Круги на воде

11. Год 42 от Великого Раскола

В избе царил удушающий жар, на скамье мучилась роженица. Ягишна, вся в испарине, устроилась в изножье скамьи, утешая кричащую женщину.

– Давай, Варвара, тужься – и дыши, дыши глубоко, не сжимайся, – она еще шире развела колени девушки.

– Я не могу, очень-очень больно, – плакала молодая роженица.

Вокруг сновали две женщины преклонных лет, родственницы будущей матери. Они неодобрительно косились в сторону Ягишны.

– Всё хорошо, давай, поднатужься, я уже вижу головку, – ободряюще улыбнулась молодая повитуха. – Всё будет в порядке, всё уже идет хорошо.

С последним надсадным криком Варвара вытолкнула из себя младенца. Ягишна ловко повернула ребенка в руках, пальцами очистив ротик и носик, и легонько похлопала малыша по спине, поворачивая лицом вниз. Раздался возмущенный детский вопль.

– Вот у нас какой крикун! – засмеялась Ягишна. – Богатырь будет!

– Ты матери-то его приложи да пуповину режь, – заворчала одна из пожилых. – Вертит его в своих ведовских руках туды-сюды не пойми для чего. У нас так не рожают, тащишь из своего гнилого рода свои обычаи.

Ягишна тяжело глянула на двух склочниц и поспешно положила младенца на грудь уставшей, но счастливой Варвары. Перетянув пуповину обработанной в вине пеньковой нитью, повитуха достала чистый, сверкающий новым железом нож.

– Чего удумала? Режь нашим! – закричала одна из родственниц. Они с Варварой были очень похожи с поправкой на пару десятков лет. Не иначе, мать.

– Все инструменты должны быть чистыми, – терпеливо объяснила Ягишна. – Это безопасно.

Растолковывая вещи, которые казались очевидными, повитуха быстро перерезала пуповину, после чего достала из корзины нечто обернутое чистой холщовой тканью и пристроила на живот роженицы. Улыбка Варвары была благодарной и извиняющейся, Ягишна утешительно сжала ее колено в ответ.

Мать девушки испуганно столкнула сверток с живота дочери. Покатившись по полу избы, холща безнадежно измаралась и развернулась, являя на свет кусок льда.

– Это что еще за шутки? – закричала женщина в ярости.

– Чтобы послед вышел легче, – торопливо проговорила Ягишна. – Но теперь нужно поискать новую чистую ткань.

Она принялась рыться в своей корзине, но испуганно вскинула голову, когда раздался сдавленный стон Варвары, а родственницы заголосили в две глотки:

– Кровь! Сколько крови!

– Разве так должно быть? – слабо вскинулась Варвара.

– Всё будет хорошо, милая, – попыталась успокоить ее Ягишна и, повернувшись к женщинам, злобно прошипела: – Вы можете умолкнуть, тупые деревенские бабы?

Мать роженицы и вторая женщина с криками и кулаками бросились на несчастную повитуху, разнося по избе вопли:

– Ах ты ведунья! Проклятье на нас насылаешь! Не тронь моих деток своими грязными руками! – мать теснила дородным телом Ягишну к выходу из избы. Вторая напирала следом, пытаясь вцепиться в косу девушки.

– Я могу… могу ей помочь, пустите… Пустите же, она может умереть, – пыхтя, отбивалась повитуха. Но тут тетка наконец добилась желаемого и, вцепившись в загривок Ягишне, за волосы выволокла ее из избы, со всей силой швырнув с порога. Девушка перелетела ступеньки бани и, прокатившись кубарем по земле, закричала от злости:

– Проклятье! Королобая^[1] ты баба!

Вдалеке раздался громовой разряд, Ягишна вскинула руку и в обвинительном жесте ткнула в тетку пальцем:

– Ее смерть на тебе будет!

– Слышите, слышите, люди добрые! – заголосила та в ответ. – Проклинает на ходу эта ведунья. Она Велесу служит, она всех нас здесь изведет! Ах ты…

Зычные крики женщины разлетались на весь двор, привлекая внимание деревенских, но прервавший их вопль за считаные мгновенья собрал целую толпу.

