Buch lesen: «Трагический эксперимент. Книга 3»

Schriftart:

* * *

Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются её плодами отпетые негодяи.
Томас Карлейль

Всякий раз, когда я вспоминаю о том, что Господь справедлив, я дрожу за свою страну.
Михаил Жванецкий

Народ, забывший своё прошлое, утратил своё будущее.
Сэр Уинстон Черчилль

Глава 1. Первая мировая

Если русские вымирают, значит, это кому-то нужно.
Афоризмы генерала Леонида Шебаршина

На протяжении веков Россия занималась расширением своих владений.

В решении проблем с Польшей и Турцией императрице Екатерине II приходилось попутно иметь дело с Крымским ханством. Династия крымских Гиреев была не только сателлитами Оттоманской Порты, но время от времени она лила воду на мельницы Пруссии, Австрии, Польши, а то и Франции. Кроме того, русской дипломатии и разведке приходилось заботиться об обеспечении свободы торгового флота. Огромную роль в успешном решении поставленной задачи сыграл российский резидент в Константинополе Алексей Михайлович Обресков.

В тот момент король Фридрих II не оставлял надежды натравить турецкого султана на Россию. Канцлер Михайла Воронцов предложил Обрескову завербовать крымского хана, который не устраивал Порту и поглядывал в сторону России. Не без корысти, без смущения требуя себе вознаграждения.

Для постройки крепостей, организации морской торговли (и не в последнюю очередь резидентуры русской разведки) императрица Екатерина была заинтересована в учреждении консульства в Крыму.

Эмиссар киевского генерал-губернатора поручик Бастевик за тысячу червонных, карету с лошадьми и меха добился от крымского хана согласия на создание консульства, кроме того, завербовал личного лекаря хана и установил связь с ранее давшим согласие на сотрудничество с русской разведкой ханским переводчиком Якубом. Работавший параллельно Алексей Обресков сумел тем временем обработать Мустафу III, склонив султана дать согласие на строительство крепости святого Димитрия на Дону.

Одного этого было недостаточно. Необходимость заставляла русского дипломата завербовать осматривающего место для постройки крепости турецкого комиссара, а также подкупить за соболью шкурку визиря и за 500 червонных рейс-эфенди (министра иностранных дел). На Востоке мало дать бакшиш, нужно ещё получить результат. До самого получения разрешения на возведение крепости Обресков не спешил одаривать чиновников.

Одним из исторических героев, олицетворяющих солдатскую доблесть и полководческую славу, был Александр Суворов. Он обладал и политической прозорливостью. Он предсказал судьбу Наполеона, когда тот едва стал генералом Бонапартом. Предвидел столкновение с революционной Францией – и поражения России после «пруссаческой» военной реформы Павла. Он составил подробный план уничтожения Османской империи и освобождения христианских народов. Он отстоял права православных в Речи Посполитой, подавил Польское восстание, занял Варшаву, но был противником присоединения Польши к Российской империи, считал, что полезнее создать на западных рубежах империи дружественное славянское государство.

Не просто отчаянный рубака, но идеолог империи, её победной экспансии, Суворов навеки стал всенародным героем, хотя ни разу не участвовал в оборонительных войнах. Зато его наступательные операции обезопасили Россию от агрессивных соседей. Веками славянских рабов угоняли на крымские и ногайские рынки… Даже в середине XVIII века эта угроза оставалась трагической реальностью.

«Подобной гавани не только у здешнего полуострова, но и на всём Чёрном море другой не найдётся», – писал Суворов об Ахтиарской бухте за десять лет до основания Севастополя. Тогда по инициативе Суворова там были построены первые укрепления. В XVIII веке город назывался то Ахтиаром (Ахтияром), то Севастополем. Есть все основания считать Суворова основателем этого удивительного крымского города.

Город – «гордость русских моряков» – на заре своего существования запомнил крепкую руку Суворова. Генерал-аншеф прибудет в Севастополь 8 февраля 1793 года. В те дни инженер Франц Деволан представил Суворову план строительства береговых укреплений и смету затрат. Граф Рымникский с удовольствием утвердил этот план, превративший только что основанный Севастополь в укреплённую «цитадель Тавриды». Ведь эти бухты Суворов облюбовал ещё в начале 1780-х!

