Buch lesen: «Стена»
Пролог
Да воздастся каждому по вере его.
Кажется, из Евангелия.
Но я могу и ошибаться.
Даже когда нам кажется, что мы ничего не выбираем –
это тоже выбор.
Закон жизни
Fight until the last man standing.
Из американского фильма.
Расскажи мне о тех, кто устал
От безжалостных уличных драм
И о храме из разбитых сердец
И о тех, кто идет в этот храм…
Виктор Цой
Все события этой книги – вымышленные. По крайней мере, я склонен так думать. Однако, когда я слышу по радио песню «Лондон», в моей памяти всплывает залитое кровью лицо Сандера, а в ящике моего стола лежит ключ с биркой на тайском языке (правда, других документов нет – но, возможно, я их просто потерял в том безумном круговороте?). Все это выглядит очень реалистично и правдоподобно. Настолько правдоподобно, что со временем мне все более начинает казаться, что это произошло на самом деле. Тем более, что я странным образом не могу вспомнить ни одного события, относящегося к прошедшему году, кроме тех, которые описаны здесь. Если все это – вымысел, то куда же тогда делся целый год моей жизни? Почему я не вспоминаю никаких моментов, которые были бы более реальными, чем те, о которых собираюсь написать? Неужели я потратил его на выдумывание этой истории? Конечно, многие годы своей жизни я столь же благополучно не помню, и спроси меня, что происходило со мной, к примеру, в девяносто пятом – я не отвечу. Но эти-то события случились совсем недавно…
Собственно, поэтому я и пишу эту книгу – в надежде разобраться самому, было ли это на самом деле или все же каким-то непостижимым образом привиделось мне; не заслонили ли мои фантазии саму реальность. С точки зрения обычного человека все это кажется совершенно неправдоподобным. В жизни обычного человека обычно не происходят такие необычные события, а я, как все же ни крути, – человек самый что ни на есть обычный, простите за каламбур. Вот это-то и вызывает у меня сомнения в реальности происшедшего – ну не могло такого произойти со мной. Не могло. И все же…
* * *
Все началось в тот день, когда я выиграл миллион долларов.
Часть первая. Деньги
I
В тот день я выиграл миллион долларов.
На дворе стоял самый обычный вечер самого обычного летнего дня. Солнце еще и не думало опускаться к горизонту, и в окно моей гостиной, служившей одновременно рабочим кабинетом, сквозь пышную крону высокого тополя пробивались упрямые желтые лучи. За окном весело кричали и смеялись играющие дети, шумели машины, развозящие своих хозяев по домам после еще одного жаркого рабочего дня. Тихонько рычал кондиционер в окне соседа сверху, и на мой подоконник время от времени глухо падали капли воды. Словом, самый обычный вечер в тихом южном провинциальном городке. Я сидел у компьютера, проверяя почту; вентилятор внутри его громоздкого корпуса надсадно выл, жалуясь на жару.
Сперва, когда я увидел это письмо в своем почтовом ящике, я подумал, что это шутка. Или, точнее, очередное мошенничество. «Чертовы спамеры. Надо уже закрыть этот аккаунт, один спам на него валит. Давно уже надо было закрыть…»
Я не проверял этот e-mail уже недели две. На него и правда шло много спама – видимо, где-то я его неосмотрительно «засветил». Еще приходило много рассылок, на которые я когда-то подписался и многие из которых, возможно, были полезными, но у меня так и не хватило времени – или желания? – их прочитать.
Кроме того, мне не от кого было ждать писем. Все мои виртуальные «друзья», коих насчитывалось два с половиной человека, писали мне на рабочий mail. Чего греха таить, оплаченные моим разлюбезным работодателем часы я зачастую использовал совсем не в его интересах.
Итак, совершенно случайно я открыл именно этот почтовый ящик именно сегодня. Да, у этого события были причины – опять же, цепочка случайностей. Неважно. Главное, что я его открыл. Именно его, именно сегодня.
Это письмо отличалось от привычного спама. Во-первых, в нем обращались ко мне по имени. Во-вторых, адрес отправителя состоял не из бессмысленного набора букв, а из конкретного имени: «pat_smith».