– Доченька! Дитятко мое! Умерла! – надрывалась женщина в доме, плач перешел в вой. Из избы выбежала мать Варвары, разрывая на себе одежды и крича, словно одичавшее животное.

– Это всё ты! – брызжа слюной, выкрикнула обезумевшая от горя мать. – Это всё ты со своими ведовскими чарами!

Ягишна, вся перепачканная, пыталась встать, чтобы объяснить произошедшее, но вторая женщина со всего размаха пнула ее ногой, и несчастная вновь оказалась в пыли, на земле. Она захлебывалась слезами и между попытками встать бормотала: «Постойте, ее еще можно спасти», – но собравшийся народ зажимал девушку в кольцо, толчки с пинками летели уже со всех сторон. Чья-то рука вынырнула из мешанины тел и, схватив Ягишну за косу, поволокла по земле на главный двор. Толпа превратилась в живой яростный организм, она перетекала пугающим единением шагающих ног и причиняющих боль рук. Ягишна перестала понимать, что происходит, в глаза и рот забилась дорожная пыль, раздался треск рвущейся ткани, кто-то больно наступил ей на беззащитные пальцы, которыми она слепо шарила по земле. Наконец люди остановились и, единым стройным движением швырнув несчастную на землю, окружили ее, оставив той лишь маленький пятачок земли. Куда ни обращался взгляд Ягишны, лишь натыкался на полные ненависти, горящие злобой глаза. Эти люди знали ее с рождения, но сейчас готовы были разорвать голыми руками.

Внезапно гул возмущенных и раззадоренных расправой голосов смолк, раздался стук копыт и крики. На главный двор ворвались всадники на взмыленных конях. Было видно, что они спешили изо всех сил. Оба тяжело дышали, а кони храпели и вставали на дыбы. Толпа отшатнулась.

– Что здесь происходит?! – закричал один из всадников, проворно спешиваясь. Увидев оборванную избитую девушку, он в ужасе застыл на мгновение, а затем бросился к ней: – Ягишна! Душа моя, что с тобой?

Девушка в ответ только горше зарыдала.

– Что вы здесь устроили! – в ярости закричал мужчина. – Это вы с ней сотворили?

– Она Варвару убила своим ведовством! – раздался крик из толпы.

– Кто это сказал? – прокричал парень. – Выходи и говори открыто.

– Не надо, Владан, – прохрипела Ягишна, цепляясь за руку молодого человека.

Тот лишь молча помог ей подняться с земли и, приобняв, погладил по грязным спутанным волосам. Он гневным взором обводил деревенских. Некоторые, не выдержав, опускали глаза. Другие же лишь пуще злились.

– Кто будет выходить открыто и обвинять Ягишну перед лицом богов? – еще раз закричал парень.

Вперед выступил крупный рыжебородый мужчина с вилами в руках. Волосы его наполовину поседели, но он был крепок. Мужчина запыхался, он не участвовал в избиении повитухи, а примчался с поля, где готовил последние стога сена перед зимовкой.

– Я, Мстислав, отец Варвары, обвиняю эту ведунью, – он кивнул в сторону Ягишны, – в злокозненности. Она убила мою дочь! – после этих слов вновь раздались женские крики и рыдания, люд загудел с большей силой.

– Я понимаю твое горе и горе твоей семьи, – в голосе Владана слышалось искреннее сочувствие и переживание. – Но, Мстислав, будь же разумнее. Не пристало мужчине участвовать в столь постыдном действе. Как могла Ягишна убить Варвару? Ты знаешь, что роды не всегда заканчиваются благополучно, – он приложил ладонь к груди. – Мы скорбим вместе с вами. Но разве до́лжно поступать так с соплеменниками? – он прижал Ягишну ближе, девушка тряслась от пережитого ужаса.

– Она применяла свое чароплетство! – в круг выскочила тетка. – Эта твоя Ягишна – что ее бабка и мать. Все они были и есть Велесовы слуги! Я была в родильне! Мы с Радой видели всё! Ведунья прокляла мать и дитя, потому Морена забрала Варвару!

При имени богини смерти толпа испуганно стихла.

– Думай, чье имя кричишь, глупая баба! – замахнулся в ее сторону Мстислав. – Опять кличешь! Недостаточно на сегодня?!

