Buch lesen: "Дева Дракона"

Schriftart:

Глава 1

Дева Дракона – мать. Ее великий дар в детях, а сила в их отце.
Пособие прилежной Светлой, введение
(переписанное издание)

– Зачем ты вообще купил ее? – раздается высокий женский голос. – Ее лицо похоже на сливу!

– Молчи, – ворчит мужчина.

– Как я могу молчать, если товар испорчен!

– Синяки заживут. Волосы отрастут.

– Они же грязные! – суетливо восклицает женщина, потом успокаивается и тише добавляет: – Ни фигуры, ни лица. Мы даже не знаем, умеет ли она читать.

– Волосы серые. Откормим, и фигура появится. Читать ей и не нужно. Нет таких правил.

Воняет свежей рыбой, солью и едва уловимой, но знакомой елью. Я пытаюсь открыть глаза, но делаю это с трудом. Правое веко так и остается закрытым, словно приклеенное. Это меня беспокоит меньше всего, ведь рядом я замечаю низенького, но крупного смуглого мужчину. Он похож на пень дуба. Почти все его лицо закрывает пышная, но лохматая темная борода.

Он выжимает тряпку и прикладывает ее к моему лицу. Когда мокрая ткань касается кожи, изо рта вырывается то ли плач, то ли вой. Лицо жжет, колет и пульсирует. Я хочу вскочить и убежать, но ноги не слушаются. Мне удается поднять руку, но ее покалывает. Я мычу, когда из глаз текут слезы и кожу начинает щипать сильнее.

– Тише, глупая, – недовольно шепчет мужчина-пень, – тебя нужно заштопать.

– Что тут штопать? – продолжает ворчать женщина. – Тут проще выбросить и сшить новое!

Она подходит ближе, но слезы застилают мне глаза. Лишь высокий тонкий силуэт мелькает перед глазами. В нос ударяет приятный и сладкий запах клубники. Боль на секунду утихает.

– Дипак, – едва слышно произносит женщина, – если она не очнется до Лунного Королевства, то будешь ее обеспечивать сам. У меня денег нет.

Ее голос напоминает жужжание надоедливой, приставучей мухи. Обычно такая мешает работать, кружит над ухом и редко, но кусается.

Слышатся быстрые легкие шаги, затем скрип двери. Тишина. Ее нарушают только едва слышные крики чаек.

Где я?

Воспоминания не приходят. Пялюсь в деревянный потолок, пока Пень продолжает умывать мое лицо. Жжения уже почти нет, но кожу пощипывает. Слезы не сразу, но высыхают. Рассматриваю лицо мужчины. Оно покрыто пятнами, рубцами и морщинками. Особенно заметны две длинные глубокие морщины на лбу и несколько в уголках глаз. Черные волосы до плеч украшены тонкими косичками. Темные зрачки мечутся по моему лицу. Мужчина не сразу замечает мой пристальный взгляд, но вскоре на его губах расплывается теплая улыбка.

– Очнулась. Хорошо.

Хочу спросить, кто он и что я тут делаю, но вместо слов издаю мычание, чувствую, как в уголках губ скопилась слюна.

Пень словно читает мои мысли и кивает:

– Продали тебя. – Замолкает и, кажется, думает, стоит ли продолжать. Потом выдыхает и хмурится. – Мать.

Я больше ничего не слышу. В ушах сердце отбивает ритм. Картинка перед глазами мутнеет. Хватаю ртом воздух, пока пульсация в висках усиливается.

Такого не может быть. Ложь.

Пытаюсь встать. Тело противится, когда я дергаю ногами. Судороги сводят конечности, и даже легкое движение сдавливает грудь. Я снова плачу. Уже начинаю кричать, но к моим губам подносят чашку с отваром, силой вливают его в горло. Я кашляю и пытаюсь выплюнуть жижу, но только захлебываюсь и сглатываю.

– Все будет хорошо, глупая, – шепчет мужчина. – Я тебя вылечу, и ты начнешь новую жизнь. Спи.

Хочу закричать и обругать его, но глаза слипаются, и я проваливаюсь в очередной сон. Просыпаюсь и засыпаю снова и снова. Ко рту подносят то нечто горькое, похожее на лечебные травы, то рыбный суп. Каждый раз тело откликается болью. Ноги скручивает. Руки снова колет, к лицу прилил жар. Я кричу и молю прекратить, но затем снова проваливаюсь в бездну беспамятства.

