Buch lesen: «Слово о быте Кощеевом»

Сеновал

В один тёплый летний вечер юные Милава и Серый тайком устроились на сеновале соседа. Душистый аромат травы щекотал нос, а жестковатые стебли – босые ноги. Скинутые лапти небрежно валялись на полу. Заслышав скрип отворяемой двери, Мила и Серый с головой зарывались в свежее сено. Позже выныривали и едва сдерживали рвущийся наружу смех. Вытаскивали друг у друга застрявшие в волосах травинки. Серый крепко обнимал Милу и прижимался к её мягким губам, словно хотел нацеловаться впрок.

– Женишься, тогда и целуй сколько хочешь, – Мила отстранилась, шутливо погрозила пальцем. – Не медли, не то отец выдаст за старика.

– Женюсь. По вечерам ты при лучине будешь прясть, а я смотреть на тебя, – не остался в долгу Серый. Щёки Милы заалели.

С улицы доносились негромкие голоса и смех. Мычали коровы в ожидании вечерней дойки. В загоне изредка блеяли овцы. Свежий ветер залетал через неплотно закрытую дверь. Ворошил и без того взлохмаченные волосы.

Сосед – дед по состоянию души – Кощей с начала страды страдает бессонницей. Только закончилась весенняя, как началась летняя. Не успеешь и глазом моргнуть, осеняя уборочная – тут как тут. За всем нужен глаз да глаз. Не ровен час придётся самолично быть на работах, следя за батраками и наказывая за огрехи. Лето припасиха, зима прибериха. А нечестивая возня – в его-то – сене раздражала ещё больше.

Ко всему прочему, третьего дня ходил он к отцу Милы. С предложением, так сказать, руки и сердца.

– Девка она ладная крепкая, к работе приучена с лет малых, – обрадовался купец, что нашёлся достойный жених.

Рассмеялась в лицо незадачливому жениху Мила, вихрем умчалась из избы. Только дверь хлопнула. Разозлился отец. Осерчал Кошей, совсем сна лишился. А тут эти бесстыдники на его сеновале утехам плотским предаваться вздумали.

Подумал Кошей да и пошёл домового кликать. Ванька – домовой строптивый. С норовом, языком дурным да глазом. На кривой козе не подъедешь.

Взял было кнут Кощей, но передумал, положил на лавку и полез в ларь за пряником печатным. Сдул пыль с него, разломил с усилием и покрошил крупно в плошку с молоком снятым. Надо задабривать.

– Выходи давай, бездельник, – рыкнул Кощей. – Дело есть.

Зашуршало, загремело за печкой. Завыло глухо в печной трубе. Из-под подпечья вылез заспанный домовой. Рубаха помята, на носу сажа, в волосах паутина.

Недобро зыркнул на Кощея:

– Чего надо?

– Ах, ты тунеядец эдакий, – пуще прежнего взвился на него Кощей. – Что ты за домовой? В углах паутина, в мисках плесень.

Ванька задумчиво опустил глаза, макнул палец в плошку.

– Куда ты руками грязными лезешь? Хочешь чтобы молоко скисло? – взъярился Кощей.

Домовой вынул палец из плошки, отёр о рубаху, нагло посмотрел на Кощея голубыми невинными глазами и изрек:

– Твоё молоко давно простоквашей стало.

– Нечего грязными руками лезть.

– А кто мне ложку обещал? Ей-то молоко хлебать сподручнее будет, – Ванька поскрёб нечёсаную макушку. На пол посыпался сор.

– Седмицу назад кто с радостным воплем упёр новую ложку с маками и не спросил позволения?

– То с маками была… – задумчиво протянул Ванька, не мигая глядя на Кощея. – С васильками хочу!

– Изверг ты, пакостник!..

– Кто старое помянет – тому глаз вон…

– А кто забудет, тому – оба, – продолжил Кощей и глаза его вспыхнули яростью.

– Ладно, ладно, – отступился от своих слов домовой. – Пугать то зачем? Чай, не кошка глазами сверкать. Чего надо-то, спрашиваю?

– На моём сене двое бесстыдников засели. Распутству предаваться вздумали. Пугни их хорошенько. Поостерегутся в другой раз по чужим дворам шляться и добро портить, – приказал Кощей, тыча пальцем в сторону сеновала.

