Интернет как оружие. Что скрывают Google, Tor и ЦРУ

Yasha Levine

Surveillance valley. The Secret Military History of the Internet

Книга издана при содействии литературного агентства Andrew Nurnberg.

© 2018 by Yasha Levine

© 2019 М. Леонович, Е. Напреенко, перевод на русский язык

© 2019 ООО «Индивидуум Принт»

* * *

Посвящается моим родителям – Нелли и Борису.

Без их любви я был бы пустым местом

В настоящее время все служит войне, нет ни одного открытия, которым не занимались бы военные в видах применения его к войне, нет ни одного изобретения, которое не постарались бы обратить для военных целей.

Николай Федоров. Философия общего дела, 1891

Чтобы победить жука, мы должны понять жука.

Звездный десант

Предисловие к русскому изданию

В 2014 году президент Владимир Путин попал в заголовки мировых СМИ, когда между делом назвал интернет военной технологией, разработанной враждебными иностранными силами: «Все это возникло на первом этапе, на заре интернета, как спецпроект ЦРУ США. Чего уж там, так и развивается».

Эту реплику Путина, произнесенную на петербургском медиафоруме, в США сразу же подняли на смех. От идеи, что интернет мог быть создан американским разведывательным управлением, отмахивались как от безумной конспирологической теории – выдумки параноидального, отставшего от жизни авторитарного лидера, не на шутку перепуганного демократической силой всемирной сети и готового распространять самую дикую ложь, чтобы оправдать жесткий контроль над интернетом в своей стране.

В это время я был в Калифорнии и только приступил к работе над книгой: расследовал связи компании Google с американскими спецслужбами, зарывшись в рассекреченные малоизвестные военные архивы времен создания интернета. Я следил за этой новостной шумихой и не верил своим глазам. Годом ранее Эдвард Сноуден изобличил американский аппарат цифровой слежки и показал, что правительство США годами использовало интернет в качестве гигантской машины шпионажа. Документы, украденные им у Агентства национальной безопасности, не оставляли сомнений: не существовало практически ни одного устройства или даже проводка, которые бы не были в пределах досягаемости этой организации, и к этому приложили руку крупные уважаемые компании Кремниевой долины. Они тайно сотрудничали с американскими разведывательными агентствами и превращали свои платформы в масштабную систему наблюдения. Было также ясно, что откровения Сноудена обнажили лишь малую часть чего-то более давнего и значительного: интернет оказался гораздо теснее переплетен с правительством США и американской геополитикой, чем представляла себе общественность. Однако на журналистов эти разоблачения будто не произвели никакого впечатления. Многие продолжали делать вид, словно интернет – нейтральная по своей сути технология, глобальная сила добра, свободная от влияния разведслужб, геополитической борьбы и американского империализма. А утверждавшие обратное объявлялись просто чокнутыми конспирологами (и Путин в их числе), которых не стоило воспринимать всерьез.

Но, как говорится, если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами не следят. Как я выяснил в процессе написания книги, Путин был прав насчет интернета или, точнее, не так уж далек от истины. Он допустил только одну неточность – когда сказал, что интернет был создан Центральным разведывательным управлением. На самом деле за ним стояла другая организация – Агентство передовых исследовательских проектов, полное секретных агентов подразделение Пентагона, которое разрабатывало высокотехнологичное оружие для борьбы с распространением коммунизма во всем мире.

Интернет начался не с частных компаний Кремниевой долины. Он начался с армии США – во вьетнамских джунглях и на секретных шпионских базах НАТО. Когда его разрабатывали в конце 1960-х годов, он задумывался как оружие – отражение холодной войны в технологической плоскости. Он и по сей день остается оружием – гораздо более мощным в своей нынешней приватизированной коммерческой форме, о чем могли мечтать его военные отцы-основатели.

Развитие интернета затронуло многие культурные и политические явления, но практически через всю его историю просвечивают холодная война и борьба США с коммунизмом и СССР – это важнейший опорный конфликт, породивший и сформировавший интернет. Без него этой технологии бы не было, по крайней мере в ее современном виде.

И все это делает эту книгу очень личной для меня. Поскольку моя жизнь – тоже результат противостояния США и Советского Союза. Как советский американец, выросший в Кремниевой долине в окружении компьютерных инженеров, я был вовлечен сразу в оба противоборствующих лагеря, а интернет всегда имел для меня огромное значение.

