищах вскружила голову британскому офицеру. Капитан Шрапнел с позором изгнан из флота».

«Забавно, – подумал Том. – А в чем тут, собственно, дело? Это надо прочитать».

Остров Кокос, расположенный в Тихом океане примерно в трехстах милях к юго-западу от Коста-Рики, – гласила статья, – на протяжении всего текущего столетия не перестает будоражить умы многочисленных искателей сокровищ всего мира. Согласно легендам, в недрах острова сокрыты сокровища по меньшей мере трех знаменитых пиратов: Генри Моргана, Красавчика Кровавого Меча и Скотта Томпсона. Одна экспедиция за другой отправляются на остров Кокос, причем участники экспедиций нередко вкладывают в поиски кладов все свои состояния. Только по официальным данным десятки людей погибли здесь: одни стали жертвами акул, другие были укушены ядовитыми змеями, третьи умерли от болотной лихорадки, а судьба иных и по сей день неизвестна. Никто не может сказать, заблудились ли они в подземных лабиринтах многочисленных пещер, утонули ли и были съедены акулами, а быть может, были убиты своими же компаньонами при дележе ненайденной еще добычи.

Как бы то ни было, частные экспедиции – это частное дело, но какое оправдание можно найти офицеру британского военно-морского флота, когда он, соблазнившись блеском золотого миража, забыл о своем долге и совершил непростительные деяния, несопоставимые с репутацией достойного и честного английского моряка?

Именно это и произошло с командиром британского корвета «Хоуфи» капитаном Шрапнелом: он самовольно, без веских на то оснований, направил свой корабль к острову Кокос, высадил на берег экипаж и приказал матросам искать сокровища. В течение пяти дней две сотни военных моряков прочесали остров вдоль и поперек, но не обнаружили ничего, достойного упоминания. Но капитан Шрапнел на этом не остановился и отдал совсем уже вопиющее распоряжение: обстрелять остров фугасными снарядами. Несколько часов продолжалась бомбардировка, пока не подошел к концу весь боезапас корвета. И вновь капитан Шрапнел заставил свой экипаж спуститься на берег, в этот раз для того, чтобы исследовать все оставшиеся от снарядов воронки. Но, к прискорбному сожалению капитана Шрапнела, и этот маневр не принес ему никакой надежды на скорейшее обогащение.

После всех вышеописанных действий капитану Шрапнелу ничего не оставалось, кроме как вернуться в Англию не солоно хлебавши. Теперь ему грозит разжалование и бесславное окончание карьеры в Королевском флоте. А закономерным следствием его авантюры станет указ Британского Адмиралтейства, запрещающий судам британского военного флота подходить к берегам острова Кокос на каких бы то ни было основаниях.

«Вот так штука! – подумал Том. – Но почему же я до сих пор ничего не слышал ни о каких сокровищах острова Кокос? А вот о самом острове Кокос я, кажется, что-то где-то слышал… и к тому же совсем недавно. Но где же я мог?..»

Том подошел к дверям гостиной, широко распахнул их и громко крикнул:

– Бетти! Бетти!

Спустя минуту на лестнице показалась девочка лет тринадцати. Небольшого роста, худенькая, с крупными, но приятными чертами лица, она была чем-то похожа на своего брата Тома. У нее были слегка вьющиеся каштановые волосы, заплетенные в косы, и большие блестящие карие глаза, смотревшие с неожиданной для такой юной особы проницательностью и серьезностью, время от времени сменявшейся задорным веселым огоньком. Перегнувшись через перила, девочка спросила:

– Ты звал меня, Том?

– Само собой, я тебя звал! – нетерпеливо отвечал брат. – Где твой большой географический атлас? Тащи-ка его сюда.

Девочка сверкнула глазами, быстро взбежала вверх по лестнице, и вскоре вернулась, неся под мышкой огромный атлас.

– Вот, замечательно, – сказал Том, когда Бетти вошла в гостиную и водрузила атлас на столик у софы. – А теперь я… доверяю тебе найти здесь остров под названием Кокос. Он должен быть, – тут Том сверился со статьей в «Дейли Газетт», – в Тихом океане в трехстах милях к юго-западу от Коста-Рики.

Бетти раскрыла атлас и быстро перелистала его.

– Вот он, – сказала она спустя пару минут.

– Так вот это где! – воскликнул Том, пристально вглядываясь в карту. – А что, он действительно такой крошечный, или это просто масштаб маленький?

– В одном дюйме 24 мили, – ответила Бетти. – Крупнее масштаба в этом атласе нет. А остров и в самом деле небольшой, получается… в длину где-то три с небольшим мили.