С Деволаном Суворов сперва не нашёл общего языка, они спорили. Однажды во время спора русский француз в отчаянии выпрыгнул в окно. Эта выходка понравилась Суворову, и он выпрыгнул вслед за Францем Павловичем. После этого они подружились и сообща работали над строительством укреплений. В ноябре именно Деволану Суворов продиктует свой план войны с Турцией – войны, которая должна была раз и навсегда покончить с опасным геополитическим соперником России, с Османской империей, потому Суворов и называл этот план «окончанием вечной войны с турками». Над ним Суворов работал весь 1793 год.

Планы покорения Константинополя, освобождения Греции и восстановления Восточной Римской империи во главе с Екатериной Великой были солью российского православного империализма последней четверти XVIII века. С такими планами носились многие «екатерининские орлы», но Суворову, который имел основания готовиться к скорой войне с Портой, удалось создать проект, учитывающий реальное соотношение военных сил и боевую подготовку войск.

Но проекты строительства укреплений в Севастополе и Кинбурне в последний момент не были утверждены. А ведь работы уже шли! Суворов подписал векселя, резонно рассчитывая на государственную казну, а императрица решила обождать со строительством, и правительство отнесло эти затраты на счёт Суворова. Только к июлю императрица смилостивилась и написала директору Заёмного банка П. В. Завадовскому: «Отпустите по получении сего 250 тысяч из банка графу Суворову-Рымникскому». С долгами удалось расплатиться, но бездействие в ожидании денег приводило Суворова в ярость. Это было в Севастополе через десять лет после присоединения Крыма.

В июле 1774-го, после первой екатерининской Русско-турецкой войны, был подписан Кючук-Кайнарджийский мир, по которому Турция признала независимость Крыма. По договору Россия получала возможность свободного плавания по Чёрному морю, которое снова начинало оправдывать древнее прозвание «Русское море». Россия приобретала важные приморские крепости – Азов, Керчь, Кинбурн, ставшие оплотом империи на южных рубежах. В пределы империи вошли долины Кубани и Терека, пространство между Бугом и Днестром. Султану пришлось выплатить и немалую контрибуцию.

Настало время дипломатических и военных действий в Крыму. И Суворов сыграл в этих событиях роль первостепенную. Нужно было усилить «русскую партию» на полуострове.

23 марта 1778 года генерал-поручик Суворов назначен командующим Крымским корпусом. В то время он пользовался безграничным доверием Потёмкина. Причерноморье нужно было оборонять от турок, и Потёмкину требовался деятельный командующий, который бы объединил Крым и Кубань в единый оборонительный фронт. Строились крепости, ретраншементы, фельдшанцы. Обустраивались укреплённые казаками почтовые станции. Воинские посты располагались в трёх вёрстах один от другого. Казаков в Крыму было уже немало, несколько тысяч. Полуостров постепенно обрусел. Следовало укреплять Кинбурн, защищавший Крым со стороны сильнейшей турецкой крепости – Очакова.

Началась переписка Суворова с Гаджи-Мегметом, в которой турецкий капудан-паша отстаивал право османского флота причаливать к берегам Крыма. Суворов непреклонно указывал на самостоятельность крымского ханства, которое при Шагин-Гирее фактически попало под власть Петербурга. В итоге Суворов перекрыл источник пресной воды турецкой эскадры – устье Бельбека. Вооружённый русский отряд не пускал турок к источнику… Эскадра Гаджи-Мегмета бесславно ушла к турецким берегам, в Синоп.

Шагин-Гирей, избранный на безрыбье, не внушал русским дипломатам серьёзного уважения. Было ясно, что это временный и зависимый союзник. Не раз презрительно отзывался о политических способностях хана Потёмкин. Переселение христиан из Крыма в пределы Российской империи было первым шагом России против Шагин-Гирея и на перспективу аннексии Крыма. Эту операцию безупречно провёл Суворов. Местные христиане – в основном греки и армяне – занимались в Крыму торговлей и ремёслами, принося в казну львиную долю доходов. Хан протестовал, но Суворов неумолимо выполнял волю Петербурга. Армян и греков переселяли в Приазовье. Греческое и армянское духовенство поддерживало эту операцию. Суворову помогали митрополит Игнатий и армянский архимандрит.

