Попробовал было прилечь, но услужливая постель, как надоевшая жена, мгновенно опротивела. Решил присесть с чашкой полурастворимого кофе (ужасный дефицит откуда-то из созвездия Тараканов), но после первого же глотка яростно швырнул её в стену.

Чашка, прицельно отброшенная стеной, плавно отскочила назад (ох уж это хвалёное мягкое, небьющееся стекло!) и точно спланировала на прежнее место на журнальном столике. Туда, откуда секунду назад и была запущена в полёт. Тем временем вылившийся кофе по инерции продолжил свой путь, ударившись о стену и растёкшись на ней безобразным коричневым пятном; однако стена мгновенно всосала его в себя, где в ту же секунду отправила на утилизацию в глубины скрытой, встроенной внутрь канализации. Пятно, не успев как следует покрасоваться на полиэстровых¹ обоях, было немедленно смыто, обесцвечено и продезинфицировано этими же обоями.

Стена на этом не успокоилась и вежливо поинтересовалась у хозяина на предмет того, а не сменить ли ей попутно свой колер?

– Да иди ты!.. – мгновенно рявкнул в ответ Роман Палыч, чем послал «интерактив» квартиры в глубокий, но беспокойный спящий режим.

Мортиров встал с кресла, подошёл к стене. Внимательно оглядел то место, в которое предположительно только что ударилась чашка. Там ничего интересного не нашлось. Там вообще ничего не было. Хозяин с недоверчивым видом вернулся в кресло.

Определённо, Мортиров сегодня был не в духе.

После недолгого размышления Роман Палыч затаил безадресную обиду: ну что за несчастная жизнь у него – никак не дадут сублимироваться хоть во что-то… Вот попробуй хотя бы стукнуть рукой о стол – он мгновенно смягчит удар, чтобы ни в коей мере не повредить слабенькую длань своего хозяина.

Или вот если попытаться со злости – ну так, чисто гипотетически – разбить зеркало в прихожей… А вот и дудки – зеркало или увернётся, или тоже изменит параметры своей твёрдости в сторону умягчения. Причём вместе со стеной, что позади него.

Да что там, даже ногу нельзя ушибить о подвернувшийся не к месту стул – та же противная, мягкая последовательность событий! Даже просто упасть на пол по-людски – с размаху, громко – и то не дадут: будешь долго подпрыгивать, как на батуте. А потом этот самый пол обнимет тебя снизу, и начнёт потихоньку массировать, одновременно осторожно подогревая хозяйские телеса. Тьфу! Осточертело!

На глаза попалась яркая книжонка. Роман Палыч взял её и открыл на первом попавшемся месте. Это оказался сверхмодный детектив по свободной рассылке. Назывался он «В трущобах подпространства». Книга, говорящая на всех языках и показывающая всё без купюр и рекламы (не то что Гв² общественного пользования…), начала декламировать текст замогильным голосом:

– …инспектор О’Лось ледяным взором пронзил подозрительную фигуру, тайно поджидавшую его в сорока шагах неподалеку, и та послушно подняла преступные конечности вверх…

«Безмозглый, безрукий, безногий, безрогий, без…» – Роман Палыч начал методично подбирать самые уничижительные, порой переходящие в уничтожительные, эпитеты для инспектора; однако быстро устал. Поэтому в итоге заключил: «Мелкий О’Лень. Да и вообще, к чему эти дурацкие англицизмы? Просто Олень, и всё тут!»

Мортиров раздражённо стукнул книгой о стол. Та от неожиданности громко выронила из себя пару непечатных выражений, отчего у Мортирова полезли вверх брови. Впрочем, книга тут же извинилась и немного покраснела обложкой.

Роман Палыч снова взял в руку книгу и посмотрел на неё повнимательнее: автор – Л. Писакин. «Скорее всего – Лев», – издевательски подумал Роман Палыч. На титульном листе книги тут же появилось полное имя писателя – Лев Писакин. Мортиров изумлённо стал смотреть дальше: издательство «Пером и Топором» медиахолдинга «Радость-в-Нагрузку». Н-даа…

«Пожалуй, вернее было бы написать „Топорное Перо“» – злорадно подумал Мортиров, и увидел, как предложенная им версия названия издательства тут же отразилась на обложке. Снова подивившись метаморфозе, вновь открыл книгу – инспектор на всех страницах именовался не иначе, как Олень. Занятно…

Полистав страницы ещё пару секунд, Мортиров вновь бросил тоненький томик на стол.