– И всего-то! – поразился Том. – Но как же это двести моряков целых пять дней искали-искали, да так ничего и не нашли здесь? Наверняка это обычная газетная утка. Или никаких сокровищ на острове Кокос нет. Иначе эти ребята их никак бы не проглядели.

– О чем ты, Том? – с любопытством спросила Бетти.

– Прочитай эту статью, и всё поймешь, – сказал Том, протягивая сестре номер «Дейли Газетт». – Вернее, ничего не поймешь. Такая странная история с этим островом, сам черт… О, вспомнил! – вдруг воскликнул он. – Вспомнил, где я слышал о нем раньше! Скажи, Бет, у тебя бывало так: услышишь о чем-то впервые в жизни и не обратишь особого внимания, но уже очень скоро ты опять узнаешь о том же из какого-нибудь другого источника, а потом из третьего, и тебе начинает казаться, что весь мир только об этом и говорит, и ты даже удивляешься, как это ты раньше спокойно жил себе, ничего не зная?

– Понимаю, что ты хочешь сказать, – кивнула Бетти. – Да, я тоже такое замечала. Но чем это можно объяснить, как не простым совпадением? – и она с надеждой взглянула на брата, словно ожидая, что он объяснит это явление как-то иначе.

– Ладно, пусть так, – отмахнулся Том. – Вот что: помнишь, на днях я говорил тебе, что встретил в пабе одного своего приятеля, Билла Всезнающего?

– Да. Помнится, раньше он часто бывал у нас.

– Вообще-то он ничего, только зануда. С раннего детства отличался неудержимой тягой к наукам. Причем к самым разным наукам. Закончил Оксфорд, а теперь занят какой-то научной работой. Я там, в пабе, решил быть приятным собеседником и неосторожно поинтересовался, в чем заключается эта работа, а Билл как пустился с места в карьер, так мне едва удалось осадить его. Но, насколько я понял, его научный труд посвящен тому самому острову Кокос.

– Зря ты осадил его, – заметила Бетти.

– Это дело поправимое. Я ведь пригласил его к нам в четверг. Придет – и я его непременно расспрошу хорошенько. Если и есть на свете человек, который точно знает, существуют ли в действительности сокровища острова Кокос, – так это Билл Всезнающий!

– Будто? – усомнилась Бетти.

– Плохо знаешь ты старину Билла, сразу видать. Какую тему в разговоре с ним ни затронь – это он знает, об этом он много читал, этим его не удивишь. А если уж начнет рассказывать о чем-то, то тебе остается только внимать ему, разинув рот. Я не могу представить себе, как мозг одного человека может умещать в себе столько всякой белиберды.

– Послушать тебя, так можно подумать, что этот твой Билли – смертельно скучный малый, – сказала Бетти. – Однако, насколько я помню, он очень хороший рассказчик.

– Да… иногда, – неохотно признал Том. – Ну уж, во всяком случае, мне теперь очень хочется послушать его рассказ об острове Кокос. Что там за история с пиратскими сокровищами? – задумчиво произнес он.

– И мне тоже очень интересно. Том, можно я тоже приду послушать рассказ об острове Кокос? – просительно сказала Бетти.

– Ладно уж, – великодушно разрешил Том. – Вреда от этого, полагаю, не будет. К тому же ведь, даже если я и отошлю тебя наверх, ты все равно изыщешь способ подслушать весь наш разговор, уж я знаю! Эх, Бет, гувернантки на тебя нет!

– Не стоит развивать эту тему, – решительно заявила Бетти.

Глава 3
Собрание в доме Тома Ватерхауса

В четверг вечером в гостиной дома Ватерхаусов на Грин-стрит, Мейфэр, собралось пять человек. Том Ватерхаус сидел в кресле у окна, небрежно откинувшись на спинку кресла и постукивая пальцами левой руки по подлокотнику. В правой руке он держал свернутый в трубочку номер «Дейли Газетт», который то и дело пускал в ход, отгоняя мух.

В кресле напротив расположился Билли Лайтвелл. Он сидел, слегка ссутулившись, и выглядел еще более рассеянным и отрешенным, чем обычно.

Софа была предоставлена целиком в распоряжение дядюшки Тома. Бывший моряк Джеральд Гудмен оказался моложавым русоволосым человеком, довольно субтильным, даже хрупким с виду, и если бы не характерная походка, весьма трудно было бы распознать в нем моряка. Говорил он неторопливо и в целом очень мало, явно предпочитая слушать, что говорят другие. Несмотря на то, что Джеральду было уже слегка за сорок, а также несмотря на солидные пшеничного цвета усы, которые он то отращивал, то сбривал, во всем его облике было что-то неизбывно мальчишеское. Наверное, поэтому все обращались к нему без особых церемоний, называя его просто Джерри, что сам Джеральд принимал как должное.

