Buch lesen: «Пани Зофья. У вас след от решетки»

Schriftart:

Kratki się pani odbiły

Глава 1

Слова могут ранить. Это всякому известно, а вот о том, что творожным сыром с зеленью можно убить, знают немногие. Именно это в тот день и случилось.

Я к людям отношусь доброжелательно и с симпатией, хотя Боревич никогда не вызывал у меня добрых чувств. Не знаю, как ему удалось удержаться в полиции, где нужно все-таки обладать хоть каким-то интеллектом, чтобы не быть убитым до того, как заработаешь все эти надбавки и досрочную пенсию. Хотя, наверное, ума у полицейских все же немного, раз они хотят как можно скорее выйти на пенсию.

Пластиковая внутренняя обшивка машины скрипела так, словно национальный филармонический оркестр настраивал свои инструменты перед концертом. За окном было еще хуже. Позади нас исчезающий город уступал место хаотично разбросанным лачугам. Заросшее по обочинам и разбитое шоссе напоминало заброшенный королевский тракт. Чертова пастораль!

Я все еще не верила в происходящее. Я надеялась, что что-то произойдет, и мы не доедем. Однако ничего подобного не произошло.

В конце концов показалось свежевыкрашенное бело-красное длинное, приземистое здание, построенное безо всякого уважения к элементарным основам архитектуры. Мы свернули с узкой, покрытой выбоинами дороги на еще более узкую и покрытую еще бо́льшими выбоинами. По обе стороны от нас тянулось городское озеленение в варшавском стиле – заставленный машинами, разъезженный, грязный участок земли, который когда-то был газоном.

Мне было немного боязно.

– Придержите меня за руку? – спросила я.

– Сами справитесь, – ответил Боревич.

Я стала сжиматься, погружаться в себя, уменьшаться до микроскопических размеров. Мы остановились у въездных ворот. Подошел охранник, поговорил с Боревичем, посмотрел документы. Мне он ничего не сказал, потому что не видел меня. Такой я сделалась маленькой. А когда мы оказались на территории самой тюрьмы, я вообще превратилась в черную точечку.

Боревич заглушил мотор, повернулся и посмотрел на меня своим телячьим взглядом.

– Приехали, – объявил он.

– Может, вы – да, – ответила я. – Я – точно нет. Вы прекрасно знаете, что я здесь оказалась по ошибке.

– Так все говорят, – прокомментировал он, выходя из салона. – А тюрьмы переполнены…

Он обошел машину и открыл мою дверцу.

– Выходим, – сказал он.

– Нет.

Он рассмеялся.

– Вам не стыдно сажать в тюрьму невинных людей? – спросила я. – Я могла бы быть вашей матерью.

– Вот можно без этого. Я слишком хорошо вас знаю. Я не поведусь на это. На меня это не действует. Увы. Прошу извинить.

– Вот я и вижу, что вы совершенно лишены чувств. А еще вы так сильно растолстели после аварии!

– Нет, я не лишен чувств.

– Вы ведь понимаете, что меня незаконно арестовали? Разве вы не видите, что это несправедливо? Вы вообще знаете, что такое справедливость?

– Я знаю, что такое справедливость. И я тоже ее ценю.

– Правда? Вы можете это как-то доказать? Это просто слова или вы подтвердите это на деле?

Он отпустил дверцу.

Посмотрел в одну сторону, потом в другую.

Прошелся.

Вернулся.

Да, он явно был рожден не для балета.

– Я понимаю, что должен вас отпустить, – сказал он.

Он посмотрел на меня. Я на него.

Он тяжело вздохнул, выпрямился и снова огляделся по сторонам.

– Ладно, – сказал он.

– Правда?

– Да, но при одном условии.

– Вы не шутите?

– Я не шучу, но у меня есть одно условие.

– Конечно, я слушаю.

– Мы оба ценим справедливость превыше всего.

– Конечно, именно об этом я и говорила. Справедливость – это самое главное.

– И равное отношение ко всем.

– Насколько это возможно. Справедливость и равное отношение ко всем. Конечно, конечно…

– Поэтому, если я освобожу вас, мне придется освободить и всех последующих задержанных. Разве вы не понимаете? Справедливость и равное отношение ко всем.