В-третьих, оно оповещало меня о выигрыше миллиона долларов.
Женщина по имени pat_smith будничным деловым тоном на английском языке вполне определенно сообщала мне, что приобретенный мною когда-то в незапамятные времена билет интернет-лотереи выиграл «total sum of US$1,036,824». Сообщала так, будто это происходит с людьми каждый день, и ничего особенного в этом нет – подумаешь, миллионом больше, миллионом меньше, какая разница. Я-то уже и думать забыл об этом билете, мысленно укорив себя за очередную совершенную глупость и слегка попеняв на несправедливость этого мира и злобные происки мошенников-лотерейщиков.
И вот, откуда ни возьмись… такое счастье.
В письме, пришедшем два дня назад, с английской дотошностью сообщалось, какие действия мне следует предпринять, чтобы в кратчайшие сроки стать самым что ни на есть миллионером.
Я перечитал его снова. И снова.
Мой мозг стал рефлекторно искать различные варианты подвоха. «Так, они просят отсканировать и переслать удостоверение личности. Может, хотят подделать мой паспорт и набрать на него кредитов на этот миллион – возможно? Вполне. Тогда мне в жизни не выкарабкаться из этой ямы. Значит, пошлю им водительские права. Тоже удостоверение, но кредит на него не дадут». Не мог же я совсем не ответить на это письмо. Уж слишком оно походило на реальность. На другую реальность – ту, которая была реальностью только в моих мечтах.
На подсунутые мной права миссис pat_smith (точнее, Mrs.Patricia Smith, Best regards и все такое, как она подписывала свои письма в лучших традициях деловой переписки) отозвалась вполне благосклонно. На следующий день я снова сидел перед компьютером и слово за словом перечитывал ее ответное письмо, все еще стараясь найти подвох. Письмо гласило, что лотерейная контора, находившаяся в Англии, готова перечислить мне выигрыш «в полном размере, как только я сообщу номер своего банковского счета в России или любой другой стране мира». Подвоха, кажется, не было.
Я продолжал сидеть, тупо уставившись в монитор. Цифры 1,036,824 твердо отказывались укладываться в моей голове. Нет, не подумайте, я человек вовсе не бедный, и к своим двадцати пяти годам я уже жил в просторной «двушке» в новенькой высотке, имел вполне неплохую работу, единственным, пожалуй, напрягом которой была необходимость рано вставать, чтобы успеть на служебный автобус. Который полтора часа, трясясь и громыхая, вез меня и еще сорок человек по извилистой загородной дороге к большому химическому заводу. А вечером – обратно, только летние вечера в автобусе были особо изощренной пыткой, поскольку городок у нас южный, летом стоит влажная безветренная жара, а в автобусе не только нет кондиционера, но и с вентиляцией дела обстоят неважно – сухими сидят только счастливчики, успевшие занять места прямо под люками в крыше, а остальные молча и скрипя зубами пропитывают своим пóтом спинки неудобных сидений. Как вы, наверное, уже догадались, на улице был самый разгар лета, и к счастливчикам я никак не относился. Разве что с некоторой завистью.
До этого самого дня.
Дня, когда буквы на мониторе стали вдруг медленно и неумолимо складываться в непривычные слова. Стройные и четкие английские слова. И еще более четкие арабские цифры. Как ни крути, я должен был получить миллион долларов. И никакой подвох мне не поможет.
Один миллион тридцать шесть тысяч восемьсот двадцать четыре доллара. Этим словам трудно что-либо противопоставить.
