Потомки

Часть первая

Глава 1

2112 год, 12 мая.

На улицах становилось все жарче, к полудню уже было нечем дышать от городской духоты, пропитанной запахом асфальта. В этом году весна, как сказал один известный проповедник, была похожей на лето в аду.

Всеслав с облегчением вздохнул, войдя в прохладное кафе.

– Знаешь, – сказал он устало, садясь за столик к своей подруге, уже ждавшей его добрых полчаса, – я начинаю верить, что конец света все-таки наступит в этом году. Я чуть не умер, пока доехал до Адама.

– Почему ты так долго?

– Возможно он все же раскопал то, что мы так долго искали, – даже не думая отвечать, продолжил молодой человек. – Это интересно. Неоспоримо интересно, – он с удовольствием вытянул длинные ноги, так что даже слегка задел свою собеседницу, – Если это не наглый канард, будет просто сенсация. Лекспласьон!

– Не томи…

–Подожди, – он резко прервал ее и указал жестом на телевизор в углу кафе.

«Мы ведем репортаж из Николаева», – почти кричала журналистка. – «Здесь в Радостном Саду идет задержание гидроцефала, совершившего попытку нападения на своего соседа. Это уже второй на этой неделе случай агрессии среди гидроцефалов. Перед дверями здания, где проходит операция, горожане устроили что–то вроде митинга. Они требуют устранить опасное соседство».

Тут оператор с лица журналистки перевел камеру на дверь дома, из которого выводили маленького человека с огромной головой и тщедушным тельцем. Он был очень молод, почти подросток, понуро смотрел себе под ноги, видимо, стараясь не обращать внимания на происходящее вокруг него. Не сопротивляясь, сел в машину полиции, которая его и увезла от жадных глаз любопытного общества. Зеваки, ожидавшие яркого зрелища, разочаровано хлопали глазами.

Картина на экране сменилась. Появилась голубая студия, где в креслах напротив друг друга сидели какая-то дама, очевидно телеведущая, и седовласый мужчина с лошадиным лицом.

– Скажите, – прощебетала женщина, после того, как представила гостя своим невидимым зрителям – им оказался некто профессор Дончук. – Сейчас, как никогда остро стоит вопрос о гидроцефалах. Почему они нападают на людей?

– Начнем с того, – тут лицо профессора показали крупным планом, отчего он еще больше стал смахивать на говорящую лошадь, – что вопрос: «почему они нападают на людей?» некорректен. Гидроцефалы тоже люди, только с некоторыми сильно выраженными физическими отклонениями. Гидроцефалия – это, так сказать, нелетальная мутация, генетическое отклонение. Как и Синдром Дауна, например. Однако, люди с заболеванием Синдромом Дауна – умственно отсталые, а гидроцефалы наоборот умственно хорошо развиты, но имеют слабую физическую конституцию. Их отличает большая голова характерной формы, как если бы человек смотрел в новогодний шар, и верхняя часть черепа стала бы непропорционально большой. Физически гидроцефалы очень слабо развиты. Они, как правило, небольшого роста, без выраженной мускульной массы, не приспособлены к тяжелому физическому труду. Но о себе могут заботиться самостоятельно, то есть люди с гидроцефалией никак не инвалиды. Казалось бы, их беда лишь в том, что они сильно отличаются от нормы внешне и могут иметь проблемы только социального и психологического характера.

Но проблема гидроцефалии, как генетического заболевания состоит в том, что ген, отвечающий именно за такое физическое строение тела, сцеплен с геном агрессивности. Агрессивность как бы находится в спящем состоянии, но мозг гидроцефала до конца не изученный, по всей вероятности, не может справляться с большим количеством информации. То есть еще не известны все причины, но когда информация из внешнего мира поступает в мозг и достигает какой-то критической точки, то активизируется ген агрессивности.

Неизвестно только когда этот момент наступит, когда именно будет исчерпан ресурс накопления информации и гидроцефал станет социально опасным. Ведь до того, как ген агрессивности проявит себя, люди, страдающие гидроцефалией не опасны, не очень дружелюбны, но не опасны.