В знак протеста Шагин-Гирей со свитой покинул Бахчисарай. В переписке с Потёмкиным Суворов уже предлагал заменить Шагин-Гирея на Казы-Гирея – его «закубанского» брата. Высказал Суворов и мысль, которая наверняка уже родилась и в сознании Потёмкина: о целесообразности присоединения Крыма к России. «Бесчисленные полезности таковая перемена при Божием благословении принесёт».

Для такого решительного шага пришло время, когда Суворов уничтожил ногайские орды на Кубани, а Потёмкин обеспечил верность военных и духовных лидеров Крыма. Для татарской знати открылись перспективы службы в могущественной империи. И в день восшествия на престол императрицы, 28 июня 1783 года, Крым присягнул России. Потёмкин подготовил невиданное торжество: татарская знать присягала на скале Ак Кая, гремели салюты, повсюду было выставлено угощение… «Вся область Крымская с охотой прибегла под державу Вашего императорского величества», – докладывал светлейший князь Екатерине.

А Суворов, тщательно подготовив ритуал, принимал присягу ногайцев в Ейском городке. Было устроено даже «великолепное празднество по вкусу сих народов». Солдат державы приказал своему воинству обращаться с новыми подданными империи, «как с истинными собратьями».

По замыслу Суворова, после принятия присяги особо преданные России ногайские чиновники вместе с русскими офицерами должны были отправиться в аулы, приводить к высочайшей присяге народные массы ногайцев. Зачитывались слова манифеста «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей стороны Кубанской под державу Российскую», подписанного Екатериной. «Орлы империи» исполнили свой долг. Крым стал российским без единого выстрела – Потёмкину и Суворову удалось предусмотреть все политические последствия, предупредить все эксцессы. Даже Османская империя через несколько месяцев призна́ет вхождение Крыма в состав Российской империи.

Грузия стала частью Российской империи в период с 1801 по 1810 годы, к 1813 году был присоединён Азербайджан. Большая проблема была в том, что эти земли оказались отделены от России Горным Дагестаном (который подчинялся императору лишь формально, на самом же деле был непокорным и враждебным) и Чечнёй, которая вообще не входила в юрисдикцию Российской империи.

С этих территорий, населённых враждебными племенами, совершались постоянные набеги. Кроме того, добраться до недавно присоединённых к России Азербайджана и Грузии оказалось проблематично и небезопасно. Всё это привело к тому, что появился план захвата Горного Дагестана и Чечни. Однако сразу его воплотить в жизнь не удалось, так как началась война с Наполеоном, и лишь в 1816 году генерал Ермолов приступил к воплощению в жизнь задуманного.

Ермолов действовал крайне жёстко, но весьма эффективно. Он прокладывал дороги в самых труднодоступных местах, по которым войска могли быстро перемещаться, возводил всё новые и новые оборонительные укрепления, а с непокорными аулами жёстоко разбирался.

Он возвёл в 1818–1821 годах так называемую Сунженскую оборонительную линию, при попытке захвата которой горцы потерпели одно из первых страшных поражений.

Параллельно с довольно жёсткой политикой Ермолова на Кавказе сеяли смуту и недовольство среди горцев и Турция с Ираном. Они засылали своих эмиссаров и проводили многие другие враждебные операции. Однако после войны России с Ираном (1826–1828) к империи отошли земли нескольких ханств, а после войны с Турцией (1828–1829) Россия присоединила всё Черноморское побережье от самой Кубани и до Аджарии.

В конечном итоге Ермолов подчинил весь Дагестан, Чечню и Закубанье, однако вскоре был отозван с Кавказа.

Закавказье имело большую геополитическую значимость, поэтому оно и было завоёвано раньше Северного Кавказа. Княжества и царства Грузии, ханства на территории Азербайджана и Армении вошли в состав России в конце XVIII – первой четверти XIX века. Кавказская война во многом была вызвана необходимостью наладить коммуникации с уже вошедшим в состав Российской империи Закавказьем. Незадолго до её начала была проложена Военно-Грузинская дорога, связавшая Тифлис с крепостью, построенной русскими во Владикавказе.

Закавказский регион был очень важен с геополитической точки зрения, поэтому за него боролись Персия, Османская и Российская империи. В итоге Россия в этом соперничестве победила, но после присоединения Закавказья наладить коммуникации с регионом мешал незамирённый, как говорили тогда, Северный Кавказ. Поэтому пришлось завоёвывать и его.

