Незаконнорожденный. Посольство в преисподнюю

37. Осада у переправы через Карун. Предательство

Горно-дубовый небольшой лес, как мы называем такие леса сейчас, надежно укрыл караван. Могучие дубы и тамариски составляли большую часть его растительности. Кое-где, в виде отдельных вкраплений, встречались сосны, дикие груши и фисташки. А его южную сторону, непосредственно у высокой вертикальной каменной стены, у которой расположился лес, занимал каменный лес. Огромные дубы, настолько старые, что их упавшие стволы окаменели, невозможно было ни тронуть с места, ни отбить от них ни кусочка.

Упомянутая вертикальная стена, ровная, словно отсеченная ножом, представляла собой объект внимания скандинава. Отведя коней в глубину леса, защитив их этим от стрел нападавших, и расставив своих людей за крайними деревьями под командованием Набонасара, он отправился обследовать место, где их заперли догнавшие преследователи. Энинрис, которую он также хотел отправить вглубь леса, категорически отказалась прятаться и притаилась рядом с Хутрапом, время от времени с любопытством высматривая аккадцев, поодаль кружившихся на конях.

– Им даже не надо нападать, – позже делился скандинав наблюдениями с Хутрапом и Набонасаром, когда две предпринятые аккадцами атаки были отражены только стрельбой из луков.

Скрывающиеся за деревьями солдаты каравана были практически недоступны, а мчащиеся к ним конники или бегущие пехотинцы были на открытой местности. До рукопашной схватки не дошло. Потеряв каждый раз по несколько человек и лошадей, аккадцы откатились назад.

– Они могут просто осадить нас и не дать возможности набрать воды, – продолжил скандинав, – три-четыре дня, и нам останется или напасть на них, чтобы погибнуть в сражении, или сдаться, что одно и то же. Все равно они перебьют нас. Подняться на стену позади нас и одному человеку не под силу.

– Проклятье, – выругался Набонасар, – неужели ничего нельзя сделать?

Ответом ему было молчание.

Аккадцы, словно услышав скандинава, прекратили атаки. Большая часть их осталась на месте стеречь осажденных, а присоединившихся эламцев они куда-то отправили. Вскоре те стали возвращаться, нагруженные хворостом и дровами.

– Они будут всю ночь жечь костры, к ним незаметно не подберешься, – с сожалением сказал Набонасар.

Так и случилось. Всю ночь пылали костры, ярко освещая все вокруг. Попытавшемуся сделать вылазку скандинаву едва удалось без больших потерь вернуться под защиту деревьев. А с утра аккадцы начали сплетать большие прямоугольные щиты, под защитой которых снова попробовали приблизиться к деревьям. Видимо, они не догадывались о пользе простой осады леса, где закрепились его защитники, и стремились перебить их. И снова, потеряв несколько человек, отступили. Однако на сей раз избежать рукопашной не удалось. Защитники, истребив десятка два аккадцев, сожгли щиты, однако потеряли полдесятка своих людей, что для их не так большого числа было весьма чувствительно.

Выждав момент, Набонасар влез вверх по дереву и закрепил высоко на ветке яркий цветной флажок. Посмотрев на это, как на чудачество, никто не сказал ему ни слова.

В мелких сражениях и перестрелке прошло два дня. Ряды защитников каравана понемногу таяли. Их осталось в живых уже человек двадцать. Чувствовалось, что завершение обороны не за горами. Еще несколько нападений аккадцев, и обороняться дальше будет некому. Правда, и аккадцы к этому моменту потеряли почти половину своих людей.

Воды осталась самая малость. Еды, правда, хватало – конины было хоть отбавляй. Пришлось, как и при переходе через пустыню, убивать лишних коней. Вонь от разлагающихся трупов людей и лошадей стояла почти непереносимая. Спасало лишь то, что ветерок дул почти непрерывно и тянул вдоль долины, унося запах с собой. Но в редкие мгновения, когда он стихал, дышать было почти нечем. А самое плохое было то, что сегодня с утра, после отражения очередной атаки, выяснилось, что стрел ни у кого не осталось совсем. Даже к огромному луку скандинава, из которого он стрелял очень редко. Именно благодаря ему аккадцы, потеряв несколько человек на расстоянии, раз в пять превосходящем дальность выстрела из обычного лука, теперь не осмеливались передвигаться близко от леса. Это облегчало задачу обороняющимся, так как для атаки аккадцам надо было преодолеть существенное расстояние, и защищающиеся вполне успевали подготовиться к ее отражению.