Самые простые меры безопасности – это ограничение таких больных в доступе информации, дети гидроцефалы не посещают учебные заведения; книги, телевизор, компьютер – тоже под запретом. Кто-то может решить, что это не гуманно, жестоко. Но, когда диабетикам запрещают сладкое, все это понимают и не пытаются накормить их конфетами.

Кстати сказать, гидроцефала, совершившего преступление, даже убийство, не судят как рядового члена общества. В тюрьму его не посадят, да он бы и не выдержал суровой жизни заключенного. Он определяется в специализированную больницу, где не тюремщики, а врачи следят за ним и состоянием его здоровья. И условия там лучше, чем в некоторых санаториях…

– Нет, Вера, ты слышала, – возмутился Всеслав, – они называют это жуткое гетто «больницей»!

– Да, и этот репортаж я второй раз за день уже смотрю.

– Ладно, – Всеслав положил ладони прямо перед собой и, глядя в глаза своей собеседнице, серьезно продолжил, – если это не канард, еще раз повторяю, новость будет сенсационной. Адам уверен, что нашел дневник Евгении Бирвиц – первой большеголовой женщины в мире. Если мы опубликуем его – это будет нечто.

У Веры в глазах появилось растерянное выражение.

– Я не знаю, что сказать, – проговорила она неуверенно. – Это что-то меняет, что мы нашли записи первого гидроцефала?

– Ну конечно! В корне меняет. Она была ученой, изобрела соллиум, она никого не убила, не заморила, не съела. Никакой агрессии… ведь все знают, что ген агрессивности – выдумка. Все это знают, а мы сможем доказать.

Его глаза были похожи на тучи перед дождем, такого же глубокого темно–серого цвета, и в них даже казалось проскакивают молнии. Вера, не отрываясь, смотрела на его лицо. Думала о дожде, о Всеславе, о бестолковой суете, вокруг него.

– Вера, ты меня слышишь? – прервал Всеслав ее мысли. – Я говорю нам надо съездить сейчас в Парковую Зону – проверить, как там благотворительный концерт.

***

Парковая Зона вот уже последние двадцать лет была прибежищем разнообразных экологов, борцов за природу и прочих вольнодумцев. Она, как магнит, тянула к себе молодежь, которая, как известно, от начала времен не может жить без приключений. Им обязательно нужно протестовать, возражать против чего-то, за что-то бороться. И таких бунтарей в Парковой Зоне было сегодня хоть отбавляй.

Человекоборцы устраивали благотворительный концерт в защиту большеголовых людей. На небольшой сцене пела известная группа «Белые Киты», а вокруг ликовала толпа.

Парковая Зона была довольно большая, здесь везде сновали полицейские–экологи, следя за порядком и подъезжать к ней ближе, чем за километр было запрещено.

Всеслав и Вера добрались, когда концерт был уже почти закончен. Они с трудом пробирались через подпевающую знакомые песни толпу к сцене, вернее за сцену. Там их уже давно поджидал Крутеник, организатор всей этой акции. Он немного нервничал.

– О, Всеслав, ну наконец-то! – воскликнул он, заключив его в объятия. – я думал, ты уже не появишься. Выручай, братишка, надо выступить. А то эти оболтусы из Белых Китов даже не могут врубиться в пользу чего у нас в концерт. Я им заэпузился объяснять, это задница, право слово. Тупые, как пробки…

Всеслава не надо было долго уговаривать. Он с детства знал, что создан для того, чтобы трепаться со сцены и это было не просто его фишкой, а любимым делом.

– Привет! – закричал он, выходя с микрофоном под последние аккорды, когда ребята уже закончили финальную песню, но еще толклись на сцене. – Правда «Белые Киты» – это не группа, это начало легенды?! Формидаб – это про вас ребята. Ребята – вы просто лябомбны!

Одобрительные возгласы послужили знаком того, что Всеслав взял нужное направление.