– Я – домовой, а не кикимора какая-то, – обиженно надул губы Ванька. – Как работать – первый, как задобрить – дырка от бублика. И пряник чёрствый, на прошлогодней ярмарке, видать, купленный.

– Дармоед ты, – прорычал Кощей. Кнут, словно живой, сам прыгнул с лавки в его руку.

– Что кнут-то сразу? Пошутил я. Не серчай, а то припадок хватит. Кто за лекарем тебе побежит? Некому кроме меня. То-то и оно.

Кощей размахнулся, кнут свистнул-щёлкнул у Ванькиного уха. Домовой опрометью бросился в сторону сеновала.

На рассвете босая Мила в одной нательной сорочке крадучись вернулась в родную избу. Спряталась на лежанке за занавеской и безутешно прорыдала в подушку, пока не уснула.

В самый разгар прелюбодеяния Ванька скинул на юную пару кошку. Приземлившись на Серого и пронзительно мяукая, кошка исцарапала незадачливых любовников. Почуяла в парне оборотня, громко зашипела, изогнула спину и стрелой умчалась прочь. Мила от испуга лишилась чувств, тем и воспользовался Ванька. Заплёл длинные светлые волосы – уже не девицы – в сотни тонких косичек по три волоса. Серый перекинулся волком и умчался вслед за кошкой.

Ванька умыкнул раскиданную одежду и утопил оную в реке, для верности кинув вслед камень. Позёвывая он в развалку направился к родному дому.

Кощею в эту ночь спалось спокойно.

Коровий мор

Лето ныне выдалось жаркое да засушливое. Обмелели берега речки, что бежит огибая деревню, превратилась в сено трава на пастбищах. Довольно одной искры и вспыхнет всё в единый миг. Высох местный пруд. Камни в засохшем иле подставляли палящему солнцу круглые бока. Стало некуда гонять пастись гусей и уток. Ревела от голода тощая скотина в сараях. Не успевшие созреть яблоки падали на потрескавшуюся землю к великой радости местной детворы. Некогда плодородный край вот-вот превратится в пепелище.

Нежданно-негаданно объявилась в деревне Коровья смерть. Бабы у колодца чесали языками, дескать, видели они каждая чёрную кошку и бегущего за ней косматого волка. Не к добру всё это. На утро зашли в сарай проверить бурёнок, а те слабые да колелые лежали. Горе-то какое. Знамо дело, порчу кто-то наслал. Пробежала она поперёк людской дороги чёрной кошкой и волком косматым, в коем угадывалась погибель скорая. Придут из лесу звери дикие и обглодают всех до белых косточек.

А на Кощеевом поле, пьянчуга местный сказывал, что видел полуночниц небывалой красоты. Померещилось ему, поди, пропойце эдакому. Бабы суеверно поплевали через левое плечо и разошлись восвояси с полупустыми вёдрами.

У отца Милы горе: единственная дочь всё в девках сидит. Стыдно людям в глаза посмотреть. Намедни приходил сосед свататься, убежала девка. Посмеялась над Кощеем. Мол, куда мне первой красавице за тебя старика идти.

А какой он старик? Голова сединой не тронута, поступь уверена. Батракам спуску не даёт, иной раз и сам работу проверить выходит. Будь то косьба или обмолот. Стоит грозной тенью над душой работяг покамест те потом обливаются. И неурожая у него нет, и простоя. Закончилась одна работа, отправляйся на другую. И так пока всё не сделается. А работа вьётся бесконечной ниткой и не видно конца ей. Одним словом, образцовый хозяин.

А эта дура упрямиться вздумала. Кому она теперь оборотнем пришлым порченая нужна будет? Придется идти на поклон к соседу да разведать заодно отчего у него стадо цело и поля зелены.

После полудня Кошей вернулся в дом. Быстро затворил дверь, не пуская горячий воздух внутрь. Устало опустился на лавку.

Вороны в дворовой постройке ныне были неспокойны. Как назло, ответственный за птиц батрак второго дня получил расчёт. Пришлось самому вычищать воронятню, задавать птицам корм и воду.

Хорошо, что устроили запруду: вода всегда будет. А при случае можно и мальков запустить, подрастить и пускать местных рыбачить. За медную монету.

Ванька подсобил. Стоит вознаградить домового за дельный совет. Был где-то пряник свежий и молоко утренее в погребе. Налил Кощей молока в плошку, рядом пряник в обертке положил.