Наконец кошмар прекращается, и спустя время просыпаюсь в поту. Одежда липнет к спине, по шее текут струйки воды. Вдруг меня подбрасывает. Изо рта вырывается очередной крик. Глаза ищут, за что бы ухватиться. Падая, цепляюсь за ножку кровати, всем телом прижимаюсь к полу. К горлу подступает тошнота. Перед глазами пляшут пятна. Я зажмуриваюсь и тихо всхлипываю, молясь Земному Дракону.

Кажется, что спустя вечность тряска прекращается. Я лежу еще несколько минут, прежде чем осторожно подняться. Только когда понимаю, что боли почти нет, позволяю себе размять конечности. Мышцы затекли и невыносимо ноют.

Кручу головой, осматривая помещение. Оно настолько маленькое, что здесь помещаются лишь кровать, крошечная тумбочка и стул. Крупицы света просачиваются через небольшое круглое оконце над кроватью. До ушей доносится плеск воды.

Корабль!

Вдруг дверь распахивается, и входит мужчина-пень. Я сразу узнаю его и замираю. В его взгляде читаю удивление, а затем облегчение. Он издает шумный длинный вздох, прикрывая дверь, и присаживается на стул около входа. Затем кивает на кровать, приглашая меня сесть, и я нехотя повинуюсь.

– Что помнишь?

В голове нет ни одной мысли о прошлом. Кто я? Что я тут делаю? Есть только тишина и едва ощутимая боль в голове и мышцах. Тру виски, пытаясь ухватиться за нити воспоминаний. Память подводит.

– Ничего не помню, – стыдливо признаюсь я и утыкаюсь ладонями в лоб.

– Это к лучшему, – вдруг ободряюще произносит мужчина и упирается руками в колени, чтобы подняться. Он выходит, а затем приносит миску супа и пару красных яблок.

Живот предательски урчит. Пень улыбается и ставит миску перед моим носом на тумбочку. Получая его одобрение, я набрасываюсь на еду, игнорируя наставления мужчины. Уши отказываются слушать, а разум уплывает далеко в небытие. Внутри разливается приятное тепло от супа, тело обмякает, голова перестает гудеть. Я опустошаю миску и отодвигаю ее в сторону, довольно вытирая рот тыльной стороной ладони. Только теперь в голове проясняется.

Беру яблоко, откусываю и смотрю на мужчину. Он начинает говорить первым:

– Я отвечу на два вопроса.

Я послушно киваю и без раздумий спрашиваю:

– Почему я здесь?

Пень издает громкий смешок, чешет затылок и выдает:

– Тебя продала мать. Так она мне представилась. У нее был очень потрепанный вид. Сначала я отказался – ты выглядела почти мертвой, – но потом и сам не понял, почему сказал да. Я заплатил ей четыре мешочка монет, – на его лице мелькает недовольство, – она ушла, а я опомнился спустя час. Выхаживал тебя почти два месяца. Подсыпал сон-травы, чтобы раны заживали быстрее.

Четыре мешочка монет.

Оказывается, я могу стоить так много. Бабушка с трудом накапливала мешочек за год, хотя работа повитухой ^* может приносить и больше. С трудом удерживаюсь от того, чтобы вскочить, когда эта мысль рождается в голове. Зажмуриваюсь, пытаясь вспомнить еще что-то. Но ничего припомнить так и не удается.

Открываю глаза. Пень терпеливо сидит, склонив голову. Он ждет второго вопроса.

* Женщина, помогающая при родах.

– Если меня продали, то что я должна буду делать? – спрашиваю, так и не придумав вопроса получше.

– Работать в одном из Королевств Драконов, – незамысловато отвечает мужчина и встает, останавливается на секунду, а затем предупреждает: – Выходить из каюты нельзя. Я буду приходить время от времени, чтобы вывести тебя на прогулку. Не более.

Он уходит, не дав мне и шанса что-то сказать. Я остаюсь в тишине, слыша только стук сердца. Складываю руки на груди, вяло опускаю голову на подушку и зарываюсь носом в одеяло.

Как же так? Что мне делать?