– Когда мы пригласили Белых Китов к нам в Парковую Зону выступить бесплатно, они решили, что мы шутим. Когда мы сказали, что не шутим, Киты решили, что мы свихнулись, – на этот раз Всеслав услышал смех. Отлично. – Так что вы думаете, почему же они пришли? А пришли они, и сейчас я говорю серьезно, более чем серьезно, чтобы дать концерт в защиту самой угнетенной прослойке нашего общества. В защиту тех, кому без нашей помощи просто не выжить. Я говорю о большеголовых людях.

Дети с большими головами рождаются в самых обычных семьях. В первую очередь еще в роддоме от такого ребенка настойчиво предлагают избавиться. Но если ребенка оставляют в семье проблемы этих детей не заканчиваются. У них есть родители, которые, несмотря на их особенность, любят их. Но приходит врач и говорит: «Ваш ребенок опасен. В любую минуту он может убить вас». Родители смотрят на своего любимого ребенка, у него такая искренняя улыбка и добрые умные глазки, и не могут поверить словам врача. «Поверьте», – говорят врачи; «Поверьте», – говорит профессор с телеэкрана, – «в вашем ребенке таится зверь, это из-за того, что у него такая голова». Его, постоянно пытаются направить в специализированные заведения, но если родители никак не соглашаются, то предупреждают еще раз и еще раз о мерах предосторожности. «Смотрите, не учите его ничему, если он получит лишнюю информацию, он может озвереть».

Ребенка держат в информационном вакууме, он не может общаться с другими детьми, ему не рассказывают интересных историй, не говоря уже о школе, телевизоре, компьютере, книгах. У такого малыша просто нет нормального детства, только постоянный контроль, медицинские осмотры, психиатрические экспертизы. При любой возможности его пытаются засунуть в гетто или как правительство их называет пансионат санаторного типа…

А теперь представьте, что ген агрессивности – это наглая ложь. И этих людей просто прессуют, загоняют в гетто, лишают нормальной человеческой жизни. У нас переполнены тюрьмы садистами, маньяками, убийцами, грабителями, но они обычные люди, среди них нет гидроцефалов. А то, что обсасывает пресса, так называемые случаи приступов агрессии у большеголовых людей – это провокация. Любого человека можно довести до нервного срыва, нужна только цель. Конечно, возникает вопрос – зачем?

Зачем правительство издевается над своими гражданами, пусть они и намного отличаются? Считает их больными…Тогда почему не охотится за хромыми или слепыми? Почему за гидроцефалами? Они так сильно отличаются, что просто не нравятся? Но это ведь не повод измываться над людьми, если они тебе внешне не нравятся. Так в чем же дело?

А знаете в чем – правительству нужен общий враг. Пока граждане прилипают к экранам, видя, как очередной взбесившийся гидроцефал укусил соседа, они забывают о реальных проблемах. Люди перестают обсуждать угрозу войны, экологические проблемы, безнаказанность Псов Судного Дня, кризис, который, между прочим, только начался. Этот прием стар, как мир. Дайте человеку игрушку – врага общества и он на время перестанет кричать и жаловаться.

Только знаете, мы цивилизованное общество и нас такими манипуляциями больше не обмануть, мы не допустим этого. Именно поэтому мы сегодня здесь. Именно поэтому Белые Киты и пришли сюда, чтобы сказать миру о том, что наши мозги не затуманить, мы не тупые послушные марионетки, что есть люди, которые будут бороться против зла и насилия.

***

– Ну ты просто супермен, – улыбался Крутеник, когда Всеслав уже ушел со сцены и мило болтал с ним в стороне. – «Мы будем бороться против зла и насилия». Сенволер, приятель, сенволер!

– Да, – тряхнул головой Всеслав, – Белые Киты до сих пор по-видимому в шоке за что они оказывается борются.

– Так что, – посерьезнел внезапно Крутеник, – ты подумал насчет Мясника? Решил уже?

Всеслав замялся. Мясник – слишком неоднозначная фигура среди диссидентов. С одной стороны, он тоже отстаивает права разных ущемленных меньшинств и воюет против вседозволенности политиканов в своем антимонопольном движении, но с другой стороны его методы уж чересчур жесткие. За эти политические провокации, заканчивающиеся массовыми драками, его собственно и прозвали «мясником».