Женщина вздрогнула, но через секунду принялась голосить пуще прежнего:

– Я правду говорю! Всё ее ведовские чары!

– Не ее ли ведовские чары помогли твоей старшей дочери, Людмила, в прошлом году благополучно разродиться двойней? – спокойно спросил Владан, но гул толпы заглушил его слова.

– Не твоя ли жена, Мстислав, приходит каждый месяц к Ягишне за снадобьем от боли в спине? – уже громче вопрошал юноша.

Люди не слышали его. То тут, то там раздавались крики:

– Велесово отродье!

– Мы все сгинем рядом с ведуньей!

Кольцо вокруг парня и девушки сжалось плотнее.

– Брат, – обернулся Владан ко второму всаднику. – Хотя бы ты поддержи меня, помоги вразумить их.

Но тот только опустил глаза. Селяне напирали, лошади заволновались, раздалось испуганное ржание.

– Я смотрю, крепко она тебя взяла, Владан, – прохрипел Мстислав. – Уже служишь ей всем своим нутром. Не зря с самого детства по полям да по лесам за ней бегал. Заманила она тебя!

– Ты же не можешь всерьез говорить об этом, Мстислав! – пытаясь перекричать толпу, убеждал мужчину Владан. – Ты родной брат моего отца, тебе ли меня не знать?

Ягишна настороженно вскинула голову к грозно сгустившимся тучам, дернув ноздрями по-звериному, и предостерегающе потянула парня за рукав.

– Владан, – прошептала она, – лучше уйдем…

В тот же миг Мстислав испуганно вскричал:

– Нет в моем роду бесовского отродья! – и метнул вилы прямо в грудь парню.

Владан, повинуясь природной ловкости, увернулся, и орудие, пролетев мимо, лишь распороло кожу. Парень удивленно уставился на свисающую лохмотьями с плеча одежду. Кровь гранатом брызнула наземь, льняная рубаха быстро напиталась красным. Ягишна закричала, небеса разверзлись – и грянул ливень.

Толпа обезумела. Вид ли крови раззадорил их или же испугало светопреставление, но вместе со стеной дождя на Ягишну с Владаном обрушилась ярость толпы. Повитуху оторвало от парня и понесло через людской поток. Удары руками, ногами и всем, что подвернулось, смешались в сплошную боль. Ягишна закричала и, с трудом вскинув ладони, толкнула воздух перед собой. Ближайшие к ней люди отлетели, сшибая напирающих сзади. Девушка с удивлением посмотрела на свои руки и попробовала еще раз. Толпу поволокло в разные стороны, освободив вокруг Ягишны небольшой пятачок земли. Она вскочила на ноги и, со всей силою выбрасывая ладони в стороны, выкрикивала:

– Владан, где ты?

Людей раскидало, главный двор освободился почти полностью. Лошади в испуге ржали и плясали, второй всадник пытался призвать свою кобылу к порядку и одновременно поймать лошадь без всадника. Несколько человек, упав, оказались на пути у животных. Начались толчея и неразбериха. Ягишна огляделась. Она всегда знала, что может творить мелкое ведовство, но большая волшба никогда не давалась повитухе. Взгляд Ягишны наткнулся на единственную одиноко лежащую фигуру внутри отвоеванного ею пространства.

– Владан, – прохрипела она и ринулась к парню. Она перевернула его и затрясла, повторяя имя, целуя его разбитые губы, ощупывая плечи. Кровь, было много крови, и больше ничего. Ни биения сердца, ни слабого вдоха. Внутри нее начал зарождаться крик. Это был настоящий животный вопль, идущий из самого нутра. Она кричала, кричала и кричала, закинув голову в небо, и в этом крике смешивались боль, ярость и ненависть. Мир застыл, лошади умолкли, люди онемели. Глаза девушки закатились, превратившись в пугающий слепой взгляд одних лишь белков, будто она смотрела внутрь себя. Стихия не смолкала, ливень бушевал, но люди не шевелились, зачарованно наблюдая за ведуньей. Она медленно поднялась на ноги и злобно улыбнулась.