Почему я выглядела полуживой и ничего не помнила? Что могло произойти, чтобы мать продала меня в рабство при Королевском дворе? Прошлое утекает, как крупицы песка сквозь пальцы. Временами в голове проскальзывают отрывки прошлого, но они такие короткие и неразборчивые, что я с трудом могу соединить их в одну картину. Сон не приходит, и я ворочаюсь еще около часа, а может, и больше.

Я знаю, кто такие Драконы, знаю о Шести Королевствах, даже знаю, что делать во время родов, но ничего не помню о самой себе…

Я уже нахожусь на грани сна и реальности, когда где-то сверху раздаются детские крики. Подскочив, бегу к двери, дергаю ее и удивленно поднимаю брови. Не заперто. Нос улавливает запах дыма, а тело рвется вперед. В коридоре замечаю еще несколько дверей, мчусь мимо них к лестнице. Забираюсь выше и оказываюсь на еще одном таком же этаже.

Глаза начинает щипать, горло сдавливает. Прижимаюсь ближе к полу, закрываю нос воротом ночной рубашки, а после поднимаю взгляд, заметив свет и ощутив тепло, идущие со следующего этажа. Оттуда же слышатся крики. Мчусь к лестнице, забираюсь выше и отшатываюсь. Посреди коридора полыхает огонь. Щупальца пламени кидаются в сторону, голодно рыщут, безжалостно поедая деревянные пол и стены. Жар ударяет в лицо, воздуха почти нет. Сердце колотится, виски сжимает. Не задумываясь отступаю.

Идти вниз или пытаться пробежать сквозь огонь?

Я медлю, боясь приблизиться к пламени. Мне ничего не известно о пожаре на корабле. Мнусь, обдумывая, что делать, но не успеваю принять решение, как сквозь крики, треск дерева и мужскую брань слышу детский плач. Он где-то совсем рядом. Делаю первые неуверенные шаги, а когда он замолкает, не раздумывая кидаюсь вперед, открываю дверь.

В просторной каюте – две двухъярусные кровати, под одной из которых прячется девочка. Подбегаю к ней и протягиваю ладонь. Она поднимает на меня затуманенный взгляд, ее губы трясутся, изо рта вырывается кашель. Говорить тяжело, дым продолжает драть горло, но я выдавливаю:

– Пошли!

Девочка хватает мою ладонь и вылезает из-под кровати. Когда мы выбегаем в коридор, безжалостное пламя уже поедает дверь и стену напротив. С меня течет пот, кожа горит. Приходится приложить усилие, чтобы посмотреть в сторону, откуда доносятся крики. Понимаю, что там не пройти, и веду ребенка прочь. Девочка тихо всхлипывает, но бежит следом.

Спускаемся на этаж ниже. В поисках помощи открываю каждую дверь, но каюты либо закрыты, либо пустуют. В одной замечаю широкое окно, в которое без труда пролезет не только ребенок, но и я. Приходится проверить, насколько далеко от нас источник огня, чтобы не находиться под ним. Только после этого закрываю дверь и наконец распахиваю окно.

Мы кашляем, жадно вдыхая воздух. Снаружи уже стемнело. Я осматриваюсь и замечаю богатое убранство каюты. Она похожа на ту, в которой пряталась девочка, но тут стоят большой обеденный стол, застеленный белой скатертью, два высоких шкафа, на каждой стене – по четыре подсвечника.

Когда дыхание приходит в норму, я вновь высовываюсь наружу. Снизу замечаю пол. Это напоминает большой балкон корабля. Поворачиваю голову и вижу лестницу, ведущую на основную палубу. Мнусь первые секунды, думаю переждать, прежде чем прыгать, но мой взгляд встречается с глазами девочки. Она тяжело дышит, глаза широко раскрыты, губы дрожат.

– Ягодка, как тебя зовут? – шепчу я. – Слышишь? Как твое имя? – повторяю громче, пока она оглядывается по сторонам.

– Л… Линда, – с трудом выговаривает девочка, подавляя всхлипы.

Линда.

Я знаю это имя. Лицо девочки кажется смутно знакомым. Хмурюсь, тру лоб, когда в голове вспыхивают воспоминания, но не успеваю их прочувствовать, как слышу знакомый крик. Поворачиваю голову и вижу мужчинупня и две фигуры. Женщина рядом с ним вскрикивает, видя нас, и прижимается к мужчине.

