Buch lesen: «Лагерь»

Schriftart:

Благодарности

Автор выражает глубокую благодарность тем, кто помог при написании этой книги: Васильевой Наталье Владимировне – Генеральному директору Всероссийского кинофестиваля-форума «Бумеранг», которая пригласила автора в «Орлёнок», ставший прототипом Лагеря, а также ребятам-бумеранговцам, послужившим прототипами героев этого романа; Сергею Брюхачёву, с позволения которого прекрасные стихи его были вложены в уста моего героя, поэта Льва Махалова; Лапиной Юлии Викторовне ― ведущему библиографу СПбГБУК «МЦБС им. М. Ю. Лермонтова» за помощь в подборке материалов по Кровавому воскресенью; Наталье Николаевне Барминой ― замечательному историку, чьи лекции помогли при написании глав о 1-й русской революции; экскурсоводам Государственного литературно-мемориального природного музея-заповедника А.С. Пушкина «Болдино»; экскурсоводам Государственного музея истории Санкт-Петербурга экспозиции «Истории Санкт-Петербурга ― Петрограда. 1703-1918» (Комендантский дом); Татьяне Мельниковой-Лавреновой за экскурсию по Санкт-Петербургу ― местам, по которым шли герои.

Вместо предисловия

Глубоко под землёй, в бункере, вокруг овального, инкрустированного перламутром стола сидели четыре мужчины, в образе которых кто-то да и признал бы Петра Чайковского, Дмитрия Менделеева, Михаила Ломоносова и Антона Чехова. Эта была необычная четвёрка, которая жила давно, много знала и всё понимала про этот мир. Но вот уже несколько лет они безуспешно решали головоломку, которая не давала им покоя ни днём ни ночью. Они понимали, что их высокоструктурированный мозг всякий раз, когда подходил к разгадке, сталкивался с глухой стеной. В ней не было даже маленькой щёлочки, зацепившись за которую, можно расковырять всю стену. Вот почему они были мрачны и неразговорчивы.

И тогда тот, кто очень походил на Чехова, предложил:

– Без свежей крови не справимся.

Похожий на Ломоносова, сняв свой парик и вытерев им вспотевшую шею, резко воскликнул:

– Где же её взять?

Подобие Чайковского обвёл взглядом присутствующих и ответил:

– Где и всегда ― в навозе.

Все на него удивлённо посмотрели, а Пётр Ильич лишь подтвердил свою мысль:

– Именно оттуда, откуда сами.

Человек, напоминающий Дмитрия Менделеева, подняв тонкий палец кверху, заключил:

– А ведь отличная идея! Могу организовать через Министерство образования Всероссийский конкурс. Возраст? ― сам себя спросил химик. ― 14-15, не меньше и не больше. Самый творческий.

Его идею подхватил драматург:

– Изолируем ото всего мира и выкачаем из них ресурсы.

Композитор заметил:

– Но это будет кровавый эксперимент.

– Справятся, ― отрезал сомнения химик.

Драматург поинтересовался:

– Эксперимент будет построен на соперничестве, соревновании?

Все задумались. Человек, напоминающий Ломоносова, прервал молчание:

– Нет. На банальной скуке.

– Гениально! ― подхватил Пётр Ильич, и все зааплодировали.

Антон Павлович в заключении сказал:

– Предлагаю наш проект назвать «Лагерь».

Все поддержали.

Глава 1

Великие не умирают

Если бы мне кто рассказал подобную историю, то я или не поверил бы, или покрутил бы этому человеку пальцем около виска, или просто посчитал его сумасшедшим. Но эта история, на счастье или на несчастье, произошла со мной. А себе я привык доверять. Поэтому расскажу вам всё, как было на самом деле, без прикрас и вымысла. Как говорится, за что купил ― за то и продал. Началась же эта история в самом конце учебного года, за две недели до моего четырнадцатилетия.

Уже шесть лет как я занимаюсь классической гитарой. После уроков в обычной школе без всякого предчувствия я пришёл в музыкалку, не успев забежать домой, чтобы пообедать. В этот день я с преподавателем готовился к переводному экзамену: отрабатывал крещендо и диминуэндо в «Пьесе в стиле фламенко» Ларичева.

За окном во всю цвела поздняя весна ― моё любимое время года. Уже отцвели берёзовые бруньки. Омытая майскими грозами природа успокаивалась, давая отдохновение аллергикам вроде меня. И вообще, вокруг разлилось то, что в народе называют благодатью.

