Buch lesen: «Возвращение Обломова. Круг жизни. Стихотворная драма по мотивам романа И.А.Гончарова «Обломов»»

Schriftart:

ISBN 978-5-0064-7367-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Художник: Павел Клементьев

Особенности «перевода» прозаического романа в стихотворную драму

– Почему я обратился к стихотворно-драматической интерпретации романа И.А.Гончарова «Обломов»?

Во-первых, считаю, что чтение – это труд, а не развлечение! Труд этот предполагает достижение понимания того, что стоит за текстом, какая действительность и какие смыслы ей приписываются автором. Понимание зависит от жизненного опыта читателя и от его «начитанности» и интеллектуального кругозора.

Соответствует ли этим требованиям современный читатель? – Маловероятно. В большинстве случаев «начитанность» нового поколения читателей исчерпывается в лучшем случае «справочными» знаниями о классическом произведении – кто автор, что написал, кто главный герой, основные идеи произведения. Всю эту информацию можно без труда добыть в интернете, например, спросить АЛИСУ, и она вмиг озвучит вам интересующую вас проблему. В худшем случае мы сталкиваемся с очень занятыми людьми, которые литературой вообще не интересуются, или имеют другие, более приземлённые интересы, связанные с «хлебом насущным».

Во-вторых, как представитель старшего поколения, испытавший болезненный переход от «славного» социалистического прошлого к не менее «славному» капиталистическому настоящему, я вижу, что произошла переоценка ценностей во всех сферах жизни современного человека. В сфере художественное литературы наиболее пострадала в этом отношении классика. Её перестали читать, ошибочно полагая, что она не даёт человеку ровным счётом никаких ориентиров для успешного продвижения вперёд в современном обществе – не учит жить, не предлагает готовых рецептов для того, чтобы решить насущные проблемы. Меркантильный, прагматический подход нового поколения к окружающему миру, отодвинул на задворки художественную классику, в том числе и роман И.А.Гончарова «Обломов». Как в своё время номенклатурные коммунисты сделали идеологическим чучелом нашего земляка В.И.Ульянова-Ленина, не читая и не зная его трудов, так и пресные дидактики низвели литературного героя Обломова до идиота-ленивца, не утруждая себя углублённым прочтением одноименного романа И.А.Гончарова, руководствуясь известными штампами интерпретации.

В-третьих, как справедливо, отмечал Ю.И.Архипов (наш российский переводчик, публицист и литературовед), каждому новому поколению литературное произведение «поворачивается какой-то новой стороной». Для того чтобы такой «поворот» произошёл в сознании нашего молодого поколения, «натасканного» по литературе по системе ЕГЭ, возникла необходимость не просто снять с полки роман «Обломов» и освободить его от архаических наслоений и идеологической пыли, но и представить прозаический текст этого произведения в иной, более доступной и избирательно выгодной форме. Расставить смысловые акценты помогает, на мой взгляд, стихотворная, поэтическая форма подачи.

Только таким образом, по моему мнению, можно реанимировать, или оживить классику, чтобы привлечь читателя.

2.В чём различия прозаического романа и стихотворной драмы?

Здесь уместно вспомнить слова Л.Н.Толстого из статьи по искусству, в которой работа писателя-прозаика сравнивается с трудом пахаря, тяжело вспахивающего свою ниву. Поэт в этом сравнении тоже пахарь, который также пашет, но при этом ещё и приплясывает.

Толстовская метафора привлекательна и наводит на мысль, что поэт-пахарь относится к своей работе как к искусству, а не как к тяжкой повинности.

У меня несколько иной случай. Мой поэт-пахарь вспахивает не ниву. Он пашет по паханному. Или перепахивает заново. К тому же, он перепахивает выборочно. Иногда он пашет глубже, чем пахарь прозаик.

У него есть определенные преимущества. Он видит, где нива недостаточно (мелко) пропахана и где можно ещё поработать; какие места не нуждаются в перепашке, т.е. не требуют повторной обработки.

