Buch lesen: «Социальное насилие»

© Я. И. Гилинский, 2017

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2017

* * *

Предисловие ко второму изданию

В Заключении первого издания этой монографии (2013) я post scriptum заметил, что спешил с написанием книги (возраст подгоняет), что тема насилия заслуживает многотомного освещения, что мною были опущены такие важные темы, как насилие в спорте, религии, семье.

Поэтому, поскольку выяснилось, что я еще сколько – то времени поживу, я решил по возможности восполнить пробелы первого издания. Конечно, и это будет далеко не полное. Но если нельзя объять необъятное, то стремиться к этому нужно…

Предисловие

История человечества – история зла на земле.

В. Швебель

Насилие встроено в систему.

Д. Беккер

Вся история человечества – одно сплошное преступление.

А. Макаревич

Насилие – в различных его проявлениях – неотъемлемая составляющая (элемент) общественного бытия. Принято считать, что в современном мире наблюдается эскалация насилия. Однако возможно, что такое впечатление (omnia opinia doctorum!) объясняется не столько реальным увеличением «массы» насилия, сколько, во-первых, интуитивно осознаваемой угрозой существованию человечества в условиях, когда имеются средства, достаточные для уничтожения всего живого на Земле, а, во-вторых, толерантностью населения цивилизованных стран, чья мораль не приемлет насилия¹. Кроме того, лишь со временем осознается тотальность насилия.

Любое государство, любая эпоха – это убийства, насилие, войны, ненависть к «чужим», «другим», «не нашим». Это пытки, казни, тюрьмы. Это восстания, мятежи, революции и их кровавое подавление или террор победителей… «Действительно, само существование человека и общества предполагает прямое или косвенное насилие над объектами природы и общества (включая человека и другие живые существа)…» Более того: «можно утверждать, что насилие личности над собой (не без помощи внешнего контекста) лежит в основе самого существования общества и является неизбежным его атрибутом»².

Социальное насилие носит системный характер, оно пронизывает все сферы жизнедеятельности общества, включая «культурное насилие» (J. Galtung), «воспитательное насилие» (W. Benjamin, N. Luhmann, K. Schorr), «насилие экономики» (N. Luhmann), «структурное насилие» (безличное, когда убивают не конкретные субъекты, а весь социальный строй, J. Galtung), криминальное насилие. Да и само «право поражено насилием» (W. Benjamin). Авторы «Handbook of Violence» рассматривают насилие семейное, домашнее, школьное, насилие молодежи и против детей и молодежи, насилие на рабочем месте (workplace)³. В конечном счете, «насилие встроено в систему» (D. Becker). О системном насилии пишет и С. Жижек (S. Žižek), чьи взгляды будут подробнее изложены ниже.

Между тем, в политологической, социологической, юридической, психологической науках не прекращаются дискуссии о самом понятии «насилие», его природе (биологической, психологической, социальной), генезисе, возможностях минимизации.

Только в процессе работы над этой темой автор начал осознавать ее безмерность. Тотальность и многоликость насилия в мире людей обусловливает принципиальную невозможность его более или менее полного описания и объяснения. Автор осознает, что тема насилия заслуживает многотомного исследования, а это ему уже не под силу (не по возрасту…). Отсюда – неизбежная неполнота, фрагментарность изложения, несоразмерность отдельных частей, почти отсутствие исторического рассмотрения излагаемых проявлений насилия. Между тем, льщу себя надеждой, что эта работа, наряду с трудами других исследователей (В. Беньямин, Й. Галтунг, С. Жижек, Р. Жирар, Н. Луман, Э. Фромм и др.), привлечет внимание российских коллег, прежде всего – молодежи, к углубленному анализу этой воистину жизненно важной проблемы. В частности, как пишет К. Йовайчис, «вечность и неизбежность насилия не исключает, а предполагает необходимость решить задачу его частичной профилактики»⁴. Ниже излагается мое видение самой проблемы и феноменологии насилия, в том числе, в современной России⁵. Без претензии на «истину». Как писал великий физик Нильс Бор, «каждое высказанное мною суждение надо понимать не как утверждение, а как вопрос». Да и гносеология общества постмодерна, в котором живет современное человечество, нравится это ему или нет, лишний раз подтверждает релятивность, относительность любых наших знаний. История человечества и история науки в который раз приводят к отказу от постижения «Истины». Очевидна относительность любого знания. «Есть много истин, нет Истины». Нормальна полипарадигмальность любой науки. Более того, «постмодернизм утверждает принципиальный отказ от теорий»⁶. И «Сама «наука», будучи современницей Нового времени (модерна), сегодня, в эпоху постмодерна, себя исчерпала»⁷. Это не означает отказа от научных исследований, но предостерегает от абсолютизации их результатов. При написании предлагаемой монографии автор использовал и свои ранее опубликованные работы, дополнив их сегодняшними представлениями, фактами, литературными источниками.

