Евгения Грановская

историю вы вляпались? Откинувшись на спинку кресла

Басовито подпевая генералу, Пирогов вдруг стал заваливаться на бок, и если бы артист его не подхватил, то непременно свалился бы со стула. – Похоже, господин здоровяк надрался, – усмехаясь, сказал Слащев. – Уходила ты его, душа моя. – Он сам себя уходил, – возразила Нина. На Алешу вновь наполз теплый туман. Он пошатнулся, но тут кто-то сунул ему в руку стакан с чем-то холодным, и Алеша стал пить. Холодная волна освежила рот и приятно прокатилась по пищеводу. Только выпив весь стакан до дна, Алеша понял, что у волны этой вкус крепкого сладкого кофе. В голове у него слегка прояснилось. – Ну, вы как? – услышал он рядом голос Нины. – С вами все в порядке? – Д-да, – ответил Алеша. Он хотел поблагодарить девушку за кофе, но, пока собирался с мыслями, усталый голос Слащева произнес прямо у него над ухом: – Подите, господа. Я устал от бесед. Да и вам нужно отдохнуть. – Мы можем идти? – сказал Алеша, едва ворочая языком. – Идите. Должен с сожалением признать, что никакие вы не красные шпионы. Но если я ошибся – берегитесь. Из-под земли достану и вздерну на ближайшем фонарном столбе. Благо столбов в России, в отличие от всего остального, еще предостаточно. Слащев еще что-то говорил, но Алеша его больше не понимал. Он чувствовал, что проваливается в какой-то черный, бездонный колодец. «Вероятно, я умираю», – подумал Алеша и, поняв, что не испытывает страха от этой мысли, радостно улыбнулся, приветствуя свою преждевременную и легкую кончину. * * * И снились Алеше Берсеневу мятущиеся по небосводу черные тени и среди них одна – самая черная, снились Алеше рокот станков и дым, валящий из заводских труб, и в этом дыму, как внутри огромного бесформенного сосуда из дымчатого стекла, – два войска. (Обдумывая позже свой сон, Алеша не сомневался, что два воинства – это белая и красная армии. Его слегка тревожил лишь непонятный символ, какой он прежде встречал на картинках в книге господина Щербатского «Индуизм и буддизм». Это был крест, но крест необычный. Лучи его на краях сгибались в одном направлении, напоминая согнутые в локтях руки. От этого креста исходила такая же опасность, как и от большой красной звезды

– сказала Маша в трубку. – И тебе тоже… ЧтоКуда меня «брать»? Маша посмотрела на дочь посветлевшими глазами и сказала трагическим

– Слезы – это хорошо, – сказал он. – Это называется «катарсис». Очищение через страх и сострадание.

очередную порцию салата «Летний» и, силясь разжевать волокнистые куски капусты, проговорил: – Сегодня я видел ее во сне. Только она выглядела не так, как десять лет назад. Она была совсем старая. Даже древняя

в этом убедить, но вот она, Ритка, живое опровержение. И подозрения ее подтвердились. Скажи она Олегу – он, чего доброго, бросится к старой жене с повинной головой, а ее этот вариант не устраивал ни минуты. Семь лет мы с ним прожили, а она так и не смирилась. Вот и приманила меня в нужное место и в нужное время – мне эти Риткины одежки были очень нужны, доходы-то совсем другие стали, поди купи все… Ну, и поехала, дура.

8 Теперь она помнила все. И отчетливее всего последний разговор с женщиной, имя которой присвоила. Сначала был телефонный звонок. Выслушав ее, Камнева впала в ступор. Она явно была изумлена и сбита с толку. Пришлось вывести ее из ступора окриком: – Ирина Михайловна! Вы поняли, что я сказала? – Да, но… Это что, шутка? – Нет, совсем не шутка. Если вы хотите жить, спуститесь в грузовой отсек и подойдите к контейнеру номер восемь. – Но зачем? – Повторяю: вам угрожает опасность. Смертельная опасность. Снова пауза. А затем – вопрос, который она слышала за свою жизнь много раз: – Почему я должна вам верить? В ответ она произнесла привычное: – Можете не верить, если не хотите. У меня нет времени подыскивать нужные слова, чтобы убедить вас. Но если вы не сделаете, как я говорю, то погибнете. Вы слушаете меня? – Да. – Ваша