Теперь Роман Палыч тупо сидел в кресле. Он впал в буйное замешательство. Вероятно, неосознанно подражая инспектору, с нехорошим выражением лица сверлил взглядом злосчастную чашку с вновь налитым кофе. По комнате разносился скрежет недавно отремонтированных зубов Мортирова и пахло горячим напитком.

Исчерпав до последней капли все ресурсы неподвижности, Мортиров вскочил, принявшись нервно вышагивать по комнате. Это бодрое занятие навело на раздумья, и он понял причину своей меланхолии: ему стал вконец ненавистен домашний покой. Сразу захотелось совершить плохой поступок, сцепиться с крокодилом и выломать ему зуб. Или просто громко поскандалить с кем ни попадя.

Но вот беда – всех мало-мальски диких зверей, кто до сих пор не вымер, давно рассовали по заповедникам, куда трудно попасть и ещё трудней с кем-либо сцепиться – нельзя!

Наскандалить? Порядочный, всеми уважаемый человек, почти старший научный сотрудник в солидном технико-технологическом институте, и – скандал?! Чёрт его знает… Как-то так неожиданно даже для него, Мортирова.

А уж о чём-либо более решительном нечего было и думать – лет триста (ну хорошо, хорошо – двести) как во всём мире воцарилась благодать. «Да и разучились поди прилично воевать-то!» – презрительно, провокационно подумал Мортиров.

Оставалось разве что учинить какую-нибудь мелкую пакость, уподобившись соседскому Вовочке, любившему кидаться песком в воробьёв, по этой причине прыгающих во дворе подальше от озорника. Просто играть, как все остальные дети, этот ребёнок не умел.

Роман Палыч с тоской вздохнул – ну это, блин, совсем уж… Того… Как-то вовсе не по-взрослому было бы…

Стоп, стоп! Игра!.. Мортиров даже завертелся ужом на месте, ожесточённо сжимая руками виски. Игра…

Он снова плюхнулся в кресло. Взял в руку объёмный карандаш³ и ткнул перед собой: раз кружок, два кружок, ножки-ручки, огуречик… Вот и вышел, вот и вышел…

Через полчаса судорожные зигзаги карандаша прекратились. Глазам Романа Палыча предстал мощный подбородок на квадратной роже механического дикаря. От его плотного тела с узловатыми конечностями исходила первобытная, какая-то звериная сила. Единственным очеловечивающим органом были кружочки-глаза. Они-то и придавали нарисованному облику некоторый осмысленный вид.

Роман Палыч радостно отбарабанил на своей тощей груди воинственную дробь, да так упоённо, что даже закашлялся. Но нисколько не огорчился – кажется, его унылое существование начинало обретать хоть какое-то разнообразие…

Утром Мортиров как на пружинах помчался на работу. Коллеги, не привыкшие к его столь кипучей деятельности, весь день не переставали удивляться. При этом они не подозревали, что тот занимался порученным ему проектом автоматической ложки-вилки-ножа чисто символически. На самом же деле Роман Палыч потихоньку таскал к себе в стол электронные узлы из соседних лабораторий. Под вечер этого добра набралась целая сумка. Её нужно было доставить домой.

Конечно, можно было не мудрствовать, а просто телепортировать её вместе с содержимым в близлежащий от своей квартиры почтовый терминал прямо с институтского транспортного узла, что располагался на том же этаже, что и его «отдел пищевых разработок». Но могли возникнуть вопросы – что, куда, откуда?..

Чтобы не опростоволоситься, на следующий день Мортиров хитро обработал вахтёра Строгова, пообещав соорудить для его внучки-школьницы автоматического консультанта, а попросту говоря – подсказчика. На что вахтёр старательно отвернулся, когда Роман Палыч в конце дня протащил свой баул через выход.