– Но на войне все средства хороши, – как-то неуверенно ухмыльнулся Крутеник.

– Но мы ведь не на войне.

– Нет, Всеслав, на войне. Просто она еще пока бескровная. Для нас.

– Я подумаю насчет Мясника. Два – три дня, и я дам ответ, – сухо проговорил Всеслав и, попрощавшись, пошел за Верой.

Он искал ее среди тусовавшейся молодежи и внезапно наткнулся на радостные глаза Боба Левича. Боб давно был в его команде и даже неплохо показал себя. Но то ли дурашливый вид и не сползающая с лица улыбка, то ли клоунское поведение не давали воспринимать серьезно, так или иначе он не был ни для кого полноценным членом команды. Но Боб казалось не замечал такого отношения к своей персоне.

– Всеслав, ты просто лябомбно выступил, – выкрикнул он с неподдельной радостью.

– Да, привет, Боб.

– А это, – он указал на девушку, с которой разговаривал за того как Всеслав появился в его поле зрении, – моя подруга. Зоя Авлот.

– Авлот?

– Да, да. И не поверишь – именно та Авлот. Это дочь министра.

Боб сказал это с такой гордостью, что Всеслав даже задумался. Может парень и вправду немножко «того». Имя министра Михаила Авлота в Парковой Зоне было не в почете. Скорее, он даже был врагом номер один основных лидеров, таких как Всеслав, собиравших здесь молодежь. Но Зоя скорее всего этого не знала, а Боб по своей наивности не придал этому значения. Он просто гордился, что у него симпатичная подружка, еще и дочь министра.

– И как вы здесь оказались? – с легкой иронией спросил Всеслав девушку.

– Меня пригласил Боб, – улыбнулась она, даже не замечая поддевки.

– И как вам?

– Спасибо мне очень понравилось.

Зоя сказала это так легко и просто, с легким смущением, что Всеслав даже засомневался в ее родстве с железным Авлотом.

«Ну что ж надо будет просветить девушку что к чему», – где-то по краю мозга скользнула злая агрессивная мысль. Вообще уже все мысли Всеслава немного путались, наползая одна на другую. Милое лицо Зои, улыбающаяся физиономия Боба… наверное это жара и переутомление сказывались.

– Извините, – утирая пот со лба, проговорил он, – я бы рад пообщаться, но у меня дела. Очень важные.

Всеслав кривовато улыбнулся и скрылся с их поля зрения. Он не стал искать Веру, а просто пошел на остановку. Молодой человек понял, что вымотался; недосыпание, эмоции, это выступление перед Парковой Зоной, Белые Киты и Зоя Авлот. Зоя Авлот не выходила у него из головы, стеснительная, краснеющая от смущения с сжатой полуулыбкой… что она делала там вообще? Но возможно это подарок судьбы.

Глава 2

Будильник снова прозвенел, сообщая всему миру, что утро все-таки наступило. Зоя, чуть не плача, сползла с кровати, и полусонная побрела в ванную. Надо было собираться и идти выгуливать Чаплина. Чаплином звали ее собаку, с которой даже по воскресеньям необходимо было гулять. Зоя любила поспать и не очень любила собак. Это дурацкое животное ей подарил двоюродный брат на день рождения. После этого она перестала его приглашать.

– Давай, давай, Чаплин, – приговаривала она, надевая на него ошейник, – сейчас пойдешь гулять. Хороший мальчик.

Уже чуть бодрее он вышла на улицу, держа на поводке Чаплина. Было довольно прохладно. Это потом, часа через два, жара снова приползет в обезумевший от начинающегося лета город, а в это время было так свежо и… тихо. Но, несмотря на все это, Зоя все равно предпочла бы кровать утреннему городу. Девушка вздыхала, думая о том, что после того как Чаплин умрет, а он все равно это когда-нибудь сделает, она никогда-никогда не заведет собаку.