Разведя ладони широко в стороны, она резко соединила их. Хлопок даже не был слышен, но больше трети людей повалились замертво, схватившись за сердце. Засмеявшись страшно и беззвучно, она щелкнула пальцами, и лошади пришли в движение. Селяне – те, кто продолжал стоять, – застыли, словно изваяния, но их глаза испуганно полезли из глазниц. Животные ринулись в толпу, вбивая людей копытами в землю. Лужи превратились в кровавое месиво, и тот, кто падал, уже не поднимался. Но Ягишна не удостоила убитых вниманием, она бесстрашно бродила среди управляемого хаоса и с интересом заглядывала в наполненные ужасом глаза тех, кто остался стоять без движения. Когда кровавая жатва была завершена, Ягишна недобро усмехнулась. Лошади послушно подошли к хозяйке и ткнулись мордами в раскрытые ладони девушки. Она ласково погладила кобыл по кру́пу и легонько шлепнула, отпуская. Они с диким ржанием скрылись в гуще леса. Ягишна повернулась к немногочисленным живым. Наклонив голову, она будто прислушалась, после чего пошевелила пальцами, и всё пришло в движение. Люди бросились врассыпную, наполнив воздух воплями ужаса. Девушка пару мгновений наблюдала за бегством, и лицо ее приняло почти умиленное выражение. Подняв руку, она потянула за невидимые вожжи, и людей протащило назад. Кто-то смог удержаться на ногах, кого-то поволокло по земле. А затем она вновь шевелила пальцами, и к людям возвращалась возможность двигаться. Народ кричал, визжал и в первобытном ужасе пытался бежать, не замечая, что топчет оставшихся в живых соседей. Ягишна повторила свою игру еще пару раз, после чего, скривившись, будто ей надоело, вновь развела ладони и соединила их с хлопком. Стало тихо. Ливень прекратился, и лишь крик одного человека разрывал окрестности. Девушка медленно приблизилась к корчащемуся на земле Мстиславу.

– Ты Велесово отродье, – хрипел задыхающийся мужчина. – Я всегда это знал!

Ведунья усмехнулась и сжала пальцы на горле мужчины, наблюдая страшным взглядом за гаснущей в его глазах жизнью.

Когда стихло, девушка поднялась, оглядела слепым взглядом всё вокруг. Найдя того, кого искала, она сделала два нетвердых шага в сторону любимого и упала на землю, словно срубленная сосенка.

12. Год 43 от Великого Раскола

Я перевела дух, возвращаясь в реальный мир. Мара рыдала в голос, захлебываясь слезами. На щеках у Калена я увидела мокрые следы. Уверена, они в ужасе от увиденного и теперь знают, какого человека пустили в свой дом. Я ждала страха, брезгливых взглядов и немедленного требования покинуть гостеприимный дом.

Но Мара бросилась ко мне и обняла, почти повиснув на шее. Я испуганно вздрогнула. Я не знала, могла ли она видеть морок, но услышала-то, находясь внутри видения, точно достаточно.

– Мне так жаль, Ягишна, – прорыдала Мара, – так сильно жаль. Как ты смогла пройти через это?

– Я… – трудно было подобрать слова. – Мара, люди по своей сути очень ведомые существа. Я поступила ужасно, уничтожив деревню. Где-то внутри меня живет настоящее зло.

Мара отрицательно покачала головой, продолжая плакать. Кален откашлялся, но его голос всё равно дрожал от… сострадания.

– Мы не думаем, что в тебе есть изначальное зло, – казалось, он тщательно подбирает слова. – Мы очень сочувствуем твоему горю, Ягишна. Ты не ужасный человек. Это была настоящая трагедия. Удивительно, что ты смогла справиться.

– Справиться? – я грустно усмехнулась. – Я умерла в ту ночь. Я хожу, дышу и даже испытываю чувства, но моя жизнь никогда не будет полной без Владана. Я знаю, что ты понимаешь меня, Кален. Я вижу, как ты глядишь вокруг, как внутри тебя живет тоска. И ты меняешься и выглядишь живым только в те моменты, когда смотришь на Мару, когда вы вместе. Представь, если кто-то отберет ее у тебя…

– Я бы этого не вынес, – еле слышно прошептал он.

– Тогда расскажите мне, что значит «шанс вернуть его»? – с мольбой попросила я.