* * *
Думаю, надо немного рассказать о себе. Как я уже говорил, я – самый обычный человек. В глубине души я, конечно, знаю, что я – совсем не обычный, а особенный, и иногда даже даю об этом понять окружающим, которых-то и считаю обычными. Мне двадцать пять, но выгляжу не больше чем на двадцать – двадцать два: наверное, из-за моего худощавого телосложения и совершенного нежелания одеваться в брюки со стрелочками и классическую рубашку, думаю я. Временами это меня даже раздражает. В действительности я считаю себя не по годам мудрым, взрослым и много знающим об этой жизни. В мечтах я вижу себя солидным мужчиной среднего возраста, богатым и обаятельным – словом, героем голливудских фильмов. Я люблю читать эзотерические книги и модные романы, люблю смотреть романтические комедии и мелодрамы с хорошими актерами, правда, при просмотре оных частенько протекаю слезами. Поэтому и предпочитаю смотреть их в одиночестве. Не мужское это все же дело – плакать. Голливудские мужчины не плачут.
Работаю я на заводе, попасть на который в нашем городе непросто – только по блату, или, выражаясь литературно, – по хорошему знакомству, ибо это одно из немногих мест, где относительно хорошо платят. С этой позиции меня можно назвать успешным, мои родители для этого хорошо постарались. Сам я особых успехов на работе не достиг, и должность моя, как и собственно работа, оставляют желать много лучшего. Работа спокойная, офисная, и потому жутко скучная. Когда я впервые пришел на это место, мне, конечно же, было безумно интересно, я даже проявил некоторые свои «многогранные способности» (как потом написали в моей характеристике), выполнив одно масштабное и срочное задание. Заработал себе небольшое повышение.
Только спустя месяц-другой мой энтузиазм несколько угас. Да что там – пропал начисто. И теперь я уже четвертый год коротаю однообразные дни, перебирая бумаги, читая украдкой книги с монитора компьютера, переписываясь по электронной почте, зевая и глядя в квадрат окна девятого этажа, в котором висят редкие облака, словно пришпиленные канцелярской кнопкой к неизменно голубому небу южной провинции. Честно говоря, даже эти облака меня уже достали.
Друзей у меня нет. Я вообще не очень-то схожусь с людьми. Одних – «обычных» – считаю ниже себя, и слегка так презираю; других – «успешных» – выше себя, и тоже слегка презираю. Нет, «презираю» – неверное слово; скорее, я просто отношусь к ним с повышенной осторожностью, как к тиграм в клетке – главное, не приближаться слишком близко, и тогда они никак не смогут тебя тронуть. Каждый зверь – в собственной клетке, за собственной решеткой. Ходит там, скалит зубы, рычит, но пока держишься от него на достаточном расстоянии, все это производит не больше впечатления, чем боевая стойка загнанного в угол котенка – смешно, да и только. Не знаю, почему у меня сложилось такое отношение к людям. Наверное, это у всех так. Я над этим особо не задумывался.
Конечно, у меня есть куча знакомых, и даже были когда-то те, кого я считал друзьями, но почему-то никогда им об этом не говорил. Никогда не думал, сколь много эти немногие люди для меня значат. Словом, не особо-то ценил тот бесценный дар дружбы, которым одарила меня судьба. Наверное, считал это само собой разумеющимся. Все эти люди теперь растворились в туманном болоте времени: кто-то уехал покорять столицу, кто-то – просто исчез из моего поля зрения. Нашли себе другую компанию, может быть. Многие уже женились, большинство из них – развелись. Я же считаю женитьбу чем-то таким… ограничивающим. Добровольным обрезанием своих крыльев. Потому и не женился. Как будто есть что обрезать…
Хотя девушки у меня, конечно, были, с тремя из них я даже встречался годами, видимо, боясь потерять найденное с таким трудом – мне ведь непросто сходиться с людьми, помните? Но спустя время страсть охладевала, вы знаете, как это бывает. Когда вместо мысли «ура, сегодня будет секс!» приходит «ооо, опять что ли секс…». Когда начинает раздражать то, что раньше вызывало щенячий восторг. И спустя еще какое-то время все как-то само сходит на нет, и уже даже не ясно, кто кого бросил и кто от кого ушел.
Ну вот таков вкратце мой словесный портрет. Таким я был до того дня, когда все вдруг собралось измениться.
* * *
Один миллион тридцать шесть тысяч восемьсот двадцать четыре доллара.