– Мама! – Линда машет рукой, начиная реветь с новой силой. Я продолжаю таращиться на них, как вдруг слышу грозный приказ:

– Прыгайте! – голос Пня звучит уверенно, но я все равно чувствую в нем нотки тревоги.

Помогаю ребенку спуститься, а затем выпрыгиваю сама. Линда бежит к матери, обхватывает ее за талию и начинает плакать еще сильнее. Я могу лишь глупо улыбаться, глядя на воссоединение семьи, но вдруг на мое плечо опускается массивная ладонь.

– Молодец. Хорошая работа.

Я киваю, продолжая следить за девочкой, словно та все еще нуждается в моей защите. Затем поворачиваюсь к мужчине и хочу спросить, что случилось, но он будто понимает мой немой вопрос и рассказывает о неаккуратных гостях, устроивших пожар. Заметили его поздно, а когда спохватились, то оказалось, что коридор уже охвачен пламенем. Пытались пробраться к дверям, но не смогли. Девочка осталась в каюте, чтобы порисовать, пока родители прогуливались по палубе. Тогда-то мужчина-пень и вспомнил о каюте для королевской семьи с небольшим балконом. Думал, что придется разбить окно.

Замечаю в его руках длинную металлическую палку и киваю. Крики постепенно утихают, а спустя несколько минут мужчине сообщают, что пожар потушен.

– Как ты выбралась?

– Ты оставил дверь открытой, – говорю правду и пожимаю плечами. Мужчина протягивает руку, предлагая проводить меня к себе, но я прошу: – Можно мне остаться тут ненадолго? Я подышу и вернусь.

Кажется, что легкие до сих пор поедает ядовитое пламя, отчего мне так трудно насытиться свежим воздухом. Делаю глубокие вдохи снова и снова. Вскоре Пень и семья уходят, и на балкончике я остаюсь одна.

Сажусь и прижимаюсь к стене, подтянув колени к груди. Только сейчас замечаю на небе звезды и полумесяц. В голове снова и снова мелькают пожар и лицо Линды. Тело начинает дрожать, по щекам катятся слезы. Теплый ветерок нежно треплет волосы, убаюкивая. На корабле все еще раздаются приказы, слышатся топот и разговоры. Глаза закрываются, дыхание выравнивается, а слезы высыхают. Я почти засыпаю, как вдруг наконец вспоминаю, где же видела эту девочку и ее семью.

Глава 2

Дева Дракона благословлена. Матерями Драконов,
а потому должна служить мужу и его семье верой и правдой.
Пособие прилежной Светлой, введение
(переписанное издание)

Прошлое

Солнце садится за горизонт. Слышится надоедливый писк комаров и мошек, неподалеку жужжат майские жуки, начинают петь сверчки. Работа продолжается. Я пропалываю грядки картошки, временами посматривая то на мать, то на начальницу. Почему нужно так долго задерживаться на полях? Мы еще не ужинали. Даже вредные насекомые уже лакомятся капельками крови, садясь на мою бледную кожу.

– Может, уже прекратишь хлопать? – злобно рычит мать, не отрывая глаз от земли.

– Они кусаются, – тихо шепчу я, в очередной раз прибив уже изрядно жирную комариху. На правом локте остаются ее внутренности и пятно крови.

– Никого не трогают, кроме тебя, – доносится мне в ответ.

– Своих не трогают, – как можно тише ворчу я и получаю оплеуху от начальницы. Высокая и худощавая, та стоит рядом и слышит даже мой шепот.

– Мелкая права, – картавит она и наконец объявляет: – Собираемся домой, ребята! Рабочее время закончено. Продолжим завтра.

Сегодня бабушка Тоня наверняка будет печь пирожки с картошкой. Все дерево уже наверняка пропахло жареным тестом, и целая тарелка моей награды стоит на столе. Бабушка готовит не так часто, но ее пирожки всегда получаются самыми нежными и сочными.

Мы с матерью бредем в сторону дома, проходя мимо гигантского дерева главы округа. Длинные ветви, устремленные в небо, украшены разноцветными флажками. Они теряют свой цвет из-за наступивших сумерек. Только сияшки – светящиеся бутоны цветов – освещают резные окна. Внутрь ведет узорчатая массивная дверь, над которой возвышается небольшой балкончик. На нем всего несколько мгновений назад стояла маленькая девочка, но, заметив нас, скрылась в глубине дерева.

