Ковалёв рассмеялся.
– Что, нравится? – Яков доброжелательно поинтересовался.
– Да уж, – Ковалёв продолжил читать.
"…Самые отвратительные виды вредительства, борьба с которыми всеми мерами должна была бы вестись не только чекистами, но и всеми добросовестными лагерниками, из-за того, что эти виды вредительства квалифицируются новыми не мобилизующими внимания словами, не стали предметом немедленного пресечения их.
Нет никакого сомнения, что при правильной квалификации явлений, при квалификации, например, “туфта” как “очковтирательство”, “дача заведомо ложных сведений” и т.п., “блата” – как “взятка”, “использование служебного положения” и т.п., на них сразу же было бы обращено необходимое внимание и были бы приняты соответствующие меры воздействия как административного, так и общественного.
Предлагаю по линии КВО провести кампанию за изгнание из лагерного лексикона в первую очередь слов “туфта” и “блат”.
– Хм, и как же? – Ковалёв тряхнул головой и прокомментировал вслух, – как это изгонять слова?
– Во, метлой гони эти слова, – Яков повеселел, снова подоил нос, – кампанию целую надо организовать.
Ковалёв снова уткнулся в бумагу.
"Лагерникам должны быть разъяснены причины этого. Должно быть внушено, что одним допущением этих слов они занимаются укрывательством ряда вредительских актов, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ответственные работники должны иметь в виду, что если указанное требуется от рядового лагерного работника, это тем более относится к ним. Они должны понять, что изгнание указанных слов из обихода является необходимым для того, чтобы сами явления ими определяемые не могли бы в лагере иметь место.
В частности, не оправданную разницу, которая будет получаться между ежедневными оперативными данными по земляным работам и данными контрольных инструментальных обмеров, в дальнейшем надлежит квалифицировать как заведомо ложные сведения”.
– Да, получается слова изгоним и не будет явлений, вот это подход, – Ковалёв отложил приказ.
– Видишь, а вот матерные слова можно употреблять, они не несут разрушающего явления, – Яков перенёс со стола в шкаф стопку каких-то бумаг,
– Ладно, Яков, больше от меня ничего не нужно?
– Да, можешь идти по своим делам.
Ковалёву внезапно пришла мысль, какие фразы вставить в очередной рассказ и он направился в клуб.
* * * Записи Ковалёва. Экскаваторный забой * * *
Дождь. Чёртов дождь… Вроде слегка капает, но уже сутки напролёт. Андрей пытался на глаз оценить устойчивость конструкции. Шпальные клети в семь ярусов не давали полной уверенности, что экскаватор не просядет. Грунт засасывал сложенные попарно и соединённые металлическими скрепами деревянные шпалы. Разбитые шпалы. Рабочие, по колено в грязи, устанавливали еще один ярус, подбирая для него шпалы получше – без продольных трещин. Старались подгадать равномерное распределение нагрузка от рельс будущего пути. Поперёк этих шпал клали путевые шпалы.
Экскаватор заканчивал выгребать боковую часть забоя, из которой очередной слой водоносных песков тягучей жижей сползал под основание экскаватора. Ещё пару ковшов и нужно перемещать экскаватор на следующие пять метров по перекладным путям. Как назло, именно здесь и оказался хлипкий грунт, к тому же, разбухший от воды. Да, на карте геологи так и указали – линзообразные отложения мелких песков.
Насос для водоотвода больше не тарахтел – дежурный механик объявил: "Мотор сгорел". Осушительная траншея за час доверху заполнилась мутной водой.
Андрей пытался контролировать ситуацию. Поставил пять человек черпать воду вёдрами и перетаскивать в соседний забой к исправному водоотводу.
– Бригадир, клетка вроде готова. Можно рельсы ставить? – Андрей обернулся на разгоряченного работой Николая. Тот, мокрый, то ли от пота, то ли от дождя, провёл тыльной стороной ладони по лицу, смазывая капли воды.
– Страшно конечно, но будем пробовать, – Андрей прошёлся по сооруженной клетке, попрыгал.