Честно говоря, меня охватил страх. Я не знал, как мне на это реагировать, поэтому мой мозг избрал наиболее привычный для себя способ – испугаться. Воображение услужливо рисовало многочисленных демонов, желающих непременно откусить кусок моего столь желанного пирога – банки, налоговые инспекторы, братва… Наверное, людям должно быть свойственно в такие моменты прыгать, кричать, хохотать, обнимать своих родных и излучать гормоны радости в межпланетное пространство. Но мне это почему-то не пришло в голову. Я еще не понял, что теперь обрел долгожданную свободу – свободу от нелюбимой работы, от подъемов в шесть утра, от опостылевшего автобуса, шпилей заводских труб, протыкающих бесплодное небо над бесплодной землей, от серых офисных стен, лицемерных начальников, скучающих сослуживцев… Свободу от безденежья, от страха купить слишком дорогую вещь, потратить слишком много на вечеринке, от страха говорить людям все, что о них думаю, и главное – от сознания собственной неполноценности. Нет, тогда я обо всем этом еще не думал. Я думал о том, что у меня появились новые проблемы.
В ту ночь я долго не мог заснуть. Не помню, спал ли вообще. Наверное, все-таки спал, потому что в шесть часов моему будильнику удалось осуществить свой злобный план по вырыванию меня из мира спокойствия и забвения. Деньги я еще не получил, вспомнил я, поэтому надо идти на работу. Идти на работу. Идти-на-работу. Я сжал зубы, сосчитал до десяти, перевалился набок и тяжело поднялся с кровати.
* * *
Первым делом мне предстояло найти банк, которому, во-первых, можно доверять, и который, во-вторых, берет фиксированную сумму за денежный перевод. Потому что тот один процент, который берет большинство банков, в моем случае выливался в десять тысяч долларов! «Да за такие деньги я пешком этот миллион из Англии принесу!», подумал я, хотя мысль эта не имела ни малейшего смысла: из-за ограничений по ввозу валюты в страну мне пришлось бы совершать этот променад раз сто, как раз до конца жизни. Но сейчас мне было не до поисков смысла – надо было спасать свои деньги.
Наконец, после нескольких телефонных звонков, банк был найден. Я отпросился с работы, и с замирающим сердцем поехал в обратный путь, в город. Теперь мне предстоял второй, самый скользкий пункт моего плана – сделать так, чтобы о моем выигрыше не узнал никто, и, в частности, налоговая инспекция. Потому что когда я прочитал, что мне предстоит отдать ей триста пятьдесят тысяч моих кровных долларов только потому, что какой-то дядя в пиджаке считает это правильным, меня чуть не хватил удар. И я твердо решил, что никому свои деньги ни отдам, ни за что. Тем более – аморфной ненасытной массе под названием «государство». «Нет уж ребята, живым меня не возьмете!».
– Добрый день, – натянув самую очаровательную из своих улыбок, пропел я молоденькой девушке за стойкой операционного зала. Наверное, стажерка какая-нибудь. Она посмотрела на меня с интересом, видимо определяя, к какой категории клиентов я отношусь.
– Добрый день, – отозвалась девушка, выбрав наконец улыбку «для студентов и пенсионеров». Я окинул взглядом помещение и понял, что обстановка совершенно не располагает к конфиденциальной беседе; я почувствовал, как на лбу появились капельки пота, и нервно сглотнул. Наклонившись к ней поближе, я попытался смоделировать доверительный тон:
– Вы знаете… (взгляд на бэджик), Наташа, я бы хотел открыть у вас счет.
– Пожалуйста, ваш паспорт. – Наташа чуть отстранилась и открыла ящик письменного стола. – Какого рода счет вам необходим?
– Вы знаете, – еще более низким тоном повторил я, так что она чуть склонила голову, напрягая слух, – мне должна прийти крупная сумма из зарубежного банка. – Ее глаза слегка расширились. – Очень крупная, – на пределе слышимости, но твердо произнес я, мигом вспотев от макушки до пяток. – И… я хочу, чтобы об этом никто не узнал.