Я родился в Ленинграде и эмигрировал в Америку с семьей в 1989 году. Мы немного пожили в Нью-Йорке, но в итоге обосновались в Сан-Франциско. Там мы оказались в самом центре Кремниевой долины, как раз в то самое время, когда начался бум доткомов.

За спиной мы оставили Советский Союз, распадающийся на части и погружающийся в кошмар приватизации. Коммунизм был повержен. Утопическая мечта умерла. Зато в Америке предвещали другую: говорили, что интернет-революция с помощью сетевых компьютерных технологий и капитализма нового типа преобразит мир и приведет к широкому распространению идей и информации, а также к единению людей и культур; безграничное процветание, вызванное непрестанными высокотехнологичными инновациями, искоренит бедность; автоматизация освободит нас от труда; прямая цифровая демократия, достигнутая благодаря всемирной компьютерной сети, упразднит правительства, положит конец коррупции и сотрет границы. Словом, казалось, что Кремниевая долина подарит нам все то, чего не смог дать коммунизм.

В это верили все вокруг, а уж я, советский иммигрант, тем более. Образ Америки в XXI веке стал неотделим от ожидания новой технологической революции. Я изучал информатику в Калифорнийском университете в Беркли, мечтая стать программистом – тем, кто будет претворять эту утопию в реальность. И я был не одинок: тысячи советских иммигрантов (в том числе мои друзья и даже брат) заболели этой лихорадкой высоких технологий. Некоторые из нас, как Сергей Брин из Google, сумели поймать удачу за хвост и создать чрезвычайно успешные компании, которые позже стали отождествляться с интернетом и его утопическими перспективами. Тогда нам казалось, что новый и лучший мир уже не за горами.

Сейчас, два с лишним десятилетия спустя, это воодушевление видится таким нелепым. Таким идеалистичным.

Как журналист, специализирующийся на расследованиях, я воочию смог убедиться в том, что интернет не изменил мир. Он не трансформировал структуры политической и экономической власти, а лишь создал новые рычаги и инструменты общественного и политического контроля. Интернет в своей основе был гигантской машиной наблюдения – пространством, где все отслеживается, фиксируется и анализируется. Внутри страны он управлялся шпионами и влиятельными корпорациями и породил на свет нового высокотехнологичного «барона-разбойника», который богател и креп, выставляя наши данные и внимание на аукцион. На международном уровне интернет стал инструментом «мягкой силы», применяемым для укрепления американского империализма. Что же касается интересов «народа» и «демократии», то они оказались иллюзией. Утопические обещания вновь обернулись приватизационным олигархическим кошмаром.

Мне хотелось понять, каким образом интернет – столь переплетенный с Америкой в моей иммигрантской идентичности – развился в ту систему, которой он является сегодня. Каковы его корни? С какой целью его создали? Какие силы и интересы стояли за ним? Обо всем этом рассказывается в книге.

Я фокусируюсь на истории интернета в Америке, поскольку это американское изобретение. Однако в наши дни США уже не обладают монополией на эту технологию. Другие страны и общества, включая Россию, постоянно используют глобальную сеть в качестве оружия – не только на международной арене, но и внутри. Однако все это не отменяет наличия потаенной американской истории интернета.

Яша Левин

Москва

2 августа 2019

Пролог

Окленд, Калифорния

18 февраля 2014 года уже затемно я добрался из Сан-Франциско до центра Окленда, проехав по мосту над заливом, и припарковал машину. Улицы были пусты, если не считать нескольких бездомных, лежавших вповалку перед витриной закрытого магазина. Завывая сиренами, на красный свет пронеслись два патрульных автомобиля.

К зданию мэрии Окленда я направился пешком. Уже издалека было видно, что там происходит нечто необычное. Вдоль ближайших улиц выстроились вереницы полицейских машин, а между ними в поисках удачного ракурса шныряли репортеры и телеоператоры. У входа топталась большая группа людей, кто-то устанавливал огромную крысу из папье-маше, которая, по-видимому, символизировала стукачество. Но самое интересное происходило внутри. Несколько сотен человек заполонили богато украшенный зал мэрии с высоким куполом. У многих были плакаты. Толпа выглядела возмущенной, и полицейские, расположившись по периметру помещения, были готовы сразу же вытолкать всех на улицу в случае переполоха.