Приношу неизменную благодарность Н. Н. Проскурниной за критические замечания по рукописи и составленную библиографию.

Часть I. Теория и методология

Глава 1. Человек человеку волк?

Волк волку человек.

И. Эренбург

Человек является единственным видом, в котором борьба носит уничтожающий характер.

Н. Тинберген

В буквальном смысле слова жизненно важная проблема насилия породила обширнейшую литературу и науку о нем – виолентологию (от лат. violentia – насилие) или вайоленсологию (от англ. violence). В России только за последние годы издан ряд фундаментальных трудов, посвященных широко понимаемой проблеме насилия (не считая многочисленных работ по отдельным проявлениям социального насилия – насильственной преступности, терроризму, экстремизму, торговле людьми и др.)⁸. При этом само понятие «насилие» остается многозначным и дискуссионным.

Наиболее широким является понимание насилия как поведения, наносящего вред другим⁹; как принуждение, ограничение свободы выбора, «узурпация свободной воли»¹⁰; как принудительное воздействие на кого – либо. Более узкое (юридическое) понимание ограничивает насилие причинением физического, психического или материального (имущественного) вреда. Наконец, в самом узком смысле под насилием понимается причинение физического вреда, нарушение физической неприкосновенности. Однако, как мы увидим далее, представление о системном насилии существенно расширяет наше знание о нем.

Не меньше споров о природе насилия: имеет оно преимущественно биологическое, животное происхождение или же – социальное.

Врожденная агрессивность?

Для ответа на этот вопрос необходимо развести природную агрессивность и социальное насилие. Начнем с агрессивности.

«Какое зверское убийство!», «Нечеловеческая жестокость!», – восклицаем мы, в который раз услышав об особо жестоком преступлении. «Не человек, а зверь!» – говорим о серийном убийце, насильнике, садисте. И в голову не приходит при этом, что мы клевещем на зверей…

Вместе с тем, вряд ли случайным является то обстоятельство, что не только на уровне обыденного сознания, но и в научных трудах до сих пор насильственные действия нередко объясняются биологическими, врожденными свойствами человека как представителя рода Homo Sapiens: агрессивностью, злобностью и т. п.

Когда встречаешься с категорическими утверждениями: «склонность к агрессивному поведению является неистребимым инстинктом человеческой природы»¹¹, «пагубный по своим размерам агрессивный инстинкт… и по сей день сидит у нас, людей, в крови»¹², «человек по своей природе хищник, врожденным и естественным инстинктом которого является убийство»¹³, «мы менее агрессивны, чем гориллы, но более агрессивны, чем бабуины, шимпанзе и гиены»¹⁴ и т. п. – может возникнуть желание столь же категорично их опровергнуть. Для этого есть два пути: противопоставить врожденной агрессивности врожденный альтруизм (как это делает, например, В. П. Эфроимсон) или же (вслед за Н. П. Дубининым) отрицать врожденность, генетическую запрограммированность и агрессивности, и альтруизма.

Представляется, однако, что проблема заслуживает более пристального рассмотрения.

Во-первых, многие недоразумения возникают из – за различного понимания самого понятия «агрессивность». Если агрессивность отождествляется с «жизненной силой», «жизненной энергией» (Г. Селье), «воинственным энтузиазмом» (К. Лоренц), активной самозащитой и т. п., то, очевидно, агрессивность присуща всем животным и человеку. Но тогда теряется, размывается сама специфика агрессивности, агрессивного поведения. Вряд ли можно считать собственно агрессивным поведение хищника по отношению к жертве, поскольку с не меньшим основанием «агрессором» предстает заяц, поедающий капустные листья или морковь.