Л. Толстой должен был знать, почему пахарь приплясывает, идя за плугом. – «Приплясывать» приходиться тогда, когда плугом выворачивается очень большой пласт, который ложиться неровно, сваливаясь в борозду. Пахарю нужно его обойти или через него перепрыгнуть. Как правило, это необоснованно глубокая вспашка, при которой на поверхность выворачивается неплодородный слой почвы. Таким образом, прыжки пахаря – это не украшение процесса, а проявление неумения пахать. Конечно, приписывать полное отсутствие мастерства в пахатном деле поэту, было бы несправедливо. Такого рода перепахивание вспаханного – это искажение идей автора прозаического произведения.

Развивая толстовскую метафору пахаря, можно было бы сказать, в противовес выше сказанному, что пахарь-поэт, не портящий борозды, мелко пашет.

Абстрагируясь от русской пословицы, оставаясь в рамках выдвинутой метафоры, признаюсь, что мне иногда приходилось портить борозду, чтоб не показаться поверхностным подражателем авторского повествования. Пересказывать прозу стихами только ради перевода текста в иной жанр не имеет большой ценности.

Здесь следует заметить, что прозаический, высокохудожественный текст не вскрывает смыслы, предоставляя это делать читателю. Смыслы всегда скрыты от глаз, они не лежат на поверхности. Их нужно вычитывать. Таким должно быть отношение читателя к прозаическому тексту.

Поэтическая интерпретация прозаического текста, которую я предложил, основывается на том, чтобы не только подвести читателя к скрытому смыслу оригинала, но и обыграть этот смысл с разных сторон, в различной перспективе видения, сообразуясь с двумя (или даже тремя) временными срезами: 1) временем повествования; 2) повествуемым временем; 3) временем восприятия произведения. (временные срезы 1 и 2 могут совпадать).

При этом смысл прошлого должен вписываться в смысловую палитру настоящего. Если он там не находит соответствия, он не будет понят. Задача интерпретатора состоит не в том, чтобы отбросить этот смысл (кстати, его сначала нужно еще вычитать), а в том, чтобы освободить его от пыли и плесени прошлого, и отшлифовать в соответствующую форму, в моём случае – в поэтическую, стихотворную.

Поэтический слог помогает заострить внимание на многогранности смысла, на его разночтении, разностороннем толковании.

Следует заметить, что пахарь-поэт в большинстве случаев не перепахивает уже вспаханное. Он не выступает также в роли сеятеля. Чаще всего он выпахивает созревшие плоды, т.е. подготавливает условия для сбора урожая. Данную метафору можно конкретизировать. Он копает картофель с помощью плуга (сегодня – мотоблока). Поэт-копатель вырывает плоды (содержание) авторского труда на поверхность, на обозрение, приглашая современного читателя собрать и обработать их.

Перевод прозы в драматическое стихотворное произведение связан с другой не менее важной задачей – с переосмыслением содержания оригинала, а в некоторых случаях с его домысливанием.

Это касается прежде всего тех мест оригинала, которые автор оригинального произведения не обозначил должным образом, точнее – оставил без внимания.

С одной стороны, это субъективная инициатива интерпретатора. С другой – объективная неизбежность. Первое – это элемент творчества. Второе – действие лингвистической закономерности, благодаря которой любая языковая и речевая интерпретация – будь то внутриязыковое перефразирование, или межъязыковой перевод – влечёт за собой переиначивание содержания и смысловое изменение. В языке нет полных синонимов (совпадающих по значению слов), как и не существует полной межъязыковой эквивалентности. Соответственно в сознании разных людей одной национальности или культуры, как и в сознании разных национальностей не существует одинаковых понятий.

Интерпретатор всегда выступает в роли соавтора и в некоторой степени в роли самостоятельного автора. Он не только воспроизводит, но и производит. Роль интерпретатора сводится к минимуму, или вообще перестаёт иметь место, когда создаётся новое произведение по мотивам другого произведения. И, если даже, какое-то содержание пересказывается, старые мотивы источника обрастают новыми смыслами, добавляются новые сюжетные линии. В нашем случае, это вкраплённые в стихотворный текст встречи Обломова со своим создателем И.А.Гончаровым, их дискуссии о смысле жизни, об общественном труде, о любви к женщине и др. Это встречи И.А.Гончарова со своими современниками – писателями, критиками. Это развитие сюжетного и смыслового направления о начале и конце человеческой жизни – Обломов завершает круг своей земной жизни – умирает и снова необыкновенным образом возрождается.