Все это было связано с главным событием вечера: городской совет решал судьбу амбициозного проекта стоимостью в 11 миллионов долларов по созданию общегородского узла полицейского надзора. Официально он должен был называться «Центр распределенного контроля»^[1], но все говорили просто – ЦРК. Его устройство предполагало объединение сигналов с нескольких тысяч камер в реальном времени, которые поступали бы в общий центр управления. Это позволило бы сотрудникам полиции вбивать адрес и подключаться к нужной трансляции или проматывать запись. Они могли бы задействовать системы распознавания лиц и слежения за транспортом, подключать каналы социальных медиа и дополнять полученную картину данными от других правоохранительных органов – как местных, так и федеральных^{1}.

Эти планы по созданию центра наблюдения уже несколько месяцев подогревали городскую политику, и вот возмущение недовольных вылилось на улицы. Рядовые жители, религиозные лидеры, профсоюзные деятели, бывшие политики, анархисты «черного блока» в масках, представители Американского союза гражданских свобод – все собрались здесь плечом к плечу с группой убежденных местных активистов, сплотившись, чтобы остановить ЦРК. Взволнованный чиновник в очках, одетый в коричневый костюм, поднялся на трибуну, чтобы заверить возбужденную толпу, что Центр распределенного контроля призван защищать их, а не шпионить за ними. «Это не разведывательный центр. У нас нет соглашений с АНБ, ЦРУ или ФБР о доступе к нашим базам данных», – сказал он.

В зале мгновенно поднялся страшный шум. Собравшиеся не поверили его словам. Народ свистел и улюлюкал. «Это все для того, чтобы следить за оппозицией!» – выкрикнул кто-то с балкона. Парень в маске прокрался вперед, рывком сунул свой телефон в лицо чиновнику и сфотографировал его. «Ну и как? Нравится такая слежка?» – заорал он. Мужчина средних лет – лысый, в очках и потрепанной одежде цвета хаки – занял трибуну и обрушился с критикой на городских политиков: «Неужели члены совета считают, что полиции Окленда, запятнавшей себя неслыханными нарушениями гражданских прав и неспособной следовать даже собственным инструкциям, будь то борьба с беспорядками или ношение нагрудных камер, можно доверить ЦРК?» Закончив, он для пущего эффекта прокричал: «Хороший ЦРК – мертвый ЦРК!» Раздались бурные аплодисменты.

Окленд – один из самых разнородных по населению городов страны. Кроме того, он печально известен своим жестоким и часто самовольным управлением полиции, которое уже больше десяти лет находится в федеральном подчинении. Злоупотребления полиции нарастали на фоне интенсивной джентрификации, вызванной локальным интернет-бумом, который в свою очередь привел к взлету цен на недвижимость. В Сан-Франциско такие районы, как Мишен-Дистрикт, где исторически проживала активная латиноамериканская община, были застроены кондоминиумами, лофтами и фешенебельными гастро-пабами. Учителям, художникам, людям в возрасте и вообще всем, кто не мог похвастать шестизначной годовой зарплатой, стало сложно сводить концы с концами. Окленду какое-то время удавалось избегать этой участи, но теперь пришел и его черед. Однако местные жители не собирались сдаваться без боя. И одним из главных объектов их нападок стала Кремниевая долина.

Люди, собравшиеся тем вечером в мэрии, считали оклендский ЦРК продолжением этой подпитываемой хай-тек-отраслью джентрификации, вытеснявшей из города его не столь обеспеченных старожилов. «Мы не идиоты. Мы знаем, что их цель – взять под контроль мусульман, чернокожих, цветных и демонстрантов, – заявила девушка в хиджабе. – Центр понадобился, когда вы начали превращать Окленд в спальный район для профессионалов из Сан-Франциско. Вам нужен более тихий, белый, богатый и менее пугающий город, а значит – без мусульман, чернокожих, цветных и демонстрантов. Вы это прекрасно понимаете, как понимают и застройщики. Мы слышали, что они говорили на встречах. Они напуганы и не скрывают этого».

Ее слова были небезосновательными. Несколькими месяцами ранее двое оклендских журналистов в ходе расследования заполучили ряд связанных с ЦРК внутренних градостроительных документов, из которых следовало, что городские власти намерены использовать будущий центр слежения скорее для мониторинга политических протестов и деятельности профсоюзов в оклендских доках, нежели для борьбы с преступностью^{2}.

