Zitate aus dem Buch "Не чужая смута", Seite 3
Публицист Валерий Панюшкин и актриса Ксения Раппопорт общались для одного глянцевого журнала.
Потом Панюшкин отчитался, что в числе прочего они говорили «…про то, какой Прилепин прекрасный писатель, и как жаль, что он то и дело публикует в прессе недостойную его таланта нацистскую жеребятину».
Хорошо сказано, спасибо. Иго-го, как говорится.
Хотя, впрочем, есть и европейские вещи у нас. Европейский писатель Акунин. Европейский режиссёр Звягинцев. Ну, то есть, возможно, Акунину или Звягинцеву хотелось бы так о себе думать. Но даже их ноготком эдак поскрябаешь и вдруг воскликнешь: Вася, ты, чо ли? А ты чо как вырядился? Вася, сыми это с себя, а то я тебя пугаюся.
Благодатель Спасе наш, благодарно вопиём: спасибо Тебе, что этот окаянный и покаянный год случился для нас и с нами.
Скорый в заступлении, как самый скорый, испепеляющий рельсы, поезд, укрепи нас.
Не проедь по нам, если окажемся на пути Твоём.
Долготерпив и многомилостив Ты – потерпи ещё немного.
По грехам нашим воздавал всем и воздай ещё – воздаяние Твоё понесём в своём сердце от своего порога до Твоего.
Когда спросишь нас, зачем сделали мы то, что сделали, ответим: Ты дал нам свободу воли, и мы выбирали себе судьбу по душе, и от неё не бежали, а ползли за ней.
Все дела наши – всего лишь попытка преодолеть Твоё молчание, как самую большую реку.
Теперь пережили день и переплыли год, вслушиваемся и думаем: угадали мы?
Но даже если не угадали – все, кого я знаю, из числа сделавших свой выбор, – сделали бы его опять, когда б клубок миновавшего года смотали бы заново.
Те же, кто уже не имеет голоса на земле, – пусть помилуют нас, когда встретимся.
Плюс русских какой?
Русские могут на себя смотреть глазами европейца (это ещё сочинитель Галковский подметил).
Европеец в принципе не умеет смотреть на себя глазами русского, он только своими глазами может на себя смотреть.
Особенно гордиться не надо – потому что русский не может посмотреть на себя глазами китайца или японца. Русскому проще подумать, что у них вообще нет глаз.
Но и европеец тоже не может, поэтому не будем огорчаться.
Зато мы можем посмотреть на себя глазами татарина или якута, тут нам уже проще.
Поэтому русский умеет (только не всегда хочет) почти всё то, что умеет европеец, плюс ещё может делать всякие личные национальные глупости (империя, Достоевский, Байконур, Сталинградская битва, бунт Стеньки Разина и прочие фокусы).
Ещё русский любит переодеваться в европейца. Он тогда ходит и косится на себя в зеркало и думает: «…А не отличишь… Неужто не скажут лакею, что я ряженый? Неужто не турнут до самого фуршета?»
На самом деле, если к самому важному в русском характере приставлять эпитет «европейский» – это звучит, скорей, унизительно.
«Европейский писатель Лев Толстой». Европе надо прыгать выше головы, чтоб Лев Толстой стал «европейский писатель». Выше головы – и то за бороду не уцепится.
«Европейская доблесть в России, европейские воинские навыки, европейская воцерковлённость, европейский иконописец Рублёв, династия истинно европейских правителей Рюриковичей, европейский поэт Есенин, европейский композитор Мусоргский, настоящая европейская песня “Ой, то не вечер, то не вечер…” и другая настоящая европейская песня “Эх, дороги, пыль да туман…”. Истинно европейская улыбка Гагарина…»
Бесконечный список.
Когда всё это произносишь – всем существом чувствуешь: какая всё это дурь, цеплять «Европу» к нашей тележке.
Даже тошнит немного, когда этот список перечисляешь. Как будто пуговицу к живой коже пришиваешь.
Хотя, впрочем, есть и европейские вещи у нас. Европейский писатель Акунин. Европейский режиссёр Звягинцев. Ну, то есть, возможно, Акунину или Звягинцеву хотелось бы так о себе думать. Но даже их ноготком эдак поскрябаешь и вдруг воскликнешь: Вася, ты, чо ли? А ты чо как вырядился? Вася, сыми это с себя, а то я тебя пугаюся.
один молодой литератор пытался мне через столичную газету объяснить: не стоит вспоминать имена Пушкина, Тютчева и Достоевского и пытаться угадать, как бы они реагировали на нынешние события.
Нет, ребята. Стоит вспоминать имена Пушкина, Тютчева и Достоевского, потому что если у вас временно помутился разум – можно взять ума взаймы у классиков. У классиков ума много.
В России минимальны шансы выбить прочь околовластное стопудовое ворьё, сидящее у нас на шее, вовсе не по той причине, что народ – раб, а по той причине, что вы, господа – пришельцы. Вас сюда с Луны завезли.
Кто бы вас обратно увёз теперь! Мы бы тут всё сделали без вас, а потом обратно пригласили бы. Построили бы вам министерство толерантности и психиатрии, и вы бы им тихо управляли, в накрахмаленных смирительных рубашках.
На все лады западно-украинские наши соседи повторяют: прочь от путинской России.
И смотрят на нас так, что если ты с пониманием не кивнёшь – значит, ты путинский холуй.
Подразумевается, что определение «путинская» главное в этом словосочетании.
Как будто есть какая-то Россия, которая была бы симпатична нынешнему западно-украинскому народу.
А если бы это была Россия Петра I или Екатерины II – она что, больше бы понравилась Майдану? Россия Иоанна Грозного, Александра Освободителя, Ленина, Брежнева, Ельцина – с какой из них тянет подружиться?
Да ни с какой не тянет, нет такой России и не было.
Слово «путинская» – это просто разводка для доверчивых.
Проблема власти в том, что она думает всех перехитрить, «развести» каким-то хитрым политтехнологическим приёмом.
«Побойтесь Бога, – всякий раз хочется мне сказать, – у вас тут в половине соседних стран полиция одевается так, что их от полицаев 1941-го не отличишь, памятники ставят профашистским головорезам – а вы всё в России ищете то, что у самих под боком».
Разве может быть «прогресс» у вечности?