Они шли привычным маршрутом, останавливаясь около кустов, столбов, собирая в пакетик какашки Чаплина и выбрасывая их в мусорку. Чаплин же в отличии от своей хозяйки был доволен; он лаял на котов и радовался жизни. Но, наконец, и для Зои появилось хоть какое-то интересное событие. И им был никто иной как Боб Левич. Он иногда выгуливал лабрадора своего старшего брата, когда тот не мог. Его брат был известным хирургом, и Боб часто шутил: «когда я гуляю с его Доньей, то спасаю кому-то жизнь. Представляешь какая дилемма – сделать кому-то операцию или выгулять собаку, которая хочет в туалет и может обделать всю твою квартиру.» Вероятно, хирургам и пожарникам не стоит заводить животных, впрочем, это их личное дело.

Но последнее время Боб стал все чаще бегать по утрам с Доньей, Зоя подозревала, что дело не столько в сложных операциях брата, сколько в его симпатии к ней. Она была уверена, что нравится Бобу. Он даже пригласил ее на Белых Китов. Нет, Боб был вовсе не в ее вкусе, но все же было приятно знать, что ты кому-то очень нравишься.

– Боб, – закричала она ему издалека, – я рада тебя видеть! Я уже думала мне одной придется таскаться с этой собакой.

Левич расплылся в улыбке.

– Ты могла бы сказать, что соскучилась по мне или хотя бы, что влюблена в меня до полусмерти, я бы больше растрогался.

– Ну, я в тебя не влюблена, но скоро начну скучать.

– Как тебе Парковая Зона? Понравилось?

– Да, – кивнула Зоя. – Мне правда понравилось. Я никогда не была там раньше. Такое странное ощущение, как будто участвуешь в организации бунта, но понарошку.

– Понарошку… – хмыкнул Боб, – да, верно подмечено. Но это некоторые понарошку, а кто-то вполне серьезно.

– Ты имеешь ввиду Всеслава? Того молодого человека, он еще подходил к нам.

– Вообще-то я имею ввиду себя, – немного обиделся Боб. – Но он конечно тоже все это делает по-серьезному. А хочешь… хочешь попасть на митинг, настоящий?

Зоя никогда не была сорви головой и авантюризм не был определяющей чертой ее характера, поэтому предложение Боба показалось ей весьма сомнительным удовольствием. Но любопытство все же подталкивало ее согласиться.

– Да, наверное. Хотя не знаю. Я не уверена, что этого хочу.

– Ну, у тебя будет время подумать. Еще не даны все санкции на его проведение. Но, когда все будет готово, я тебе позвоню.

– Ладно, – пожала плечами Зоя, – только я еще не сказала «да».

Они еще долго болтали о всякой ерунде, пока собаки нагуливали себе аппетит и разминали кости. Боб проводил ее до самого дома, а потом еще долго сопел, словно напрашивался на чашечку кофе. Но Зоя знала, что ему просто не хочется расставаться, а день настойчиво звал его на работу. Она уже тоже опаздывала на учебу, и завтрак, скорее всего, ограничится бутербродом, и то запихнутым в желудок по дороге.

– Пока, Боб. Увидимся, – махнула она рукой и поспешила в дом.

Министр Авлот жил в большом кирпичном доме, окруженном высоким забором. Настолько высоким, что почти полностью скрывал сам дом, он придавал жилищу министра схожесть со средневековой крепостью. Этот забор так часто обсуждался в прессе, что одно время был назван самым популярным современным сооружением Южной Украины.

Хотя господин министр ничего не скрывал. Его личная жизнь была до скуки не интересной, ни скандалов, ни оргий, ни запрещенных препаратов. Дома он ничем не отличался от обычного мужчины среднего возраста, ходил в трусах и майке, носил очки, а иногда даже почесывал живот. Забор служил лишь завесой от любопытных глаз окружающих, ведь почти каждому интересно, что кушает на обед министр и сколько у него прислуги.

Когда Зоя зашла в гостиную, она увидела отца, стоявшего у окна. Он смотрел на улицу, слегка отодвинув занавеску. Этой ночью он вернулся из командировки, его не было почти неделю. К слову сказать, последнее время они очень отдалились друг от друга, поэтому Зоя не высказала особой радости при встрече.