Кален тяжело вздохнул и повернулся к Маре. У них опять была эта минута молчаливой беседы, и в конце концов его плечи устало поникли. Он сдался.

– Расскажи ей, – сказал он Маре, а потом повернулся ко мне: – Но ты должна знать: всё не то, чем кажется. Большего поведать не в силах, хотя и мы знаем далеко не всё. О чём-то догадались, что-то подслушали. Но полной картины происходящего нет. Скорее всего, всё обернется еще большей бедой, чем та, что уже случилась.

Хотелось рассмеяться. Что может быть большей бедой? Но я не стала спорить, опасаясь того, что Кален изменит мнение. Я дернула Мару за рукав, хотя она и не нуждалась в моей помощи, чтобы дойти до стола. Мы сели на скамьи друг напротив друга, Кален же принялся возиться у печи. Плечи его были напряжены, и я видела, что он приготовился внимательно слушать рассказ подруги. Но к столу он так и не подошел. Наверное, ему просто невыносимо было сидеть без движения.

– Есть один обряд, – не спеша начала Мара. – Мы знаем, что необходимо делать и что якобы это вернет из мира Нави того, кто дорог. Но это обряд крови, и нет никого, кто мог бы сказать, что будет после и какова цена.

– Я никогда не слышала об обрядах на крови, – нахмурилась я. – Звучит немного… жутко.

Кален лязгнул кочергой.

– В том-то и дело, – зашептала Мара, повернув голову в сторону парня. – Это волшба, которой раньше не было под солнцем. Неведомое. Что будет, если ты ее применишь, мы не знаем. Это… страшит нас. Вдруг нам совра… сказали нам неправду об обряде, чтобы заманить тебя.

– Откуда вы узнали об обряде? – осторожно спросила я.

– Мы не можем говорить про… это, – Маре каждое слово давалось с трудом. Я видела, что она на грани того, чтобы нарушить данное кому-то обещание. Я испугалась за нее.

– Хватит, – выпалила я. – Неважно. Я всё равно хочу попробовать. Даже если это ловушка.

– Думай, Ягишна, – Кален, казалось, был увлечен огнем в печи, но голос его прозвучал громко и ясно. – Ты неглупа. Догадаться несложно. Другое дело, что…

Он замолчал и задышал тяжело. Мара дернулась в его сторону, но он бросил притворяться, что занят делами, и сам подошел к столу. Кален осторожно положил ладонь на плечо Мары и ободряюще сжал.

– Но почему вы так долго молчали? Может, мы опоздали. Вдруг для обряда слишком поздно! – я испуганно вскинула глаза на Калена. – Такие вещи разве не лучше делать сразу после?

– Нет, – Мара отрицательно мотнула головой. – Ритуал необходимо провести в строго определенную ночь. И она вот-вот наступит – впервые с тех пор, как ты появилась у нас на пороге.

– Ночь нового оборота! – догадалась я.

И тут же вспомнила рассказы бабки о временах, когда эта ночь носила совсем другое название. Велесова ночь. Ночь Великого Раскола и возрождения новой жизни. Ночь падения Старых богов и одного молодого, чье имя сейчас под запретом. Имя, что шепчут лишь в проклятиях. В памяти всплыл предсмертный хрип Мстислава. Я погасила чувство тревоги, поднявшееся в груди. Мне дела нет, если все они были правы насчет меня. Да, павшего бога заперли в мире Нави, и мой род отрекся от служения ему в ночь после Великого Раскола. Мы не двинулись на север вслед за теми, кто отправился в изгнание. Но люди всё равно чуть что припоминали моей семье связь с Велесом. И если теперь мне нужно заключить договор с тем, кто уничтожил весь мир, но может вернуть Владана, то так тому и быть. Боялась я лишь того, что изгнанный бог не простит предательства моему роду и ничего не получится.

– Ты же понимаешь, что нельзя доверять его слову? – предостерег Кален, будто он смог прочитать все мысли на моем лице. – Результат… обряда… тебе… может… не понравить…

Слова давались ему с трудом, и мне не хотелось мучить его лишний раз.

– Странно, что вы служите ему, – удивилась я, приподнимая ладонь и не давая ему договорить. – Но предостерегаете от службы меня.

– Мы служим не по своей воле! – яростно выпалил Кален.