Во-вторых, сам факт происхождения человека из животного царства обусловливает то, что человек не может освободиться полностью от свойств, присущих животному, и речь может идти только о том, имеются ли эти свойства в большей или меньшей степени, тождественны ли они или существуют качественные различия.

Поэтому, очевидно, перспективно исследование особенностей (условий) проявления агрессивности человека, а не принципиальный отказ от возможности какого бы то ни было сравнения ее с агрессивным поведением животных. Так, согласно экспериментальным данным, «изоляция щенков и детенышей обезьян от их матерей и сверстников приводит к развитию тяжелой депрессии, общего угнетения, накладывающего неизгладимый отпечаток на всю последующую жизнь животного, его поведение и отношение к окружающему миру. Нередко это вызывает повышенную агрессивность и «антисоциальное» поведение. Отнюдь не отождествляя агрессивность собак и обезьян с поведением человека, можно все же утверждать, что изучение индивидуального развития высших животных представляет несомненный интерес для анализа так называемой «немотивированной» агрессивности подростков, ставившей в тупик криминологов и педагогов»¹⁵.

В-третьих, внутривидовая агрессия как раз в меньшей степени присуща животным, чем человеку. И если К. Лоренц считает, что «внутривидовая агрессия у людей представляет собой совершенно такое же самопроизвольное инстинктивное стремление, как и у других позвоночных животных»¹⁶, то большинство зарубежных авторов подчеркивают исключительность массовой внутривидовой агрессии и убийств среди животных (Е. Артцт, Ш. Волин, Н. Тинберген, Р. Хартогс и др.). Во всяком случае, у животных акты внутривидовой агрессии редко заканчиваются смертельным исходом, поскольку действуют надежные механизмы, предотвращающие убийство себе подобных: сигналы «капитуляции» немедленно прекращают самую жестокую схватку. «Агрессивности ради агрессивности у животных, по – видимому, вообще не существует… Борьба между животными одного и того же вида не имеет своей целью смерть противника; как правило, она не сопровождается кровопролитием и прекращается при отступлении одного из конкурентов»¹⁷. Исследования показали, в частности, что борьба между обезьянами (наиболее близкими к человеку по степени агрессивности) ограничивается угрозами, укусами, ранениями соответственно как 1000: 50: 1.

Наконец, и это – главное, агрессия и убийство среди животных всегда инструментальны: из – за пищи, из – за самки, при защите детенышей, при «самообороне» (т. е. «витально обусловлены, необходимы»), но никогда не превращаются в самоцель, не бывают, как у людей, «просто так», «куражу ради», «по пьянке», «из хулиганских побуждений». Если волк вынужден есть зайца, а заяц – капусту, то человек уничтожает и тех и других «ради спортивного интереса»…

И не заставляет ли задуматься при объяснении человеческих пороков животными инстинктами «тот факт, что намеренное убийство особей своего вида отсутствует в мире животных, а черепа первобытных людей, проломленные каменным топором, находят в одном археологическом слое с первыми каменными топорами»¹⁸.

Со времен первых каменных топоров средства взаимного уничтожения людей непрестанно совершенствовались. По неполным подсчетам, с 3600 г. до н. э. по настоящее время (т. е. более чем за 5600 лет) на Земле было всего 300 мирных лет, свыше 15 тыс. войн, унесших около 3,5 млрд. человеческих жизней. Только за 80 лет ушедшего XX века в мире произошло свыше 150 войн («малых»!), стоивших человечеству более 100 млн. жизней. В книге P. Hassner приводятся данные Р. Руммела, согласно которым за 87 лет минувшего столетия помимо 39 млн. жертв межнациональных и гражданских войн, около 151 млн. человек были уничтожены собственными правительствами. По оценке N. Kressel, лидеры стран («спонсоры убийств»), принесли в жертву: СССР (1917 – 1987) – 61,9 млн. человек, Китай (1928 – 1987) – 45,2 млн., Германия (1934 – 1945) – 20,9 млн., Япония (1936 – 1945) – 5,8 млн., Камбоджа (1975 – 1978) – свыше 2 млн. человек и т. д.¹⁹ Какие хищники животного мира могут похвастаться столь массовым уничтожением сородичей?!