Хотя Джеральд вот уже лет семь как оставил службу в английском торговом флоте, порвать с морем окончательно у него никогда не хватило бы духу. И тогда же большую часть своих сбережений он вложил в покупку небольшой шхуны, бывшей когда-то парусной яхтой. Джерри часто выходил на ней в море, обыкновенно с целью рыболовства, так как ко всему прочему это был заядлый рыболов. Но главным в жизни Джеральда в последнее время стало, как уже упоминалось выше, изобретение и конструирование различных приборов и механизмов. Нельзя сказать, что он снискал на этом поприще богатство и славу, – напротив, это его увлечение требовало всё новых и новых расходов, и любой другой на его месте давно бы всё бросил и занялся бы чем-нибудь другим, менее разорительным, но Джеральд не унывал и сдаваться не собирался. Увы! Хотя некоторые из его изобретений вполне сносно работали, а несколько удалось даже запатентовать, особым спросом у широкой публики они не пользовались.

Убежденный холостяк, человек молчаливый и замкнутый, внешне абсолютно неэмоциональный, Джеральд обладал при этом мягким и чувствительным сердцем, о чем как нельзя лучше свидетельствовала история с Тимоти.

Около семи лет назад Джеральд служил помощником капитана на торговом судне, носившем претенциозное название «Королева Запада». Судно совершало рейс из Саутгемптона в Кингстон, и после ужасной бури, разразившейся однажды ночью к северу от Азорских островов, эта небольшая скорлупка уцелела лишь благодаря какому-то чуду, – а быть может, в большей степени благодаря своей превосходной плавучести и крепкому рангоуту¹. Как бы то ни было, с наступлением рассвета, когда волнение на море почти улеглось, и измученный экипаж вздохнул наконец с невыразимым облегчением, Джеральд не без удивления обнаружил, что «Королева Запада» вышла из этой жестокой схватки со стихией победительницей, не получив ни одного хоть сколько-нибудь серьезного повреждения.

Но, как вскоре выяснилось, другим повезло меньше. Спустя несколько часов слева по курсу показалась небольшая шлюпка с горсточкой людей на борту. Увидев «Королеву Запада», они просто обезумели от радости. Потерпевшим кораблекрушение была оказана необходимая помощь, а затем один из них, пожилой американец из штата Пенсильвания, рассказал о том, что случилось. Пассажирский пароход, на котором эти люди плыли из Нью-Йорка в Ливерпуль, в эту ужасную ночь сбился с курса и, очевидно, наскочил на подводную скалу. Впрочем, точно этого никто не сможет утверждать, но, во всяком случае, все ощутили страшной силы удар, после чего в днище судна образовалась пробоина. Матросы бросились к помпам и принялись выкачивать хлынувшую в трюм воду, но пробоина была слишком велика, и вскоре ни у кого из пассажиров уже не оставалось ни малейших сомнений, что судно идет ко дну. Все кинулись к спасательным шлюпкам, хотя волнение на море было такое, что всякому здравомыслящему человеку становилось ясно: всякий, кто высадится на шлюпки, обречет себя на такую же верную гибель, как и те, кто останется на борту парохода.

И верно, большинство из шлюпок перевернулись или были разбиты в щепы гораздо раньше, чем затонул сам пароход. Страшное то было зрелище: люди, в последней отчаянной попытке спастись хватающиеся за жалкие обломки, пока очередная огромная волна не накроет их с головой, и морские глубины не поглотят их уже навсегда.

Лишь одной шлюпке удалось уцелеть, и это казалось почти что чудом. Но еще большим чудом было то, что находившимся в ней счастливчикам удалось спасти в этом хаосе маленького пассажира одной из перевернувшихся шлюпок. Это был мальчик лет четырех; насмерть перепуганный и дрожащий, он схватился за какой-то обломок и держался так цепко, что его пальцы с трудом удалось разжать, – и то лишь тогда, когда буря совершенно прекратилась. Но и тогда он едва ли сознавал, что опасность миновала. Очутившись на борту «Королевы Запада» и немного придя в себя, мальчик смог сообщить, что зовут его Тимми, что родом он из Мидлтауна, штат Коннектикут, и что все его родные – родители, сестра и тетя, – находились на борту злополучного парохода. Они отправились в Англию, чтобы, по словам Тимоти, приобрести небольшой домик где-нибудь в сельской местности и поселиться там.