Обломов в моей стихотворно-драматической интерпретации – не простой ленивец, валяющийся на диване и проживающий свои дни по принципу «Живи, пока живой».

– Лежание на диване для Обломова – это его крест, который он несёт на свою Голгофу во имя несбывшихся желаний.

– Лежание на диване – это протест Обломова против того суетного общества, в которое он не вписался и не принял в силу воспитания и условий жизни.

– Так называемая Обломовская лень – это следствие того, что он не желает быть рабом в этом обществе, не желает выполнять бессмысленную работу и зависеть от неё.

– Обломов мечтает о жизни, в которой бы присутствовала поэзия.

– Обломов знает, ЧТО в этой жизни не так, но он не может найти ответ на вопрос «КАК надо?».

– Обломова не удовлетворяет нацеленность жизни его современников только на накопление материальных благ; погоня за призрачным счастьем.

– Его не устраивает жизнь, в которой много мошенников и подлецов – «Нет ни одной руки, которая бы не дала упасть или позволила подняться»

– Он отвергает образование в том виде, в котором оно проводилось в его время, когда образованность стала самоцелью для того, чтобы можно было блеснуть умом в светском обществе.

– Обломов в моей интерпретации так и не поверил в светлое будущее человечества, в его высокое предназначение – «Пройдут столетия. Не канут в вечность рабские традиции и нравы. Останутся в крови и в голове! Вам не помогут ни мораль и ни уставы».

– Крепостническая, рабская кровь течёт в потомках Обломова.

Понять смысловые нюансы стихотворной драмы помогают иллюстрации художника Павла Клементьева.

Художник: Павел Клементьев

Вступление. ПРИСНИЛСЯ САМ СЕБЕ Я В ЭТОМ СТРАННОМ СНЕ

Комната Обломова. Илья Ильич лежит в постели в полудрёме.
Рядом с его кроватью сидит И.А.Гончаров.

ОБЛОМОВ
Иван! Ты почему нарёк меня
столь странным именем Илья?
ГОНЧАРОВ
Не вижу странности. Клянусь талмудом!
То имя русское. Под затаённым спудом.
ОБЛОМОВ
Я думаю, переборщил ты с именем чужим.
Зовут Илья… И, по отцу Ильич.
ГОНЧАРОВ
Что всем нам по душе, то мы зовём своим.
Вставай, пока не стукнул паралич!
ОБЛОМОВ
Ты по сюжету спародировал меня никчемным,
лежачим, апатичным, полуживым, забвенным.
ГОНЧАРОВ
Не только! Но и мягким, чутким и душевным.
(после небольшой паузы)
И, может быть, в какой-то степени протестным.
ОБЛОМОВ
Каким-то приземлённым, ленным и телесным.
Для окружающих меня людей – неинтересным.
ГОНЧАРОВ
Илья! Ты совокупный образ человека, а не человек.
Ты – имя! Невостребованный в социуме интеллект.
ОБЛОМОВ
Тогда я не Илья Ильич, скорей всего – Иван Иваныч!
Давай заглянем в твой роман шпалерный!

Я на странице первой – как Диван Диваныч.
Я врос в диван! Твой текст – недостоверный.
ГОНЧАРОВ
Ах, ты считаешь, что я лжец и выдумщик чрезмерный?
ОБЛОМОВ
Написано там у тебя, что на моём лице при пробуждении
гуляла мысль, сравнимая с какой-то «вольной птицей».
Влетела мысль не в голову, а села на лицо по заблуждению?
И, значит, мысль не в голове, а в небесах вершится?