После ухода Ермолова в Дагестане и Чечне появилось новое явление – мюридизм. Одной из его главных черт был газават (то есть джихад, священная война с неверными). Движение это стремительно набирало обороты, а вместе с этим с новой силой разгоралась Кавказская война.

Уже в позднее советское время и в 1990-е годы историк из Северной Осетии Марк Блиев пытался возродить обоснование Кавказской войны борьбой с набегами горцев и создал оригинальную теорию набеговой системы, за счёт которой, по его мнению, жило горское общество. Однако его точку зрения в науке не приняли. Не выдерживает она критики и с точки зрения источников, свидетельствующих о том, что средства к существованию горцы добывали скотоводством и земледелием. Кавказская же война для России была войной колониальной, но не совсем типичной.

Это была колониальная война со всеми сопутствующими ей жестокостями. Её можно сравнить с покорением Индии Британской империей или завоеванием Алжира Францией, что тоже затянулось на десятилетия, если не на полвека. Нетипичным было участие в войне на стороне России христианских и отчасти мусульманских элит Закавказья. Из них вышли известные российские политические деятели – например, Михаил Тариэлович Лорис-Меликов из армян Тифлиса, дослужившийся до поста начальника Терской области, позднее назначенный Харьковским генерал-губернатором и, наконец, главой МВД Российской империи.

Понятие «Кавказская война» очень условно. На самом деле она была серией военных кампаний Российской империи против горцев, между которыми были периоды перемирий, порой длительных. Термин «Кавказская война», придуманный дореволюционным военным историком Ростиславом Андреевичем Фадеевым, написавшим по заказу Кавказского наместничества в 1860 году книгу «Шестьдесят лет Кавказской войны», устоялся лишь в поздней советской литературе. До середины XX века историки писали о «кавказских войнах». Для России эта была война с общим врагом – горцами Кавказа – независимо от того, кто населял тот или иной регион. Но каждый из противостоявших России народов считал себя самостоятельным соперником империи.

Шариатское движение на Северо-Восточном Кавказе началось задолго до проникновения России в регион и было связано с исламизацией общественной жизни, быта и нрава горцев в XVII–XVIII веках. Сельские общины всё больше склонялись к замене горских обычаев (адатов) на правовые и бытовые нормы шариата. Российское проникновение на Кавказ первоначально воспринималось горцами лояльно. Только строительство Кавказской линии через весь Северный Кавказ, начавшееся с его северо-западной части в последней трети XVIII века, привело к смещению горцев с их земель, ответному сопротивлению и затяжной войне.

Довольно скоро сопротивление российскому завоеванию приняло форму джихада. Под его лозунгами в конце XVIII века произошло восстание чеченского шейха Мансура (Ушурмы), которое Российская империя с трудом подавила. Строительство Кавказской линии в Чечне и Дагестане способствовало началу нового джихада, на волне которого был создан Имамат, более четверти века сопротивлявшийся империи. Его наиболее известным лидером был имам Шамиль. Имам Шамиль, начавший свою борьбу в качестве лидера Дагестана в 1834 году, сумел заручиться поддержкой чеченцев в 1840 году. Став главой Чечни и Дагестана, он образовал классическое исламское теократическое государство – Имамат, которое просуществовало до лета 1859 года.

В апреле 1859 года, когда столица Имамата – Ведено – была штурмом взята русскими войсками, Шамиль отступил во Внутренний Дагестан, за Андийский хребет. Потеряв 1 апреля Ведено, а к концу мая и всю Чечню, имам не был намерен мириться с этим фактом.

С начала мая он активно укрепляется на новых позициях, дагестанских рубежах. Его не останавливало и то, что к 13 мая из девяти чеченских наибств Имамата – Гехинское, Шалинское, Мичиковское, Ауховское, Ичкерийское, Чеберлоевское, Шубут, Нашхоевское и Шароевское – под его властью не осталось ни одного. Он был намерен стоять на границе, не пускать русских внутрь Дагестана со стороны Чечни. Но на этот период, после Крымской войны, которая закончилась в 1856 году, некоторые воинские части империи были переброшены на Кавказ для подкрепления. План предстоящей в 1859 году летней наступательной операции в Дагестане был окончательно утверждён главным штабом армии 6 мая 1859 года. Согласно этому плану наступление на Дагестан предполагалось вести одновременно тремя отрядами: главным, Чеченским, – из Ичкерии через Андийский перевал, Дагестанским и Лезгинским.