Внимательно наблюдающий за противником эти дни Хутрап подозвал к себе скандинава, Набонасара и Энинрис.

– Наше положение очень сложное, – заговорил он, когда они расселись на корнях деревьев, – я бы даже сказал, почти безнадежное. У нас мало шансов выбраться отсюда, чтобы завершить то, что нужно было сделать. А именно, доставить завещание к моему господину Пели.

– Все молчите, – предостерег он, когда Набонасар хотел что-то сказать, – то, что я буду сейчас говорить, обсуждению не подлежит… Мне очень жаль, Энинрис, что так получилось. Конечно, мне следовало оставить тебя где-нибудь по дороге и не подвергать тебя дорожным испытаниям.

– Куда вы, туда и я, – твердо сказала Энинрис, – я не оставлю вас…

– Не перебивай! – снова повторил Хутрап, – я прошу, молю тебя выполнить мою просьбу. В ней заключается все то, что мы вынесли по дороге сюда, и ради чего погиб караван. Ты должна будешь остаться в живых и доставить Пели завещание.

– Но как она выберется отсюда? – спросил Набонасар.

– Вспомните, – ответил Хутрап, – и я это заметил, как только аккадцы готовятся атаковать, они все скапливаются напротив северной части леса. А теперь к ним каждый раз присоединяются стражники, охраняющие мост. Там остаются человек пять-десять, не больше. Ты будешь на одном из арабских жеребцов. Как его ни жаль, но интересы дела диктуют это. Он быстрее ветра, никто не догонит тебя. А второго мы вынуждены будем убить, чтобы никто не получил возможность догнать тебя. При первой же очередной атаке, когда они увлекутся, ты выскочишь южнее, промчишься позади них, пролетишь по мосту и уйдешь. Никто не догонит тебя. Когда же будешь в Аншане, от моего имени потребуешь встречи с Пели и отдашь ему лично в руки вот это.

Хутрап вытащил свой меч, резким движением выдернул огромный драгоценный камень, завершающий его толстую рукоятку и вытащил из нее свернутый в трубочку опечатанный свиток. Завещание все эти дни находилось внутри рукоятки меча, но печать, которой оно было опечатано, не помещалась в узкий канал и была спрятана в искусно выдолбленный изнутри драгоценный камень, венчающий рукоять.

Энинрис широко открытыми глазами следила за манипуляциями Хутрапа. Он осторожно завернул завещание в полотно, положил его в небольшой мешок и подал Энинрис, которая приняла его неожиданно дрожащими руками.

– Все будет хорошо, – успокоительно сказал Хутрап, – ты все сделаешь, как надо. А теперь пойдем, я провожу тебя.

С этими словами Хутрап увел Энинрис с собой. Он лично оседлал арабского жеребца, косившего огненным взглядом, прицепил к седлу небольшой кожаный мешок с водой и уложил в мешок рядом с завещанием немного продуктов.

– Здесь всего понемногу. Ты должна будешь мчаться быстро, чтобы оторваться от преследователей, поэтому конь практически не загружен, – критически осматривая коня и саму Энинрис, говорил он, – вот тебе несколько слитков золота на дорогу. Приобретешь все, что нужно. Кинжал у тебя есть, его тебе хватит. И помни: твоя задача не сражаться, а убегать!

Ведя под уздцы коня, он вывел его в южную сторону и из-за деревьев стал всматриваться в картину очередного сражения. Аккадцы, размахивая мечами, мчались к лесу. Его защитники не отвечали, подпуская тех поближе.

– Ну, давай! – закричал Хутрап, поворачиваясь к замершей напряженной Энинрис.

Она птицей вскочила на коня и с места рванула во всю прыть. Замысел Хутрапа оправдывался полностью. Она по большой дуге обошла сзади толпу аккадцев, по которой защитники леса выпустили последние стрелы. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы сбить с седел еще несколько всадников и чтобы остальные повернули назад.

Скандинав и Набонасар во все глаза следили за одиноким всадником, словно птица мчавшимся на скакуне. Это было воистину завораживающее красивое зрелище – несущийся во весь опор арабский скакун, к изогнутой лебединой шеей которого прильнула девичья фигура с длинными развевающими волосами. Уже было видно, что никто и ничто не в силах помешать ей проскочить к мосту, как она вдруг остановила бег коня. Набонасар в недоумении оглянулся на скандинава и даже застонал от сожаления.