Куда же упорхнула птица-мысль, коль безыдейность
накрыла тенью вдруг моё лицо в движенье дивном,
оставив «лени грацию»? Какая кучерявая елейность
в твоём повествовании, странном и декоративном!

Лежание в постели для тебя есть признак тунеядства.
Ввергаешь ты меня в игру тревог, болезни и в дремóту.
Халат персидский, что на мне, – ведь это азиатство.
А длинные чулки до срама? Нашёл для мужика заботу!

А как живописуешь ты мою обитель в том же стиле!
Ковры, диван и спальню, кабинет мой и картины…
Повсюду на полу и на шкафах, там столько пыли!
На потолках, в углах, на стенах сеть из паутины.

Ты предлагаешь мне на зеркале писать заметки пальцем.
А на столе копить газеты, ложки, крошки, чашки.
Создáл бы лучше из меня пещерного неандертальца!
На шкурах я бы возлежал и скрёб ногтями ляжки…
ГОНЧАРОВ
Ты от него недалеко ушел… и жизнь остановил.
Ты даже в чём-то до него не дотянулся.
Неандерталец был трудолюбивым и себя кормил.
А на его бы месте ты давно загнулся.
ОБЛОМОВ
Какого ж чёрта ты меня на эту жизнь обрёк?
ГОНЧАРОВ
Я полагал, что жизнь пойдёт тѐбе же в прок.
И разум твой в конце концов преодолеет тиранию лени.
ОБЛОМОВ
Я не уверен, что господь меня бы сотворил для тлени!
А ты, создатель мой, лишил меня благих стремлений!
Бог дал бы мне, как человеку, полную свободу.
А ты загнал в духовную тюрьму мою природу.
ГОНЧАРОВ
Но так устроен этот мир. И в нём ты – гражданин.
Мир нас ведёт. Все люди на его аркане.
Живи по правилам его. Ведь он твой властелин!
И, разумеется, не забывай, что ты – христианин!
Верь в Бога, но не пребывай в самообмане!
Нахоженных путей премного. Мир не един.
Ты выбрал сам свой путь к небесной манне.
А я лишь рассказал о вековании твоём в романе.
ОБЛОМОВ
Иван! Ты о себе любимом написал роман,
мною прикрывшись. Как это банально!
В толк не возьму никак, где правда, где обман…
Скажи, я сплю, иль всё вокруг реально?..

(Просыпается окончательно.
Обводит взглядом комнату. Никого нет.)

Приснился сам себе
я в этом странном сне.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Действие первое. УДОБНЕЙ ДУМАТЬ ЛЁЖА, ЧТОБЫ МЫСЛЬ СОЗРЕЛА

(Обломов продолжает лежать в постели)
ОБЛОМОВ
(обводит взглядом комнату)
Кто натащил сюда всю эту мебель?
Ведь можно было б обойтись и без неё.
А эти мысли о «насущном хлебе»?
Крадут покой мой. Омрачают житиё.

В именье, пишет староста, – неурожай и недоимки.
План перемен и улучшений надо бы создать в уме.
И побыстрей устроить беглых крепостных поимки.
Как много всяких неприятностей в одном письме!

А где это письмо, что жизнь мне отравляет?
Видать, его беспамятный Захар куда-то подевал.
Он не щадит меня и от хлопот не избавляет.
Уж лучше бы он мне это письмо не доставлял.

Нет! Надо действовать! Встаю! Пора за дело!
Потребно было бы прикинуть всё до мелочей.
Удобней думать лёжа, чтобы мысль созрела.
Спешить-то некуда. Неспóрость – помудрей.

Как время-то бежит. Ужо пробило десять.
– Захар! Поди сюда! Пора уж мне вставать.

(Входит слуга Захар в потёртом жилете.
Сонный, с всклоченными бакенбардами.
Останавливается у дивана ничего не замечающего,
задумавшегося Обломова)
ЗАХАР
Вы звали, барин? Что хотели? Здесь я!
Изволите вставать? Или чайку подать?
ОБЛОМОВ
(в сонном раздумье)
Я звал тебя?… Зачем не помню!
Поди пока к себе, я вспомню.