Наше дерево совсем другое.

– Что за выкрутасы на поле? – косится на меня мать. Голос ее груб. Лицо освещается уличными сияшками, отчего и без того пугающие глаза становятся еще страшнее.

– Они правда кусались, – мнусь, прежде чем ответить, – я не нарочно.

– Закрой рот, – громче рычит мать, точно зверь, и я замолкаю.

Еще в четыре года я усвоила один главный урок: если эта женщина что-то говорит, то никогда не шутит. Она всегда сдерживает обещания, поэтому почти никогда не дает их. Двенадцать лет назад она воткнула вилку мне в левую руку, когда я без остановки плакала, прося мяса.

Земное Королевство славится вегетарианством. Люди здесь почитают жизнь почти любой твари, а убийство живого существа строго карается. Исключением стала лишь рыба. Ее здесь уминают за обе щеки без вины и терзаний совести. Эти же люди научились выращивать плоды, которые будут посытнее любой ножки зажаренного цыпленка. Вот только эта дрянь не лезет мне в горло. Желудок отказывается принимать такую еду и старается избавиться от нее сразу же, стоит мне проглотить хотя бы кусочек. Он требует настоящего мяса, что в этих местах осуждается. А потому временами я втайне ухожу в глубь леса и охочусь на куропаток, уток или зайцев. Разделываю, развожу огонь и жарю. Нет ничего вкуснее свежего крылышка птички. Может, поэтому в деревне дети со мной не дружат. Остальные же обходят стороной.

Наше крошечное деревце расположено на окраине деревни. Оно напоминает засохшую ветку. Гнилой корень уже торчит из земли, ствол наклонен вправо, сухие ветки не плодоносят. Стены истончились из-за насекомых, отчего в ветреную погоду я боюсь, что стихия может унести нас прочь. Наверняка поэтому двор огорожен таким же повидавшим жизнь заборчиком.

Зайдя в наш старенький домик, я останавливаюсь. В нос не бьет дурманящий запах пирожков. Испуганно шагая в сторону кухни, я вскидываю руки. На столе ни крошки. Кастрюли пусты. Печь холодная. Живот недовольно урчит.

Ну как же так? Неужели бабушку Тоню снова вызвали? Интересно, кто рожает на этот раз? Поблизости живет как минимум семь женщин в положении. И как же долго мне придется оставаться один на один с матерью?

Раз так, то лучше скорее заснуть, чтобы не чувствовать голод. Не хочу греметь посудой. Если это разозлит мать, то беды не миновать. Я хватаю тарелку нектаринов на подоконнике, которые нам подарил знакомый бабушки, и тихо проскальзываю в крохотную комнатку. В нашем дереве только три огороженных комнаты: та, которую мы делим с бабушкой, комната матери и кухня.

Я заваливаюсь на кровать и закрываю глаза, слышу очередной рык голодного желудка и начинаю проваливаться в сон. Работа от восхода до заката выматывает. Я уже нахожусь на грани сна и реальности, как вдруг в нос ударяет неприятный сладковатый запах чего-то жженого. Вскочив с кровати, подкрадываюсь к двери и прислушиваюсь к звукам снаружи. Тишина.

Каждый раз, когда по дому распространяется этот приторно-сладкий аромат, мать сходит с ума. Она начинает плакать, бросаться вещами и сыпать проклятиями. В такие дни лучше не попадаться ей под руку.

Страх волнами разливается по телу. Не в силах заснуть, я комкаю одеяло так, чтобы было похоже на спящий под ним силуэт шестнадцатилетней девушки, и выскакиваю на улицу через окно.

В округе воют собаки, стрекочут сверчки, легко шелестит в траве теплый ветерок. Я иду на задний двор, перепрыгиваю через забор и мчусь в сторону леса. Всего в пяти минутах бега от дома на дереве висит мой самодельный шалаш. Пришлось строить его шесть месяцев. Но мне еще повезло. Бабушка говорит, что в других землях каждые полгода жара сменяется холодом. Терпеть его не могу.

Забравшись на дерево, я осторожно ложусь на доски. В прошлый раз пришлось три часа ковырять занозы на ладони. Теперь же я бдительна.

Из-за туч показывается луна, озарив округу мягким светом. Люблю ночь. Никто не заставляет работать, к тому же во сне нет места голоду. Ночь словно создана для передышки в этом быстро несущемся мире. Прикрываю глаза, слушая шуршание листвы.