– Конечно, я понимаю. Справедливость и равное отношение ко всем. То есть?! Кого вы хотите освободить?!

– Следующих арестованных и осужденных, которых я повезу в тюрьму.

Что с ним? Совсем мозги отшибло? Вроде серьезно говорит. Может, я его неправильно поняла? Мне пришлось это аккуратно уточнить.

– Совсем крыша поехала, что ли?! – воскликнула я. – Как вы себе это представляете?! Бандитов на улицу выпустить?! Преступников, извращенцев и педофилов?! Вместо того чтобы упечь их в тюрьму?! – Я схватилась за дверцу и потянула ее обеими руками. – Да идите вы к черту с таким правосудием! Головой об стену не бились?! Он будет вершить справедливость – Соломон нашелся!

– Выходите? – спросил он.

– Выхожу, выхожу, а с чего вдруг я не должна выйти? Достаточно вежливо попросить.

– Вот я и прошу.

– Вежливо?

– Да, черт возьми, вежливо!

– Пожалуйста. Я выхожу. Сложно было, что ли, сразу сказать?

Я вышла из машины.

– Не знаю, известно ли вам это, но вы жутко раздражаете, – добавила я. – Вам надо бы что-то с этим сделать, а то в старости будете просто невыносимы!

Оказавшись во внутреннем дворе, я обвела взглядом здания вокруг. Они были отгорожены от мира стеной, сеткой и мотками колючей проволоки, но казались мрачными не поэтому. Такое впечатление они производили, поскольку их развитие замерло пару десятков лет назад. Они походили на здания курортной зоны, когда-то полной людей и жизни, а сегодня угрюмой, вымершей, окаменевшей, покрытой слоями облезающей краски.

Два мира разделяла тройная тяжелая стальная решетка, открывающаяся с помощью электроники и находящаяся под надзором охранников.

Внутри все было еще хуже. Провинциальная школа-интернат. Старые, унылые, пованивающие помещения, которые к тому же не так-то просто покинуть. Они словно созданы по правилам причудливой геометрии. Пол, стены, коридор – все искривлено. И люди искривлены, даже улыбались они криво. Все здание существовало в абсурдной кривой реальности.

Боревич взял меня под руку и повел в небольшую приемную. За стеклом сидела совсем не толстая для своего возраста женщина в зеленой блузке. Она равнодушно поглядела на меня, а затем стала выставлять на стол разные предметы.

– Зубная щетка, порошок, паста, – перечисляла она, – мыло, кружка, тарелка и миска.

Я посмотрела на зеленую пластиковую посуду.

– Спасибо, но у меня нет собаки, – сказала я.

– Это для тебя, дорогая.

Она добавила страшное клетчатое одеяло. Узор не впечатлял. Прямо тюремная клетка «Бёрберри».

Мы пошли дальше.

В скромном кабинете за небольшим столом сидела миниатюрная блондинка без макияжа.

– Знаете, – обратилась я к ней, присаживаясь на шаткий деревянный стул. – Я хорошо знакома с госслужбой, так что, если у вас не хватает мест и придется ждать год или два, не беда. Я подожду.

– Не стоит беспокоиться, – ответила она.

– Трудно ожидать чудес, когда приезжаешь без предварительной брони.

– Что-нибудь для вас найдется, – продолжила она. – Огоньком балуетесь?

– Иногда, – ответила я.

– То есть интерес есть, да? – Она любезно улыбнулась.

– Я бы не стала утверждать. Однако бывают критические ситуации, из которых нет иного выхода. Но никто ни разу не пострадал. Как-то один бездомный немного обгорел, но кто виноват, что он устроился на ночлег в том мусорном баке?

Она посмотрела на меня, и улыбка медленно исчезла с ее лица.

– Я имела в виду сигареты, – заявила она.

– А, сигареты, – вздохнула я.

– Я определю вас в камеру с некурящими.

– Я бы предпочла одиночную.

– Простите? – спросила она удивленно.

– Мне не нравится, когда кто-то храпит и подолгу сидит в ванной, – объяснила я. – Думаю, вы понимаете, что значит стоять по утрам под дверью в туалет.

– Да, понимаю. Уверяю вас, здесь вам не придется стоять под дверью.

– Если только так. Во сколько приходить на завтрак?