– Выходи давай, – кликнул домового Кощей, – заслужил пряник свежий.

Ванька вылез из тёмного угла за печкой, заспанными глазами взглянул на хозяина, неспешно добрёл до плошки. Обмакнул палец в молоко, облизал с задумчивым видом.

– Утреннего надоя, – заверил его Кощей. – Заслужил, пей давай.

Ванька в один присест выпил молоко, зашуршал оберткой.

– Говорил я тебе, что нарядить батраков в белые сорочки и устроить запруду – верная идея. Никто из деревенских не догадается. Увидят девиц в белом, так подумают, что померещилось. Хорошо, что сам догадался вначале лета ручей от реки отвести, а то сидели бы как все без зерна и скотины, – прочавкал пряником Ванька.

Кощей сверкнул глазами на словоохотливого домового.

– А будет мне ложка с васильками?

– Будет, – пообещал Кощей. Но увидев сияющее лицо домового, мстительно добавил:

– По осени, после ярмарки.

Ванька нахмурился, сердито засопел и пыхтя отправился в свой угол за печкой.

Вернулся с базара батрак, положил на стол перед Кощеем кошели с выручкой.

Кощей раскрыл узел на горловине, высыпал на стол содержимое. Сплошь медяки, изредка попадались серебрушки. Золота у деревенских отродясь не водилось. Оставалось надежда на большую осеннюю ярмарку – там будут покупатели посолидней.

– Поросят всех продали, – начал отчёт работник, – мешок ранних яблок, да курей всех. Одни петухи остались. Не берут отчего-то люди чёрных петухов.

– Не берут…Ступай.

Оставшись один, Кощей подпер голову рукой.

– Ванька! – сердито кликнул он домового.

– Чего разорался? – донёсся голос из-за печки.

– Вылезай, шкодник.

Ванька осторожно выглянул из-за печки, несмело приблизился к Кощею, опасаясь гнева хозяйского.

– Может я царевич заколдованный, а ты все обозвать норовишь, – с обидой голосе протянул домовой.

– Бездельник ты и советчик никудышный. Не вышла твоя затея с разведением чёрных петухов. Не берут их для зашиты от нечистой силы. Остерегаются, – Кощей бросил на домового грозный взгляд. – Думай, как покрыть убыток.

Ванька почесал затылок, с задумчивым видом прошёлся туда-обратно.

– Лешего встретил утром. Говорил, лес шумел без ветра. К дождю, видать.

Кощей задумался. А ведь верно, вороны ныне тоже беспокойно летали по пристройке. Точно, к дождю.

– Пусти по деревне слух, будто чёрный петух во дворе защищает от нечисти. А перо из хвоста чёрного петуха сожжённое до заката оберегает от Коровьего мора. Смотри, Ванька, не продадуться твои чёрные петухи, выгоню взашей.

– Ага, выгонит он. Кто в здравом уме выгонит домового, – бурчал себе под нос Ванька, отправляясь в закуток за печью.

– Без ложки останешься, – пригрозил Кощей.

Ванька обернулся, показал язык и скрылся за печкой.

Закончив с делами, отец Милы собрался с духом и отправился к соседу. Мириться. Стоило ему ступить за порог, как чуть не был сбит пробежавшим мимо батраком с чёрными петухами в обеих руках. Птицы схваченные за лапы и перевёрнутые вниз головой били крыльями и истошно орали.

Что за напасть?

Не стал он кликать и догонять батрака, а направился в высокому забору соседа.

Хотел было постучать, протянул руку, как распахнулась калитка, выпуская дородную жену мельника с шевелящимся и кудахтающим мешком в руке.

–Тоже за петухами пришёл, – прогудела мельничиха, протискиваясь со своей ношей, – торопись, покудова всех не разобрали.

В очередной раз подивился отец Милы беспокойству и необычайному оживлению деревенских ближе к вечеру. Шагнул во двор. А там толпа отчаянно торговалась за оставшихся петухов. Тут и до драки недалеко.

– Здорово, сосед, – поприветствовал Кощея отец Милы, войдя в комнату.

Кощей оторвался от подсчета монет, что россыпью лежали на перед ним на столе, и смерил вошедшего тяжелым взглядом.

–С чем пожаловал? – поинтересовался он, возвращаясь к прерванному подсчету.