Кажется, что проходит полночи, когда вдруг слышу громкие хлопки. Я поднимаю глаза к небу и вижу величественного громадного дракона. Он кажется таким большим, что я прижимаюсь к доскам в страхе пошевелиться.

А вдруг его тяжелые крылья ударят и меня?

Он парит высоко над землей, изредка делая взмахи крыльями, но даже отсюда можно услышать эти пугающие звуки. Света луны недостаточно, чтобы разглядеть монстра получше. Виски сжимает от страха и восхищения. «Смотрите же! Смотрите! Вот эти драконы!» – хочется завизжать, но вокруг ни души, а в груди ком.

Вот так и сбылась мечта всей моей жизни. Не сплю ли я?

Драконы в наших краях – большая редкость. Моя крохотная деревушка находится на окраине Земного Королевства. На памяти бабушки драконы пролетали тут раза два или, может, три за всю жизнь. Потому среди людей ходит примета: «Лицезреть дракона – значит прожить долгую и счастливую жизнь». Быть может, это правда. Долгую жизнь я не очень хочу, но если она будет счастливой и веселой, то ничего против не имею.

Чувствую, как в ушах отбивается ритм. Голова идет кругом, а грудь сдавливает из-за едва сдерживаемого ликования. На мгновение мне кажется, что я не дышу. Ногами отталкиваюсь от пола и вскакиваю. Кажется, еще чуть-чуть – и мне удастся потрогать чешую ящера. Он даже не замечает меня, уносясь прочь.

Это не Земной.

Земные драконы ленивы. Они предпочитают спать, есть и снова спать. Оттого их тела распухают так, что крылья с трудом могут поднять в небо. Земные даже не охотятся. Они едят ягоды мясника¹. Огромные оранжевые стручки, внутри которых по пять-шесть красных тыкв, созревают прямо на дереве. Ими-то они и заменяют недостаток мяса.

Вот только этот дракон парит в облаках, легко кружась в лунном свете. Он проносится мимо, а следом мое тело настигает поток сильного ветра. Он бьет меня в спину, толкая вперед. Мне приходится вытянуть руки, чтобы ухватиться за столб, но этого оказывается недостаточно.

Больно ударившись грудью об землю, я на несколько мгновений лишаюсь возможности дышать. В глазах темнеет, но упрямо продолжаю коситься на небо, где лишь черные пятна кружатся в танце.

Взмахов крыльями больше не слышно.

Улетел.

Несколько раз вдыхаю и выдыхаю, стараясь привести дыхание в норму. В голове же снова и снова проносится мысль: «Я видела дракона!» И не просто видела, а почти коснулась! Жаль, не рассмотрела чешую. Из какого же Королевства это чудо? Быть может, я видела какого-нибудь короля или принцессу? Графа? Драконы без двух душ не вырастают большими. А значит, я увидела не просто дракона, а дитя Великой Матери.

Перед глазами мелькают картинки, а в мыслях – догадки о личности моего вестника счастливой жизни. Пусть примета окажется правдивой и совсем скоро вернется бабушка Тоня, которая сделает пирожки. Тогда моя жизнь точно станет самой счастливой.

* * *

Я распахиваю глаза из-за манящего запаха, не переодеваясь, бегу на кухню и чуть ли не запрыгиваю на бабушку. Она вскрикивает, что-то бурчит, а затем заливается хохотом:

– Ты так по мне или по пирожкам скучала?

– Ну бабуль, – лукаво поглядываю на нее.

Старушка выглядит уставшей, но довольной. Тяну руку к ее седым волосам и поглаживаю так, как делаю, только когда очень скучаю. Кажется, она чувствует это, потому что смотрит своими серыми глазами в мои, подмигивает и целует в лоб. Морщинки на ее лице становятся глубже, когда она одаривает меня теплой улыбкой.

Я звонко смеюсь, а затем перевожу взгляд на тарелку горячих и румяных лакомств. Руки торопливо тянутся к еде, но бабушка одергивает меня:

– Иди умывайся и зови мать, – говорит она и немного погодя спрашивает: – Как у вас дела без меня? Опять ругалась на тебя?

– Нет, – вру я.