Ещё через сутки Мортиров зашёл в «Детский мир», где нашёл очень неплохой конструктор строительных роботов. Крепкие конечности по какой-то причине были лишены окончаний в виде кистей рук и стоп, но очарованный игрушками Роман Палыч почему-то совершенно не обратил на данное обстоятельство никакого внимания. Он купил пару строительных роботов. Их рожи поразительно напоминали его вчерашний эскиз.

Однако дома ждало разочарование: открыв большую коробку, доставленную служащими магазина, он издал возмущенный вопль – роботы были на гусеничном ходу! А это категорически не устраивало Мортирова. Да ещё руки, ко всему прочему, были оборудованы какими-то замысловатыми съёмными манипуляторами. Но, с другой стороны, руки, сами руки с бицепсами и трицепсами были восхитительны! А рожи! Они внушали прямо-таки мистически-эстетическое наслаждение!

Роман Палыч поразмыслил, и на следующий день, естественно, после работы, снова зашёл в тот же магазин игрушек, где купил уже целую команду футболистов – у них всех были замечательные ноги. На этот раз, выбирая товар, Роман Палыч подошёл к этому ответственному делу с максимальным тщанием: каждую ногу несколько раз щипнул за икру и даже выше, вплоть до ягодицы.

В процессе тестирования синтетических мышц сам акт выбора тел неожиданно обрёл для Мортирова некую интимность: Роман Палыч вдруг почувствовал, как его с головой накрыл непонятный даже самому себе определённо плотский восторг. А когда дело дошло до рук, то он и вовсе пришёл в полнейший восторг. Правда, на этот раз вполне утилитарный и понятный – они имели нормальные кисти с пальцами, то есть – кулаки!

Придя домой и дождавшись доставки из магазина, он первым делом открутил футболистам головы и немедленно выкинул их на помойку. Во-первых, ему не нравились лица игроков. Уж очень они были смазливые, даже симпатичные. А уж если быть предельно честным перед самим собой, то отвратительно красивые!

Во-вторых… Тут Роман Палыч замешкался. Он ведь точно знал, что было что-то такое, что характеризовало это самое «во-вторых»… Ну да ладно.

Ну а в-третьих… А в-третьих – он просто не любил, даже очень не любил футбол. Впрочем, как и всякий другой вид спорта, кроме рукоприкладного.

А вот ноги… Две их пары он вместе с бутсами сразу трансплантировал на тела строителей, заодно переставив на место манипуляторов кулаки футболистов. Честно говоря, так себе кулаки, но всё же… Вот теперь, пожалуй, всё было готово для начала создания его солдатиков. Всё было, как нужно!

Целый месяц Мортирова буквально качало ветром на работе. Он практически не спал ночами, создавая солдатиков. Впервые свою энергию, которой оказалось на удивление много для его субтильной фигуры, он с завидным упорством расходовал на достижение поставленной цели. Пусть даже и в свободное от основной работы время.

И вот настал долгожданный день – оба робота были собраны. Роман Палыч вспотевшими от волнения руками закрутил толстые крышечки у них в подмышках, куда предусмотрительно вывел концы основных коммуникаций, ведущих к головным схемам и другим исполнительным устройствам внутри тел. Затем несмываемой краской написал на лбу одного цифру «1», у второго, соответственно – «2». Всё, солдатики готовы!

Это были крепкие, абсолютно голые розоватые синтетические тела с электронной начинкой собственной разработки Мортирова. Что называется, с нуля.

«Творец» дрожащими от нетерпения пальцами ощупал их руки с обрезиненными кулаками. С чувством, трепетно, целиком огладил оба своих создания, не слишком критично оглядев напоследок, и довольно противно – музыка не являлась сильной стороной его чрезвычайно одарённой натуры – пропел торжественный туш, который, как ему представлялось, полагался для исполнения в подобный знаменательный момент. Квартира тут же снивелировала невысокое качество его вокала своим высокопрофессиональным, встроенным аккомпанементом, который включился и заиграл ровно в тот момент, когда зазвучали и были опознаны первые нотки дребезжащего голоса Мортирова.