Насилие в человеческом обществе отличается от агрессивности животных не только масштабами, не только отсутствием «витальной необходимости», но и тем, что оно сопровождается враждебным отношением²⁰ к объекту насилия (волк не испытывает «вражды» к зайцу) и далеко не всегда носит инструментальный характер. Итак, агрессия присуща всему живому, насилие – только человеку. Впрочем, качественное отличие насилия от агрессии признается не всеми авторами²¹.

О несостоятельности объяснений человеческой агрессивности и насилия исключительно «животным» происхождением свидетельствует и отношение к детям. Так, «избирательно хорошее отношение к собственному ребенку и неприязнь к ребенку «не своему» (скажем, к ребенку супруги от первого брака) часто объясняют «голосом крови», «животным инстинктом». Между тем многие животные легко принимают к себе детенышей даже других видов, кормят, защищают, обучают их, как собственных. Отсюда можно сделать вывод, что у человека деление детей на «своих» и «чужих» возникло в ходе общественного развития, а не является результатом его «животного» происхождения»²². Более того, именно у людей наблюдается усиливающаяся агрессивность по отношению к собственным детям, и насилие над детьми (своими и чужими), которое приняло в современном мире катастрофический характер²³.

Так что, в-четвертых, «если проявление истребительной внутривидовой агрессивности – это специфическая особенность человека, то разве не логично искать причины этой специфической черты в том, что характерно именно для человека, что его отличает от животных, а не в том, что его роднит с ними?». Очевидно, что «специфические особенности агрессивности у человека есть следствие специфических же для человека условий жизни, т. е. следствия особенностей той социальной среды, которую он в процессе своего исторического развития для себя создал. При таком понимании проблема причин агрессивности превращается в проблему исследования тех социальных причин, которые агрессивность вызывают»²⁴.

Однако прежде чем перейти к действительно необходимому исследованию социальных причин агрессивности и насилия в обществе, остановимся, по необходимости кратко, на истоках и агрессивности, и насилия в контексте некоторых фундаментальных закономерностей Мира. Это позволит лучше понять подлинное соотношение биологичес кого и социального в изучаемых явлениях, прояснить биологические (естественные, природные) предпосылки социальности.

Немного физики и «метафизики»

И человечество, и человеческое общество – лишь мимолетные этапы, фрагменты Единого мирового процесса самодвижения, самоорганизации материи²⁵.

Самодвижение Вселенной (гипотетически – от первичной сингулярности и Большого Взрыва до «схлопывания»…) осуществляется в двух основных формах: самоорганизации (убывание энтропии, повышение негэнтропии и степени организованности, упорядоченности) и самодезорганизации (возрастание энтропии, хаотичности, снижение уровня организованности). Количественно определимым критерием направленности развития (изменения) системы может служить энтропия – ее возрастание свидетельствует о преобладании нисходящих, регрессивных, дезорганизационных процессов, а уменьшение – о преобладании восходящих, прогрессивных процессов, повышении уровня организованности.

Процесс развития можно представить как уменьшение энтропии и увеличение негэнтропии в развивающейся системе. Уменьшение энтропии возможно за счет накопления информации. При этом, однако, «уменьшение энтропии в самой самоорганизующейся системе может иметь место лишь за счет ее увеличения в среде»²⁶. Поэтому, кстати говоря, в условиях изоляции системы (например, человека или же – общества) происходит ее деградация…

Единство и взаимодействие (дополнительность) процессов организации и дезорганизации, созидания и разрушения, негэнтропийных и энтропийных, возникновения и гибели («добра» и «зла», «ян» и «инь») – суть проявления объективной диалектики бытия материального мира.

Диалектика энтропийных и негэнтропийных процессов предполагает неравномерное их распределение в пространственно – временном континууме Вселенной. Одним из «островков» относительного преобладания негэнтропийных, информационных процессов стала Земля, породившая эволюционизирующий ряд информационно – генерирующих процессов, вершиной которых явилась деятельность общественного человека. Биосфера в целом выступает как антиэнтропийная система.