– Еду разносят по камерам, – ответила она.

– Room service? Вот это да! – обрадовалась я. – А поблизости есть прогулочные маршруты?

– Есть один. Часто посещаемый.

– Может надоесть?

– Никто не жалуется. Наоборот, все хвалят.

– А туристический сбор есть?

– Нет.

– Нет, – повторила я. – А магазины в этом районе есть?

– Есть один на территории.

– Не нужно никуда ехать?

– Нет.

– Не нужно никуда ехать. А счета: электричество, вода, квартплата; взнос на капремонт, налог на землю…

– Все уплачено.

– Уплачено, – повторила я. – А ночной шум, вечеринки, драки?

– Отбой в восемь вечера. Тихо как в могиле.

– Тихо как в могиле, – повторила я. – Сортировка мусора?

– Нет.

– Опасные пешеходные переходы?

– Нет.

– Пристающие торговцы?

– Нет.

– Назойливые сектанты?

– Нет.

– Вы же не думаете, что я поведусь на это? – возмутилась я. – Скажите мне, в чем подвох?!

– Ни в чем.

– Я никогда не встречала такого таланта к продажам, как у вас. Да вы легко и кредит во франках впарите!

Она дала на подпись документы и указала на пустые места.

– Я так понимаю, что должна это подписать? Иначе никак? Не отвечайте. Я сама догадаюсь. Никак?

Препираться с ней было бессмысленно. Я все подписала и вышла.

Перед моими глазами сменялись один за другим странные образы: длинный коридор, двери, решетки, ворота, ключи, лестница вверх, лестница вниз, коридоры, двери, ворота, ключи…

Это напоминало слайд-шоу из чьих-то далеких путешествий, не очень удачного экзотического отдыха.

Решетки, ворота, ключи… решетки, ворота, ключи… решетки, ворота, ключи.

Узкий коридор уперся в помещение, напоминающее небольшую приемную. С одной стороны окно, с другой – ряд стульев.

– Сидите спокойно и ждите, – сказал Боревич. – Скоро за вами придет дежурный офицер.

Я не успела сесть, как к нам подошел человек и поклонился.

– Зофья Вильконьская? – спросил он.

Это был элегантный мужчина. Высокий, хорошо сложенный, с идеальной прической и загорелым лицом. Когда он улыбался, то выглядел лучше самого Анджея Лапицкого¹.

– Не сейчас. – Грубиян Боревич попытался от него отделаться.

– Я назначен защитником по этому делу, поэтому имею право общаться со своей клиенткой без каких-либо препятствий и ограничений. Пройдемте в кабинет, – сказал он.

Полицейский немного надулся, но речь адвоката, видимо, произвела на него впечатление, потому что он не стал протестовать, когда тот указал ему на дверь в небольшую комнату.

Мы оставили Боревича в коридоре.

– Я хотел бы вам помочь, – сказал мужчина, пододвигая ко мне стул.

– Кто вы? – спросила я.

– Простите, я не представился. Мачей Конрад Глист-Гноевский – младший. Адвокат.

Он протянул гладкую, ухоженную руку, украшенную золотым перстнем и такими же запонками.

– Зофья Вильконьская, – ответила я, крайне неуверенно пожимая ему руку.

– Я представляю юридическую фирму «Гноевский и партнеры». Мне жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах, – продолжил он. – Вы не должны были здесь оказаться.

Больше мне ничего не нужно было знать. Какой шик! Человек из высшего общества. Исключительно проницательный и умный мужчина.

Он обошел небольшой столик и занял место напротив меня.

– Вы вытащите меня отсюда? – спросила я. – Вас нанял мой муж?

– Все по порядку, – ответил он. – Не беспокойтесь ни о чем. Я займусь вашим делом. Это будет нелегко, хотя бы из-за личности прокурора.

– Мерзавца и негодяя! К тому же недомерка.

Адвокат сдержанно улыбнулся.

– Тем не менее, – продолжил он, – есть некоторый шанс, что в ходе процесса будут выявлены процессуальные ошибки и вас освободят.

Мама дорогая, какое я почувствовала облегчение! Вряд ли найдется человек, который бы ему не доверял.

– Ну что ж, приступайте к работе. Вы не представляете, какие здесь условия и люди!