Но в музыкальном кабинете было душно. Я хотел поскорее покончить и с Ларичевым, и с гаммой, и техническими вопросами и пройтись по нашему сосновому парку: послушать звуки взрывающихся почек, поглазеть на юную свежую зелень, вдохнуть всем своим существом запах сирени. Но я сидел, точно пыль, прибитая дождём, на чёрном потрёпанном стуле, нога моя стояла на чёрной затоптанной подставке, чёрные ноты, словно издеваясь, корчили мне свои гримасы, а мой чёрный ремень предательски впился в мой урчащий живот. И в этот самый момент кто-то аккуратно постучал в дверь.

На пороге появился высокий мужчина зрелых лет. У него была абсолютно белая, аккуратно зачёсанная шевелюра, абсолютно белая, идеально ухоженная борода, пронзительные, глубоко посаженные тёмные глаза, впечатляющий лоб с большими лобными буграми. Но поразительнее всего была одежда. На нём был чёрный в пол кожаный блестящий плащ, подхваченный таким же ремнём, на бляхе которого рисовался череп Адама. В руке мужчина держал непривычную для нашего времени трость с изящной формы рукоятью. Из-под плаща выглядывали мягкие, по всей видимости, удобные, ручной работы туфли. Я не совсем внимательный человек, но все эти детали мой мозг отсканировал мгновенно. Было предчувствие, что с этим челом мне придётся не раз иметь дело.

При виде незнакомца Татьяна Владимировна, мой преподаватель, так и расплылась в улыбке, которую я на ней никогда не видел. Мужчина галантно кивнул и сказал:

– Сударыня, прошу прощения за вторжение и прерывание занятия. Урок ― это священно! Ни один человек в мире не может и не должен нарушать его ход, как и ход времени. Но у меня на то столь важная причина, что я вынужден пойти на это преступление.

– Что Вы, что Вы, Пётр Ильич, не беспокойтесь, тем более, что мы уже заканчиваем, ― отозвалась Татьяна Владимировна, всё это время сидевшая, будто заворожённая.

– Ваш ученик, Владимир Русов, выиграл конкурс сочинений «Россия будущего». Я должен вручить ему пригласительный билет в Лагерь, ― при этих словах мужчина протянул мне конверт и добавил: ― Очень надеюсь, что Вы, Владимир, примете правильное решение. ― Затем обратился к Татьяне Владимировне: ― Ещё раз прошу прощения. ― И, поклонившись, вышел.

Татьяна Владимировна как сидела с блаженно-замороженной улыбкой, так с ней и осталась. Я подошёл, поводил перед её лицом рукой, пощёлкал пальцами около ушей, проверяя рецепторы, и спросил:

– Кто это был?

Татьяна Владимировна перевела взгляд от двери на меня и удивлённо спросила:

– Ты разве не понял? Это же Чайковский!

Я вытаращил на преподавателя глаза и, понимая, что кто-то из нас спятил, сказал:

– Если Вы о Петре Ильиче, то он скончался ещё в 1893 году, если мне память не изменяет. А сейчас за окном 2021. Нестыковочка, Татьяна Владимировна.

– Глупый мальчик, великие не умирают!

Тут уж я не выдержал и с возмущением огрызнулся:

– Я понял ― это розыгрыш, правда, неудачный, потому что я хочу есть, мне надо готовиться к ВПР по алгебре на завтра и доучить Ларичева, которого, я надеюсь, по дороге домой не встречу.

– Может и встретишь. Он умер недавно, в 2013 году. И обязательно поезжай в Лагерь.

– В какой Лагерь? ― выходя из оцепенения от последних слов, спросил я.

– В тот, в который тебя пригласил Пётр Ильич. Может быть, это будет самое лучшее в твоей жизни…

Я вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Глава 2

Встреча

На восьмой платформе Курского вокзала собралась огромная толпа из отъезжающих и провожающих в Лагерь людей. В страшной сумятице мама Володи Русова кидалась от одного вагона к другому, пытаясь выяснить у туроператоров «Подсолнуха», в какой вагон определили её сына. Двухэтажный поезд «Москва-Туапсе» был безучастен к происходящему, поэтому высокомерно посматривал на суетившихся. За пять минут до отправления началась посадка. Сопровождающий ребят парень, в зелёном галстуке, начал выкрикивать фамилии сочным басовитым голосом. Мама Володи в который раз напутствовала сына:

– Веди себя прилично. Раз в неделю у вас будет возможность звонить домой ― звони, я буду ждать. Почаще купайся ― не протухни. Подстирывай вещи ― с девочками ведь будешь общаться. Одеколон и дезодорант положила. И не вздумай устраивать сухую стирку, как в «Артеке»: грязное бельё в шкаф и туда дезиком. Додумался.