–Не ведаешь ли, от чего суета такая в деревне с чёрными петухами? – издалека начал разговор отец Милы.

– А ты разве не слыхал, что нашлось средство от Коровьего мора? Чёрный петух во дворе спасёт от всякой напасти, а сожжённое его перо от Коровьего мора.

Задумался отец Милы. Вот отчего батрак бежал, словно гадюкой укушенный, и едкий дым стоял по всей улице.

– Когда же мне уследить за всеми? – повинился он. – Сам знаешь, коровы мрут, посевы сохнут, воды в колодце уж не осталось. Да и дочь моя непутёвая, непослушанием своим седых волос в голове добавила.

– Мне что с того? – Кощей расставлял подсчитанные монеты столбиком по десятку.

Отец Милы тяжко вздохнул, оперся ладонями о колени, обдумывая свои слова.

– Виноват я пред тобой, что захватил твой кусок земли по весне. И за дочь свою прошу прощения. Глупая она девка…но работящая.

Кощей ничего не ответил, словно и не услышал признания соседа. Пересчитал столбики медяков, аккуратно выстроенных в ряд, занёс вырученную сумму в книгу учёта. Прибыли не было, но и убыток был не велик. Можно побаловать Ваньку, купив ему заветную ложку.

– Много наторговал? – поинтересовался отец Милы.

– Ни много, ни мало, – недружелюбно ответил Кощей. – Говори, зачем пришёл.

– Может возьмёшь мою дочь себе. Если не в жены, то… в работницы? Девка она ладная, работящая…

– Слышал я это, – перебил его Кощей.

Ванька заинтересовался разговором, зашуршал, выглядывая из-за печки. Кощей заметил домового и украдкой показал ему кулак. Молчи, мол, да не показывайся на глаза.

– Кому она оборотнем порченая в жены нужна будет? А она вязать, вышивать да плести кружева мастерица, – не отступал отец Милы, надеясь сбыть дочь с рук.

Тишина затянулась, даже Ванька затаился за печкой в ожидании решения хозяина.

– Освободилось у меня одно место, – задумчиво промолвил Кощей, – пускай приходит твоя девка на утренней заре. Возьму ее птичьим пастухом.

Гроза началась под утро. Громыхало и лупило так, что разбудило весь дом. Обмелевшая было река дотянулась до берегов, доверху наполнилась колода для скота и вымоины на дороге. Позеленела трава и листва на деревьях.

«Заслужил, все же, Ванька свою ложку», – подумал Кощей.

Праздник урожая

Ах, что это было за вино. Домашнее. Смородина пополам с рябиной – лёгкое, с приятной кислинкой. А это какое? Вишнёвое. Волшебно. Вкус ягод на языке переносил в летний зной.

От не заметно как выпитой бутылки стены закружились в хороводе, а количество полок только увеличилось. Ничего, не убудет. Попробовать что ли во-о-он то, на верхней полке? Всем достанется на празднике. Сколько их тут ещё бутылок. Прорва и меньше не становится. А он должен проверить всё ли готово к празднику.

Молодец мельничиха, не подвела: её самое лучшее, словно мёд. Пустая бутылка выскользнула из руки, упала на пол, закатилась под полку. Зычный храп раздался в погребе.

Слава богам, лето окончилось благополучно. Воздух заметно посвежел, а поля исправно убраны. Летняя засуха не помешала урожаю. Не такому хорошему, как хотелось бы, но потрудиться пришлось знатно. Стоит поблагодарить богов – что палец о палец не ударят в помощи роду людскому – устроив Праздник урожая. После него начнётся молотьба, но это почти что веселье.

Отчего же так холодно и жёстко? Кто украл тюфяк и одеяло? Стёганое пуховое одеяло и тюфяк, набитый травой летошней. К ним в дом проник вор, подсыпал яд в еду и питьё. Точно яд. Вот, уже руки-ноги отнялись, всё плывёт, язык не ворочается, а голова, словно тисками, сжата. Видать, плывёт он уже связанный в утлой лодочке в мир иной. Как жить-то хочется. А ведь он и не пожил толком. Жалко себя стало: никому он сиротинушка нужен не был и никто ему доброго слова не сказал. Только кричали и работать заставляли. Отчего-то хотелось пить. Была бы воля, реку осушил бы. Река. Он плывёт по реке, стоит напрячься и…

Погреб. Как он сюда попал и откуда столько пустых бутылок вокруг? Видать он попал в Посмертный мир. Но почему он так похож на погреб? Если это его погреб, то та бочка в углу с солёными огурцами. При мысли о рассоле и солёных огурцах Ванька сглотнул набежавшую слюну.