Был и другой повод для беспокойства. Первоначально Окленд поручил строительство ЦРК Международной корпорации по внедрению научных достижений (SAIC) – крупному военному подрядчику в Калифорнии, получившему в разведсообществе прозвище NSA West («АНБ Запад») из-за тесного сотрудничества с Агентством национальной безопасности. Эта компания также выполняет всевозможные заказы для ЦРУ – от мониторинга действий сотрудников в рамках борьбы с «внутренними угрозами» до производства дронов-убийц. Жители Окленда собрались, чтобы осудить решение города о партнерстве с компанией, которая стала неотъемлемой частью американского военного и разведывательного аппарата. «SAIC работает над телекоммуникациями для программы дронов в Афганистане, убивших тысячи ни в чем не повинных мирных жителей, включая детей, – сказал мужчина в черном свитере. – И ваш выбор остановился на ней?»

Я с изумлением оглядел зал. Мы находились в самом центре вроде бы прогрессивной области залива Сан-Франциско, однако городская администрация собиралась сотрудничать с влиятельным подрядчиком спецслужб, чтобы построить полицейский центр слежения, с помощью которого, если верить репортерам, чиновники хотели шпионить за местными жителями и контролировать их. Но была одна деталь, которая делала эту ситуацию еще более абсурдной. Благодаря наводке одного местного активиста я пронюхал, что с Оклендом вела переговоры о демонстрации своих продуктов компания Google, видимо, надеявшаяся получить долю в контракте на создание ЦРК.

Что, если Google действительно будет помогать властям Окленда следить за горожанами? Это был бы очень скверный исход. Многие оклендцы и так считали Google и другие компании Кремниевой долины главными виновниками взлетевших до небес цен на жилье, джентрификации и полицейской агрессии, делавшими невыносимой жизнь малоимущих горожан. Более того, всего несколькими неделями ранее был организован пикет у дома весьма обеспеченного менеджера Google, лично участвовавшего в проекте по строительству роскошного жилого комплекса неподалеку.

Название Google ни разу не упоминалось тем вечером на шумном собрании городского совета, но мне удалось раздобыть короткую электронную переписку между «менеджером по стратегическим партнерским связям» компании и руководящим проектом ЦРК оклендским чиновником, которая содержала намеки на то, что нечто подобное действительно назревало^{3}.

После собрания городского совета я потратил несколько недель на то, чтобы разобраться в этой связи. Какие именно услуги Google предложил оклендскому центру слежения? Как далеко зашли переговоры? Принесли ли они плоды? Мои запросы в администрацию Окленда остались без ответа; в Google тоже отмалчивались – с таким же успехом я мог разговаривать с гигантской скалой. Мое расследование еще сильнее забуксовало, когда жители Окленда добились временной заморозки строительства ЦРК.

Хотя проект был поставлен на паузу, оставался открытым вопрос: что может Google – компания, помешанная на своем позитивном имидже с девизом «Не делай зла»^[2], – предложить столь спорному полицейскому центру слежения?

В то время я работал репортером в маленьком, но бесстрашном журнале Pando в Сан-Франциско, который освещал политику и бизнес Кремниевой долины. Мне было известно, что Google получала основную часть прибыли за счет сложной системы таргетированной рекламы, отслеживающей запросы пользователей и выстраивающей прогностические модели их поведения и интересов. Компания подглядывала почти за двумя миллиардами человек, которые пользовались ее платформами, – от электронной почты и видео до мобильных телефонов, – превращая их данные в золото. Эта необыкновенная алхимия позволила ей заработать 100 миллиардов долларов за год и достичь рыночной капитализации в 600 миллиардов; совокупное же личное состояние двух ее основателей – Ларри Пейджа и Сергея Брина – оценивалось в 90 миллиардов долларов.