– Конечно. Но прежде нам необходимо обсудить один деликатный вопрос.

– Я так понимаю, речь идет о вашем вознаграждении?

– Верно.

– С этим проблем нет. У меня есть пенсия.

Он улыбнулся.

– Рад за вас. Это очень важно. Тем не менее необходимо, чтобы вы понимали, что стоимость моих услуг, как и услуг моей фирмы, намного превышает финансовые возможности даже очень состоятельных людей. Можно сказать, что немногие могут позволить себе воспользоваться моими услугами. – Он просиял, демонстрируя идеально ровные и блестящие зубы. – Но все это пустяки. Мы наверняка найдем решение.

– Я могла бы занять несколько сотен злотых у сына, – предположила я.

– О, вот уже вам в голову приходят хорошие идеи, – сказал он. – Мы прекрасно с вами взаимодействуем. Это очень важно.

Он обвел взглядом комнату.

– Мне жаль, что я ничем не могу вас угостить.

– Ничего страшного.

– Видите ли, есть у меня один маленький недуг. Огромное желание помогать другим. У вас, наверное, тоже.

– В достаточно ограниченной степени, – вставила я.

– Тем не менее я надеюсь, что вы захотите мне помочь. Ничего особенного. Я и другие серьезные люди с добрым сердцем хотели бы помочь одной заключенной, но у нас нет с ней связи. Сами понимаете: бюрократия, помехи. Кроме того, она только что попала в тюремный лазарет, поэтому связь с ней в еще большей степени ограничена. Это одинокий, потерянный человек, нуждающийся в помощи. Так же как вы. Необходимо передать ей сообщение.

– Неужели вам некого попросить об этом?

– Конечно есть. Люди стремятся найти возможность оказать мне подобную услугу. Взамен я готов взять на себя безвозмездную защиту. Конечно, не лично, но могу вас заверить, что наши стажеры – самые трудолюбивые люди на свете.

– Я передам сообщение, – заявила я. – Ведь эта женщина в беде, как я. Своим альтруизмом вы пробудили и во мне потребность помогать другим.

Он широко улыбнулся и достал из кармана пиджака стильную перьевую ручку и написал что-то на листке бумаги.

– Передайте это Эве Новак. Как вы уже догадались, речь идет о словах ободрения и поддержки.

Я прочла:

«Дорогая Эва, мы всегда будем помнить тебя! Коллеги».

– Пожалуйста, запомните, – сказал он и убрал листок. – Это очень важно, и время поджимает. Вы должны передать послание как можно скорее. От этого зависит и ваше будущее. Надеюсь, вы это понимаете. Вы же не хотите, чтобы я предложил свои услуги кому-то еще?

– Конечно не хочу, – сказала я. – С чего бы мне этого хотеть?

– Никому ни слова, – твердо добавил он. – Это не шутка. Прошу четко это осознать.

– Да чтобы я раскрыла секрет?! Даже если они будут морить меня голодом несколько часов, даже если они не дадут мне положить сахар в чай… Я никому не скажу, только получательнице, заверяю вас. Но и вам следует поторопиться с помощью, потому что я не буду ждать здесь вечно.

– Мы защитим вас в суде. Вам придется потерпеть до этого времени и дожить до суда. Прежде всего, вы не должны попадать в неприятности. Не позволяйте, чтобы вами манипулировали. Вам здесь не место, вы не одна из них, вы одна из нас. Самое главное – держаться достойных людей.

Он встал, снова обошел столик и отодвинул от него стул, на котором я сидела. Находиться в обществе подобных людей – вот это я понимаю!

Мы пожали руки, он поклонился, и я вышла.

На этом приятные впечатления закончились.

Глава 2

Медленно, но неумолимо я начала осознавать, что все происходящее на самом деле происходит. Невозможно было от этого отгородиться, отстраниться, забиться куда-нибудь в угол и переждать. Теперь это касалось именно меня. Я годами боролась за то, чтобы на меня обратили внимание, и наконец получила его. Очень щедро, большое спасибо.

Мне нужно было как можно быстрее взять себя в руки и начать действовать, потому что все выглядело уже довольно серьезно. Эти люди были готовы действительно запереть меня здесь и не выпускать. Сделать меня представительницей гнилой интеллигенции!