– Так не проверишь, нужно загонять экскаватор, там и видно будет, – Николай косвенно дал ответ на свой вопрос.
– Хм, там уж поздно будет… – Андрей попытался перебрать в голове варианты, но, вероятно, их не было, – ладно, ставим рельсы, – махнул рукой рабочим, уже отбиравшим рельсы нужной длины, – только подкладки под рельсы обязательно ставьте.
– Так нет подкладок, на кольцо забрали и на выездные пути, – Николай развёл руками, – давно уже не ставим и, вроде, нормально, – потом нерешительно добавил, – правда на сухих и ровных участках.
– Ну, давай, хотя бы стыки звеньев накладками соединим, – Андрей поморщился.
– Это можно… Можно рельсы в распорку закрепить, по несколько костылей на точку загоним – всё понадёжнее будет.
– Как назло, в этом месте, – Андрей смотрел на бурые ручьи, сочившиеся из пластов земли, взрезанные зубьями ковша.
Резкие звуки ударов кувалды чередовались с глухими. Николай заметно выделялся из бригады – лихо вгонял костыли по обе стороны рельса.
– Ещё и шаблон куда-то утащили, – Андрей пробормотал про себя, ухмыльнулся, достал из кармана кусок бечёвки с двумя узелками, зафиксированные на расстоянии полутора метров, прошёлся по шпальной клетке и наметил ось второго рельса на крайних шпалах. По мокрому дереву мел толком не оставлял следа – пришлось острым концом костыля царапать засечки.
– Всё, пришивай второй, – Андрей дал отмашку и стал проверять стык с предыдущим звеном, на котором стоял экскаватор, – вроде на одном уровне.
Девять человек пристраивались вдоль бортов экскаватора. Многие скинули рубахи, кто-то берёг лапти и оставил их на небольшом земляном бугорке. Голые по пояс, лоснящиеся, как тюлени, люди руками толкали многотонную махину, скользя на мокрых шпалах, падали и быстро поднимались. Когда стронули экскаватор, Николай вдруг высоким тенором запел: "Белый пудель, шаговит…", остальные натужно поддержали в такт шага: "…шаговит, шаговит". Экскаватор медленно заползал на новый участок. "Чёрный пудель шаговит…", – голоса уже казались более задорными: "…шаговит, шаговит".
Настил вроде держал – колёсные пары незначительно вдавливали шпалы в нетвёрдый грунт. Экскаватор остановился, рабочие вывели упоры-домкраты, подложив под пятки обрезки шпал. Верхняя бригада экскаватора разбегалась по своим местам. На соседний путь подогнали порожний состав. Оператор стрелы поднял ковш, затем переставил рукоятку на поворот стрелы.
– Коля, а что это за пудель? – Андрей спрыгнул с настила.
– А… это в старину бурлаки пели, когда встречное течение проходили. Мой дед всегда наставлял: белый пудель – на порыв, чёрный пудель – на упорство. Вот я и ребят в бригаде, как бы в шутку научил.
– Красиво получается, – Андрей, с восторгом, смотрел на ещё не обмякшую от недоедания, мускулистую фигуру Николая. Тот, всего лишь месяц назад ещё был на свободе, – ладно, пойду попробую накладки заказать. Он направился к связному пункту – переносной деревянной телефонной будке.
Но его на полпути остановил неожиданный вопль Николая.
– Бля… завалится же…
Ковш, зачерпнув грунт, не поднимался. Движущиеся тросы, со скрежетом, притягивали стрелу к ковшу. Экскаватор кренился, Упоры погружались в земляное месиво вместе с ближними к ковшу рельсами. Катки, находящиеся на дальней стороне оторвались от рельс. Экскаватор медленно сползал вбок, вместе со шпальной клеткой.
Андрей, от неожиданности, рефлекторно рванулся к экскаватору, но спохватился – многозвучный мат разбегающихся от экскаватора людей отрезвил. Машинисту стрелы всё же удалось остановить движение, и экскаватор замер в полуподвешенном состоянии, опираясь коленом стрелы в стену забоя.
– Накрылась норма на сегодня, – Николай, выждав пару минут, повернулся к Андрею, – чего делать будем?