Капля пота скатилась с брови, обогнув глаз, на спринтерской скорости преодолела щеку и предательски громко стукнулась о деревянную стойку. Тут я сообразил, что вид взгромоздившегося на стойку обильно потеющего юноши с сумкой через плечо вызывает повышенное опасливое внимание у населения операционного зала, и поспешно одернул себя.
Тем временем глаза Наташи расширились еще больше и растерянно забегали из стороны в сторону, как солнечные зайчики по стене; рука ее так и застыла над открытым ящиком стола, как будто там была змея. Мой вопрос явно выходил за рамки обязанностей, прописанных в ее должностной инструкции.
– Т-т-то есть как? – Я понял, что надо брать быка за рога, пока он еще тепленький:
– То есть так, – гораздо увереннее ответил я, быстро написал на бумажке «500$» и как ни в чем не бывало протянул ее Наташе. Глаза ее стали совсем круглыми, рука медленно опустилась в ящик, да так там и осталась, став, наверное, жертвой призрачной змеи – грозы письменных столов.
– Я… я не знаю…
– Понял, – ответил осмелевший вдруг я. – Как мне пообщаться с вашим начальником?
– С-сейчас… – она судорожно выдернула воскресшую руку из плена коварного ящика и стала набирать телефонный номер. Я тем временем скомкал бумажку с недвусмысленными цифрами и вытер ею остатки пота на лбу.
– Надежда Алексеевна, это Наташа, не могли бы вы подойти, тут клиент с вами лично поговорить хочет, – пролепетала девушка, жалобно глядя на свое скомканное счастье. Я отправил бумажку в урну.
Надежда Алексеевна оказалась молодой и симпатичной, но очень уж деловой женщиной в очках в тонкой стильной оправе. «Да, тут договориться будет непросто», – подумал я. Но невесть откуда взявшаяся уверенность более не собиралась меня покидать.
– Да, что вы хотели? – четко поставленная дикция человека, умеющего улаживать любые споры.
– Я бы хотел пообщаться с вами с глазу на глаз. – И тут только меня осенило, каким же дураком я был. Надо было по телефону договориться с ней о встрече и обсудить все за пределами банка, или в ее личном офисе, чтобы не привлекать внимание лишних людей, и уж точно не после того, как я предложил взятку ее подчиненной. Теперь она точно не согласится на мое предложение – это будет означать конец ее карьеры. Эта женщина явно не глупа и все сразу же поймет.
– Хотя…извините, я передумал. – Я смущенно улыбнулся, повернулся и быстрым шагом, не глядя по сторонам направился к выходу из офиса. В зале стояла тишина.
* * *
Выйдя на улицу, я тут же поймал такси и направился в другой банк – запасной вариант, оставленный мною на случай, если в первом что-то пойдет не так. Времени до закрытия оставалось мало, и я спешил. Спешил и нервничал. Потому что опоздание с открытием счета означало бы для меня целый потерянный день, который мне пришлось бы снова провести в этой «старой» жизни, целый день отсрочки моего всепоглощающего счастья… Я и так уже слишком долго терпел. Все свои двадцать пять лет я постоянно ждал чего-то, какого-то счастливого будущего, которое вот-вот должно было наступить, да все никак не наступало. Больше я терпеть не собирался.
Таксист привез меня в банк за полчаса до закрытия. Теперь я был умнее: сразу направился к начальнику операционного зала, и после непродолжительной беседы в его кабинете за закрытыми дверьми мы сговорились на тысяче долларов. Тысяча долларов – и никто не узнает о моем миллионе. Игра явно стоит свеч.
Я с трудом скрывал свое ликование, пока шел к выходу из банка. Если бы существовал чемпионат мира по радости, я бы однозначно занял в нем первое место, опередив всех соперников с большим отрывом. Мой мозг выдавал на ура мелодии неизвестных мне песен, а ноги были готовы в случае необходимости донести меня до небес одним прыжком, если бы мне вдруг захотелось воспарить на облаке. Все встречавшиеся мне люди награждались самой лучезарной улыбкой, какую только позволяли приличия. Казалось, что таким счастливым я не был никогда.