Точно она. Родненькая. Забравшись на ящик с морковью, Ванька с усилием отодвинул крышку бочки. Перегнулся чтобы зачерпнуть рукой рассола, не удержался и бултыхнулся внутрь.

«Так даже лучше», – подумал Ванька и захрустел огурцом.

– Справный ныне год вышел, – порадовался Кощей, подводя итоги и рассчитывая сколько и чего он продаст. Сколько купить придётся и не предстоит ли чего экстренного.

Встав спозаранку, Кощей принялся кликать Ваньку. Домовой не отзывался.

«Спит, верно, где-то лодырь, – подумал Кощей и принялся одеваться. Ему хотелось объехать поле, на котором вечером будет торжественное срезание последнего колоса. – Поди, колос караулит, как я велел».

Дом был непривычно пуст и тих. Большая часть батраков, переделав все дела загодя, в преддверии празднества отправились по домам, чтобы собраться вечером. Кощей ненавидел этот праздник, но против традиции не попрёшь.

У пристройки с воронами было шумно и грязно. Большие птицы сидели на деревьях и громко кричали. Кощей заглянул в пристройку. Дурная девчонка сбежала домой не выполнив свою работу. Вечером он всё выскажет её отцу и вернёт лентяйку обратно. Вычистив пол и задав воронам воду и корм, Кощей направился к конюшне.

Ещё с вечера он договорился…дал наказ Ваньке подготовить коня рано утром.

Конь стоял в своём деннике и неторопливо выбирал кусочки моркови из кормушки. Седло и уздечка висели рядом на стене.

– Дармоед, – сквозь зубы проговорил Кощей.

С ласковыми словами Кощей, почистил коня, расчесал гриву и заплёл косички. Затягивая подпругу, подумал:

«Если и на поле его не будет…».

Лошадь всхрапнула, дёрнулась когда Кощей увлечённый в свои мрачные мысли, слишком сильно затянул ремень. Извинившись, Кощей ослабил подпругу, погладил коня по морде. Тот ткнулся мордой в ладонь и высунул язык, выпрашивая сахар.

На поле Ваньки не было. Колоса тоже. Цепочка следов вела в сторону леса. Скрипнув зубами от накатившей ярости, Кощей поскакал обратно.

Он обыскал все дворовые пристройки. Завидев разъярённого хозяина, птичница на мгновение замешкалась, чем и воспользовался чёрный петух (единственный не проданный, минувшим летом). Нагло порхнув, он выбил из руки миску. Зерно полосой просыпалось у ног женщины. Сбежавшиеся куры и утки кинулись его клевать и драться. Поднялся истошный ор, вырванные перья поднялись выше забора. Кощей распинал птицу ногами, грозно взглянул на птичницу и направился к дому.

На чердаке Ваньки не оказалось. Зато нашлись свекольные соцветия, рассохшееся корыто, дырявый горшок; заботливо припрятанные и укрытые рогожей мешок мякины и лён-стланец.

Время близилось к полудню. Зловещее напряжение висело в воздухе. Батраки, опасаясь хозяйского гнева старались ходить на цыпочках и не попадаться на глаза. Кощей перевернул вверх дном комнаты, заглянул во все лари в чулане. В одном оказалась двойная стенка.

– Так и норовят обобрать! Как будто мало я им плачу.

Спустившись в погреб, Кощей подошвами сапог прилип к полу. Он выругался и зажёг светец. Уцелевшие и битые бутылки раскатились по полу, между ними драгоценными камнями поблёскивали осколки. Живописные разноцветные лужи разукрасили деревянный пол, а из огуречной бочки в углу доносился храп. Прилипая и хрустя битым стеклом Кощей дошёл до бочки. Ванька сладко спал и сжимал в руке надкусанный огурец.

– Ах, ты поганец!

– Дайте поспа-а…ать

– Поспать! – рыкнул Кощей.