– Привет, как дела? Ты прилетел ночью? Думала – ты еще спишь.

Скучные нейтральные фразы, как будто подчеркивали ее безразличие.

– Этот молодой человек, с которым ты разговаривала у ворот – сын одной из парикмахерш твоей матери? – не отвечая, спросил министр.

– Папа, у тебя такая память! – искренне удивилась Зоя. – Это правда, его мама у нас работала когда-то и его с собой брала. Но это было лет пятнадцать тому назад. Мы с Бобом еле вспомнили, где могли раньше видеться.

– Ну хорошо, предположим.

– Что предположим, папа? Он живет от нас через три дома. Мы с ним вместе с собаками гуляем по утрам. У меня, что, не может быть друзей?

– Что ты делала в Парковой Зоне?

Этот вопрос огорошил Зою. Она застыла и будто потеряла голос, то открывала рот, то закрывала, но не произнесла ни звука. Министр обернулся и сурово смотрел на дочь.

– Что ты делала в Парковой Зоне? – повторил он свой вопрос.

– Ты следил за мной?

– Ты дочь министра обороны. Зоя, за тобой следят десятки людей. Или ты думаешь, что если за тобой как тень не таскается охранник с пистолетом, никто не знает где ты?

– Отлично! – всплеснула руками Зоя. – То есть за мной все время следят.

– Успокойся. Никто каждый твой шаг не контролирует, хотя, может, и надо было. Но в таких местах как Парковая Зона мои люди везде, как фонари на улицах, через каждые сто метров. Ты что думала, они тебя не заметят или сделают вид, что не заметят? Чтобы я и близко не видел тебя рядом с этим местом и с этим Левичем. Ясно?

– Причем тут Боб?

– Причем? А почему именно он пригласил тебя в Парковую Зону?

– Да что ты заладил, – взорвалась девушка, – «Парковая Зона», «Парковая Зона»? Да, была я там на концерте, да, они трещали, о чем-то против правительства. И что? Я же не собираю восстание против тебя, митинг не устраиваю. Вообще ничего не делаю, ни плохого, ни хорошего.

Михаил Авлот выслушал ее возмущенную речь. Он пристально посмотрел на нее, взгляд его был холодным и жестким. Видимо, эта ситуация была не таким уж и пустячком, чтобы из нее раздувать проблему, как считала Зоя.

– Зоя, включи свои мозги, – попросил ее отец. – Что ты вообще знаешь о Парковой Зоне? Она задумывалась как островок без цивилизации, глоток свежего воздуха. Но диссиденты превратили ее в какой-то лагерь свободы. Митинги, благотворительные концерты, призывы к революции. Причем, они сами понимают, что выгнать их оттуда не составит труда. Но ведь кто там собирается? Молодежь? Ну как взять и выгнать детей из парка? Ты ведь сама понимаешь, это не больше, чем интересная игра в диссидентство. Мы их и не трогаем, только ставим больше охраны, чтобы они сами друг друга не покалечили. Но вот в чем проблема, Зоя, за этими детьми стоят взрослые дяди, которые любую драку обращают себе на пользу. Оппозиция направляет эту молодежь с палками в руках против полицейских, а потом в новостях показывают жертвы. Каждое депутатское кресло – это деньги, связи, тендеры, и за все это некоторые готовы платить. Только чужой кровью платить, вот таких юнцов. Ты скажешь, причем тут ты? Я тебе отвечу. Придя в Парковую Зону, ты как бы засветилась на политической арене, и кто надо тебя уже заметил.

– Папа, кто меня там мог заметить? Там столько людей… Ты боишься, что пресса будет обсуждать, что я вращаюсь в диссидентских кругах.

– Я либеральный отец и позволяю дочери самой выбирать свою точку зрения. Но я боюсь, что кто-то съест тебя как пешку, пытаясь добраться до меня.

– То есть ты ферзь? – мрачно, с долей сарказма спросила Зоя. – Боже, как пафосно.