– Да уж, – Андрей снял ватную будёновку с голубой звездой, вытер проступивший пот со лба, – можно с параллельного пути стропами зафиксировать корпус экскаватора и домкратами выправлять клетку, подкладывая брёвна.
– Давай так. Пойду людей ещё найду.
В голове у Андрея вертелось: "Хорошо, что уже по статье о вредительстве сижу – новый срок не грозит. Чёртов дождь… "Чёрный пудель шаговит… шаговит, шаговит…"
14
Службы спецотдела размещались в отдельном добротном бревенчатом здании. Виктор постучался в дверь начальника особого отдела, постоял в ожидании ответа, и услышав "да-да", вошёл. За массивным столом сидел худощавый человек средних лет. Высокий открытый лоб и небольшие, только появляющиеся, залысины. Бросилась в глаза удивительно гладкая тонкая кожа лица. Первая пара морщин в области крыльев носа плавно расходилась к уголкам рта. Человек что-то дописал пером, положил лист в папку, папку бросил в общую стопку слева от себя и посмотрел на Виктора.
– Соболев? Проходи, с чем пожаловал? – Виктор, удивился, но виду старался не подать. В голове пронеслось: "Вроде ещё ни разу с Макаровым не встречался, а тот его знает".
– Николай Владимирович, я к вам по поводу разрешения на статью в журнал. Тема – "Механизация работ…", – настороженность привела к скованности движений, но всё же пять листов, исписанных неровным почерком, легли на стол Макарову, – вот…
– Давай, давай, посмотрим, – Макаров наигранно улыбнулся и кивнул на стул у стены, – присаживайся. У-у, какой почерк, тут напрячься надо, чтобы прочитать, торопился писать, что-ли… – проговорил себе под нос, потом громче, – чертёжным пером писал?
Виктор кивнул.
– А я вот пробую перо "Пионер", – Макаров повертел в руке державку с блестящим пером, – острое оно уж очень, собирает ворс с бумаги и забивается. Хотя если не налегать, то писать впринципе можно… Да, насчёт статьи – затея хорошая, в какой журнал?
– Журнал "МоскваВолгоСтрой". Афанасьев просил написать, – Виктор произнёс тихо.
– А, в наш… Григорий Давыдович толк в нужных делах знает. Только надо еще в Дмитрове согласовывать, – Макаров погрузился в чтение.
Виктор перевёл взгляд на зарешёченное окно. Старался не бегать глазами по комнате и открыто не смотреть на Макарова. В комнате четыре на три метра всё было просто: массивный стол с зелёным сукном, выстроенные в ряд пять стульев для посетителей, большой сейф тёмно-коричневого цвета, загораживающий часть окна, отчего дневной свет попадал лишь на ту часть комнаты, где сидел Макаров. Единственное, что отличало это убранство от таких же комнат в управлении, так это картина с изображением Сталина, занимавшая полстены. Сталин в сером френче стоял за неброским столом, вероятно, служившим трибуной на партсобрании. В порыве возражения кому-то, вытянул вперёд правую руку, развернув ладонь с полусогнутыми пальцами, как бы взывал аудиторию внять его риторике. Левая рука лежала поверх стопки бумаг, рядом – книжица в красной обложке. Его взгляд твёрд, в усах спрятана доброжелательность, служившая доказательством уверенности в себе.
– Нравится? – Макаров, не поднимая глаз, слегка дёрнул головой в направлении картины.
– Да, – Виктор не врал, – настоящая картина… масло?
– Верно, не репродукция какая-нибудь. Говорят один зек, ещё на Беломорстрое, сделал.
Виктор посмотрел на пол, в голове прокрутилось: "Почему у меня какая-то напряженность в общении со спецотделом? Как будто я в чём-то повинен. Они свою работу делают, я – свою".
Макаров шумно сменял листы.
– Хм, тут в нескольких местах слово "эксплоатация". Разве оно не через "у" пишется? – зеленоватые глаза Макарова, казалось, хищно улыбались.