Но имама в горах просто уже не поддерживали. Надо понимать, что Имамат начиная с 1851–1852 годов переживал внутренний кризис: кризис власти, усугублённый тяжелейшим экономическим положением. С середины 1850-х годов от имама стали отходить лица из его ближайшего окружения. В одном из донесений сообщалось: «Наибы и почётные лица представляли Шамилю трудное положение их подчинённых и указывали на постоянные потери, претерпеваемые ими в течение круглого года, то в делах против Чеченского и Дагестанского отрядов, то на Сунженской линии, не имея ни времени для обрабатывания полей, ни для призрения вообще своих семейств, и что проистекающее от того расстроенного положения их домашнего быта по необходимости лишает их возможности сражаться за веру свою с таким же самоотвержением, как бы того требовать можно». Но имам, со слов лазутчиков, об этом и слышать не хотел.

Летописец Мухаммад Тахир ал-Карахи писал, что последние два года в Имамате «из-за сильной засухи и падежа скота усилился голод», «слабость ополченцев ещё больше увеличилась» из-за трудных работ на оборонительных сооружениях, с «мучительными стараниями» возводимых в разных местах. Но главное, практически все местные авторы-современники, произведения местного фольклора были склонны усматривать за падением Имамата исключительно всеобщее предательство, измену, продажность – как наибов, так и всех горцев Имамата.

Вот о чём говорит такой документ: «Чеченцы, опасаясь потерять последние пахотные земли в Чечне и уже не надеясь на защиту Шамиля, хотят выселиться к нам или, как рассказывают другие, хотят просить через султана турецкого соизволения государя императора на свободный пропуск их в Турцию, для приобретения там оседлости».

А ведь Чечня являлась житницей не только горного Дагестана, но и всей равнинной части Северо-Восточного Кавказа. То есть это были земли, которые давали пропитание не только чеченцам, но и населению, которое было вокруг Чечни.

После того как потеряли Ведено, Чечню и имам отступил в Дагестан, многие стали, конечно, задаваться вопросом – что дальше? Укрепившись в Гумбете, на горе Килирдерил меэр у селения Килатль, имам ожидал, что к нему придёт много людей. Но ожидания имама не оправдалась. Не пришли из самых воинственных обществ Анди и Гумбет. Но это неудивительно, если помнить, что с января по апрель 1859 года, вплоть до падения Ведено, андийские и гумбетовские отряды находились на передовых позициях по пути продвижения русских войск, где несли самые большие потери. Горцы не хотели воевать. За этим надо усматривать не трусость и предательство, а логическое следствие колоссального кризиса, в котором пребывал Имамат с 1851 года. Это был кризис, который привёл к тому, что люди разуверились в имаме и в его политике.

А Александр II недавно стал императором. Для него, конечно, после Крымской войны было бы очень желательно иметь хорошую красивую победу. И на этом фоне, на фоне того, что происходило в последние месяцы существования Имамата, Александр II один за другим посылает письма, приказы Барятинскому, который был наделён неимоверными полномочиями на месте… После 1 апреля 1859 года, когда была взята столица Имамата Ведено, император пишет Барятинскому, что, может быть, попытаться закончить эту войну дипломатическим путём, вступить с Шамилем в переговоры, предложить, чтобы он сложил оружие и уехал за пределы Кавказа, обещая достойное содержание.

На Северо-Восточном Кавказе, где долго находился центр сопротивления России (горные Чечня и Дагестан), война закончилась благодаря успешной политике наместника Кавказского князя Александра Ивановича Барятинского, блокировавшего и пленившего в 1859 году Шамиля в дагестанском ауле Гуниб.

Имам соглашался пойти на перемирие с русскими, если они отпустят его в Мекку, буквально – «освободят дорогу» в Мекку, вместе с семьёй и некоторыми мюридами. В противном случае между ними ничего нет, «кроме войны». Таким образом, на переговорах о мире, точнее, «сложении оружия», как того требовал главнокомандующий, имам не говорил о заключении мира – речь шла только о «перемирии», то есть временном прекращении военных действий по соглашению сторон.