Солдатики недвижно стояли, застыв друг против друга. Мортиров приказал им включиться. Два небольших робота «а-ля голая обезьяна» очнулись, но сразу же попадали на пол.

Н-да… Роман Палыч на всякий случай полистал «Инструкцию…» к купленному набору строителей. Проглядел её от корки до корки, но не найдя ничего нужного для себя, в сильнейшем раздражении выкинул «Руководство» в произвольном направлении.

Мусоропровод мгновенно выдвинул длинную руку, которой схватил на лету тоненькую брошюрку. Манипулятор мусоропровода, о котором идёт речь, вместе с зажатым в нём предполагаемо ненужным предметом застыл в воздухе. Причём в виде вопросительного знака. И похоже, не случайно. Непосредственно сам мусоропровод спросил хозяина по громкой связи о своих дальнейших действиях. Не получив ответа, сам предложил на выбор несколько вариантов:

– положить на стол;

– положить под стол;

– положить…

Мортиров, чрезвычайно занятый своими мыслями, оборвал на полуслове поток предложений, машинально посоветовав говорящему засунуть инструкцию себе в дырку… Это было воспринято как приказ, и гибкий манипулятор моментально заширнул книжицу себе в тут же открывшееся, дурно пахнущее отверстие, которое сразу же после совершения акта утилизации исчезло, будто и не появлялось вовсе. Зато в воздухе немедленно распространился аромат дезодоранта.

Мортиров, внезапно очнувшись от раздумий, вскочил с места и вновь активировал мусоропровод, заставив того открыть свои недра. Утилизатор повиновался, широко разверзнув прямо перед хозяином свой свободно блуждающий приёмный зев. Роман Палыч без колебаний, но с некоторой опаской сунул в него голову, повертел там ею в разные стороны до хруста в шее, рискуя свернуть её. Он явно пытался что-то разглядеть. Не найдя ничего подозрительного и крайне разочаровавшись тяжёлым духом, царящим в скрытой глуби, вынул голову назад. После чего снова окунулся в размышления.

А они были нерадостные. Роман Палыч понял, что допустил большую ошибку на самой первой стадии изготовления своих игрушек: несомненно, он зря выкинул головы спортсменов – футболисты ведь умели не то что ходить, но даже очень хорошо бегали! Как-то совершенно необдуманно была упущена из виду эта важная особенность!

Впрочем, что уж жалеть о гладеньких причёсках футболистов, когда сами их головы теперь неизвестно где! Да и вообще, нужно было покупать боксёров!

Роман Палыч застыл, оглушённый изяществом запоздалой мысли: а ведь и правда, у тех и с руками-кулаками всё как нельзя хорошо, да и с ногами не хуже… К тому же лица тоже… не того… «Вот уж действительно – на каждого мудреца довольно простоты…» – окончательно добил себя Мортиров несвойственной самому себе, по всей видимости, ещё школьной начитанностью, покрывшись густым стыдливым румянцем.

Увы, теперь ничего другого, как начать самому учить ходить своих подопечных, не оставалось. Чем он и занялся по наитию, делая это с большой, можно сказать, – тщательной любовью, словно оправдываясь перед природой за собственную бездетность. (Мортиров решительно, напрочь отвергал женитьбу как для заведения потомства, так и ради разного рода других интересов, включая развлекательно-познавательный аспект.)

Сам по себе процесс прямостояния и неизбежно следующей из него ходьбы на двух ногах оказался непрост. И конечно, поначалу не обошлось без маленьких огорчений в виде беспрестанных падений, ушибов и следующих за ними лёгких сотрясений в головах солдатиков, из-за чего нередко движение обучаемых объектов происходило совсем не в заданную сторону. Роман Палыч вынужден был непрерывно укреплять «мозги» подопечных двойной, а то и тройной пропайкой составляющих их компонентов. И, как оказалось, труд был не напрасен: появились первые маленькие радости. Тот, кто был под номером «1», научился бегать на четвереньках раньше своего единосхемного брата. Зато второй общеголял собрата, когда пришла пора становиться на две ноги. Вскоре оба шлёпали по полу, как неуклюжие цирковые медвежата.