– Всё верно, – Виктор старался говорить непринуждённо, но всё же слышал неуверенность в голосе. – Через "у" пишется, если речь идёт об эксплуатации людей, а в технике принято писать через "о". Эксплоатация экскаваторов заменит эксплуатацию трудящихся, – добавил что-то вроде лозунга-шутки.
Макаров выдержал паузу, не отводя глаз от Виктора, затем снова уткнулся в чтение. Через пару минут резко вскинул подбородок и напористо посмотрел на Виктора.
– Соболев, что же у тебя в тексте только мёртвые цифры: сплошные кубометры и нормо-часы, а где люди, где проблемы? Ведь здесь идёт борьба, как на войне. Ты же видишь, что происходит. Семь экскаваторов, из них исправных то пять, то три, где цепи рвутся, где с котлами проблема. Экскаваторы вроде есть, а, на самом деле, их нет. А кто виновные?
– Но, Николай Владимирович, цепи некачественные приходят, – Виктор, непонятно зачем, попытался приподняться со стула.
– Соболев, это как посмотреть на проблему. Если не организована работа по смазке цепей, если котлы допускают остывать, если… да много этих "если". Знаешь, мне кажется, необходимо некоторые проблемы осветить. Напиши, там посмотрим, что изъять, что оставить. Фамилий, в общем-то, не требуется, если надо сами установим – всё же за журнал "МоскваВолгострой" комиссариат внутренних дел отвечает, а не какой-нибудь "Наркомвод". Я вижу ты понял, давай, действуй, – Макаров подбил листки и протянул через стол, – да, кстати, как у тебя отношения с Будасси? Сработались?
Виктор вздрогнул. "К чему бы это?"
– Вроде нормально, Александр Владимирович дает работу, я выполняю. Есть некоторые расхождения, но мы договариваемся.
– Я слышал, ты предлагал идею уменьшения ширины террас для железнодорожной колеи. – Виктор замер, где-то в глубине пронеслось: "Откуда он знает?"
– Да, но эту идею забраковали еще в Дмитрове, – Виктор опять пытался быть невозмутимым.
– А-а… ну ладно… – Макаров, как бы нехотя, переключился, – кстати, что ты знаешь об изменении Будасси проекта кольца?
– Так он согласовывает с главным инженером Строительства по телефону.
– Тебе не кажется, что идёт сознательное затягивание работ? – Макаров вдруг резко сменил тон, – с таким окладом, какой ему положили, не выгодно быстро делать. Несмотря на то, что Александр Владимирович – хороший инженер, за ним три судимости по пятьдесят восьмой статье. Как бы нам всем не попасть в неприятности…
Виктор, вышел на воздух, глубоко вдохнул-выдохнул. "Чёрт, что происходит?" И сам себе ответил: "Всё то же".
…Это была первая лекция на старшем курсе в институте. Полная аудитория, затаив дыхание, не отрывая устремленных на профессора глаз, поглощала каждое его слово, строила образы будущего, в котором техника будет основой экономики. Профессор живо и красочно описывал огромные машины – добывающие, строящие, перемещающие. "Такая фантастика возможна?" – спрашивали распахнутые глаза. "Да, возможна, если учиться", – отвечали живые движения жестикулирующего молодого профессора, – "не просто так же вы пришли в институт. Вы будете теми, кто это всё осуществит". Профессор рисовал волшебные картины, мы ему верили, хотя вокруг была нищета, голод и громкое дело Промпартии, но мы хотели осуществлять те грандиозные проекты – быть участниками этих великих строек, быть там первыми, лучшими.
И, как гром среди ясного неба, через неделю профессора арестовали и осудили на десять лет, как агента капиталистических стран. Никто из нас тогда не высказывался по этому случаю, даже между собой, хотя, наверное, лишь потому, что ещё не успели узнать о жизни этого профессора.
Странное чувство… Может именно тогда Виктор начал с оглядкой относиться к остальным студентам и преподавателям, больше сосредотачиваться на самостоятельной учебе. Общественная работа его тяготила, он участвовал в ней безынициативно, не выдвигаясь на лидирующие позиции. К тому же, его природная застенчивость помогала быть осторожным.