– Я весь отряд такой стирке научил. Мы пахли лучше всех в лагере, ― шёпотом заметил Вова, улыбаясь.

И тут раздалось:

– Русов!

– Я! Здесь! ― громко отозвался Володя так, что мама вздрогнула.

Вдвоём они начали пробираться сквозь толпу. Вова взлетел в вагон. Сопровождавший ему вслед крикнул:

– А маму поцеловать?

– Всё нормально. Иди. Устраивайся. ― Мама махнула сыну рукой, и оба улыбнулись друг другу.

В купе уже сидела девушка. Она была примерно того же возраста, что и Володя, но выглядела устрашающе. Полголовы было выстрижено наголо, а вторая половина окрашена в ядовито-розовый цвет. Уши, нос, нижняя губа были проколоты. «Наверное, и на языке прокол, ― подумал Володя, ― точно ЛГБТшница. Чтоб их…». Но виду не показал, постарался разговаривать дружелюбнее: целые сутки ехать.

– Привет! Кажется, я буду твоим попутчиком, ― сказал и одновременно засунул под нижнюю полку свою дорожную сумку, с раздувшимися бесформенными боками.

Девушка промолчала.

– У меня 6-е место. Верхнее, ― стараясь быть как можно более естественным, сообщил Вова.

– Верхнее займу я, ― вызывающим тоном, не терпящим возражения, заявила бритоголовая.

– Окей, как хочешь, я не против. Считается, что нижнее элитное, так сказать, но, если ты хочешь сверху, я уступлю даме ― проблем нет.

– Какая я тебе дама? Ты эти мужланские приколы брось! У нас равноправие, если что. Ты не в курсе? ― Бритоголовая вызывающе посмотрела на Вову.

– Как скажешь, я только «за», ― Вова постарался ретироваться и тут же понял, что со стороны выглядит, как щенок, виляющий хвостом перед своим хозяином. Обстановку разрядила появившаяся в дверях купе девушка.

«О чёрт, ― ругнулся про себя Володя, ― я тут с бабами, что ли, до конца дороги буду куковать. Эта тоже из партии независимых?» Парень пристально посмотрел на новенькую. «На ЛГБТшку не похожа. Может, из адекваток?»

– Всем привет! Я Оля. А вас как зовут?

– Привет! Меня Володя зовут. Ты сама чемодан закинешь наверх?

– А у нас рыцари перевелись? ― Ольга засмеялась бубенчатым голосом.

– Тебе повезло. Остался последний. Он перед тобой. ― Легко схватив тяжёлый чемодан, Володя забросил его на антресоль купе, воскликнув: ― Вуаля!

Ольга развела руками:

– Там же мои вещи, в которые я хотела переодеться.

Володя понял, что поторопился с помощью, взлетел на нижние полки буквой «л» и поставил чемодан перед девушкой.

– Вуаси!

– Иваси! ― прокомментировала бурную Володину деятельность розоголовая.

«Хорошо, что так срифмовала, могло быть и хуже», ― подумал Вова.

– Меня, кстати, зовут Ксюша. Я из Саратова. А ты? ― полностью игноря Вову, спросила она.

– Я из Ярославля. Володя, а ты? ― присаживаясь рядом с Ксюшей, поинтересовалась Ольга.

– Я из Жуковского, ― выпалил Володя. ― Слышали о таком?

– Первый раз слышу, ― отворачиваясь к окну, пренебрежительно заметила Ксюша.

– Что ты! Это легендарный город! У нас проводят МАКСы ― это шоу самолётов. Да и сами самолёты разрабатывают, испытывают их, ― всё больше воодушевляясь, заводился Вова.

– Какие-такие самолёты? Ты МС-21 называешь самолётом? Да ни одно уважающее себя государство это корыто с крыльями не купит.

Вова только хотел было возразить, как дверь купе отворилась и на пороге появился долговязый парень с толстым рюкзаком за плечами. Он улыбнулся так по-детски широко и открыто, что девушки в ответ ему заулыбались.