Google, одна из богатейших и самых влиятельных корпораций на планете, тем не менее позиционирует себя как компанию хороших ребят, стремящихся сделать мир лучше и дать отпор коррумпированным и сующим повсюду свой нос правительствам. Однако, отслеживая ее историю и углубляясь в детали государственных контрактов Google, я обнаружил, что эта компания – полноценный военный подрядчик, продающий в том или ином виде свои технологии сбора и анализа пользовательских данных полицейским департаментам, муниципалитетам и практически всем крупным разведывательным и военным ведомствам США. За годы сотрудничества она предоставила американской армии технологию цифровой картографии, которая использовалась в Ираке, хранила на своих серверах данные для ЦРУ, индексировала огромные базы разведданных АНБ, строила военных роботов, помогала Пентагону при запуске спутника-шпиона и предоставляла полиции свою платформу облачных вычислений для прогнозирования преступлений. И Google – далеко не исключение. Большинство интернет-компаний, сервисами которых мы пользуемся каждый день (в том числе Amazon, eBay и Facebook), тоже превратились во влиятельные корпорации, которые отслеживают действия своих пользователей и составляют их профили, а также строят партнерские и деловые отношения с крупными военными и разведывательными органами США. Некоторые отделы этих компаний так тесно переплелись с американскими спецслужбами, что бывает трудно определить, где грань между ними и правительством США.

С момента появления персональных компьютеров и интернет-революции 1990-х нам раз за разом твердили, что в мире появилась освободительная технология – инструмент для децентрализации власти, свержения закоренелых бюрократий и распространения демократии и равенства. Персональные компьютеры и информационные сети должны были стать новым бастионом свободы – техноутопией, где авторитарные и репрессивные структуры утратили бы свою силу, а создание лучшего мира было бы достижимым. И чтобы этот новый дивный мир расцвел пышным цветом, нам, кибергражданам^[3], следовало всего лишь отойти в сторону и не мешать интернет-компаниям внедрять инновации, а остальное предоставить рынку. Такая установка глубоко укоренилась в коллективном подсознании нашей культуры и до сих пор во многом определяет наше восприятие интернета.

Но если достаточно долго приглядываться к различным его нюансам, то общая картина начинает казаться более мрачной и менее оптимистичной. Если интернет действительно подразумевает столь кардинальный разрыв с прошлым, то почему компании вроде Google якшаются с копами и шпионами?

Я пытался найти ответ на этот, казалось бы, простой вопрос после того февральского вечера в Окленде. Мне и в голову не могло прийти, что это заставит меня глубоко погрузиться в историю интернета, а в конце концов даже написать книгу. Сейчас, после трех лет журналистских расследований, интервью, поездок по двум континентам и несчетных часов изучения и сопоставления исторических и рассекреченных документов, я знаю ответ.

Откройте любую популярную историю интернета, и вы наверняка найдете там сочетание двух нарративов о зарождении этой технологии компьютерных сетей. Первый сводится к тому, что она появилась, поскольку военным требовалась коммуникационная сеть, способная функционировать даже в условиях ядерной войны. Это привело к разработке прототипа интернета под названием ARPANET, созданного Управлением перспективных исследовательских проектов Пентагона (известным сейчас как Агентство передовых оборонных исследовательских проектов, или DARPA^[4]). Эта сеть, запущенная в конце 1960-х годов, имела децентрализованную архитектуру и могла доставлять сообщения, даже если бы ее часть была разрушена ядерным взрывом. Второй нарратив, более распространенный, сообщает, что ранний интернет вовсе не имел военного применения. Согласно этой версии, ARPANET создали молодые и радикально настроенные компьютерные инженеры и озорные хакеры, находившиеся под сильным влиянием психоделической контркультуры области залива Сан-Франциско. Они плевать хотели на войну, слежку и тому подобное, но мечтали о компьютерных утопиях, в которых солдатам не нашлось бы места. Они построили гражданскую сеть, чтобы претворить в жизнь свою мечту о будущем, и именно этот вариант ARPANET впоследствии стал интернетом, которым мы пользуемся сегодня. Спор между приверженцами этих двух исторических гипотез не утихал долгие годы. Сегодня же большинство историков предлагают читателям сочетание обеих версий, отдавая должное первой, но больше склоняясь ко второй.