Я оказалась в месте, где культурные люди не бывают. Если только они не знаменитости на закате своей карьеры. Если бы в клубе для пенсионеров выяснилось, что у меня был такой тюремный эпизод, я всегда смогла бы сказать, что это тренд. Твердо и уверенно заявила бы, что сейчас это в моде, как раньше – пластические операции и лечение от зависимостей.

Хотя мне удалось неплохо рационализировать проблему, я не смогла до конца сбалансировать свои эмоции.

Меня накрывало волнами жара и приступами паники. На ум приходили все эти садистки-надзирательницы, психопаты-охранники, насильники в ду́ше, грязные холодные подземелья из фильмов, и я подумала: почему именно таким должен быть мой чертов закат бытия?

Боревич привел меня в небольшой, скромно обставленный кабинет. Внутри была невысокая женщина в зеленой униформе и резиновых перчатках – надзирательница. Она равнодушно посмотрела на меня.

– Наконец-то хоть кто-то похожий на человека с мозгами, – сказала она. – Может быть, с вами не будет проблем.

– Со мной? Конечно не будет, – заверила я ее. – Почему со мной должны быть какие-то проблемы? Я даже не знаю, что такое проблемы.

– Это хорошо, вы себе даже представить не можете, какова нынешняя молодежь.

– О да, трудно не согласиться. Падение морали, никакого уважения. Никаких принципов. Озверение, темнота, дичь.

Мы мило улыбнулись друг другу.

– Вы немного похожи на мою свекровь, – сказала она.

– Надеюсь, она красивая женщина, – ответила я. – Не обижайтесь, но я действительно похожа не на кого попало, а на одну очень известную актрису. Вы, наверное, догадываетесь на кого.

– Она должна была приехать.

– Она, наверное, гордится своей невесткой. Такая важная работа, ответственная, низкооплачиваемая, идейная. И эта униформа так хорошо скрывает недостатки вашей фигуры.

– Да, конечно! Она вовсе не гордится мной. Напротив. Она ни разу здесь не была. Вроде как собиралась приехать, навестить, но ясно же, в чем причина. Контроль!

– Так, может быть, здесь она смогла бы получше вас узнать?

Она как-то косо поглядела на меня.

– Ну, ладно. Мило пообщались, – сказала Надзирательница. – Но не будем терять время. Раздевайтесь.

– Да, – согласилась я. – Здесь действительно душновато. Можно проветрить.

Я сняла свитерок, накинула его на плечи и уселась на стул.

– Если вас не затруднит, – добавила я, – я бы не отказалась от чая.

Она улыбнулась, но как-то неискренне.

– Раздевайтесь, – повторила она.

– А мне уже полегчало. Не стоит обо мне так беспокоиться.

– Догола.

– В смысле догола? – рассмеялась я. – По-моему, вы слишком много времени проводите в тюрьме.

– Раздеться! Присесть! Покашлять! – приказала она, повысив голос.

Я взглянула на нее, но увидела лишь каменное выражение лица.

– Ни за что, – ответила я. – Еще чего удумали!

– Тогда мне придется это сделать.

Я пожала плечами:

– Да пожалуйста, раздевайтесь, приседайте и кашляйте, раз вам так хочется.

– Мне придется вас раздеть!

– Что это вообще за фантазии?

– Я надеялась, что хотя бы с вами не будет проблем.

Она подошла к шкафчику, сняла трубку старомодного телефона и набрала номер.

– Алло, – сказала она в трубку. – Говорит сержант Чаплиньская. Алло! Сержант Чаплиньская! Совсем оглох, что ли, черт возьми! Вызываю опергруппу «Антанта». Осужденная скандалит.

– Стоп, стоп, стоп! – воскликнула я, поднимаясь со стула.

Я хотела схватить телефонную трубку, но она заслонила аппарат своим телом.

– Да? – Она посмотрела на меня и прикрыла трубку.

– Я разве скандалю? – невинно спросила я. – Сразу вызывать опергруппу? Зачем? В этом нет необходимости. Пусть ребята отдохнут. Может, покушают…

– Вы разденетесь?

– Чем больше вы настаиваете, – начала объяснять я, – тем больше у меня возникает неприятных ассоциаций с домогательством.

Она положила трубку.