15
Будасси открыл изрядно потрёпанную папку: подшитые листки-наряды на земляные работы. Углубился в цифры с каждого участка, потом просмотрел цифры квартальных сводок. "В итоге за 1933 год: 1200 тыс. куб. м тачками, 500 т. куб. м – ручная погрузка на платформы 586 тыс. куб. м – экскаваторы". Выводы были неутешительные: только одна треть экскаваторами, да и то цифры завышены.
Будасси всё ритмичнее почёсывал лоб, замаячили слова пятилетней давности.
"… Обвинитель. Когда советская власть перешла ко второй стадии НЭПа, вы уже считали возможным работать? Как вы НЭП понимали – как сдачу советской власти своих позиций, как переход на капиталистические рельсы, или по-иному, как-нибудь?
Подсудимый. НЭП, мною и подавляющей частью инженеров был понят как начало перерождения советской власти, как постепенный переход на позиции государственного капитализма.
Обвинитель. Вы пришли работать не для того, чтобы помогать и укреплять советскую власть, а потому что верили в то время, что она перерождается на почве НЭПа. Какая же это советская платформа?
Подсудимый. Я считаю, что это была советская платформа, потому что та позиция, на которой я стоял, вполне отвечала тому курсу, который в то время наметился у советского государства
Обвинитель. Почему этот курс вас удовлетворял? К чему вы думали, должна прийти советская власть при помощи этого курса?
Подсудимый. Я считал, что при той экономической политике, которая была взята, имеется полная возможность правильно организовать и вести народное хозяйство. Никакой борьбы с советской властью я не вёл, работал добросовестно и честно на восстановление советской промышленности и народного хозяйства…"
Дребезжащий звук вывел Будасси из оцепенения. Крупная муха билась об оконное стекло. Пыталась выбраться с разлёта: удалялась внутрь комнаты, разворачивалась и, реагируя на свет в проёме окна, летела навстречу ему. Стекло преграждало путь. Глухой удар и она падала на подоконник. Очнувшись, вставала на лапки, набиралась сил и пыталась карабкаться по стеклу, трынькая крыльями. Всё кончалось очередным падением. И чего не спит? Уже снег скоро выпадет. Будасси положил перед собой план размещения экскаваторных забоев: корытообразное поперечное сечение профиля канала, заполненное прямоугольными областями в три вертикальных яруса с номерами экскаваторов в верхней части. По краям помечены места под ручную выборку тачками.
Решение нужно принимать сейчас, времени не оставалось. Конец года. Планы, планы… Приличное отставание от графика и надвигающаяся зима ставили крест на лихие замашки энкэвэдэшной власти. Пионерную траншею кровь из носу необходимо сделать до сильных морозов, иначе зимой экскаваторами не осилим верхний ярус северного склона.
Будасси надавил на выключатель настольной лампы с зелёным абажуром. Неяркий свет. Взял карандаш и, с нажимом, обвёл маленький квадратик с пометкой "пионерная траншея". Завтра надо бригаду найти незаезженную. Человек триста, надеюсь, достаточно. Правда, придётся двойную порцию ужина через Афанасьева пробить. Успеть… успеть до январских морозов… пока оттепель.
"…Обвинитель. Среди инженеров взяточничество распространено?
Подсудимый. Нет, не распространено.
Обвинитель. Но мы имеем это по приёмке и продаже хлопка. Как только есть контакт с фабриками, то обязательно взяточничество. Это что же бытовое явление?
Подсудимый. Может в последнее время.
Обвинитель. А почему в последнее время, а раньше? Значит выходит, что при капиталистическом режиме инженеры совестились брать взятки, а при советском режиме это в порядке вещей?
Подсудимый. Я бы сказал так, что при прежнем режиме трудно было получать взятки, потому что сам хозяин близко стоял к финансовым делам.
Обвинитель. Значит не потому, что совестились, а потому что трудно было брать?