* * *
Только сейчас я понемногу начал приходить в себя. Проблемы улаживались, мозг освобождался от страхов и фантомов, и передо мной начала брезжить моя будущая жизнь. Именно так – брезжить, как свет в конце тоннеля. Только конец этот был уже не в неопределенной дали, а здесь – в кармане, на карточке с заветным номером счета. Это ощущение невероятной близости свершения самой несбыточной мечты понемногу росло, все быстрее и быстрее, пока вдруг не переполнило меня ярким светом безумной радости – такой безумной, что я буквально чувствовал, как эта радость подбрасывает меня в воздух с каждым шагом, и, готовая уже разорвать на кусочки, застряв где-то в районе дыхательных путей, вдруг изливается внезапным хохотом, тут же переходящим в рыдания и всхлипы, и снова в хохот; как эта радость заставляет меня упасть на колени, и плакать, кричать, смеяться и бить кулаками по земле, лишь бы выплеснуть свое бездонное счастье, пережить его, и не умереть; чтобы вновь прийти в то благословенно спокойное равновесие, которого я так старался достичь всю жизнь и которое так ненавидел, как только достигал.
Освободившееся от страха воображение в приступе бескрайней эйфории рисовало мне картины меня-будущего, но такого близкого; меня-лучшего, меня-высшего, меня-художника, меня-тусовщика, меня-прожигателя жизни, просто Меня. Я был уже другим, и никогда уже не смог бы стать собой-прошлым, как сев однажды за руль дорогого европейского седана, никогда больше не возжелаешь быть водителем отечественной машины.
Воображение тут же уцепилось за слово «машина» и выдало мне на-гора замечательные картинки меня за рулем «лексуса», «линкольна» и даже «бентли». Я с достоинством погружался в объятия мягкого кожаного сиденья, гладил шикарный руль и гладкий красного дерева рычаг автоматической коробки; с легким чувством превосходства взирал на мир через тонированные стекла, наслаждаясь прохладой кондиционированного салона; на сиденье рядом расположила свои длинные ноги шикарная блондинка, на мне появился костюм от Феррэ и сорочка от Армани…
Усилием воли я вытащил себя из своего блестящего будущего. «Есть у нас еще здесь дела», – всплыла вдруг фраза из песни, которую я очень любил когда-то. Я взял себя в руки, окинул надменным взором замерших с открытыми ртами прохожих и двинулся вперед. Многое еще предстояло сделать…
* * *
Я решил распределить деньги следующим образом. Одну часть – триста тысяч – вложить в инвестиционный фонд, чтобы получать солидный доход; сто тысяч оставить себе на покупки, а с остальными шестьюстами пока повременить. Просто я на данный момент не представлял, куда можно израсходовать такую огромную сумму. Точнее, конечно же, представлял: я мог купить тот самый «бентли», который всегда считал символом «настоящей жизни»; приобрести небольшую виллу на побережье Средиземного моря, где я еще ни разу не был, с белыми стенами, полами из натурального дерева и окнами во всю стену, выходящими в густой сад, на который можно глядеть и никогда не наглядеться; на это ушли бы почти все деньги, а остаток я потратил бы на обучение мастерству художника, которым когда-то хотел стать… Но я просто не мог так безответственно растратить такую огромную сумму. Надо было подумать и о родителях-пенсионерах, хотя я мог бы оставить им свою «двушку», продав которую, можно было бы неплохо жить несколько лет даже без моей поддержки; надо было подумать и о том, на что я сам буду жить, когда закончатся выигранные деньги. И потому воплотить свои самые вожделенные мечты не представлялось возможным. Да и какой из меня к черту художник… с виллой и на «бентли»… смешно!
* * *
Через три дня, когда я все еще торчал на работе, мой мобильник зазвонил.
– На ваш счет поступил денежный перевод, – вымуштровано-бесстрастным голосом произнесла девушка из банка. – Один миллион тридцать шесть тысяч восемьсот двадцать четыре доллара.