– Ну знаете что? В конце концов, мы же женщины. А как вы у врача раздеваетесь?

– Врач – это совсем другое дело. Он – мужчина.

– Давайте не будем затягивать. Я должна проверить, не пытаетесь ли вы что-нибудь пронести.

– Пронести? Как?

Она тяжело вздохнула, опустив взгляд ниже пояса моей юбки.

Я аж вспотела.

– Вы с ума сошли?! – спросила я. – Я что, себе туда что-то засунула?! Зачем?!

– Я много чего повидала.

– Как вы себе это представляете? Что у меня там может быть? Ножовка по металлу?

– Женщины провозят опасные инструменты, запрещенные предметы, наркотики…

– Может, у меня там вообще ларек с хозтоварами! – возмутилась я. – Кто знает? На самом деле проверьте, а то вдруг я спрятала и забыла! Память уже не та! Если вы найдете очки моего мужа, я буду вам бесконечно благодарна!

– Вы издеваетесь?

– Вы не представляете, как бедолага без них плохо видит! Он щурится вот так… – Я показала, как бедный Хенрик щурится. – Вот так щурится. И почти ничего не видит. Вы понимаете?

– Последний раз говорю, нечего надо мной издеваться.

– Да как можно? Мне вообще не до шуток. Я сейчас опишу вам очки: толстые стекла, полупрозрачная оправа и проволочные дужки. Наверняка вы их узнаете!

Она покраснела от гнева и протянула ко мне руки.

– Хватит уже! – крикнула она, хватаясь за пуговицы моей блузки.

Рванула.

Это насилие!

Цап! Не успела я опомниться, как мои зубы впились в ее пухлую ладонь!

В определенных местах и при определенных обстоятельствах человек перестает быть самим собой. Тюрьма, безусловно, одно из них. Озверение – очевидное следствие заключения человека в клетку. А если человека превращают в зверя, то неудивительно, что он кусается. О чем тут говорить? Особенно если кто-то внезапно и без предупреждения хватает вас за одежду.

– А-а-а! – воскликнула она, хватаясь за красный и довольно глубокий след. – Вы меня укусили!

– Это случайно. Нечаянно… – заверила я, пытаясь взять ее за ладонь, чтобы проверить, не слишком ли серьезная травма.

Она вырвалась и кинулась к двери, открыла ее и выглянула наружу.

– Куда он опять провалился? – мрачно спросила она. – Черт возьми!

Вернулась, громко хлопнув дверью, открыла шкафчик и начала в нем рыться.

– Это нападение на охранника! – кричала она. – За это полагается предупреждение!

Я посмотрела на нее в недоумении.

– Что? – Я прыснула со смеху. – Всего лишь предупреждение и больше ничего?! Уморили! Может, мне еще и дневник принести?

– Вы еще пожалеете об этом!

– Легкая царапина. Это даже укусом назвать нельзя, а как стонет. Позор!

– Я вызываю опергруппу! – пригрозила она, заматывая руку бинтом, который ей наконец удалось найти.

– Я подожду снаружи, – сообщила я. – Не буду вам мешать.

Я оставила свои вещи, откланялась, чтобы не показаться невежливой, и покинула помещение.

В коридоре никого не было. В самом конце, за тройной решеткой и стеклянной дверью я заметила молодую очаровательную охранницу и Боревича. Они беседовали и улыбались. Боревич курил сигарету. Позорище. В восьмидесятые годы мог бы курить. Тогда это еще не было вредно или смертельно опасно. Но сейчас?! Только самоубийца может курить сейчас, зная, что цена сигарет состоит почти исключительно из акцизного сбора!

Я поправила одежду, сделала глубокий вдох-выдох и решила спокойно уйти.

Вперед!

Я двинулась по коридору куда глаза глядят. Я не могла позволить запереть себя в клетке. Это был бы конец. Я никогда бы не увидела солнца, гор, лесов, лугов и всего остального; я бы и так никогда этого не увидела, потому что природа меня мало интересовала, но кто бы стал задумываться об этом во время панического приступа.