Так вырисовывается и «функция» человечества в мире, образно сформулированная Н. Винером: «Мы плывем вверх по течению, борясь с огромным потоком дезорганизованности, который, в соответствии со вторым законом термодинамики, стремится все свести к тепловой смерти, всеобщему равновесию и одинаковости… В этом мире наша первая обязанность состоит в том, чтобы устраивать произвольные островки порядка и системы»²⁷. В рассматриваемом отношении общество представляет собой высшую – из известных – форму развития негэнтропийной тенденции живой природы. Как же осуществляется эта тенденция?

Существование любой системы (в том числе общества) есть процессирующее тождество сохранения и изменения. Чем выше уровень организации (организованности) системы, тем динамичнее ее существование и тем большее значение приобретают изменения как «средство» сохранения. Неравновесность, неустойчивость становятся источником упорядоченности (по И. Пригожину, «порядок через флуктуации»). Впрочем, об этом догадывался еще Тит Лукреций Кар, который в своей философской поэме «De rerum natura» («О природе вещей») провидел роль clinamen (отклонений) как conditio sine qua non (необходимое условие) эволюции мироздания. Он писал об атомах («телах изначальных»):

 
Если ж, как капли дождя, они вниз продолжали бы падать,
Не отклоняясь ничуть на пути в пустоте необъятной,
То никаких бы ни встреч, ни толчков у начал не рождалось,
И ничего никогда породить не могла бы природа²⁸.
 

Важнейшим элементом механизма сохранения / изменения служит адаптация (как приспособление к среде и «приспособление» среды). В соответствие со вторым законом термодинамики и принципом возрастания энтропии, повышение уровня организованности системы возможно лишь за счет увеличения энтропии среды, ее дезорганизации («принцип Расплаты»²⁹). В целом эволюция Вселенной (во всяком случае, в известной нам части «нашей» Галактики) идет пока по пути усложнения (повышения степени организованности) вновь возникающих, «порождаемых» материей уровней ее организации. Это усложнение, появление все более высоко организованных систем также происходит за счет дезорганизации среды, средовых систем. Проще (и примитивнее) говоря – социум за счет природы. Чем выше уровень организованности системы, тем более энергичны, активны способы ее адаптации.

Возрастание организованности биологических систем происходит следующим образом: «более активные особи, лучше использующие ресурсы внешней среды для роста, жизни и размножения, вытесняют в процессе смены поколений менее активных особей. Более устойчивые особи, т. е. лучше противостоящие различным вредным влияниям, также вытесняют путем преимущественного размножения менее устойчивых особей. В обоих случаях более упорядоченные формы организации с более низким уровнем энтропии вытесняют менее упорядоченные формы организации с более высоким уровнем энтропии»³⁰.

«Возвышение» от физического уровня организации материи до биологического означает появление новых, более эффективных способов адаптации. В процессе дарвиновского (со всеми последующими уточнениями) естественного отбора и «борьбы за существование» повышается информационное содержание, «емкость» биологических систем, степень их организованности. Однако за все приходится платить! «Сохранение всегда достается ценой гибели подавляющей массы его представителей… Для противодействия энтропии хищник вынужден истреблять травоядных животных… Следовательно, хищник как «самоорганизующаяся система» живет за счет дезорганизации травоядных, вызывая эту дезорганизацию в масштабе, оставляющем далеко позади масштаб собственной самоорганизации»³¹. Надо ли напоминать, что травоядные столь же активно дезорганизуют мир растений.

Поэтапность развития от агрессии биологических систем к человеческому насилию показана В. И. Красиковым³².

Появление в процессе эволюции общественного человека – «средства» самопознания Мироздания (не в этом ли глобальный, космический «смысл» и «предназначение» Человечества?³³) – означало переход на новый, социальный уровень ее организации. Однако эта новая система – «общество» – есть результат все того же Единого мирового процесса самоорганизации материи, его этап, момент Истории Вселенной, подчиняющийся ее фундаментальным законам. Сверхадаптация общественного человека осуществляется путем активного «силового» изменения среды. Биологическая «борьба за существование» перерастает в «сверхборьбу за сверхсуществование».