– Давайте обсудим всё это после… обряда, – примирительно предложила я. – Возможно, тогда вы сможете сказать больше?

– После обряда, возможно, ты больше никогда не захочешь видеть нас, – грустно пробормотала Мара.

Я не верила, что такое возможно. Судя по всему, я останусь в живых, а Владан вернется из мира мертвых. Большего нельзя желать. Их слова и предостережения просто не имели смысла.

– Что нужно делать? – спросила я, не обращая внимания на горестные вздохи Калена и виноватый вид Мары. Пока будет хотя бы один шанс вновь увидеть Владана, я готова отправиться хоть в саму Навь, коли потребуется.

– Для начала Калену нужно вернуть назад твою кобылу, – отозвалась Мара. – Он пристроил ее к кочевникам, что были неподалеку.

В этот момент я поняла, что за год даже не поинтересовалась судьбой лошади, с которой меня связывала та самая ночь.

13. Год 44 от Великого Раскола

В канун нового оборота я ходила из угла в угол по избе и в волнении заламывала руки. Могла ли я что-то забыть или упустить? Всё должно быть четко и в соответствии с правилами обряда, и мысли об ошибке допускать нельзя. За неделю до этого Кален отвез меня к заброшенному алтарю Велеса, и я впервые принесла жертву этому богу, о котором знала лишь из подслушанных разговоров бабки и матери. Кровь кобылы обагрила жертвенный камень, и последующее сожжение прошло даже быстрее, чем я ожидала. Тщательно собрав золу, я очистила лошадиный череп. А в нашей деревне шептались, что животное Велеса – козел. Ничего-то они не знали.

Близилась полночь. Я начисто вымылась и надела новое платье, которое мне справила Мара. Кто бы подумал, что слепые могут настолько аккуратно вышивать прекрасные узоры. Сама рукодельница сидела на скамье, терпеливо слушая мои взволнованные шаги.

– Кален будет с минуты на минуту, и мы в тот же миг отправимся на могилу, – в сотый раз произнесла подруга и похлопала рядом с собой. – Присядь ко мне. От твоего топота голова болит.

– Ладно, – согласилась я и упала к Маре. Но энергия бурлила внутри, и ноги против воли мелко подрагивали. Мара несколько мгновений размеренно дышала, после чего успокаивающе положила ладонь мне на колено. Я так удивилась, что перестала шевелиться вообще. Я ощутила необычный холод, исходящий от подруги. Кинула взгляд на руки – перчатки на месте. Без них я вообще ее не видела. Мы редко касались друг друга, я избегала контактов любыми способами, хотя случалось, что мы соприкасались. Но я не обращала внимания раньше, что тело Мары было таким холодным.

– Знаешь, – заговорила подруга, и серьезность ее тона заставила мое сердце сжаться. – Я скажу тебе одну вещь перед обрядом. Запомни ее и подумай. Еще не поздно отступить.

Я недовольно закатила глаза. Но, конечно, Мара не увидела этого, а потому продолжила:

– Часто нам кажется, что мы играем главную роль в жизни. Сами себе мы представляемся камнем, что летит в спокойную гладь мироздания, чтобы оставить на поверхности след, повлиять на события или изменить что-то. Но, как правило, заблуждаемся. Обычно мы – лишь круги на воде, что расходятся от камня, упавшего давным-давно.

– Я ничего не поняла, – мой голос прозвучал недовольно, потому что она говорила сущую нелепицу. – Это моя жизнь, и, конечно, я играю в ней главную роль.

Мара сокрушенно вздохнула и открыла рот, чтобы продолжить. Но дверь избы распахнулась, и показался Кален. Руки его были пусты, и на миг я испугалась, что ему не удалось добыть вереск для обряда.

– Я принес, – только и сказал он, даже шагу не делая на порог избы, и я с облегчением увидела лямки заплечной сумы, почти сливающиеся с цветом рубахи Калена.

Рванув со скамьи, я подхватила свой мешок, в который до этого тщательно сложила всё необходимое. Меня уже не интересовали тайные смыслы слов Мары. Всё перестало иметь значение. Обряд – вот что заботило меня.