В такой момент сердце качает кровь так быстро, что она буквально кипит. Попади она сейчас в мозг – свернется словно молоко. Так что она туда не попадает, а не получающий достаточно кислорода и питания мозг перестает соображать. Неизвестно, что в такие моменты происходит с человеком. Наверное, он может выполнять только самые простые и примитивные действия. В моем случае это был побег. Мне повезло, я могла выкинуть что-нибудь и похуже.

Тогда я еще не знала, что поступила неправильно, но даже если бы и знала, то ничего не смогла бы с этим поделать. Вот уж кто мог, так это огромный мужик в форме, на которого я сразу же наткнулась. Я думала, что он меня не остановит, ведь кому какое дело до какой-то старушки. Я ошибалась.

– Добрый день, – сказал он, смерив меня взглядом с ног до головы.

– Добрый, добрый, – ответила я.

– Что вы здесь делаете?

– Иду.

– Куда?

– Домой.

– Что вы здесь делаете?

– Я… приехала…

– Проведать?

– Да! Именно так! Я приехала проведать свою невестку. Мы наболтались выше крыши. Она столько мне всего рассказала, а я ей. Это было очень мило. А теперь отойдите, потому что я тороплюсь.

– Только сегодня нет посещений, – сказал он, опираясь рукой о стену так, чтобы загородить мне проход.

Я посмотрела на него. Огромный-преогромный человек. Сколько же он, должно быть, ест! Проклятие для любой матери.

Если бы я должна была кормить такую глыбищу, то, наверное, пришлось бы купить поле картошки. И корову. Матерь Божья!

– Вы много едите? – спросила я.

– Много. Почему вы спрашиваете? – ответил он.

– Беспокоюсь.

– Большое спасибо. Я справляюсь.

– Не за вас, я беспокоюсь за вашу мать.

Он вздохнул.

– Что вы здесь делаете, раз сегодня нет посещений? – раздраженно продолжил он.

– Я пришла повидать свою невестку…

– Как вас зовут?

– Чаплиньская.

– Как?

– Чаплиньская! Мужик, ты что, глухой, что ли, черт возьми!

Он удивленно посмотрел на меня.

– О да, – сказал он. – Я слышал крики. Как раз шел посмотреть, что происходит у моей коллеги.

– А что там могло происходить? Моя невестка слишком бурно реагирует. Я пришла ее проведать, а она сразу говорит «контроль»! Представляете!

– О да. – Он начал заикаться. – Да, да, конечно.

– Ну что, достаточно этих расспросов? Вы довольны?

– Да. Полностью. Я вас не задерживаю.

– Спасибо.

– Не за что. Хорошего дня.

Он ушел.

Я была уверена, что он обернется. Мне нужно было скрыться из виду. Я взялась за ручку первой попавшейся двери. Заперта.

Вдруг я заметила нишу. В ней располагалась лестница. Я не знала, ведет ли она к выходу, но мне пришлось ею воспользоваться, потому что за спиной я услышала сержанта Чаплиньскую, которая вышла в коридор и начала сеять вокруг себя ненависть.

Сцена прямо из триллеров, которые крутят по субботам после двадцати трех. Темнота, холод, трубы на потолке и стенах. Грохот, стук и лязг. Запах сырости, гнили, грязный, липкий пол. Нетрудно было догадаться, что где-то рядом находится кухня. Я двинулась вперед.

Вдалеке послышался разговор. Точнее, это был монолог. Я подошла к широкой двустворчатой двери. Ее верхняя часть была застеклена. Эти круглые окошки были настолько грязными, что сквозь них почти ничего не было видно. Я заглянула внутрь. Две женщины за большим столом с оцинкованной столешницей готовили еду. Одна из них была колотая – вся покрыта татуировками, даже лицо. Похоже на фиолетовую мазню, как на последней странице школьной тетради. Вторая была бледной, с мешками под глазами, бритая наголо.

За кухней находилась прачечная. Дальше – часовня. Туда я и вошла.

За свою жизнь я видела много костелов, соборов, базилик и маленьких часовен. Но такого чуда еще не доводилось. Тусклый свет сиял над скромным, едва заметным алтарем, который едва помещался под трубами, проходящими через все помещение. С одной стороны – исповедальня, с другой – скамейки. На потолке душевые лейки, на полу старая банная плитка со сливной решеткой. Вместо окна – икона. Богоматери Котельной!