(Захар направляется к двери)

Куда же ты? Стой, коль пришёл. Ну, что за кáра!
ЗАХАР
Вы ничего не говорите, что ж стоять-то даром?
ОБЛОМОВ
(про себя)
Чай, не отсохнут ноги у слуги Захара.

(громко)
Пока я вспоминаю, глянь лучше на диван!
Чинить его пора. Качается, как будто пьян.
ЗАХАР
Я не ломал. Да и не вечный он…
ОБЛОМОВ
Вечно перѐчишь! Что за тон?

Сыщи-ка мне письмо, что получил вчера!
Мне нужно прочитать ещё раз этот бред.
ЗАХАР
Я не видáл! У вас бумаг вон на столе гора.
Наверно, завалялось там? У меня – нет.
ОБЛОМОВ
Ну, хорошо. Иди пока. Я сам найду!
ЗАХАР
Что за мученье? Скоро ль я помру?
(уходит)
ОБЛОМОВ
Захар! Мне нужен носовой платок!

(Захар возвращается. Ищет платок.
Находит его на постели Обломова)
ЗАХАР
На нём вы спали ночь без задних ног!
ОБЛОМОВ
Не препирайся! Ты не понял? Нужно всё прибрать!
Вон сколько пыли. Всюду паутина.
ЗАХАР
Да вы бы ѝз дому хоть вышли раз, чтоб не чихать.
Один я не смогу. Нужна здесь баб дружина!
ОБЛОМОВ
(про себя)
Захар не любит перемен, как я. Покой ему дороже.
ЗАХАР
(про себя)
Ему бы только говорить. А до уборки нету дела тоже.
ОБЛОМОВ
Здесь на стене клопы. От пыли моль плодится.
ЗАХАР
А у меня и блохи есть. Нашли чему дивиться!
ОБЛОМОВ
Не хорошо! Вся эта живность – гадость!
ЗАХАР
Да уж, наверняка! Какая в этом радость…
Нет в том моей вины, что есть они на свете.
Клопов не я выдýмывал. За них не я в ответе.
ОБЛОМОВ
Ну, как ты не поймёшь, что это всё от грязи.
Между явленьями не видишь очевидной связи.

Хотя, куда тебе… Тут по углам полно мышей!
Я слышал ночью – бегают они по кабинету.
ЗАХАР
Не уследишь… Хватает разной твари. Даже вшей.
Что мне, окромя их, и дела больше нету?
ОБЛОМОВ
А вот в семье немецкой, что живёт здесь рядом,
нет этой живности, поскольку в доме чисто!

Художник: Павел Клементьев

Повсюду в комнатах у них большой порядок.
Прислуга – одна девка. И не столь речиста…
ЗАХАР
В вашем присутствии уборку делать не уместно.
Долго затянется, иль не начнётся, если честно…
ОБЛОМОВ
Одиннадцать часов уже, а я ещё не встал!
ЗАХАР
Изволите умыться? Тут всё давно уже готово!
ОБЛОМОВ
Ну, что ж ты мне об этом сразу не сказал?
Я бы протёр глаза. Наговорил тут мне пустого!
ЗАХАР
С меня все деньги просят за продукт и за работу.
Мясник, зеленщик, прачка… Там лежат счетá.
ОБЛОМОВ
Какие ещё, к чёрту, деньги? Вот мне нашёл забóту!
Ты б оградил меня от этих новостей с утра!
А разговор об этом вызывает у меня в костях ломóту
Признаться, надоела мне ужасно эта маета!
ЗАХАР
Хозяин повелел съезжать с квартиры.
Он сына скоро женит, комната нужна.
ОБЛОМОВ
Ну, если нужно, съедем. Вот проныры!
Теплее станет. Ах, наступили времена!