На этой фразе ее голос дрогнул. В этом чуть заметном изменении тембра, вызванном самопроизвольным сокращением голосовых связок, как будто записалась вся ее жизнь, не стоившая и десятой части этой суммы, все ее несбывшиеся надежды и бесконечные исступленные ожидания, которые сполна выражались только что произнесенными ею словами.
Мне почудилось, как будто меня ударили кулаком в грудь. Сердце бешено заколотилось, всё вокруг внезапно расплылось и затанцевало в своем собственном, странном и неподвластном мне ритме. Клавиатура компьютера уплыла куда-то вправо и вдаль, шкафы для документов обнялись друг с другом и принялись вальсировать по кабинету, монитор подпрыгнул и задергался в ритме брейк-дэнса.
– Хорошо, – промямлил я и не без труда положил мобильник на норовивший отпрыгнуть в сторону стол, забыв отключить связь. Из трубки задребезжали еще какие-то слова, но они меня уже не интересовали.
Я сидел на стуле, не ощущая его, а окружающий мир продолжал свой безумный хоровод. Мысли покинули мою голову и унеслись в какое-то более подходящее для них место, оставив меня, почти бесчувственного, наедине со взбесившейся мебелью. Стены офиса, видимо не выдержав подобного зрелища, изогнулись под нелепым углом и раздвинулись в стороны, будто раздираемые неведомой силой. Силой денег. Силой свободы.
Все. Это произошло, и обратного пути нет. Я вдруг остро ощутил внезапную ностальгию по той жизни, которую стремительно терял: по спокойствию тихого офиса, куда каждый день ковылял старенький автобус и где платили не очень большую, но стабильную зарплату, позволявшую мне делать себе маленькие сюрпризы и иногда даже осуществлять мои скромные мечты; по книгам, которые любил перечитывать, воображая, как все описываемые автором события происходили бы со мной, и каждый раз давая себе зарок начать с завтрашнего дня новую жизнь; по тому безымянному ощущению, что четко отграничивало те вещи, которые могли бы стать моими, от тех, о которых мне дано было лишь мечтать. Все в голове смешалось и поменялось местами, и вот уже то, что раньше было сказкой, стало реальностью – только руку протяни, – а все, для чего я работал, все мои планы и вся моя с грехом пополам построенная, более-менее сбалансированная жизнь – вдруг утратила смысл. Как будто внезапно исчезло земное притяжение, и я растерянно воспарил посреди пришедших в неописуемый хаос броуновского движения вещей, неуклюже болтая руками и ногами в тщетных попытках восстановить утерянный порядок окружения и свое собственное положение в нем. А это окружение тем временем, плавно вращаясь, продолжало уплывать от меня, как будто осознав свою скоропостижную ненужность. Я был словно эпицентром Большого взрыва внутри моего собственного сознания. Мне предстояло строить мою новую Вселенную. Или, скорее, наблюдать за ее формированием в хаосе бесконечного созидательного разрушения…
Я медленно приходил в себя. Стены и предметы плавно возвращались на подобающее им место, как усталые тусовщики разъезжаются по домам после полуночной вечеринки. И вот вроде бы уже все на своих местах, как будто ничего и не происходило, как будто бы Вселенная не взорвалась и не построилась снова. Вроде все как было. Но что-то изменилось. Я не мог понять, что именно. У меня появилось отчетливое ощущение, что все предметы вокруг вдруг стали иллюзией, утратили свою суть, свою внутреннюю настоящесть, которая только и оправдывала то существование, которое они вели.
Я попытался стряхнуть наваждение, и оно отступило, спряталось в темный угол где-то в глубине подсознания, как коварный зверь. Для меня пришло время действовать.
Я поднялся со стула, вышел на середину комнаты и застыл там. Сотрудники прервали свои привычные разговоры и с удивлением уставились на меня.
– Я ухожу. В смысле, совсем. Больше не буду здесь работать.
Я внимательно посмотрел каждому в глаза, повернулся и в полной тишине вышел. Таков был момент моего триумфа.