После сегодняшней порции треволнений я почувствовала себя немного уставшей. Бедро резко заболело, и я присела в исповедальне. Немного успокоилась. Я должна со всем справиться. О побегах из тюрьмы я знала все после просмотра двух фильмов. Один с Клинтом Иствудом, другой с Робертом Редфордом. Там показывали, что из любой тюрьмы можно сбежать. Для этого не нужно быть Клинтом Иствудом, Робертом Редфордом или любым другим американским актером. Все, что вам нужно, – это план. А это не так уж сложно. Сколько я их составила, работая в школе. Я вытянула ноги и закрыла глаза.

Но прежде чем я успела приступить к планированию, в часовню вошел ксендз. Крепкий, тучный, грузный. Таких я еще не встречала. Его огромный живот, казалось, свисал до самого пола. Чудо, что не оторвался. Такое телосложение было необычным, поскольку лицо его было худым и здоровым. Молодой мужчина лет сорока.

Он встал, переводя дыхание, и вытер пот, обильно выступивший на лбу. Заметив меня, он улыбнулся так, что я сразу поняла: ничего хорошего меня не ждет. Я должна была догадаться еще тогда, когда увидела, как порозовели его щеки, обнажились зубы и заблестели глаза.

– Дорогуша, как я рад тебя видеть! – воскликнул он. – Я уже начал опасаться, что никого не застану.

– Я тоже рада вас видеть, отец, – ответила я, полная надежды, что этот человек спасет меня. – Я оказалась здесь из-за большого недоразумения. Отец, вы должны выслушать меня.

– Всему свое время. Прошу поскорее мне помочь, потому что мне ужасно тяжело. Как будто сейчас все взорвется.

Я лишалась дара речи, когда он со страдальческим выражением лица погладил себя ниже пояса. Я уставилась на него, не в силах поверить в то, что вижу и слышу.

– Я не очень понимаю. Не могли бы вы объяснить, в чем проблема?

– А, вы же новенькая.

– Можно и так сказать.

– Ну да. Раньше мне помогала девушка, которая была в курсе. Какие у нее были руки! Но ты тоже справишься, дорогая. Нагнись или, еще лучше, встань на колени и расстегни пуговицы на моей сутане, потому что ты, наверное, видишь, что сам я не могу дотянуться.

– Фу! – возмущенно воскликнула я. – Как вы можете, отец?! Я не буду этого делать!

– Как это? А мне что делать? Я сам не справлюсь.

– Отец, простите, но это не моя проблема. Я не хочу больше этого слышать. Я ухожу!

– В конце концов, я это делаю ради вас.

– Ради нас?! Вы так думаете, отец? То, что мы в тюрьме, еще не значит, что мы в полном отчаянии.

Он удивленно посмотрел на меня.

– Я не знаю, что сказать, – заметил он. – Вы меня сами просили…

– Может быть, и так, но не я.

– Ведь у вас тоже есть потребности. Это естественно. Такими мы были созданы. Основные потребности тела должны быть удовлетворены, и вы можете время от времени побаловать себя, позволить себе удовольствие.

При этом он так невинно улыбался, что стал еще более отвратительным и мерзким.

– Не могу поверить, что вы такое говорите! – Я покачала головой. – В каком ужасном месте я оказалась. Я перестаю понимать этот мир.

– Так что же мне делать? Может, мне каждый раз приводить служку, чтобы он освобождал меня от этой ноши?

– Матерь Божья, этого не может быть! В каком мире я живу?!

– Чего же вы хотите? Чтобы я вам заплатил?

– А вы могли бы?.. – Я на мгновение заколебалась. Всего лишь на мгновение, которое не имело значения.

– Еще чего! Конечно, я не стану платить! До чего мы докатились! – Он так возмутился, что покраснел, а его живот начал подпрыгивать. – Расстегни сутану и вытащи всё! – крикнул он. – Иначе я выдам тебя охранникам! Они уж о тебе позаботятся!

Я испугалась, но откуда мне было знать, что еще может со мной случиться? Наверняка станет только хуже. А это все-таки ксендз. В конце концов, он был не самым плохим мужчиной. Может быть, это даже не будет таким уж большим грехом.

1.Лапицкий Анджей – польский актер и режиссер, очень популярный в 1960-е годы. – Здесь и далее – примеч. ред.