Вот только теперь, преодолев первую ступень начального образования роботов, можно было продвигаться дальше, к намеченной цели. Поэтому Мортиров вскоре снова поставил питомцев лицом к лицу и приказал разозлиться друг на друга. Те едва не поплавили свои прямолинейные схематические мозги от непонятной команды. Хорошо, что Роман Палыч вовремя заметил лёгкий дымок из головы «Второго», и тут же отменил свой приказ.

«Вот дубы-то, – с горечью констатировал он. – Просто дикари!» Теперь стало понятно, за какую трудную задачу он взялся.

Слово «дикарь» немедля прижилось в мозгу самого Мортирова, не вызывая никакого отторжения своей нарочитой резкостью. Наоборот, оно, как посчитал творец игрушек-солдатиков, на данном этапе их существования наиболее полно соответствовало интеллектуальным возможностям оных. Да и, по большому счёту, целям, поставленным перед ними.

«Решено, – постановил для себя Роман Палыч, – отныне будут дикарями».

Хочешь не хочешь, а пришлось подстраиваться под своих дикарей: Мортиров упростил задание, приказав Первому подойти ко Второму, чтобы стукнуть того. Первый шагнул, но снова застыл.

Роман Палыч «возвёл очи горе́» и примерно туда же воздел руки. Несколько секунд молча тряс кистями, шевеля пальцами в порыве неутешного расстройства. Затем, видимо, устав, глаза и руки «предал долу». Сам их обладатель всё ещё пребывал в состоянии бессильной ярости – да что же это такое! Ничегошеньки не выходит, как ни старайся!

Несколько минут творец боролся с острым желанием послать всё к чёрту, а то и подальше – к его матери, но что-то всё время удерживало от такого естественного, но крайне безответственного шага. Ещё через пару-тройку минут он успокоился, и принялся рассуждать трезво: «Ничего. Всё правильно – академий они не заканчивали, и в школу их не водили. Да и на кой ляд им „Аз и Буки“ преподавать?»

Внезапно развеселившись, Роман Палыч мелко-мелко захихикал, представив картинку: его «мальчики» чинно сидят за столом, старательно вытягивая руки на вопрос учителя о том, сколько будет дважды два. Не дождавшись реакции учителя, затевают между собой лёгкую возню, постепенно переходящую в бурную потасовку. В классе начинают летать по воздуху книжки…

– Нет, мои маленькие дикари, не будет этого, – громко обратился он к рядом молчаливо стоящим питомцам. – Я вам другую науку преподам. Ту, что делает сильным и жёстким. А лучше – жестоким! И так вокруг одни «христосики» ходят: «Пожалуйста! Извините! Прошу Вас!..» Тьфу! Превратили всё вокруг в благостную жижу и лежат в ней, похрюкивая…

Непонятно, что больше явилось причиной столь эмоционального спича от Роман Палыча, адресованного своим безгласым слушателям. Скорее, нежелание последних драться, чем общее недовольство всеобщим состоянием общественного устройства. Тем не менее Мортиров, донельзя взвинченный своей экспансивной тирадой, во время которой он, кажется, даже брызнул слюной на Первого, уже не мог себя сдержать, вследствие чего принялся демонстрировать дикарям приёмы рукопашного боя на самом себе. В этом непростом, а точнее – весьма сложном деле он вовсе не являлся хоть каким-то умельцем-разрядником, поэтому скорее навредил себе, нежели защитил себя от самого себя: на правой скуле быстро зарделась приличная ссадина.

Но даже это небольшое неприятное повреждение не охладило пыл, а лишь ещё более раззадорило Мортирова. Довольно потешно, боком, как рассерженный кот со вздыбленной шерстью, он подскочил к ближайшему роботу, а затем легонько стукнул его своим сухоньким кулачком в область лица. Бедняга 2-й – а это был он – полетел наземь. Да и немудрено: при всей своей тщедушности Роман Палыч вдесятеро превосходил размерами и массой Второго.