Кажется, до могилы я бежала, несмотря на тяжелую но́шу на спине. Мара и Кален еле поспевали, Мара крикнула, чтобы я не спешила, но потом сдалась и прибавила шаг. Каждый из нас нес по лучине. А в суме Калена было еще очень много заготовок, которые он делал целую неделю и которых хватит, чтобы поддерживать огонь хоть всю ночь.

Добежав до привычного места, я бросила мешок к ногам и обернулась. Кален как раз подошел и, скинув свою суму с плеч, развязал ее и вывалил на землю пламенники. Втыкая их в землю, мы сделали идеально ровный круг. Он выступит символом огня, который необходим для обряда, и обеспечит нас светом.

– Начнем? – думаю, где-то глубоко внутри Кален надеялся, что я могу передумать.

Но я кивнула. Забрав у него пучок сушеного вереска, я шагнула в круг. У меня было всё, что необходимо. Перехватив поудобней горящую лучину, которую так и не выпустила из рук, я бросила взгляд на часть моей семьи, которая должна была остаться за кругом.

– Спасибо, – на всякий случай я решила попрощаться. – Что бы ни случилось, я останусь вам навсегда благодарна за эту возможность.

– Мы будем рядом, – прошептала Мара. – Помни, мы не желали зла, – в ее незрячих глазах блеснули слезы.

Глубоко вдохнув, я приступила к созданию круга огня, зажигая пламенники один за другим противосолонь^[2]. Вторым по счету был соляной круг: белые крупицы падали на землю, словно снег.

Опустив пылающую часть пламенника в землю, я провела тлеющим, еще жарким углем третий круг. Вокруг плясали тени. Кален и Мара были рядом, но я чувствовала себя одной во всём мире. А больше – ничего особенного. Ни гнетущего чувства, что предаю богов, принося жертву тому, кто проклят. Ни вины за тайный обряд. Только страх, что ничего не получится.

Достав из мешка склянку, я пролила кругом воду, взятую из почти пересохшего пруда. Мертвая вода для павшего бога, четвертый круг замкнулся. Зачерпнув из мешочка пепел жертвенной лошади, я растерла его между пальцев и нарисовала пятый круг.

Остались воздух и земля – и круги будут замкнуты. Потом только кровь. Дрожащими руками не сразу получилось выбить искру, чтобы поджечь пучок трав. Рядом, дразня, горел уже недоступный мне огненный круг. С третьего раза травы занялись, и я приподняла руку с вереском. Пронося тлеющие травы по кругу, старалась не спешить, создавая неверный шестой круг стихии воздуха. И, наконец, зачерпнув могильной земли, я, двигаясь всё так же противосолонь, замкнула финальный, седьмой круг.

Преграды из проложенных кругов казались незначительными, но, встретившись поверх них с обеспокоенным взглядом Калена, сжимавшего в объятиях всхлипывающую Мару, я поняла, что они очень-очень далеко. Мара, словно почувствовав мой взгляд, отняла лицо от груди парня и ободряюще улыбнулась. Кален же выглядел настолько расстроенным, что мне это казалось просто несправедливым. Будто бы он не хотел счастья для меня.

Вернувшись к обряду, я достала череп лошади и поставила в середине внутреннего круга. Дело за главным. В кармане платья лежал наточенный нож. Опустившись на колени, я надрезала палец и начертила кровью Велесов знак на лобной кости черепа.

Верхушки деревьев зашевелились, лес взволнованно зашептал.

– Крови… – шумели деревья, и земля вторила им: – Крови…

Лезвие прошло вдоль предплечий легко, движение вызвало лишь короткую вспышку боли. Я наблюдала, как заструилась и закапала моя кровь с пальцев. Это было даже красиво. Красиво и жутко. Я подумала, это не займет много времени. Для верности провела ладонями по земле, позволяя крови свободно течь, впитываясь в почву. Еще, еще немного. Ветер задул яростными порывами, взметая мои волосы, огненный круг заплясал всполохами.

– Ягишна! – крикнула Мара, ее голос слышался издалека. – Хватит! Этого достаточно.

Но она была не права. Я продолжала, пока земля не прекратила требовать. А после, словно во сне, повторно приложила нож к предплечьям, но уже плашмя, и провела вверх. Порезы странным образом затянулись, а потом стих ветер и наступила мертвая тишина.