Вдруг в сознании вспыхивает воспоминание о вчерашней встрече. Голова снова идет кругом от переполняющего счастья. Я смотрю на дверь, убеждаясь, что мы с бабушкой одни, и рассказываю:

– Я видела Дракона!

Старушка на секунду замирает, кидает на меня быстрый взгляд через плечо и усмехается:

– Земные в наши края не суются. Ты же знаешь, у нас мясника только на людей и хватает.

Я вскакиваю с места, не в силах бороться с накатившим восторгом:

– Этот был не Земной. Он летал! Высоко в небе. А Земные так не умеют. Он еще и большим был! – тараторю я. – Это точно один из детей Матери Драконов.

Тоня откладывает тесто в сторону и поворачивается ко мне. Ее брови нахмурены, отчего глаз почти не видно. Она вытирает ладони о фартук и произносит:

– Глупости, моя ягодка, – начинает она.

– Но…

– Ты лучше расскажи, как там твоя менструация? Все еще нет? – перебивает она меня, не дав закончить.

Я делаю шаг ей навстречу, заглядываю в глаза и перехожу на шепот:

– Бабушка, он вчера над лесом пролетал в сторону границы. Я тебе точно говорю. Это был Дракон!

Бабушка кривит губы, затем встряхивает головой и заливается хохотом:

– Моя же ты выдумщица! Все. Иди зови мать.

– Но…

– Велия, – ворчит она, – зови мать.

Да что с ней такое? Почему бабушка не верит мне? Может, у нее выдался не очень хороший день, поэтому она такая недовольная?

Я выхожу во двор. Снаружи зябко. Совсем недавно прошел дождь. Опускаю руки в холодную воду и как можно скорее умываю лицо. Вода стекает по шее, заставляя поежиться. Вдали замечаю идущую к дому мать. Неужели она не спала ночью? Ходила на прогулку под дождем? Я осторожно поднимаю руку, привлекая ее внимание, и кричу:

– Бабушка зовет на пирожки!

Замечаю, что мать кивает. Домой не захожу. Бабушка не позволит стащить пирожок, пока все не сядут за стол. Нечего мучить себя и живот.

В горле стоит ком. Я сглатываю накопившуюся слюну и закрываю глаза. В голове проносятся картинки вчерашней ночи. Дракон. Пусть теперь меня преследует удача во всем и всегда! В еде, в работе и даже в деньгах.

Но куда же он летел? Что забыл в наших краях?

Я захожу в дом. Следом плетется мать. Она проходит к столу и усаживается напротив окна, по левую сторону от меня. А после начинает говорить с бабушкой:

– Как добралась? – словно намеренно не смотрит на старушку, а устремляет взгляд вдаль. Из окна открывается вид на лес.

– Все замечательно, – сияет бабушка, наверняка привыкшая к ее вечно угрюмому лицу. – Здоровые детки – счастливые матери.

Мать издает смешок. До сих пор не понимаю, зачем она родила меня, если так ненавидит детей. Ее местами седые и выцветшие каштановые волосы небрежно торчат. Помню, как бабушка ругала ее и просила не отрезать «богатство» женщин, но та только отмахнулась. Кажется, что мать всю жизнь пыталась изуродовать себя. На ее руках виднеются глубокие шрамы от порезов, а лицо покрыто пятнами, старательно выщипанные брови-ниточки больше не пытаются вернуться в прежнюю форму, а длинные и выразительные ресницы подстригаются два раза в месяц. Остаются только глубокие, болотного цвета глаза, которые достались и мне.

Я не считаю мать красивой. Она кажется мне гадкой и уродливой, однако бабушка и мужчины, вьющиеся вокруг, думают иначе. О вкусах не спорят.

Имя Линда ей совсем не подходит. Оно звучит мягко, трепетно, от него веет заботой и любовью. От матери же исходит только зловоние. Моется она нечасто. Говорит, это пустая трата времени.

Временами, сидя в лесной глуши, я спрашиваю у звезд, почему именно мне «повезло» родиться у такой мамы? Неужели в мире не нашлось какой-нибудь чуткой, трепетной и ласковой женщины, которая любила бы меня всем сердцем? Быть может, я этого недостойна? Если так, то зачем мне вообще была дарована жизнь? Бабушка Тоня говорит, что мир полон любви. Нужно лишь оглянуться и взять кусочек от даров судьбы. Только вот как бы я ни оглядывалась, не могу разглядеть этих подарков. Неужели нужно какое-то особое заклятие, или есть что-то, чего я не знаю?