– Да, черт побери! А ты все не поймешь. Я решаю долю тысячи судеб в этом государстве. А для тебя все игры. Твой Боб, сын парикмахерши, активный член одной из прогрессивных партий, так называемые «человекоборцы». Эти человекоборцы акцентируют внимание на правах гидроцефалов, обвиняя правительство в геноциде. Но суть в том, что их главный враг – это я. Доктор Зло, вот кто я для них, подонок, мучающий людей с большими головами. Почему же тогда, Боб Левич, прекрасно об этом зная, начинает общение с тобой и приводит в собрание людей, ненавидящих твоего отца? Не кажется ли тебе это странным? Стала бы ты дружить с дочерью людоеда и садиста?

Последние фразы министр Авлот почти кричал. Зоя молча сидела, вдавив тело в кресло. Нет, она не боялась отца. Она знала, что он сердится не на нее, а на тех, кто хочет ее обидеть. Но сама мысль, что даже этот придурок Боб дружил с ней только из-за того, что она дочь министра…. Реальность заглядывала ей в глаза и жизнь теряла краски. Эти мысли: «кто я?», «что я?», «зачем я живу?» – снова настырно лезли ей в мозг, забивая все пространство между извилинами.

Она что-то пробормотала, вроде «да, папа, я все поняла» и пошла к себе в комнату. И депрессия уверенным шагом направилась за ней. Догнав девушку, она приобняла ее за плечи, и что-то нашептывая, закрыла за ними дверь.

Глава 3

Помещение Центральной Библиотеки походило на подземелье. Мрачные петляющие коридоры, пропитанные пылью, и тусклые лампочки навевали чувство отчужденности и даже страха.

Адам шел за библиотекарем следом, боясь потерять его из виду хоть на миг и остаться один в этом склепе знаний. Хотя его проводник вряд ли мог от него скрыться, даже появись у него такое желание, – он был уже в возрасте и прихрамывал на одно колено.

– Что же тут у вас так темно? – спросил Адам. – Как же тут у вас люди работают?

– А кому здесь работать? Вы, молодой человек, первый посетитель за последние два года в этом крыле. Сюда и приходят только ученые и шизофреники. Вы кстати кто?

– Я ученый, – буркнул Адам.

– Ну да, конечно… как я только мог такое спросить.

В подземной части библиотеки, где сейчас они находились, были собраны архивы. Каждая книга или рукопись, все, что представляло ценность как издание, сначала копировалось и сохранялось в электронном виде, а потом уже попадали сюда, как правило, в единственном экземпляре. И даже если виртуальный двойник пользовался ошеломительным спросом, то его оставленный на полках подземелья печатный брат был никому не интересен. Эти книги были гарантами подлинности информации, их никто годами не брал в руки, не читал. Может быть поэтому архивная часть библиотеки напоминала мифическое подземное царство мертвых, только здесь нашли покой не души, а книги.

Молча, они шли по коридорам, ориентируясь на надписи на стенах. Наконец, библиотекарь указал на дверь.

– Вот, тебе сюда. Найдешь дорогу обратно?

– Вы что хотите уйти? – в некотором смятении спросил Адам.

– Конечно, хочу. Мне с тобой тут торчать особо интереса нет. Ты здесь можешь и день просидеть. И вообще, это библиотека, сиди, читай… я тебе зачем?

– Смеетесь, как я выйду отсюда?

Библиотекарь хмыкнул.

– Не волнуйся ты так. Выходишь отсюда и идешь к 2020 году. И я проверю, чтобы ты отсюда ушел до восьми. Это же не общественное кладбище, здесь твои бренные останки никому не нужны.

«Шутник штопаный» – зло подумал Адам. Молодой человек не столько переживал, что не найдет выход, сколько не хотел оставаться один. Подземелье нагоняло на него моторошную дрожь, и этот противный старик, казавшийся ему последней частичкой верхнего мира, покидал его.