Должна ли я получить знак? Хоть какое-то небольшое подтверждение, что обряд удался или же… провалился.

Мара не знала, что случится после всех действий. Я ждала удара молнии или дрожи земли, но всё было тихо. Ну хоть что-нибудь…

Ты знаешь, знаешь ответ, Ягишна.

И я правда знала. Ответ был глубоко внутри меня, но это было страшно. Будто вернуться в ночь годичной давности и принять темную, злую, жестокую сторону меня. Воздух рывками вырывался из моей груди, сердце бешено стучало. Я должна принять это. Темная сторона меня – тоже я. Я сделала полный успокаивающий вдох и на выдохе вытолкнула внутренние оковы. Я обратила взгляд внутрь себя.

Какая-то часть меня корчилась, сопротивляясь. Часть, воспитанная бабкой. Трусость показать всем свою сущность. Стать той, кого боялись, презирали, преследовали. Но другая часть, гораздо сильнее и яростнее, рвалась наружу. Я – дитя этого мира, и миру придется смириться.

Ветер сотряс кроны деревьев. Земля содрогнулась. Молния ударила прямо мне под ноги.

Я чувствовала это.

Кровь стучала, толкалась во мне, ей в такт пульсировало нутро. Неведомая сила пробудилась в районе живота и потащила за собой, словно на крюке. Я была ничем. Я была всем. Каплей росы, стекающей по травинке; воздухом, жадно вдыхаемым норовистой кобылой в поселении далеко на севере; раскатами грома, сотрясающими небеса; кровью, медленно сочащейся в почву; огнем полыхающих лучин; деревом, растущим в лесу; сердцем – судорожно застучавшим после года молчания.

Я была повсюду в одно и то же время. Слишком много, слишком полно, слишком сильно. Казалось, еще секунда – и разорвет от всеобъемлющей мощи. Но, отзвучав каждой нотой, каждым запахом, каждым всплеском чувств, сила вновь сосредоточилась в районе живота и мирно, удовлетворенная, вздохнула. Внутри меня.

Открыв глаза, прислушалась. Я чувствовала его, слышала его. Владан звал, и мое бедное сердце радостно рвануло к нему. Подняв ладонь ковшиком, я поспешно зачерпнула воздух. И земля, повинуясь приказу, поднялась и, перелетев за пределы колдовского круга, упала, разлетевшись комьями грязи. Я посмотрела на любимое лицо, которое не видела так давно.

Он лежал там, в яме. Кожа была неестественно бледной в свете огня. Плечи всё так же широки, но фигура потеряла былую мощь. Будто какая-то часть тела растворилась, словно он голодал долгие годы. Но это всё еще был он. Волосы знакомо золотил свет огня, и я была почти уверена, что, несмотря на изменения, кожа по-прежнему сохранила россыпь веснушек. Это были его большие ладони и резкая линия подбородка.

Я легко взмахнула рукой, и он оказался прямо передо мной, но словно спал, стоя ногами на земле. Мне так хотелось услышать его голос, что в груди заныло.

– Владан, – тихо позвала я. При звуке моего голоса он широко распахнул глаза, и я с сожалением поняла, что из них исчез чистый цвет голубого неба, сменившись темнотой ночи. Но это всё еще был он. Его взгляд выражал доселе не знакомый мне вид голода.

– Ягишна, – пробормотал он родным голосом и потянул ко мне руки.

После чего обхватил мои плечи, склонил голову будто для поцелуя и впился в горло. Я не успела выдавить и звука от потрясения. Я почувствовала его холодные, как сталь, губы – и вот моя кожа уже надорвалась под напором его зубов. Кровь текла из меня в него, даря жизнь. Это и была цена.

– Ягишна! – я слышала крики Калена и Мары, которые будто находились на другом краю мира. Им ни за что не добраться до нас.

– Думаю, этого достаточно, Владан, – раздался незнакомый властный голос. Зубы тотчас исчезли с моей шеи, и я ощутила чувство потери. Жизнь и сила остались со мной. Я чувствовала себя слабее, но более живой, чем весь последний год.

– Ягишна, – голос Владана звучал умоляюще. – Прости, прости меня. Я не знаю, что это…