Замечаю, что в масле жарится последний пирожок. Наконец-то! Ерзаю на стуле в предвкушении сочного и ароматного завтрака.

– А разве я не права? – бурчит бабушка. – Посмотри, какая у нас Велия. Умница, красавица. Правда, худощава немного, но это не беда. Совсем скоро я отправлюсь в Воздушное Королевство, заработаю там побольше денег, вот и откормим нашу невесту, – сияет она.

– Воздушное Королевство? – влезаю в разговор без позволения матери, хотя знаю, как она это ненавидит. Я уже чувствую на себе ее пристальный, недовольный взгляд. – Когда ты уезжаешь, бабуль? Почему?

– Забыла рассказать! – всплескивает руками бабушка и ставит тарелку с пирожками на стол. – Баронесса, у которой я недавно принимала роды, порекомендовала меня в Воздушное Королевство. Буду служить знахаркой при дворе.

Я перевожу взгляд на мать и не замечаю удивления в ее глазах. Она уже все знает! На секунду мне мерещится усмешка на ее губах.

– Когда ты уезжаешь и на сколько? – повышаю я голос и встаю с места, позабыв о еде. – Можешь взять меня с собой? Ты же знаешь, как сильно я хочу быть твоей помощницей. Я буду полезной!

– Тише, – холодно произносит мать, даже не посмотрев в мою сторону.

– Ну что ты, ягодка, – смеется бабушка, – я же обещала, что однажды сделаю тебя помощницей при дворе. Я помню твою любовь к драконам! Поэтому и уезжаю. Мне нужно три-четыре месяца на обустройство, и затем я перевезу вас с мамой к себе.

Бабушка Тоня уже планирует нашу совместную и счастливую жизнь, а я в страхе ищу пути выжить с матерью. Кажется, она прочла мои мысли, поскольку ловлю на себе ее пристальный взгляд. Спустя секунду осознаю, что выгляжу как напуганный кролик, загнанный в угол.

Мать берет из тарелки пирожки и молча уходит, оставляя нас с бабушкой наедине.

– Почему ты расстроена? – шепчет бабуля, двигая тарелку ближе ко мне. – Я думала, тебя порадует новость, что меньше чем через год ты будешь жить в одном из замков Драконов. Ты же всегда об этом мечтала.

– Хочу поехать с тобой, – едва сдерживая слезы, произношу я. – Пожалуйста, возьми меня с собой. Я буду тихой и покорной. Ты даже меня не заметишь. Буду выполнять все твои поручения. Клянусь! – молю, вставая на колени и закрывая лицо руками. – Бабушка, я не смогу без тебя.

Секунда – и чувствую горячие тяжелые руки, обнимающие меня за плечи:

– Ну что ты, родная, – щебечет старушка. – Неужели боишься матери? – наконец догадывается она. – Я поговорила с ней. Она не тронет тебя.

От ее слов внутри все холодеет. Если мать теперь знает о моем страхе, то будет легче, если меня прямо сейчас поглотит лава. Это хотя бы не так больно. Я закрываю глаза и тихо всхлипываю, прижав ладони к лицу. Виски пульсируют, уши закладывает.

– Ну что ты, моя ягодка, – ласково мурлычет бабуля, крепче прижимая меня к своей груди, – все будет хорошо. – Она словно укачивает меня, гладя по спине. – Мама любит тебя, хоть иногда и не показывает этого. Она же заботится о тебе. Работает ради нас. А то, что бурчит иногда, так это от тяжелой судьбы.

Слезы иссякают, но успокоиться я не могу. Внутри бушует ураган. Кажется, сердце вот-вот пробьет дыру в груди. Я больше не голодна, но чувствую, как тошнота поднимается к горлу. Сглатываю в надежде заглушить рвотные позывы.

Бабушка замечает это и все так же тихо шепчет:

– Я уеду через два месяца. Мы с тобой еще успеем хорошо повеселиться. Я накопила денег, потому работать в поле ты не будешь. У тебя новая задача, – она продолжает водить теплыми руками от шеи к пояснице, – начнешь учиться моему мастерству. Будем вместе помогать деткам появляться на свет.

1.Черные плоды, похожие на гибрид тыквы, гороха и клубники.