– Ну зачем она остановилась, зачем? – выдохнул он.

Сзади подошел Хутрап и тоже наблюдал за тем, как аккадцы окружили Энинрис. После коротких переговоров они повели ее к стоявшим поодаль шатрам. Скандинав уже обдумывал план вылазки, чтобы отбить девушку, когда она вышла из шатра. К ней подскочили аккадцы и подставили спины, выстроились живым пандусом к арабскому жеребцу, как это было у них принято в отношении особ царского рода. Ничего не понимая, защитники леса смотрели на разворачивающееся у них перед глазами почитание Энинрис, словно она была по крайней мере аккадской или эламской царевной. В сопровождении аккадских всадников она, не опасаясь стрел, подъехала и остановилась неподалеку от деревьев.

– Спасибо тебе, Хутрап, за завещание! – прокричала она.

– Энинрис, зачем ты сделала это? Они же враги, уничтожившие твою семью! – прокричал ей в ответ Набонасар,– ты что, забыла про это?

– Те черви, которые рылись в земле и были недостойны целовать мои сандалии? – презрительно ответила девушка, – они никогда не были моей семьей и понадобились в мертвом виде лишь для того, чтобы помочь мне проникнуть к вам! Правда, я ловко обстряпала это дело? Вы должны оценить это! Скоро я со смехом буду рассказывать, как провела хитроумного Хутрапа и его тупоумных сопровождающих и проникла в его посольство, прикинувшись несчастной девушкой! Я не Энинрис и никогда ей не была! Меня зовут Иранна, я невеста Энпилухана, сына царя Элама, которому доставлю это завещание. Мне немало пришлось вынести по дороге с вами, но цель – возвести на трон моего будущего мужа – превыше всего. Ты ловко скрывал завещание, Хутрап. Я все эти дни искала его, но, признаюсь, никогда бы не нашла, если бы ты сам не отдал мне его в руки!

– Ты не невеста Энпилухана и никогда ею не будешь, как не будет и он никогда царем Элама! – с ненавистью прокричал ей скандинав.

– Ошибаешься, презренный! – выкрикнула в ответ она, – моя свадьба будет через десять дней после того, как я доставлю завещание и мой жених станет царем! Однако, прощайте, я заговорилась с вами. А меня ждут во дворце. Кстати, я попросила не убивать здесь тебя, Хутрап, и также оставить в живых противного гиганта. Он развлечет меня с супругом, сражаясь с дикими зверями, а ты будешь сидеть в клетке перед городскими воротами, как напоминание остальным, что будет с теми, кто пойдет против нашей воли!

– Но, в отличие от них – она кивнула головой на окружавших ее всадников, – я понимаю, что военное счастье переменчиво, поэтому, чтобы не дать вам повторить трюк, который вы пытались сделать, используя меня, и послать за мной убийцу, как только я пересеку мост, он будет сожжен. Перейти Карун, кроме как по мосту, нельзя, а на его восстановление надо затратить несколько полных лун.

С этими словами она пустила коня вскачь по направлению к мосту. Следом помчались три десятка всадников сопровождения.

Скандинав и Набонасар, словно оглушенные, смотрели друг на друга, не веря в то, что юная красавица, с которой они провели рядом много времени, делили еду и питье, защищали и вместе прошли через опасности пути, оказалась не той беззащитной девушкой, за которую выдавала себя, а ловким жестоким шпионом, обманом проникшим в караван. Хутрап же, за все это время не произнесший ни слова, отошел в сторону и закрыл лицо руками. Его плечи затряслись.

– Не печалься! На том или на этом свете она получит свое! Предательство никогда не проходит безнаказанно! – сказал скандинав, подходя к Хутрапу и успокаивающе положив руку ему на плечо.

Хутрап отнял руки от лица и взглянул на скандинава. И того настолько поразило выражение лица посла, что он опешил. Плечи Хутрапа содрогались не от рыданий: он смеялся, хохотал, как безумный!

38. Помощь. Переправа через Карун

Вскоре со стороны моста потянуло дымом и вверх взметнулись языки пламени. Сухой мост горел, как факел, выбрасывая в небо снопы веселых искр. Весь этот день не последовало ни одной атаки на остатки каравана. Похоже было, что оставшиеся аккадцы просто решили отдохнуть. Правда, осталось их не так и много, с учетом потерь к этому времени и тех, кто отправился в качестве эскорта для Иранны, всего человек двадцать. Но с поддержкой от охраны моста, которым больше нечего было охранять, их набиралось немногим менее сотни человек, по пять на каждого из людей, оставшихся от каравана.