Подсудимый. Одним словом, этого явления я не встречал…"
Муха прожужжала рядом с ухом Будасси и тяжело села под тепло настольной лампы. Совсем некрасивая: облезлая, пыльная… Тёмно-серые тона полуспящего насекомого наводили тоску. Смирись, лети в дальний угол и спи. Будасси небрежно смахнул муху рукой, но та поднялась в воздух. Оттепель… С одной стороны помогает, а с другой… Остро отточенный грифель карандаша оставил на ватмане два креста поверх номеров экскаваторов, застрявших на несколько дней в мокрых забоях первого яруса. Новые цифры, недавно поступивших экскаваторов "47" и "22", появились на втором ярусе.
"…Обвинитель. Не относились ли вы критически к проекту Днепростроя?
Подсудимый. Днепрострой я не мог оценивать с точки зрения строительства, никакой критики я не наводил. Может быть я лишь говорил в отношении целесообразности тех или иных размеров…"
Нагревшись от лампы, муха оживлённо наматывала по комнате круги. Упорная… Будасси вспомнил сегодняшний невесёлый разговор с бригадиром.
– Андрей, а куда тот учёный делся? Помнишь, который с организацией "лопатного хозяйства" суетился?
– Поставил я его на разгрузку, ну и… хватило часа на три, ладони все раскровил, ребята матом облаяли, мол, мешается. Черенок от лопаты как насаживал… умора. Он – биолог. Крупнее скальпеля и микроскопа ничего в руках не держал.
– С одной стороны жалко, а с другой… Нет, ну нахрена за наш счёт вылезать… – Будасси был категоричен.
Будасси смотрел сквозь пыльное стекло окна. Серая дымка постепенно заполняла пространство. Последние одинокие тёмно-жёлтые листочки клёна ожидали дуновения ветра, чтобы сорваться с ветки и завершить ежегодный природный цикл.
"…Обвинитель. Можно ли вредительскими работами водного характера влиять на урожай хлопковых культур, запланированный в определённый год?
Подсудимый. В такой форме это не делалось. Планировались слишком крупные работы, в таком объёме, что найти соответствующих специалистов в области мелиорации было трудно, и не всегда руководителями работ являлись лица хорошо знакомые со строительством водного хозяйства. К тому же, приходилось проводить работы по недоработанным в деталях проектам. Из-за этого строительство задерживалось…
Обвинитель. Значит, можно считать установленным, что с 1928 года вы уже отчётливо становитесь на путь вредительской работы…
Подсудимый. Я не согласен и всячески отрицаю, что занимался вредительской работой".
Ещё один день, ещё один напряжённый день. Кажется, всё труднее и труднее. А с другой стороны, интереснее. Сложное сочетание непредсказуемых факторов и, как следствие, неизвестность: получится – не получится, сработает – не сработает. Воплотится ли идея? Технические решения на бумаге, без подтверждения практикой, всего лишь игра мысли, да технической, инженерной мысли, но только лишь… а когда видишь, как утренние карандашные намётки, спросонья брошенные на поля газеты в виде закорючек, перерастают к вечеру в изящный чертёж; когда случайно обронённое замечание собеседника, вовремя подхваченное твоим сознанием, доведено до желания пару недель, почти безотрывно, увлечённо корпеть над чертежами; когда едкая матершина изнурённого землекопа по поводу отвода воды из сочащегося пласта заставляет не забывать о мелочах, когда … когда это всё приводит к цели, рождает агрегат, машину или сложный процесс организации производства, вот тогда и можно позволить себе улыбнуться и сказать: "…а всё-таки мы ещё чего-то могём…"
Да, бывает… Кажется порой, настолько грандиозна задумка, что не под силу, но опыт берёт и… маленькими шажками, по чуть-чуть, и вырисовывается… по чуть-чуть, и вот, в процесс вовлекаются другие люди и уже огромная махина человеческих мыслей, навыков и напряжения свершает грандиозное. Сколько же их, казалось маленьких, но таких нужных… вот, поди ж, всего лишь… да только по нашему участку сколько задач.
А посмотреть пошире… Да, ведь, банально, чтобы только начать, чтобы только нанести проект нитки на карту, нужны и топографы, и геодезисты, и гидрологи, и рабочие с бурами. Представить только, сколько у проектантов вопросов: не будет ли грунт забирать воду? не будет ли разрыва береговой линии? нет ли ошибки при планировании отвода воды из забоя? не просядет ли бетонное сооружение заградворот? Ох, сколько у них неизвестных.