– А меня к вам направили. Всем привет! Меня зовут Лев, но я травоядный.

– Веган, что ли? ― морщась, спросил Вова.

– Ага! ― восхищённо ответил Лев. ― Животных не ем, мне их жалко.

«Блин, ну и компания. А я затарился на дорогу тушёнкой. Где мне её есть?» ― подумал Вова, а вслух спросил:

– Ты откуда, Лев?

– А ты не знаешь, где водятся львы? ― ехидно спросила Ксюша.

– Я из Москвы! ― гордо заметил Лев. ― Из самого сердца нашей родины.

– Из Кремля? ― иронично подковырнул Вова.

– Точно!

Все вытаращили глаза на Льва.

– Да шучу. Из Домодедово.

– Ещё один лётчик, ― кивнув в сторону Вовы, заметила Ксюша.

Поезд нехотя тронулся. Молодежь замахала руками родителям, которые во все глаза смотрели на своих чад. Через час к кое-как познакомившейся компании в купе заглянул парень в зелёном галстуке, сел рядом со Львом.

– Меня зовут Олег, я буду вас сопровождать до Лагеря и обратно. Присаживайтесь поудобнее. Скоро вас покормят обедом. Если что надо ― я на первом этаже, как раз под вами. Да, биотуалеты работают в круглосуточном режиме. Большая просьба: не кидайте в унитаз посторонних предметов.

– Так в унитаз обычно только посторонние и выбрасывают, ― резонно заметил Вова.

– А ты ещё и острячок? ― иронично спросила Ксюша.

– Эх ты, да у вас тут высокие градусы. Не шипите! Вы даже не представляете, какие вы счастливчики! ― Олег похлопал Вову по плечу и вышел.

– Зашебись! Я никогда ещё себя не чувствовала такой счастливой, как в компании этих недоносков, ― кивнув в сторону парней, заявила Ксюша, обращаясь к Ольге.

– Поверь мне, бывает и хуже, ― уже подмигивая парням, сказала Оля.

– Это кого ты недоноском назвала? ― спросил Володя, обалдевший от хамства попутчицы.

– Меня! ― примиряюще сказал Лев. ― Я родился шестимесячным. Меня и за человека-то не считали. Думали: окочурюсь. Такой выкидыш без имени. А я ничего. Выкарабкался. Окреп. Жить, видимо, хотел больше, чем умереть, ― и так по-детски простодушно засмеялся, что все подхватили его смех, и обстановка сама собой разрядилась.

В дверь купе постучали. Работник ресторана из огромного чёрного мусорного пакета начал доставать контейнеры с первым, вторым и третьим блюдами.

– Спасибо, ― за всех поблагодарил Лев.

– Так, посмотрим на дармовые харчи, ― вытирая руки влажной салфеткой, произнёс Володя, решив для себя, что на колкости розовой Ксюши он вообще никак не будет реагировать: нет человека в купе ― испарилась вместе с химическим запахом, который исходил от супа. ― Боже мой, какая вкуснятина: кубик «Магги» на первое. О, в этой жиже плавает даже лаврушка. Лев, ― обратился Вова к соседу, ― всё как ты любишь.

Лев замурчал:

– Ням-ням-ням, ням-ням-ням ― ничего искусственнее в жизни не едал.

Володя жалостливым голосом попросил:

– Слушай, будь человеком, составь компанию. У меня превосходный законсервированный в собственном соку ягнёнок. Ну ты же Лев?

– Прости, дружище, ― хлебая то, что называлось супом, отозвался приятель, ― ты путаешь меня с Волком из басни Крылова. Это тот был любителем жаркого. А я любитель травки.

Девочки отставили хлёбово и открыли контейнеры со вторым.

Ксюша брезгливо поморщилась:

– Это жратва для нищебродов.

Володя воскликнул с презрением:

– Как раз для меня! Кто у нас нищеброд? Я нищеброд! Господи, пошли этой полулысой розовой головке терпения, чтобы она пережила весь этот кошмар дороги. Аминь!

Ксюша поморщила губы:

– Всё сказал?

– А тебе этого мало? ― зло огрызнулся парень.

– Ну, с меня хватит … ― Не подобрав нужного слова, крутанула рукой по воздуху и полезла на верхнюю полку.

– А я так надеялся, что ты выпрыгнешь в окно. ― Затем обратился ко Льву: ― Так ты будешь ягнёнка?

– В собственном соку?

– В нём.

– А давай! Будем стресс заедать.