Однако кулак свой Роман Палыч отбил напрочь. Пришлось оказывать себе скорую медицинскую помощь: слабым, «умирающим» голосом он позвал на выручку «Апречку»⁴. Та немедленно развернула «санитарный уголок»⁵ и, уложив на стерильную тахту стонущего, отчаянно трусившего Мортирова, принялась вместе с ним охать и ахать, чем неосмотрительно привела пациента в состояние неуверенного баланса между крайним бешенством и столь же амплитудным страхом немедленной смерти непонятно от чего. К счастью, вскоре, после принятия каких-то, скорее всего успокоительных, медикаментов неустойчивое психическое состояние пациента сменилось необузданной радостью. Едва сдерживая себя, Мортиров на пару со своим повреждённым кулаком всё же вытерпел все положенные лечебные процедуры. А после того, как рука была замотана бинтом и подвешена на поддерживающую повязку через плечо, то даже почувствовал себя раненным на поле боя. Это оказалось неожиданно приятно. А для изъязвлённого временными неудачами самолюбия так и вовсе явилось настоящим эликсиром здоровья. Мортиров внезапно заснул.

Проснувшись под утро и почувствовав себя гораздо лучше, Роман Палыч, благо путь был недалёк, сбежал из койки «лазарета» в свою обычную, гражданскую кровать. Хорошо выспавшись, демонстративно выставил напоказ руку на лубке, и вместе с ней торжественно примкнул к своему воинству. В этот момент Роман Палыч явственно ощутил, как сильно вырос его авторитет в собственных глазах…

Уже перед тем, как отправиться на работу, Мортиров вновь попытался инициировать схватку дикарей, громко подав команду «фас», естественно, выражаясь фигурально; и был буквально поражён тем, насколько порой оказывается верна народная мудрость, что «утро вечера мудренее»! Причём не только для самого́ наблюдательного народа, но и для иного стороннего робота: случилось чудо – роботы явно взялись за ум. Похоже, за ночь что-то в их мозгах сложилось в чёткую программу действий. Роман Палыч мог искренне гордиться своим преподавательским талантом: наука предыдущего дня (на примере показательного удара Мортирова по голове дикаря) оказалась вполне прикладной, сколь бы и кому бы ни казалась поначалу примитивной.

Как бы то ни было, но после прозвучавшего приказа на драку, последовавшего от военачальника Мортирова, Первый, нисколько не колеблясь, треснул Второго. Тот рухнул навзничь так интенсивно, что Роман Палыч всерьёз забеспокоился о сохранности паркетного покрытия пола своей квартиры. Способный парень оказался этот Первый; да и сила в нём изначально была заложена немалая: как-никак, – строительно- монтажные мускулы. А там слабых не держат…

В ответ Второй после соответствующего указания своего «начальника стройки» Р. П. Мортирова с тем же успехом повторил тот же самый трюк на Первом.

На радостях Мортиров, боясь спугнуть удачу, тут же выключил обоих бойцов «от сети», и с лёгким сердцем помчался на работу.

Пожалуй, это был самый длинный рабочий день в его жизни. С огромным трудом высидев его до конца и необратимо изогнув опытный образец ложко-вилки, Роман Палыч стремительно возвратился домой. А там, в этот счастливый для себя вечер, совершенно обессилел, покуда бесчисленное количество раз посылал своих бойцов в «нокаут», натравливая друг на друга.

Ночью ему был сон – в бесконечном повторе виделось, что он кричит Первому: «Раз!» И тот, сделав шаг вперед, бьёт Второго точно в нос. Второй, отступив после удара назад, тут же получает команду: «Два!» После чего трещит нос уже Первого… И хотя сон, как говорят знающие, с трудом поддается авторской режиссуре, Роман Палычу во время своего просмотра всё же удалось так расшевелить темп «представления», что роботы с калейдоскопической быстротой реагировали на его такие же стремительные команды. И это оказалось столь же сладостно, сколь и мучительно.

Естественно, утром Мортиров встал с больной, распухшей головой, в глубине которой гулко раздавалось: «Раз! Два! Раз! Два!..» Руки также были заняты своей, самостоятельной жизнью, и как-то странно подёргивались, вроде как пытаясь провести хук, апперкот и крюк одновременно. Выходило довольно коряво, но что гораздо хуже – непроизвольно, поэтому со стороны выглядело как проявление некоторого психического нездоровья. А ещё в это же утро у Мортирова появилась странная привычка время от времени трогать себя за верхнюю губу. Будто проверяя её. А чего проверять-то? Губы его, как и остальное лицо, от рождения и до зрелого возраста никогда не знали бритвенного крема⁶. Не росли на его лице, да остальном теле, волосы, исключая, конечно, брови и ресницы. Ну и причёску, разумеется.