В кабинете начальника все в той же тишине я написал заявление об уходе. Тишина как будто как приклеилась ко мне на какое-то время, всем своим видом показывая, что так себя здесь не ведут, просто так, по собственному желанию отсюда никто не уходит.
Нет, конечно, меня здесь никто особо не любил, да и глупо было бы этого ожидать. Здесь вообще никто никого не любил, и это было в порядке вещей. Каждый втайне мечтал вырваться из этого болота, найти наконец свое призвание, или хотя бы дорасти до начальника, чтобы не так обидно было продавать свою жизнь. Но стать начальником везло немногим – в основном блатным либо тем, кто лучше всех умел перегрызать глотку другим. А просто уйти никто, конечно же, не решался. Но как раз потому, что и другие не решались, соблюдалось определенное равновесие, позволявшее никому не чувствовать себя трусом. По крайней мере, не трусливее остальных. Я нарушил это хрупкое равновесие.
Конечно, я сохранил причину своего ухода в тайне. Пусть себе думают, что хотят. Строить догадки – это любимое человеческое занятие. Особенно строить догадки, чтобы оправдаться, почему все идет не так, как хочется. И почему жизнь не удалась. Ну что ж, теперь у них будет о чем поговорить, по крайней мере на неделю. Потом чувство зависти и собственной никчемности притупится – естественная защитная реакция, чтобы не довести себя до самоубийства, – и все войдет в норму. Так бывает всегда. Только я к этому более не имею отношения.
По дороге домой, в автобусе, наполненном оживленно что-то обсуждающими людьми, чувство всепоглощающего одиночества вдруг заполнило меня до краев. Я больше не часть их мира. Хотя, собственно говоря, таковым себя никогда и не чувствовал. Теперь мне нужно заново строить свой собственный мир, где все будет по моим, моим личным законам. И этому автобусу в моем мире не место.
* * *
Я улыбнулся, заметив, как изменилось лицо девушки-операционистки при взгляде на сумму платежа.
– Да, я желаю перечислить триста тысяч долларов на счет этого инвестора. Деньги должны работать, правда?
– Конечно. Конечно, – как будто пытаясь неизвестно зачем сама себя в этом убедить, ответила девушка, пряча взгляд в бумагах.
– И сто тысяч на мою «визу», пожалуйста.
– Сейчас.
– А шестьсот пусть пока побудут у вас на депозите, – мне доставляло неизъяснимое удовольствие издеваться над ее завистью. «Что, думаешь, везет же людям? Тоже хочешь миллион? Все хотят! На вот, почувствуй, как звучат эти волшебные слова, почувствуй их сладкий вкус, посмакуй его… Мечтаешь, да? Мечтай, мечтай…»
Во второй раз я покидал банк с чувством полной победы на всех фронтах. Это чувство постепенно становилось моим постоянным спутником, и я начал к нему привыкать. Мне больше не хотелось прыгать, орать и бить кулаками о землю – нет, я вышагивал с гордо поднятой головой, походкой человека, для которого нет ничего невозможного, и потому безмерно собой довольного.
Я вышел на улицу и остановился на полированных мраморных ступеньках у входа в банк. Погода была замечательная. Высоко в чистейшем голубом небе без единого облака летали, веселясь, маленькие силуэты птиц. Воробьи или ласточки, а может, еще кто-то, отсюда было не разобрать. Автоматические поливалки с размеренным шипением брызгали переливающейся на солнце радугой траву в аккуратных газончиках. Чуть заметный ветерок слегка массировал ветви деревьев, и они удовлетворенно покачивали своими листьями в такт его расслабляющим движениям. На улице, как всегда в час пик, замерли в молчаливом ожидании машины, и потные водители, высунувшись из открытых окон своих обездвиженных железных коней, вполголоса обменивались недовольством. По тротуару обыденно спешили куда-то самые разные люди, схожие между собой выражением усталой спешки на лицах. «Все как обычно, – подумал я, – только в одном отличие: у меня на счету лежит миллион долларов». Я улыбнулся яркому солнцу и своим мыслям, спустился с лестницы и поймал такси. Сегодня прекрасный день для начала новой жизни.