Ольга, всё это время сидевшая напротив мальчиков, казалась безучастной. Она попробовала суп ― отставила, немного поела овощного рагу с курицей ― отставила, отпила жидкости под названием компот, прибрала за всеми и залезла на свою верхнюю полку с электронной книжкой.

– Наконец мы с тобой остались одни, ― таинственно заявил Вова. ― Тебя как в этот Лагерь занесло?

Сев напротив нового приятеля, сытый Лев заговорил:

– Странная история произошла. Всё дело в том, что я ― поэт.

– Кто? ― Володя поперхнулся компотом. ― А сейчас такие водятся?

– Как видишь! ― сценичным жестом указав на себя, сказал Лев. ― Я ― поэт! Помнишь пророчества великого Гоголя: «Пушкин ― это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет».

– Так то Пушкин, а у тебя как фамилия?

– Махалов! Лев Махалов! Но это не важно. Прошло 200 лет. И он родился! В моём обличье! Александр Пушкин XIX века ― это Лев Махалов XXI века! ― театрально подытожил парень.

– Не, ты серьёзно? ― начиная сомневаться в реальности происходящего, спросил Вова.

– Да, конечно, шучу. Просто мне нравятся его стихи. Я их все знаю наизусть. И сам пописываю. Слушай:

Чередой больных дождей

Я пытался грусть запить

И года из серых дней

Я нанизывал на нить.

– Я плохо воспринимаю рифмованные строчки. Поэзию не слышу, что ли. А ты о чём пишешь-то? О любви?

– Почему сразу о любви? О жизни во всём её многообразии.

– И получается? ― сочувственно поинтересовался Вова.

– Да! Я выиграл во всероссийском поэтическом конкурсе «Глаголица». Вот, послушай, ― и вмиг преобразившись, Лев прочитал своё стихотворение:

Нам всегда хватало неба и земли,

Для любви ― цветов, а для стихов ― бумаги,

Но жажда крови у правителей в крови ―

Вновь поднимает военные флаги.

Для повода достаточно причин,

Историки во всём найдут прикрасы.

И вот уже идут полки мужчин

Войне на корм, на пушечное мясо.

– Ну как? ― спросил Лев и даже немного зажмурился, боясь услышать разнос.

– Поражён! ―искренне удивился Вова.

Выдохнув, вернувшись к своему повседневному образу, Лев продолжил:

– Ко мне подошёл Антон Павлович Чехов и вручил мне путёвку в Лагерь. Так я оказался в этом поезде.

– Кто к тебе подошёл?

– Ты всё правильно услышал. Именно он. У меня такая же была поначалу реакция. А потом мой преподаватель литературы сказала, что великие не умирают.

С верхних полок одновременно свесились две девчачьи головы.

– Так, ― сказала Ольга, ― кажется, нам есть о чём поговорить.

И Ксюша, и Оля спрыгнули с полок. Одна подсела к Володе, другая ― ко Льву.

– А ты как здесь очутился? ― спросила Ольга, и все уставились на Володю.

– А мне сам Пётр Ильич Чайковский путёвку вручил, ― бросил, как плюнул, в сторону ребят свою историю Володя.

– За что ты её получил? ― спросила Ксюша.

– Не твоё розовое дело? ― зло ответил Вова.

– Послушайте, ребята, наша поездка начинает приобретать какой-то смысл, ― заговорчески проговорила Ольга. ― Мы же все с вами понимаем, кто такие Чехов, Чайковский, в моём случае Дмитрий Менделеев.

– Чёрт! ― ругнулась Ксюша. ― А меня навестил Миша Ломоносов.

– Хорошо, что не Вася. Как-то ты с великом по-панибратски? ― заметил Володя.

– А почему бы и нет, если он мой дальний родственник.

Все вытаращились на Ксюшу.

– Ну да. У Ломоносова была дочь Елена в замужестве Константинова, у неё родилась дочь Софья в замужестве Раевская, у неё ― Мария в замужестве Волконская, у них родился Михаил, у Михаила Пётр, у Петра Андрей, у Андрея мой батя Пеэтер.

– Звучит, как начало Библии! ― восхитился Лев.

– Кто твой батя? ― с вылупленными глазами спросил Володя.

– Пеэтер, то есть Пётр. Пётр Андреевич Волконский. Он эстонец. Рок-музыкант, композитор, актёр, режиссёр.