Так вот, поскольку встал он с «разбитой» головой, а болеть, как и все нормальные люди, не любил, то этакое крайне неприятное положение вещей в будущем вовсе не прельщало. Поэтому Мортиров вновь забрался в электронные недра своих подопечных. Для начала необходимо было изгнать из них крайнюю созерцательность и вселить на временно опустевшее место хотя бы зачатки самостоятельности, коего, по мнению творца, так не хватало этим бесхитростным головам, из-за чего голове самого Роман Палыча приходилось работать с явной перегрузкой, контролируя буквально каждый шаг каждого робота. Затем необходимо было запустить процесс самосовершенствования дикарей. А попутно, как наиболее простое и быстрое решение, сулящее интересный результат, он снабдил роботов датчиками тактильных ощущений, реагирующими на грубое физическое воздействие извне. Иными словами, научил дикарей чувствовать боль.

После первого же обмена ударами дикари стали опрометью разбегаться, увидя перед собой «взведённый» кулак. Мортиров аккуратно изловил обоих, и тут же произвёл ещё одну операцию над ними, поскольку, как оказалось, теперь крайне требовалось добавить в характер дикарей огромную долю неукротимости напополам с полной решимостью биться до конца. Несмотря ни на что.

Теперь Мортиров не успевал менять их кулаки: в течение часа футбольная кисть сначала превращалась в размочаленный комок, а затем полностью разлеталась вместе со всей более твердой основой – никто не хотел уступать, несмотря на страшные, состроенные от боли рожи, что корчили дикари во время драк. Эти гримасы однозначно показывали, что роботам было действительно не по себе. А насколько – да кто ж мог сказать? Поди разбери эти искусственные чувства и простенькую, встроенную на заводе-изготовителе лицевую мимику! Никто на свете, включая самого их создателя, не мог покуда точно знать, что именно творилось под толстыми сводами черепов этих существ, описать со всей определённостью, что они на самом деле «ощущали». Вот если бы роботы умели говорить, то да! Если бы Мортиров мог их слышать, тогда конечно! Особенно, если бы при этом он смог их понять, то, вероятно, поразился бы отчаянным воплям сквозь слёзы. Но слёз тоже не было. Не умели солдатики их проливать.

Роман Палыч почесал лоб, тем самым взяв на заметку, что в ближайшем грядущем стоит вплотную заняться решением доселе молчаливого, но заговорившего вдруг во весь голос вопроса озвучки дикарей.

Однако про руки. Их проблему нужно было решать тотчас. Роман Палыч изначально предполагал, что непрофильные кулаки могут оказаться недостаточно прочными, но вечный русский авось и с ним сыграл дурную шутку – не пронесло. За день приходилось менять оконечности рук у роботов до двадцати раз. Но что гораздо неприятнее – через пару минут схватки напрочь терялась зрелищность боя, так как глядеть, как роботы машут разбитыми в лохмотья руками, было невмоготу. Мортиров опять отправился в магазин…

…Теперь дикари выглядели очень внушительно, словно истые профи-мухачи на боксёрском ринге, поскольку обзавелись настоящим, продвинутым инвентарём от «Качка»⁷ – замечательными перчатками облегчённого типа из особо прочного сталепластика.

Кстати сказать, кисти рук Роман Палыч взял тоже от игрушечных боксёров, купив несколько десятков соответствующих ремкоплектов и в процессе доработки значительно усилив их компоненты, чтобы снова не «обжечься на молоке». И надо сказать, они, кулаки, вышли на славу: основа их кисти была куда как прочнее, нежели у злосчастных футболистов; однако процесс переделки занял значительное время. Мортиров уже терял остатки терпения, доводя модернизацию до конца. Зато по её завершении дело пошло гораздо веселей. А какой сочный звук обрели удары!