Порой удивляешься смелости принятии начальных решений. Начинать всегда сложно. А когда втянешься в работу, то как-то легче. Но, это когда в процессе, когда уже кто-то решение принял. Мол, вся ответственность на первоисточнике. Даже крамольная мысль иногда проскакивает: может первоисточнику решение проще принять, когда он срок отбывает и не посадят уже за вредительство, если ошибся в технических моментах. Так сказать, свобода творчества сама собой получилась. М-да… Нам-то, практикам, проще: маркеры на местности выставил, разметил на грунте квадраты, снял верхний слой, нагнал мужиков с лопатами, проложил деревянные трапы под тачки, выбрал уклоны, распланировал кавальеры. Конечно, так просто мужики работать не будут – тут и система поощрения-наказания, за каждым надзор, с каждого взять норму выработки. Здесь-то ладно, на Глубокой выемке пойдут экскаваторы, а там? по всей трассе? по остальным ста километрам…? там лопаты и тачки.
Да… дальше пойдут экскаваторы…
Муха оживилась и снова билась о стекло. Будасси подошёл к окну, открыл форточку и, оттесняя муху тыльной стороной ладони вдоль стекла, выгнал её на холод. Решительным шагом вернулся к столу и размашисто подписал итоговый отчёт с завышенными цифрами по кубатуре. "Успеем… к весне нагоним…"
Часть вторая
«Кадры решают всё»
1
Чёрт, где же я его оставил? Будасси, в очередной раз, перебирал в голове места, где он сегодня побывал. Походил по комнате, сел за стол, пальцами потёр лоб, помассировал виски. В плановом отделе нет, у Егорыча смотрел, в столовой проверил…
– Александр Владимирович, можно к вам? – Виктор приоткрыл дверь и аккуратно протиснулся в проём, – Я откорректировал чертежи по вашим пометкам.
– Да, Виктор, заходи. Кстати, я у вас в комнате не оставлял свой портфель?
– Нет, вы без него заходили.
– Вот, не знаю, где оставил. Ладно, давай посмотрим.
Виктор расстелил на столешнице чертежи.
– Да, здесь так. Здесь нормально, – Будасси просматривал листы, на которых он два дня назад оставлял карандашные пометки, – подожди, разве ветку от пятого забоя не надо продлить? И здесь… от Северной станции еще одну проложить для нового экскаватора.
– Не успеваю, – Виктор усмехнулся, – мы об этом, вроде, не говорили.
– Ты же присутствовал на планёрке. Диспетчер докладывал. Почаще вылезай на трассу, – Будасси намечал на ватмане новые ветки, – давай сразу зарезервируем дополнительные пути и здесь.
– Но этого в базовом проекте нет. Их же согласовывать надо, – Виктор неуверенно протестовал.
– Если мы будем на каждый чих в Дмитрове разрешения спрашивать, то в сроках увязнем точно, – Будасси твёрдым голосом озвучивал свою позицию, потом мягче, с усмешкой, – хм, в сроках увязнем… как тебе такое словосочетание?
– Да уж, не дай бог, – Виктор не был настроен на шутки.
– Вот этот плывун обошёл же без согласования?
– Ну, там и так ясно, трёхметровый уступ сполз, куда же пути класть.
Будасси откинулся на спинку стула и пару минут рассматривал схему. Виктор ёрзал на стуле, не решаясь заговорить. Будасси почувствовал, что тот хочет что-то ещё дополнить, тем не менее, решил поговорить о другом.
– Хозяйство у нас растёт, экскаваторов и составов всё больше. Диспетчеры уже две недели сообщают об увеличении простоев при выгрузке грунта на свалке.
– Это да, сам вчера наблюдал. Три состава ожидали, – Виктор выпрямил спину.
– Ещё и ограниченное место, параллельно разгружать не получится, – Будасси обвёл места тупиков в низине левого берега Клязьмы, – тут надо какую-то механизацию.
Виктор оживился.