Барятинский, выслушав 19 августа условия, выдвинутые имамом, на следующий день отправил в Гуниб письмо, в котором изложил все требования имама Шамиля как удовлетворительные взамен на «сложение оружия». За это главнокомандующий «именем государя» предлагал: 1) «имаму и всем находившимся на Гунибе полное прощение»; 2) «дозволение самому Шамилю с семейством ехать в Мекку»; 3) полное обеспечение «путевых издержек и доставление его на место»; 4) обещание «определить размер денежного содержания ему с семейством». Имам с сыновьями должен был явиться в ставку главнокомандующего и скрепить это соглашение подписями.

Имам отказался ехать в ставку главнокомандующего. Ответ под диктовку имама гласил: «Если вы отпустите меня с семьёй, детьми и с некоторыми из моих асхабов в хадж, то между нами – мир и согласие, в противном случае – меч обнажён и рука тверда».

Дмитрий Милютин, начальник штаба, подтверждал, что сверх всякого ожидания был получен чрезвычайно дерзкий ответ: «Мы не просим у вас мира и никогда с вами не помиримся; мы просили только свободного пропуска на заявленных нами условиях».

Перемирие, на которое имам рассчитывал, – то есть прекращение огня и свободный выход с осаждённой горы – не состоялось. А мира с русскими имам не искал.

После переговоров почётную сдачу принял князь Барятинский. Князя наградили чином генерал-фельдмаршала, орденами Андрея Первозванного и св. Георгия II степени. В истории он остался как «Победитель Шамиля». Став пленником, Шамиль не сомневался, что его рано или поздно убьют. Но его не только не убили, но и предоставили дом в Калуге, где он мог проживать со всем семейством, во дворе дома построили мечеть и выделили 15 тысяч годового содержания. Младшего сына отправили учиться в пажеский корпус. Такое великодушие ему было непонятно, и вскоре чувство ненависти сменилось беспредельной благодарностью. Через несколько лет он писал царю: «Ты, Великий Государь, подарил мне жизнь… покорил моё сердце».

Через несколько лет Шамиль вновь обращается к царю с просьбой принести присягу на верноподданство, и он готов принести её всенародно. Торжественную присягу он вместе со своими сыновьями принял 26 августа 1866 года в парадном зале Калужского губернского дворянского собрания. Через три года он был возведён в дворянское сословие. В 1869 году он отправился с семьёй в хадж – в Мекку и Медину. В Медине он и оставался до 1871 года, где заболел и умер.

После Шамиля Имамат Дагестана и Чечни перестал существовать. Но горцы Северо-Западного Кавказа (Закубанской Черкесии) Шамилю практически не подчинялись и продолжали вести партизанскую борьбу против Кавказской армии до 1864 года. Они жили в труднодоступных горных ущельях недалеко от побережья Чёрного моря, через которое получали помощь от Османской империи и западных держав.

Переселение адыгов (или черкесов) с российского Кавказа на территорию Османской империи было добровольным. Недаром они уподобляли себя первым мусульманам, которые в 622 году добровольно ушли вместе с пророком Мухаммедом из языческой Мекки в Ясриб, где построили первое мусульманское государство. И те и другие называли себя мухаджирами, совершившими переселение (хиджру).

Внутрь России черкесов никто не депортировал, хотя за уголовные преступления и неповиновение властям туда ссылали целые семьи. Но при этом само мухаджирство было насильственным изгнанием с родины, поскольку его главной причиной был сгон с гор на равнину в конце Кавказской войны и после неё. Военные власти северо-западной части Кавказской линии видели в черкесах вредные для российской власти элементы и подталкивали их к эмиграции.

Во время российского завоевания, продолжавшегося с конца XVIII века до середины 1860-х годов, место жительства черкесов и других коренных жителей Северо-Западного и Центрального Кавказа не раз менялось. Военные действия заставляли их искать убежища в горах, откуда их в свою очередь выселяли российские власти, образуя из черкесов большие поселения на равнине и в предгорьях в пределах Кавказской линии.