Мальчик то и дело спрашивал о своих родных, но ни у кого не хватало духу сказать ему страшную правду. Тимоти вскоре и сам обо всем догадался, – Джерри понял это, когда однажды случайно обнаружил, что мальчик горько плачет, лежа на баке² и пряча лицо в бухте якорного каната. Джерри не умел разговаривать с детьми, и уж тем более не умел находить слова для утешения – да и в таких случаях любые слова бесполезны, – но ему каким-то непостижимым образом удалось найти подход к этому мальчику, смастерив несколько забавных игрушек и рассказывая очень интересные и захватывающие истории, так что уже через несколько дней Тимоти не только перестал плакать, но даже иногда улыбался такой немного грустной, меланхоличной улыбкой, какую не так уж часто можно увидеть на лице ребенка столь юного возраста.

К концу плавания Джеральд и Тимоти уже стали большими друзьями. Мальчик отличался сильной впечатлительностью и исключительно преданным характером. Он не отходил от Джерри ни на шаг, жадно ловя каждое его слово, и по всему было видно, что он очень боится потерять своего недавно обретенного друга. Джерри и сам привязался к этому странному, кроткому ребенку. Он не мог без содрогания подумать о том, что станется с Тимоти, когда его по прибытии в Саутгемптон отдадут в какой-нибудь приют (а такое развитие событий было вполне закономерно, поскольку никто из спасшихся пассажиров парохода не изъявлял желания усыновить мальчика). И Джеральд принял решение. У него имелись кое-какие сбережения, и он уже давно подумывал о том, чтобы оставить службу, купить небольшой домик в одном из приморских городков где-нибудь на южном побережье Англии, обосноваться там и всерьез заняться изобретательством. А теперь у него была веская причина претворить свой план в жизнь немедленно.

Итак, семь лет назад Джерри приобрел домик в Борнмуте и поселился в нем вместе с Тимоти. Время от времени он наезжал в Лондон навестить свою сестру (в те редкие периоды, когда она и ее муж бывали дома) и двух ее детей, Тома и Бетти. А с недавних пор, когда Джерри снял небольшую квартирку в Лондоне, на Олбэни-стрит, эти визиты стали куда как более частыми.

Тимоти, как правило, приезжал вместе с Джерри. И сегодня он тоже был здесь, сидел, скромно примостившись на краешке стула. При первом же взгляде на него становилось ясно, что это натура мечтательная и романтическая. У Тимоти были большие выразительные серые глаза, смотревшие на мир с тем смешанным выражением удивления и восторга, которое так часто можно встретить у поэтических натур. И действительно, Тимоти вот уже три года тайком писал стихи, и лишь недавно к великому своему удивлению обнаружил, что это его тайное времяпрепровождение ни для кого не является секретом. Впрочем, сказать по совести, Тимоти это не слишком огорчило.

С Бетти у Тимоти сложились настоящие, крепкие дружеские отношения. Бетти умела придумывать увлекательные игры, насыщенные разнообразнейшими приключениями. «О каждой из этих игр можно написать целую книгу, честное слово», – с восхищением говорил Тимоти. Однажды она задумала построить корабль, «чтобы он был совсем как настоящий, с мачтами, парусами и такелажем». К этой работе подключили Джерри; когда корабль был построен, он занял почти половину детской, но что это был за корабль! Настоящее произведение искусства! На этом корабле Бетти, Тимоти и команда, состоящая из тряпичных зверюшек (те взрослые, которые ничего не понимали в Бетти, постоянно дарили ей красивых фарфоровых куколок, которые, по словам вышеупомянутой юной особы, «годились разве на то, чтобы в качестве украшения пылиться на каминной полке», – ну, а Джерри, прекрасно осведомленный о вкусах своей племянницы, дарил ей только тряпичных зверей) объехали вокруг света, побывали в Австралии и Океании, в Южной Америке и в Северной, в Африке и в Азии, и везде переживали самые невероятные приключения: исследовали тайны древних цивилизаций, попадали в плен к индейцам, встречали диковинных, неизвестных науке животных, бродили по улицам старых городов, пропитанных экзотическими ароматами Востока, любуясь сооружениями самой необычной и причудливой архитектуры, и даже, бывало, изучали подводный мир и повадки тех опасных тварей, что его населяют.

Бетти была неистощима на выдумки. Будучи натурой совсем иного склада, Тимоти не уставал восхищаться энергией и смелостью своей кузины. Бетти же, постоянно трунившая над робостью и нерешительностью Тимоти, тем не менее признавала, что лучшего товарища для ее игр нечего и желать. И дружба их с годами только крепла, оставаясь при этом именно дружбой, без какого-либо намека на нечто так называемое «романтическое».

Что же, теперь, когда все главные действующие лица данного повествования должным образом представлены и вкратце рассказана вся их предыстория, ничто не мешает перейти к тому вопросу, который занимал в то время все мысли Тома Ватерхауса… и, думается мне, не только его одного.