Однако, Саредда, – сказала я себе, – теперь надо держать ухо востро, чтобы он не догадался как-нибудь, что ты еще неопытная, неумелая девчонка, которая ничего настоящего и не видала. Пресвятая Дева! У меня на сердце захолонуло от стыда и ужаса при одной мысли, что я сделаю что-нибудь не так! Нужно успокоиться, собрать мысли и заранее обдумать, как вести себя.
Я отправилась пока по мамашиным делам, а в пути старалась припомнить в подробностях, что мне говорила эта рыжая идиотка Аннина, которая в день всех святых вышла замуж за своего толстяка. Фи, замуж! Нет, я навсегда останусь честной девушкой. Нечестно к такому… к такому чувству, как любовь (теперь-то я достаточно знаю!), примешивать корысть: у легких дам – деньги; у девушек – замужество; одно и то же! Нет, Господь этого не прощает.
О, Аннина! Все же, хоть мало, но ты мне поможешь.
Времени до вечера – без конца. Жара, к синьоринам Аванци не хочу идти. Зашла, устроив все дела, в ресторанчик. Какие-то итальянские дураки сейчас же распялили на меня глаза. Вот мерзость эти мужчины!
А все-таки шляпка ко мне идет, и мне на вид двадцать три года.
Вот и семь часов. Скоро. Два часа осталось. Мамаша, пожалуй, будет беспокоиться. Я обыкновенно возвращаюсь с четырехчасовым. Ну, велика беда. Да и не будет беспокоиться, знает мое благоразумие. Значит, что-нибудь задержало.
И наконец, – не все ли равно? Не могу же я упустить мое счастье, когда сам Господь, очевидно, мне помогает? Ведь если б он, мой милый, мой иностранец, не принял меня за другую… Уф, даже в дрожь бросило от одной мысли!
Однако, куда девать эти два часа? Придумала: обойду весь Сан-Лоренцо, медленно-медленно, и буду с твердостью вспоминать все, что слышала от Аннины, да и от других – от этой лукавой Джиованны… Прелукавая девушка, однако, смышленая, и кое-что знает. Только такие безнравственные понятия! Непременно хочет сначала замуж. Нет, уж где расчет – там нет любви. А нет любви – значит, безнравственно. Да и не понимаю, зачем?
Иду, иду, прилежно думаю, соображаю, вспоминаю… Святой Панкраций! Ведь уж стемнело! И больше девяти! А до вокзала еще далеко. Признаюсь, пустилась я прямо бегом. Ничего не видно.
Добежала, схватила билет. Вот и поезд. Дверцы еще открыты. На платформе уж огни, и в вагонах огни. Народу мало. Его – нет. Что же мне делать? Что же это такое? Я чуть не разревелась. Села бы, где стояла, и заревела. Да вдруг будто толкнуло меня – гляжу, стоит в дверях купе и прямо на меня смотрит. Бегу, юбка путается, вагон первого класса, а у меня билет второго. Однако, мне уж все равно. Только что я подбежала – он билеты кондуктору дает, и смотрю – два билета. Едва я стала соображать, что же это такое, значит – не один едет – но сообразить еще не успела, как он меня за руку и втянул в вагон. Тут же дверца захлопнулась, кричат «pronti»[5] – я стою, как дура, и только одно успела заметить – свет сверху слабый – что никого в купе кроме нас нет. Стою – и все мысли из головы сразу вылетели.