– Как ужасен Посмертный мир и бесы, что его населяют. Нате! Подавитесь, – Ванька швырнул огурцом в беспокоящих его бесов. – Голоса точь-в-точь, как у…

Первым что увидел домовой окончательно придя в себя – яростный блеск глаз хозяина. Надкусанный огурец полетел обратно, ударил Ваньку в лоб. Кощей опустил руки в бочку, схватил, барахтающегося домового и притопил. На поверхности рассола появились пузыри.

– Пусти, – выдохнул Ванька, всплыв на поверхность.

Кощей схватил его за шкирку, хорошенько встряхнул, словно тряпку ( брызги рассола разлетелись во все стороны), поднял на уровень глаз.

– Сам сказал последить за подготовкой к празднику. Вот я и проверял…хорошее вино. Мельничх..чих…но самое лучшее. Не стыдно на стол поставить. Да чего ты злишься-то, – пробормотал Ванька когда Кощей встряхнул его еще раз, – вон его вина столько. Ничего и не убыло. Я пару бутылок и попробовал.

– А перебил с десяток! – тон Кощея не предвещал ничего хорошего. – Кто должен был Всполоха к утру подготовить да за колосом следить?

– Твой конь укусил меня, – пожаловался домовой и поднял, перемотанную тряпицей руку. – А что ему будет? Колосу? Кому он нужен?

– Кому-то оказался нужен, – Кощей отпустил ворот и Ванька шлёпнулся на пол.

– Бо-ольно, – протянул домовой, потирая отбитый зад.

– Чтобы без колоса назад не возвращался.

«Убегу, – запальчиво пообещала себе Мила, – сегодня же ночью. Пойду как все домой, а сама убегу в лес к Серому. Он сказал, землянка у него есть. Как-нибудь проживём».

От смелых мыслей стало чуточку легче. Ничего, она смелая, справится. На кухне надо хлеб прихватить. И нож. От зверья отбиваться да в хозяйстве потом пригодится. Пусть Кощей другого пастуха своим мерзким птицам ищет. Опротивело ей возиться в грязи каждый день.

Легко сказать. На деле побег оказался непростым делом. Кухарка, утомлённая готовкой к завтрашнему празднику, не пустила девушку на порог кухни. Обругала и напоследок шлёпнула полотенцем.

– Ведьма, – подумала Мила выбегая на улицу.

На небе загорались редкие звёзды. Ещё лучина-другая и не видно будет дальше собственного носа. Батраки расходились по домам, к своим семьям. Девушка полем-огородами выбежала за околицу и устремилась к лесу. Там её ждёт Серый. Она не сомневалась.

В лесу оказалось страшнее, чем думала Мила. Деревья тянули к ней свои руки-ветки, хлестали по лицу и рукам, хватали за подол, цеплялись за волосы. Она то и дело спотыкалась об узловатые корни.

В чаще тявкнуло, коротко взвыло.

– Серый, – Мила рванула в сторону звука и замерла, услышав ответный вой. За ним ещё один, и ещё один…

Волчья перекличка затихла так же резко, как и началась. Где-то рядом громко ухнул филин.

– Мамочки! – девушка побежала вперёд не разбирая дороги. Колючие еловые ветви больно хлестали по лицу и рукам. Ужасно хотелось повернуть назад, но где теперь дом?

Нога зацепилась за поваленное дерево, и девушка кубарем скатилась в овраг. Невдалеке раздался волчий вой. Потирая ушибленную ногу, Мила попыталась встать.

Ветер прокатился по кронам деревьев, перебирая листву. Волки окружали не спеша. Мила зажмурилась, нащупала рукой камень, хотела бросить, но чья-то рука остановила её.

– Они просто пугают, – Серый в человеческом обличье стоял рядом.

Нещадно воняющий рассолом Ванька спотыкаясь и пошатываясь добрался до речки. Стоило искупаться и простирнуть одежду. Он опустил палец в воду. Та обожгла, словно лёд. Ванька задумчиво посмотрел на водный поток.

– Ты чего тут делаешь? – раздался из-за спины скрипучий голос лешего.

– Свежим воздухом дышу, – отозвался Ванька и в подтверждение своих слов сделал глубокий вдох.

– Проветриваешься, значит, – подытожил леший, принюхиваясь.

– А ты к водяному в гости пришёл?

– Нет, к тебе шёл. Узнать про праздник.

– Не будет праздника.

– А что так?

– Колос пропал.