– Я ведь думал об этом. Вот, например, платформы инженера Казанского. Это такие самосвалы шторного типа. Сейчас расскажу.
Будасси молча наблюдал, как Виктор схватил лист бумаги и стал размашисто наносить карандашные линии, жестикулировал, объясняя принципы работы, несколько раз ерошил волосы на голове – требовал от себя что-то вспомнить, показывал, где расположены ролики и шторки, за счёт чего будет получен выигрыш по времени при разгрузке платформы. Будасси выждал, взял перо, макнул в чернильницу и вступил в спор: переспросил о нагрузке на ролики, расставил на эскизе несколько стрелок – указал силы, приложенные на консольно размещённые узлы и, с сомнением, покачал головой. Виктор не сдавался – перехватил у Будасси перо, дёрнул рукой, зацепил чернильницу, чуть не вылил содержимое на стол, поставил кляксу на бумаге. Несколько едва заметных капелек попало на его белую рубашку, но Виктор, не замечая их, набросал очередной эскиз.
– Слишком уж изящная конструкция для наших целей… Песочек сухой и лёгкий можно разгружать, а так… – Будасси качал головой, – и потом, как в наших условиях ремонтировать… у нас сварщики два листа ровно приварить не могут.
Виктор сглотнул, стараясь скрыть волнение, продолжил.
– Есть еще вариант… американский плуг.
– Чего?
– Плугом счищать… Паровозом протаскивать платформы через препятствие.
– Так это сколько раз елозить туда-сюда придётся? Тяжеленная глина ведь. Только послойно сдирать получится, а это всё равно время.
Виктор потух. Начал собирать бумаги.
– Кстати, Александр Владимирович, видели в немецком журнале новый экскаватор? Нам бы сюда такой.
– Ну, это неосуществимая мечта. Ты же слышал новые веяния: "…построим канал, не используя иностранную технику…" – Будасси театрально гримасничал.
Когда Виктор вышел, Будасси посмотрел в окно. Почему я ему не рассказал о своей идее? Рано? Не уверен? Да, надо ещё раз пересчитать режимы работы двигателя. Чёрт, и наброски в портфеле остались. Куда же он подевался?
В дверь нерешительно постучали, но не открывали. Будасси подошёл к двери и потянул. На пороге стоял парень с большим свёртком из грубой мешковины. Где я его видел? Будасси махнул рукой, мол, заходи. Тот переступил порог и на немой вопрос ответил.
– Меня попросили занести вам вот это, – парень откинул край мешковины.
– Ух-ты, а я весь день его искал, – Будасси, от удивления, чуть не подпрыгнул. Быстро схватил портфель и пошёл к столу. Парень развернулся – собрался уходить, но Будасси остановил: "Погоди, не убегай", – показал на стул. Тот покорно сел.
Бумаги, вроде, на месте. Выложил, пролистал. Интересно, зеки или спецотдел так внаглую интересуется? Обернулся к парню.
– Расскажи, и кто такая добрая душа?
Парень, видимо, сначала не понял, но быстро осознал и чуть замялся.
– Ну… человек из особого отдела… я не знаю фамилии… но, не главный, а его помощник.
– Ващенко, что ли?
– Ну да, наверное.
– Бутерброды кто-то съел… – Будасси, с трудом, сдержал улыбку.
Парень вскочил.
– Что вы, даже не открывал, завернул в рогожку и сразу к вам. А вы разве меня не помните? Я же в соседней комнате, и у вас, здесь, столы правил, а вы ещё кричали: "Доски лучше подгоняй – для черчения ведь".
Точно! В газете его видел! Будасси дружелюбно заговорил.
– Вспомнил, ты ведь ударник – Иван Лыков… Доски на столешницы хорошо подогнал, только вот заусенцы не снял, – Будасси провёл пальцем по ребру столешницы с тыльной стороны.
– Не успел, – Иван потупил взгляд. Переминаясь с ноги на ногу, оправдывался, – оторвали тогда на другие работы.
– Хвалят тебя… – Будасси смотрел на Ивана, – Ладно, скажи, сможет ваша бригада добротный деревянный настил сделать?