И снова незадача! За пару часов интенсивного боя лопались кости предплечий каждого бойца, превращаясь в бесполезные осколки. Напрашивался простой вывод: похоже, требовалось укрепить «арматуру» рук до локтя, а лучше, если и до самого плеча. Мортиров после недолгих размышления на эту тему установил на каждое предплечье и плечо по демпферу, задача которого состояла в том, чтобы в случае критического удара поглотить часть энергии, не давая ломаться кости. И только теперь руки стали по-настоящему надежны.

Драки в перчатках, как показалось поначалу, выглядели неплохо. Но что-то неуловимо изменилось, и кажется, не в лучшую сторону. Роман Палыч был не на шутку озадачен, не в силах сообразить причину загадочной метаморфозы; и, надо признаться, понадобилось немало мыслительных усилий с его стороны, пока выяснилась скрытая подоплёка его непонятного недовольства: оказывается, удельное шокирующее действие удара дикаря стало меньше даже несмотря на некоторый прирост общего веса руки-кулака. Однако в итоге немного увеличившаяся мощь удара парадоксально уменьшилась, поскольку стала более распределённой. Т.е. – на единицу площади лица дикаря стало приходиться меньше ударных джоулей. Или килоджоулей? Да и демпферы сыграли свою негативную роль…

Найдя ответ на этот непростой вопрос, Мортиров тут же принялся мастерить соответствующий индикатор, чтобы внедрить его датчики в самые удароопасные места дикарей. Как оказалось, никакими килоджоулями здесь и не пахло. Тем не менее средняя величина удара в 3,5 джоуля в пересчёте на человеческие возможности оказалась очень даже неплохой, и она со временем явно возрастала. Роман Палыч визуально отмечал эту очевидную для него прогрессию с начала боевой деятельности своих роботов.

Впрочем, появилось одно неприятное обстоятельство, совершенно не устраивавшее творца. Оно заключалось в том, что после «спортивно-боксёрской» модернизации дикари абсолютно не могли делать ничего другого, как только махать кулаками: любой может попробовать хоть что-то произвести по хозяйству в толстой перчатке – ничего путного не выйдет! А Мортирову требовались бойцы, умеющие многое. Скажем, хотя бы взять в руку камень…

Дикари вновь оснастились «голыми» кулаками, легко превращавшимися в случае надобности в обычные ладони с пальцами. Увы, расход разбитых пятерней опять полез вверх.

Пройдя описанные этапы, так сказать, малого круга ада, Роман Палыч на своём тяжком опыте лишний раз убедился в справедливости тезиса – усиление нагрузки в одной части конструкции неизбежно тянет за собой соответствующие изменения в другой. Если кратко, то любой мало-мальски сложный проект нужно рассчитывать как тактически – подетально, так и стратегически – в общем. Как большой инженер (а именно таковым Мортиров себя и считал), он не должен был об этом забывать никогда. О чём речь? Да о том, что дикари оказались весьма восприимчивы к «наукам», которыми Роман Палыч так заботливо напичкал их: саморазвитию и самосовершенствованию. Роботы скомпенсировали все предохранители, в короткий срок значительно нарастив силу своих ударов. Как следствие, теперь руки дикарей гарантированно вылетали из плечевых суставов уже через полчаса интенсивного столкновения.

1. Обои, которые называются самоклеящиеся, самомоющиеся, самокрасящиеся и т. д. Список определений «само-…» прилагается к самочитающейся инструкции по пользованию.

2. Гв – голографическое видение, в просторечии «головидение». Пришло на смену экранному телевидению.

3. Голографический карандаш. Рисует в воздухе объемные изображения.

4. В данном случае Аптечка-Д (домашняя) – домашний компактный автоматизированный медицинский комплекс.

5. Совершенно изолированное небольшим пространством одно- или несколько койко-мест (в зависимости от модели Аптечки и числа проживающих в квартире или доме) для больных с необходимым оборудованием.

6. Крем, удаляющий волосы безопасным, безболезненным методом.

7. «Качок» – легендарная марка высококлассного спортивного инвентаря из-под Волгограда.