Не вывелись ещё на свете глупые ослы.
Им только бы быстрей жениться!
ЗАХАР
Так, что ж нам делать? Собирать узлы?
ОБЛОМОВ
Скорей уйди! Я начинаю злиться!
(Захар уходит)

Действие второе. КАК СКУЧНО РАЗГОВАРИВАТЬ СО ВСЕМИ ОБО ВСЁМ

(Обломов продолжает лежать на диване.
В передней раздаётся звонок)
ОБЛОМОВ
Кто в такую рань нагрянул в гости?
(Дверь распахивается. Входит молодой человек,
модно и изящно одетый)
Подуло сыростью. Мне ломит кости.
А, ты, друг Волков, здравствуй, и быстрее заходи!
Ты с холоду! Поодаль стань. Ко мне не подходи!
ВОЛКОВ
Ну, баловень! Ах, сибарит! Пора вставать!
А что это на вас за шлафрок несуразный?
ОБЛОМОВ
Это не шлафрок, а халат! Удобно надевать.
А Ваш прикид, однако же, своеобразный!
ВОЛКОВ
Я только от портного. Как вам мой фрак?
Надеюсь, вы здоровы? Вам не дурно?
ОБЛОМОВ
Замучили приливы. Не избавиться никак!
Вы как живёте?
ВОЛКОВ
Я живу довольно бурно!

Мы едем с Горюновым в Екатерингоф
верхом на лошадях. А вы как добираетесь?
Пешком иль в экипаже?
ОБЛОМОВ
Я о поездке и не думал даже!
ВОЛКОВ
Да, мне известно, что Вы общества чураетесь.
До парка вам рукой подать. А Горюнов…

Он в Дашеньку влюблён. В одну девицу из балета.
А я… Я – в Лидию, скажу вам только, по секрету.

Уже недели три хожу как сам не свой.
На празднике сегодня будет ангел мой!

И я хочу поспеть к её приходу.
Там будут все! Полно народу!
Причём, из знатнейшего роду!

Как соберутся все, поговорим о том, о сём.
ОБЛОМОВ
Как скучно разговаривать со всеми обо всём!
ВОЛКОВ
Кто в дом к Муссѝнским не желает,
тот сразу к Мѐздровым, не мешкая, бежит.
ОБЛОМОВ
Ѝзо дня в день народ о пустяках болтает.
Увязли в суете. И временем никто не дорожит.
ВОЛКОВ
Там судят обо всём, а здесь лишь об искусствах и науках.
ОБЛОМОВ
Как можно об одном и том же? Боже мой! Какая скука!
ВОЛКОВ
Мы будем в роще с Лидией гулять.
Кататься в лодке и цветочки рвать.
ОБЛОМОВ
Да приезжайте лучше вы ко мне к обеду.
Поговорим. Хочу у вас спросить совета.
На эти празднества, наверняка, я не поеду.
О них детально сообщат в местных газетах.
ВОЛКОВ
Нет-нет! Благодарю! Меня ведь ждёт карета!
(уходит)
ОБЛОМОВ
Несчастный! Хочет сразу в десять мест поспеть!
Так рассыпáться! Глянь, и человек – пустой!
Так не щадить себя, чтоб в чём-то преуспеть!
Зачем терять достоинство своё, да и покой?

Действие третье. МОЙ ДРУГ БЕЗДАРНО ПРОЖИВЁТ СВОЙ ВЕК. И НЕ ПРОЯВИТСЯ В НЁМ ЧЕЛОВЕК!

(Раздаётся новый звонок. Входит господин
в темно-зеленом фраке с гербовыми пуговицами,
гладко выбритый)
ОБЛОМОВ
(весело)
Судьбинский? Рад тебе. Ты не на службе?
СУДЬБИНСКИЙ
Решил я заглянуть к тебе по старой дружбе!
ОБЛОМОВ
Ты с холоду! Поодаль стань. Ко мне не подходи!
СУДЬБИНСКИЙ
(усаживается в кресло)
Ах, эта дьявольская служба! Себе не господин!

Нет ни минуты времени собой располагать!
Из канцелярских – я в начальники подался.
ОБЛОМОВ
Сумели, наконец, и тебе дóлжное воздать!
Я поздравляю! Молодец! И ты дождался!
СУДЬБИНСКИЙ
Да! За работу адскую – карьерное движение.
ОБЛОМОВ
Обедать приходи ко мне! Обмоем повышение.
СУДЬБИНСКИЙ
Хотел бы я!.. Но не могу. Спасибо! Нет!
Я приглашён к директору сегодня на обед.