– Значит, твоя фамилия Волконская? ― заметил Лев. ― Как это романтично!

– Моя фамилия Нерусова. Ксюша Нерусова. Я незаконнорожденная дочь. И отец о моём существовании, скорее всего, не догадывается. А ставить его перед фактом ― не собираюсь. Меня всё устраивает.

– Нерусова ― это антоним Русову. Мы с тобой даже на фамильном уровне непримиримые враги. Теперь всё проясняется, ― сощурив глаза, закивал головой Володя. ― Если бы Михайло Васильевич смог увидеть своего потомка в твоём лице, он бы, наверное, обалдел, ― задумчиво сказал Вова.

–Да видел он меня. Не переживай: даже ручку поцеловал.

– Дивны дела твои, Господи, ― заключил Лев, а затем обратился к Ольге, которая всё это время не подавала признаков жизни:

– А Менделеев тоже твоя родня?

Глава 3

Ольгина история и не только

― Не знаю, но с моей родословной такого не исключаю, ― тихо отозвалась Ольга.

– А что с твоей родословной не так? ― поинтересовался Володя.

– Да там такое, что сам чёрт ногу сломает. У меня столько королевских титулов, что и не перечислишь.

Лев сначала присвистнул, а потом заканючил:

– Ну расскажи!

Ольга обвела всех внимательным взглядом, ища с чьей-либо стороны подвох, и, заметив только любопытные глаза, сказала:

– Ладно, если коротко, то вот. Моя мама ― дочь короля королевства Эсватини.

– Ни хрена себе! ― воскликнул Лев. ― Так ты принцесса? То-то я смотрю: ты какая-то не такая.

– Поаккуратнее со словами. Ладно?

– Прости, сорвалось, ― Лев примирительно заулыбался.

– Бабушка когда-то училась в Великобритании, и на счастье или беду в это же время учился мой африканский дед Мсвати III, тогда он был всего лишь наследным принцем ― второй сын короля Собуза II. Конкуренция у деда была ого-го, потому что Собуз имел 70 жён и двести пятьдесят детей.

– Слабак твой прадед! То ли дело наш Владимир Креститель! Жёны с наложницами в сумме дали ему около восьмисот детей, ― вмешался Володя.

– Согласна, ― ничуть не обидевшись, заметила Ольга. ― Моему деду, всего 52 года. У него пока что 13 жён и 25 детей, правда, это только официально. Мама-то моя в этот счёт не входит. Мсвати ещё очень дебелый мужичок, репродуктивный. Мне кажется, он только во вкус вошёл.

– Слушай, а ты его вживую видела? ― поинтересовался Лев, всё это время не мигая смотревший на Ольгу.

Оля засмеялась.

– В прошлом году он нас пригласил на праздник тростника.

– У них там больше ничего не растёт, что ли? ― полюбопытствовал Вова.

– Вот парадокс! Страна маленькая, но в ней всё есть, особенно страшная нищета. При умном правителе народ мог бы жить безбедно. Мы все на Россию дух тянем, мол, страна большая, поэтому порядка нет. А королевство Эсватини маленькое, но там тоже порядком не пахнет. Там блаженствует только король, он же дед.

– Королевство Эсватини? ― задумчиво произнёс Володя. ―Я в детстве обожал политическую карту мира. Такое смешное пристрастие было. Часто перерисовывал континенты со странами.

– Действительно, интересное пристрастие для ребёнка, ― подковырнула Ксюша.

Не обращая внимание на её реплики, Володя продолжил:

– Вот что-то не припомню, где это королевство находится? Между Мозамбиком и ЮАР есть только Свазиленд.

Ольга с удивлением посмотрела на Володю.

– Это оно и есть. У тебя карта, видимо, выпущена до 2018 года. Дед государство по собственные воли недавно переименовал.

– Всё могут короли, ― запел Лев, не попадая в ноты.

– Ты хотела рассказать о встрече с ним на бамбуковом празднике, ― напомнила Ксюша.

– Точнее, на тростниковом. Да я с ним и не встречалась. Мы с мамой стояли как туристы в отведённом месте, а он в нашу сторону даже не посмотрел ― так был занят. ― Ольга загадочно улыбнулась своим воспоминаниям.

– Чем занят? ― вживаясь в рассказ, спросил Лев.

– Точнее, кем, ― и Ольга залилась своими бубенчиками. ― На праздник тростника грузовиками везут со всей страны невест. 21-летние девственные полуобнажёнки, их около 50-ти тысяч, перед ним танцуют, поют, трясут всем, чем можно. А он среди них выглядывает себе новую жену. Смехота!