Мое исследование выявило третью нить в истории формирования раннего интернета – нить, которая практически исчезла из книг на эту тему. В ней главной движущей силой была не необходимость пережить ядерный удар, а темное военное искусство подавления восстаний и борьба США против того, что воспринималось как глобальное распространение коммунизма. В 1960-е годы Америка была глобальной державой, которая наблюдала все более неустойчивый мир: конфликты и региональные выступления против союзных США режимов происходили всюду – от Южной Америки и Юго-Восточной Азии до Ближнего Востока. То были не традиционные войны с крупными армиями, а партизанские кампании и локальные восстания, вспыхивавшие в регионах, где американцы уступали местным в боевом опыте. Кем были эти люди? Почему они бунтовали? Что можно было сделать, чтобы остановить их? В военных кругах считалось, что это жизненно важные вопросы для американской политики умиротворения, а некоторые утверждали, что ответить на них можно лишь с помощью разработки и использования компьютеризованных информационных технологий.

Интернет был порожден именно этим стремлением – попыткой создать компьютерные системы для сбора и совместного использования разведданных, слежения за миром в реальном времени, изучения и анализа людей и политических движений, чтобы предсказывать и предотвращать социальные взрывы. Некоторые даже грезили об этаком радаре раннего оповещения для общества – сетевой компьютерной системе, которая бы фиксировала социальные и политические угрозы и перехватывала их примерно так же, как обычный радар делает это с вражеским самолетом. Иначе говоря, интернет с самого начала задумывался как инструмент слежки. Для чего бы мы ни пользовались сетью сегодня – для знакомств, навигации, зашифрованных чатов, электронной почты или просто чтения новостей, ее двойственная природа всегда была неразрывно связана со сбором разведданных и войной.

Прослеживая эту забытую историю, я осознал, что скорее не открываю нечто новое, а обнаруживаю вещи, которые еще недавно были совершенно очевидными для многих людей. С начала 1960-х годов в США рос страх, связанный с распространением технологий компьютерных сетей и баз данных. Люди опасались, что корпорации и правительства будут использовать эти системы для слежения и контроля. В самом деле, в культуре того времени преобладало мнение, что компьютеры и вычислительная техника (включая ARPANET – созданную для военных исследований сеть, которая затем превратится в современный интернет) – это инструменты подавления, а не освобождения.

В ходе изучения материалов я испытал настоящий шок, узнав, что уже в 1969 году (то есть в год запуска ARPANET) группа студентов из Массачусетского технологического института и Гарварда пытались остановить исследования, проводившиеся в их университетах в рамках проекта ARPANET. Они считали эту компьютерную сеть первым шагом к гибридной частно-государственной системе слежения и контроля («компьютеризированному манипулированию людьми», как они это называли) и предупреждали, что ее будут использовать, чтобы шпионить за американцами и бороться с прогрессивными политическими движениями. Уже тогда они понимали эту технологию лучше, чем мы сегодня. И что самое важное, они оказались правы. В 1972 году, почти сразу же после того, как ARPANET вышла на общенациональный уровень, ее начали использовать ЦРУ, АНБ и армия США для слежения за тысячами антивоенных активистов и участников движения за гражданские права. Разразился большой скандал, и роль ARPANET в этом деле долго обсуждалась на американском телевидении, в том числе в вечерних новостях канала NBC.

Этот эпизод, произошедший 45 лет назад, является ключевым историческим фактом для всех, кто хочет понять, что собой представляет сеть, на которую мы столь часто полагаемся в повседневной жизни. Тем не менее вы вряд ли наткнетесь на него в какой-либо современной книге или документальном фильме об истоках интернета – по крайней мере, мне он не встречался, а я проштудировал практически все по этой теме.

«Интернет как оружие» – попытка восстановить хотя бы часть этой утраченной истории. Однако это еще не все. Книга начинается с событий прошлого, а именно со времени войны во Вьетнаме, когда получило развитие то, что мы сегодня называем интернетом. Но затем повествование переключается на настоящее, чтобы пролить свет на частный бизнес слежения, столь значимый для Кремниевой долины, изучить продолжающееся спаивание интернета и военно-промышленного комплекса, давшего ему начало полвека назад, и раскрыть тесные связи между американскими спецслужбами и антиправительственным движением за неприкосновенность частной жизни, возникшим после разоблачений Эдварда Сноудена. «Интернет как оружие» показывает, что за минувшие годы мало что изменилось: интернет разрабатывался как оружие и остается таковым и сегодня. Военные интересы США по-прежнему доминируют во всех частях сети – даже тех, которые вроде бы находятся в оппозиции.

Яша Левин

Нью-Йорк

Декабрь 2017