Адам собрался с мыслями и немного трясущимися руками начал перебирать старые книги, пытаясь не думать об удаляющихся шагах библиотекаря. Одна книга, вторая, третья… пыль, покрывавшая их, будто въедалась в кожу, тусклый свет мучил глаза, но Адам упорно искал то, что ему нужно.

Дневник Евгении Бирвиц, первой на планете большеголовой женщины, заархивировали около пятнадцати лет назад. Правда позже по чьему-то велению во всех электронных источниках вся память об этой книге была стерта. Но перерыв кучу информационного хлама, Адам выяснил, что сам первоисточник уничтожен не был. После архивации Дневник Бирвиц по ошибке поместили не на свое место. Книга должна была храниться в подсекторе Б.И. по фамилии автора, но ее поставили по названию «Потомкам» в совершенно другой подсектор.

Оплошность служащих библиотеки оказалась спасительной для книги; ее не уничтожили только потому что не нашли. И теперь Адам в надежде пересматривал книгу за книгой, издание за изданием в поисках затерявшегося Дневника. И его поиски не оказались напрасными. Через пять часов утомительной работы он радостно воскликнул:

– Неужели?!

Он не мог поверить своим глазам, на обложке пожелтевшего издания стояли инициалы и фамилия Е.И. Бирвиц.

– Вот он, – прошептал Адам, улыбаясь, – тот самый Дневник. «Потомкам».

Он не стал долго раздумывать, засунул книгу за пояс и застегнул жилет. Конечно, это не самое лучшее поведение для молодого ученого, но этой книги все равно формально не существовало, и он как бы даже спасал ее.

Строя такие оправдания у себя в голове, Адам двинулся к выходу. Он уже привык к угнетающей атмосфере подземелья и шел спокойно, не оглядываясь по сторонам, но внезапно на полпути он почувствовал чье-то присутствие. Совсем рядом мелькнула тень, и через некоторое время его опять смутил какой-то шорох. Он прислушался; только абсолютная тишина пыталась успокоить его сознание. Но, сделав пару шагов, он застыл на секунду и отчетливо услышал шарканье. Адам не боялся привидений, но книга, за которой он пришел, интересовала не только его.

Он скользнул в один из проходов, в очередной секции оставил свою находку и так же быстро вернулся в главный коридор. Все остальное время, пока шел к выходу, Адам так и не мог решить правильно он сделал или нет. Может из-за страха, вызванного полумраком и одиночеством, ему померещилась и тень, и шорох. И никого там не было… или этот библиотекарь ходил рядом, а он мало того, что чуть не обделался от страха, так еще и книгу не забрал. Но так или иначе, вернуться обратно тоже не было сил. «В конце концов», – подумал он, – «можно вернуться с Всеславом и не будет так страшно».

– Эй, господин библиотекарь, – закричал Адам на выходе в маленькую будочку, где был кабинет служащего. – Вы здесь?

В ответ он услышал кряхтение; видно, старик вставал со стула. Он вышел через минуту с немного помятым лицом. Адам понял, что тот спал.

– Я все, пойду, – сказал он деду, сонно хлопающему глазами.

– Нашел, что искал?

– Нет, не нашел, к сожалению.

– И что было здесь лазить тогда? – сплюнул библиотекарь и ушел обратно в будку.

Адам со вздохом облегчения полетел по ступенькам, ведущим наверх. И когда глоток горячего, но все равно такого свежего воздуха ворвался ему в легкие, его душа наконец вернулся обратно из пяток. Даже боясь оглянуться назад, он спешно направился в мир живых движущихся людей, и с каждым шагом его походка становилась увереннее, тоска и страх оставляли его разум, и часы, проведенные в библиотеки, начинали казаться всего лишь небольшим приключением. Теперь он уже искренне корил себя за слабость, и лишь мысль, что он все равно заберет этот дневник, успокаивала его совесть. Ему надо теперь поскорее встретится с Всеславом, вот тот обрадуется, ведь эта находка перевернет СМИ сверх наголову. Адам уже практически вышел к метро, осталось пройти небольшой скверик, но завернув за угол, он почувствовал удар по голове. Последнее, что он услышал, перед тем как потерять сознание было резкое:

– Обыщи его.