Немного солнца в холодной воде

для него вполне достаточно было внешней стороны жизни, а когда он вдруг заглянул в себя и увидел, каким болезненным, немощным, раздражительным существом он стал, то почувствовал суеверный ужас

Я никогда не жалел о том, что отдавал добровольно, – спокойно ответил Гарнье. – Дорого обходится лишь то, что крадешь, – запомните это, мой милый… – И он рассмеялся. – Наверное, вам странно слышать высоконравственные рассуждения от такого порочного создания, как я. Но поверьте, в тот день, когда вы устыдитесь того, что любите, вы погибли… Погибли для самого себя. А теперь поговорим о работе.

Ну так вот, он больше не желает ни чтобы его осуждали, ни чтобы его прощали, ни чтобы его заковывали в какие бы то ни было рамки – будь то профессия или область чувств. Он хочет быть одиноким и свободным, как раньше. Свободным, словно молодой пес, каким он был.

Париж был восхитителен до слез в горле своей ранней весенней голубизной.

Жизнь, которая прежде была так щедра к нему – по крайней мере он так считал, и это было одной из причин его успехов, – вдруг отступила от него, как отступает море в часы отлива, оставив одинокой скалу, к которой оно так долго ластилось

кровавые, немыслимые события, пробуждавшие у его собратьев щекочущее чувство ужаса, и это раздражало его. Не так давно, всего три месяца назад, он охотно ахал бы с ними, выражал бы свое негодование, а

Когда чувствуешь себя умным, предателем себя не чувствуешь.