Поедешь на гуляние? Проветришься немного.
ОБЛОМОВ
Мне что-то не здоровится… Скопилось дел премного…
(Пауза)
Что ныне нового для вас в обязанность вменили?
СУДЬБИНСКИЙ
Приветствие «покорнейший слуга» вот отменили.
А в том году чиновников особых поручений утвердили.

Нашу комиссию как десять дней назад закрыли.
Премного лишнего, с тех пор как ты ушёл, наворотѝли.
ОБЛОМОВ
И много получаешь, если это не секрет?
СУДЬБИНСКИЙ
Да тысяч пять. С учётом выслуги лет.
ОБЛОМОВ
Во! Чёрт возьми! Завѝдно и похвально!
СУДЬБИНСКИЙ
Да это что! Вон Пересветов получает больше.
Хоть и не смыслит, и ведёт себя нахально.
Его не ценят. А меня все чтут. И держат дольше.
ОБЛОМОВ
Да ты и вправду – «украшенье министерства».
А с реноме таким тебя начальство и к кресту представит.
Неплохо, что не ущемляешь себя в средствах.
Одно нехорошо, что много времени тобой работа правит.
СУДЬБИНСКИЙ
Не знаю, что бы стал я делать, если б не служил?
ОБЛОМОВ
Писал бы, да в издательствах повыгодней печатал.
СУДЬБИНСКИЙ
Не каждый может стать писателем! Здесь нужен пыл.
Не сочиняешь сам. Меня же на писательство засватал.
ОБЛОМОВ
Да у меня именье на руках, с него моё житьё.
Ты ж весь в работе! Делаешь чужое, не своё!
СУДЬБИНСКИЙ
Чтоб деньги получать, нам надобно работать!
Я осенью женюсь…
ОБЛОМОВ
Ну, вот! Ещё одна забота!
А у невесты кто отец?
СУДЬБИНСКИЙ
Статский советник!
Казённая квартира. И двенадцать комнат…
ОБЛОМОВ
Судьбинский! Ты сибарит, а не смиренник!
СУДЬБИНСКИЙ
Да. Можно жить. Достаточно и скромно…

Смотри, Илья Ильич! На свадьбу приглашаю.
ОБЛОМОВ
Да! Буду непременно. А кто она? Я её знаю?
СУДЬБИНСКИЙ
Ты у меня пил чай. Она была тогда у нас на даче…
ОБЛОМОВ
Да, помню! Хороша. Твой выбор боле» чем удачен.

Олешкин как?
СУДЬБИНСКИЙ
Он очень добрый малый.
Не гадит, как другие. Не подставит ногу.
А в затруднениях приходит на подмогу.
Семён Семёныч – сумасбродный, шалый.
Пускает пыль в глаза по каждому предлогу.

(раздаётся ещё звонок)
Пожалуй, мне пора к работе возвратиться.
ОБЛОМОВ
Ну, посиди ещё! С тобой хотел я поделиться…

Тут две беды на голову мою свалились, увещай!
СУДЬБИНСКИЙ
Илья Ильич! На днях заеду! А сейчас, прощай!
(уходит)
ОБЛОМОВ
(про себя)
Любезный друг мой по уши увяз в работе.
Для мира слеп и глух. Его удел – карьера.
В бумагах утонул, барахтается как в болоте.
Ум дремлет. Воли нет. Вся жизнь – химера!
Бездарно проживёт свой век…
И не проявится в нём человек!
Не нужно по утрам мне надевать нелепый фрак.
Как хорошо, что я избавлен от докладов и бумаг!
Свободен я в фантазиях своих и волен в чувствах.
Не упражняюсь в подхалимстве и в холуйствах.
С восьми до трёх лежу на мягоньком диване.
Или сижу, мечтая, в бархатном кафтане.