Первые массовые переселения происходили во время Кавказской войны, но они ограничивались Северным Кавказом и Предкавказьем. Российские военные власти целыми деревнями переселяли замирённых горцев в пределы Кавказской линии. Похожую политику вели имамы Дагестана и Чечни, создавая в горах посёлки своих сторонников с равнины и переселяя непокорные селения. Исход горцев за пределы Кавказа, в Османскую империю, начался в конце войны и шёл до падения царского режима, в основном во второй трети XIX века. Особенно сильно он затронул Северо-Западный Кавказ, подавляющее большинство коренного населения которого выехало в Турцию. Толчком к мухаджирству стали насильственные переселения с гор на равнину, в окружение казачьих станиц.

Среди мухаджиров были также чеченцы и дагестанцы. Об этом есть много документов. Но подавляющая масса эмигрантов была из Черкесии. Это связано с разногласиями в военной администрации региона. Сторонники выселения горцев на равнину и далее, в Османскую империю, преобладали в Кубанской области, созданной в 1861 году на территории нынешнего Краснодарского края. Начальство Дагестанской области выступало против переселения горцев в Турцию. У начальников подразделений Кавказской линии, преобразованных после войны в области, были широкие полномочия. Сторонники выселения черкесов смогли убедить в своей правоте Кавказского наместника в Тифлисе.

В конце XIX века к власти здесь пришли противники мухаджирства, считавшие его нецелесообразным. Но к этому времени большинство горцев Северо-Западного Кавказа уже уехали в Османскую империю, а их земли заняли казаки и колонисты из России. Похожие перемены в политике колонизации можно найти и у других европейских держав, в частности, Франции в Алжире.

Сколько черкесов погибло при переселении в Турцию, точно никто не считал. Историки из черкесской диаспоры говорят об истреблении целых народов. Такая точка зрения появилась ещё у современников мухаджирства. Крылатым стало выражение дореволюционного кавказоведа Адольфа Берже о том, что «черкесы… уложены на кладбище народов». Но не все с этим согласны, и размеры эмиграции оценивают по-разному. Известный турецкий исследователь Кемаль Карпат насчитывает до двух миллионов мухаджиров, а российские историки говорят о нескольких сотнях тысяч эмигрантов.

Такая разница в цифрах существует потому, что на Северном Кавказе до его российского завоевания не велось статистики. Османская сторона фиксировала только легальных переселенцев, но было ещё множество «нелегалов». Тех, кто погиб в пути от горных аулов до побережья или на кораблях, никто толком не считал. А ещё мухаджиры умирали в портах Османской империи во время карантина.

К тому же Россия и Османская империя не сразу смогли договориться о совместных действиях по организации переселения. Когда же мухаджирство отошло в историю, изучение его в СССР до позднего советского времени находилось под негласным запретом. В годы холодной войны сотрудничество турецких и советских историков в этой области было практически невозможным. Серьёзное изучение мухаджирства на Северном Кавказе началось только в конце XX века.

22 октября 1784 года экспедиция под началом иркутского купца Григория Шелихова основала первое постоянное поселение на острове Кадьяк у берегов Аляски. Тогда и возникла Русская Америка. Корабли «Три святителя», «Св. Симеон» и «Св. Михаил» достигли Аляски 14 августа. Примерно два месяца ушли на выбор подходящего места и подготовительные работы. Через четыре года посёлок пострадал от цунами и был перенесён на другую оконечность острова, получив название Павловской гавани.

В 1793 году на Кадьяк прибыли пять монахов из Валаамского монастыря во главе с вновь назначенным епископом Кадьякским Иоасафом, которые принялись обращать алеутов в православие и возвели их силами храм.

В 1795 году началась колонизация континентальной Аляски, спустя ещё четыре года была заложена будущая столица Русской Америки – Ситка, где вскоре жили двести русских и тысяча алеутов.

Главным видом экономической деятельности на протяжении всей истории Русской Аляски являлась добыча соболей, лисиц, бобров и каланов. Меха пользовались огромным спросом не только в России, но и в Европе, где климат был намного суровее теперешнего.

Параллельно с Шелиховым территорию пытались осваивать люди купца Лебедева-Ласточкина, но в 1798 году он разорился. Шелихов же умер в 1795 году сказочно богатым человеком. Лишь за первые три года работы он сумел приумножить первоначально вложенный капитал в двадцать раз.