Жажда. Книга сестер

"Я всегда знал, что меня приговорят к смерти. В этой уверенности есть свои преимущества: я могу уделять внимание тому, что его заслуживает, – подробностям.

Один за другим проходили передо мной свидетели обвинения. Я не поверил своим глазам, когда явились новобрачные из Каны – те, для кого я сотворил первое чудо.

– Этот человек властен превращать воду в вино, – важно заявил супруг. – Однако он дожидался конца свадебного пира и лишь тогда использовал свой дар. Он упивался нашей тревогой и унижением, хотя с легкостью мог избавить нас от того и другого. Из-за него лучшее вино было подано после обычного. Он выставил нас на посмешище.

Я спокойно посмотрел в глаза своему обвинителю. Он выдержал мой взгляд, считал себя в полном праве".

"Ем я совсем чуть‑чуть. Носи я на себе больше своих пятидесяти пяти кило, у меня была бы одышка. Я заметил, что из‑за худобы многие отказываются меня слушать. В их глазах я читаю: “Откуда взяться хоть капле мудрости в этакой хворостине?”

Еще и потому главным над учениками я выбрал Петра: он не такой вдохновенный, как Иоанн, верен мне меньше первого встречного, но зато обладает одним достоинством – он великан. Когда говорит именно он, людей это впечатляет. Самое смешное, что ко мне это тоже относится. Я знаю, что он отречется от меня, но какое доверие он мне внушает!"

Пожалуй, самый сильный акцент сделан на любви. Не столько в том смысле, что Бог – есть любовь (хотя и об этом тоже, и о специфичности этой любви в том числе), но о любви к жизни, к ее созданиям, к ее плотской составляющей, к ее материальности – ветру, цветам, вину, глотке воды в жаркий день, которую, как полагает автор, тому, другому Богу – Богу-отцу, не имеющему тела, никогда не постичь до конца. Несмотря на его более чем успешный эксперимент в плане создания существ из плоти и крови.

И да, это, пожалуй, очень современный Христос. Такой, каким бы он мог быть сейчас, если бы вдруг…

"Ада не существует. Проклятые есть, но только потому, что некоторые люди всегда встают не с той ноги. Мы все хотя бы раз встречали такого человека – постоянно обиженного, вечно неудовлетворенного, того, кто, попав на роскошный пир, увидит только, что какого‑то блюда не хватает".

Немного (совсем немного) о том, что за чертой. Последнее – неожиданно близко перекликается со «Светом в окошке» Святослава Логинова, который когда-то произвел на меня очень сильное впечатление.

"Умирающие на смертном одре часто говорят: “Если бы начать все сначала…” – и перечисляют, что бы они переделали или изменили. Это доказывает, что они еще живы. После смерти уже не испытываешь ни сожаления, ни одобрения по поводу своих действий или бездействия. Видишь свою жизнь как произведение искусства.

Никто не станет думать в музее, стоя у полотна великого мастера: “Я бы на месте Тинторетто сделал скорее не так, а этак”. Мы созерцаем, принимаем к сведению. Если предположить, что мы и были когда‑то этим знаменитым Тинторетто, то мы не станем себя судить, мы согласимся: “Узнаю себя в этом мазке”. Мы не будем задаваться вопросом, хорошо это или плохо, нам и в голову не придет, что можно было сделать иначе".

Интересно, что перед ним открыта вся история человечества, и он легко ссылается как на своих современников, так и на наших (с присущей 21 веку легкой иронией). За счет очень высокого процента человечности получился очень обаятельный образ. Пожалуй, самый близкий мне образ Христа из всех, что попадались в литературе.