– Ну и нашёл? В 21 год прям девственницу? ― сомневаясь в правдоподобности услышанного, поинтересовалась Ксюша.

– Он сам закон издал, чтобы до 21-го года девушки сексом не занимались. Так он борется со СПИДом и ВИЧ, в которых страна погрязла. Хоть это и не моего ума дело, но деда я осуждаю. А целомудренность там легко восстанавливается в церкви.

– Как это? ― удивилась Ксюша.

– Пришла. Покаялась. Стала целомудренной. Проще пареной репы. Но больше всего раздражает, что дед Мсвати вроде бы получил европейское образование, а ведёт себя, как дикарь. Дворец свой утопил в роскоши, жёны с детьми купаются в богатстве, хвастаются в Инстаграмм, кто круче одевается, а он не может даже больницы людям построить.

– И как с этим не бороться? ― вставила свою тему Ксюша.

– А с дедом-то, дедом ты говорила? ― не обращая внимание на политическую сторону вопроса, спросил Лев.

– Не-а, ― ответила Ольга.

– Как он с ней будет говорить, подумай своей башкой, он же по-русски не понимэ? ― резонно заметила Ксюша.

– С этим, кстати, никаких проблем. Я знаю английский, немецкий, японский и дедов родной, язык народа свази ― свати.

– Ничего себе! ― восхитился Ольгиными познаниями Лев. ― Как это у тебя в голове всё устроено, даже трудно представить. И всё-таки интересно, как на тебя отреагировал дед-король?

– Своеобразно: подарил корову. ― И Ольгины бубенцы разлетелись по купе.

– Корову? ― переспросил Лев.

– Это у них самое дорогое. Я, конечно, любезно отказалась. Чему он был очень рад. Только представьте, как я с коровой в самолёт сажусь.

– И он даже о себе ничего на память не подарил? ― поинтересовалась Ксюша.

– Почему же? Бриллиантовое ожерелье, какие-то золотые цацки. А, вот ещё. ― И Ольга отстегнула от блузки туристический значок с гербом Эсватини. ― Вот, видите: в центре щит, который держится львом-королём и слоном, символ королевы-матери. Над щитом располагается головной убор, который король носит во время праздника тростника. Внизу национальный девиз: «Мы ― крепость».

Лев обратился к Ольге:

– Ты ведь только об одном деде рассказала, а у тебя их четыре.

– Ой, нет, ребята, я уже устала болтать. С удовольствием кого-нибудь из вас послушаю. Про других ― в следующий раз. Ладно?

– Жаль, ― тяжело вздохнул Лев. ― Про меня рассказывать нечего. Я живу на окраине Москвы с бабушкой. Она оперная певица. Поэтому мой дом ― сцена Московского театра оперетты.

– Вот это поворот?! ― восхитилась Ольга. ― А ты меня как-нибудь при случае сводишь на «Анну Каренину»?

– Мадемуазель, легко!

– Фу, какая пошлость! ― Ксюша отвернулась от раскокетничавшегося Льва.

– А кто твои родители? ― поинтересовался Володя.

– Они тоже из оперных, но я их не помню: погибли, я был маленький.

– Прости, я же не знал, ― Володя почувствовал себя неудобно.

– Да всё норм. У меня бабуля мировая.

– А ты помимо стихов, ещё и поёшь? Оперу? ― спросила не без любопытства Ольга.

– Это парадокс, но на мне природа решила выспаться. У меня вообще нет слуха. Нисколечко! Бабулю это так в своё время расстроило, она так переживала, что я бездарен, но когда я начал её успокаивать стихами, потом посвятил ей свою поэму «Закулисье», она поняла, что я ― венец рода! ― И Лев продекламировал своё стихотворение, точнее, отрывок из него:

В твоих глазах тонул, словно чумной,

И так привык, что жил уже не насухо.

Я был Му-му, а ты Герасим мой

С огромным камнем и шнурком за пазухой.

Спектакль закончился, на сцене свет погас,

И занавес предстал худыми шторами.

Я был Пьеро, а ты мой Карабас ―

Владелец кассы с трудовыми сборами.

Венок поставлю из увядших грёз.

Погиб роман, не дотянув до повести.

Я был Карениной, а ты мой Паровоз

С большим гудком, без тормозов и совести.