– Вчера девица одна в лес на ночь глядя прибежала. Растревожила всех, ветки поломала, траву измяла, мухоморы посшибала. А что они ей сделали мухоморы? Ну, я и припугнул её слегка: дороги запутал, волков натравил.

– Что за девица?

– Бестолковая. Шла и причитала, что не для чёрной работы её белые руки и не будет ни у кого праздника.

– А колоса у неё не заметил?

– Прижимала она всё руку к груди, будто несла что-то ценное…

– Куда она побежала?

– Дык, говорю, волками попугал немного, она в овраг свалилась. А там оборотень ейный объявился и увёл.

– Знаешь куда? – оживился Ванька.

– А как не знать? Пошли, провожу.

Отправив Ваньку на поиски колоса, Кощей начал прибирать в погребе и заодно подсчитывать убытки. Ванька в порыве проверки перепортил добрую половину, что принесли деревенские на грядущий праздник. Не миновать добавлять своё. Ещё и в бочке с огурцами искупался. Не есть же их теперь. И выкидывать жалко.

Наверху раздались крики, кто-то тяжёлым шагом подошёл к лестнице в погреб.

– Где моя дочь? – с ходу набросился на Кощея отец Милы. Ступеньки под его ногами заскрипели.

– Мне откуда знать? – Кощей не прервал своего занятия и не обернулся.

– Вчера она должна была пойти домой, как и все твои батраки. Но её нет. Куда она подевалась? – сильнее распалялся отец Милы.

– В лес пошла к оборотню своему. Там теперь её новый дом. Убежала и колос праздничный украла, – Кощей обернулся и посмотрел на раскрасневшееся от гнева лицо мужчины. – Раз от девки ты не отказался, то и твоя вина здесь есть.

– Надо отправляться на поиски. Далеко она уйти не смогла.

Кощей только пожал плечами. Даже если Ванька и вернётся с пустыми руками, запасной колос (и не один) у него найдётся. А проучить этих двоих за причинённый ущерб стоило.

Избушка была ветхая, покосившаяся. От падения её удерживала чахлая ель. Дырявый горшок на полусгнившем заборе да череп – всё, что осталось от прежнего хозяина. Ванька присвистнул от удивления. И сюда Серый привёл белоручку Милу, которая нос воротила при виде метлы. Нелегко ей придётся, не легко…или ему, или им обоим.

Из-за не плотно закрытой двери доносился девичий плач. Ванька осторожно приоткрыл дверь, заглянул внутрь. Леший прятался за его спиной. На хромой лавке сидела Мила и размазывала по лицу слёзы пополам с грязью. Серый, не зная куда деться смотрел в окно на бесконечный лес.

– И это сюда ты меня привёл, – рыдала девушка, – в глухую чащу-у-у-у-у. Хочу домой.

– Здесь ведьма жила, – заметил леший, и от его слов Мила разревелась ещё сильнее.

Серый обернулся. На пороге стояли Ванька с лешим.

– Отдай колос, а я взамен отведу тебя домой и слово за тебя замолвлю перед Кощеем. Людей, наверное, подняли и отправил на твои поиски. И это в день праздника. Нехорошо…

– Вот, – Мила мигом осушила слёзы, вытащила из-за пазухи сломанный колос и протянула его Ваньке. – Только я ногу подвернула. Серый, отвезёшь меня?

Поисковый отряд из двух Кощеевых батраков во главе с отцом Милы подошёл к опушке леса. В подлеске промелькнула серая тень. В кустах затрещало. Мужчины, готовые защищаться, удобней перехватили палки. На опушку выбежал большой серый волк, на его спине гордо восседала Мила. Увидев отца, она бойко затараторила о «минувших событиях»: как вчера вечером углядела тень, что кралась по полю, как вор сорвал колос и скрылся в лесу, как она не растерялась и бросилась за ним в погоню. В лесу их окружила стая волков и чуть не задрала. Вор испугался, бросил колос и был таков. А Мила в одиночку отбилась от стаи, вот только ногу подвернула, но ей на помощь пришёл Серый, а вообще, он хороший и они хотят пожениться. Отец стоя немым столбом и слушал дочь.

Полночь миновала, праздник прошёл. Лунный свет серебрил притихший луг. Ванька катил к дому пустую огуречную бочку:

– Работаешь, убираешь этот мусор, не разгибаешь спины. Никто даже спасибо не скажет, не угостит тебя ни праздничным обедом, ни домашним вином…Эх…