Люди в лесу готовились к завершающему сражению. Бесполезные луки были отложены в сторону – для них не было стрел. К этому моменту и все стрелы, выпущенные осаждающими их аккадцами, были уже пущены в дело. Оставалось сражаться только в ближнем бою. Скандинав разбил людей на две одинаковые самостоятельные группы. Первая под его руководством должна была встретить противника на окраине леса и, понемногу отступая, увлечь его за собой. Вторая под руководством Набонасара должна была сидеть в засаде, пропустить мимо себя нападающих аккадцев и ударить по ним сзади.

Солнце уже клонилось на закат, когда аккадцы снова завертели карусель, мчась по большому кругу на конях, горяча их и готовясь к одновременному нападению на караван. Вот круг из почти сотни всадников разомкнулся, и они, разом повернув коней, направили их в сторону леса. Они мчались, размахивая мечами и что-то громко крича. Никто из них не оглядывался назад, а зря. Потому что в это время за их спинами появился отряд человек в пятьдесят вооруженных всадников, который спустился с гор по той же тропинке, по которой пришел сюда караван, развернулся в боевую цепь и зашел за спины атакующим аккадцам и их приспешникам эламцам. Появившиеся люди были одеты в одежды, резко отличающиеся от аккадских или эламских. По ним никак нельзя было определить, к какой стране или городу принадлежат их обладатели. Однако они все, как на подбор, были массивными и крепкими молодыми людьми, наподобие Набонасара, и быстро догоняли аккадцев сзади. Свистнули стрелы. Часть аккадцев и их приспешников грянула на землю с лошадей со стрелами в спине. Многие из них в попытке сообразить, откуда прилетели стрелы, закружили на месте. Некоторые еще продолжали мчаться в атаку на скрывающиеся в лесу остатки каравана.

В итоге ряды аккадцев и их союзников расстроились, в наступившей неразберихе никто ничего не мог понять. Тем временем, успев выпустить еще по стреле, появившийся отряд врубился в мечущихся аккадцев и их приспешников и, разрезав их на две части, словно горячий нож масло, навалился на одну из частей, избивая ее. Вторая часть, в которой оказался кто-то из командиров, быстро пришла в себя и устремилась на помощь первой. Но в схватку вступили защитники леса, быстро сообразившие что к чему, оседлавшие оставшихся коней и ударившие со стороны леса во фланг второй части. Рубка продолжалась недолго. Аккадцы и их приспешники, окончательно потеряв управление, сначала бестолково метались по долине от сожженного моста до леса, повсюду попадая под стрелы и мечи, а затем бросились врассыпную, уж думая не о сопротивлении, а о спасении собственной жизни, став легкой добычей победителей. Лишь единицам из них удалось уйти, тем, кто сообразил в самый первый момент сражения направить коня в сторону тропы, ведущей обратно в Сусан. Все остальные или легли на поле боя, или, оттесненные к обрыву, бросились с крутого берега в бушующие воды реки и погибли, разбившись о камни или утонув в стремнине.

Сделав свое дело, неизвестный отряд подобрал своих раненых и погибших товарищей. Командир отряда, очень похожий на Набонасара, подъехал к стоящим рядом Хутрапу, Набонасару и скандинаву, держащим лошадей в поводу, и что-то сказал на непонятном языке.

Набонасар ответил ему.

– Спроси, кто они такие и почему помогли нам, – обратился Хутрап к Набонасару.

– Это ассирийцы, – ответил тот, – и их начальник говорит, что эти люди, – он указал на валяющиеся трупы аккадцев, – обидели купцов сопровождаемого ими каравана, отобрав у них несколько коней. Поэтому они догнали и наказали их за воровство.

– Врет, – вполголоса буркнул скандинав, разглядывая командира ассирийцев, – все врет. Никакие они не охранники каравана. Те походную амуницию с собой не возят, и коней чистят на каждой остановке. А у этих и кони давно не чищены, и, по их ногам видно, прошли длинный путь.

Набонасар бросил быстрый взгляд на скандинава и что-то сказал командиру ассирийцев. Тот коротко ответил, и Набонасар встревоженно повернулся к Хутрапу:

– Он говорит, что сюда направляется несколько сотен солдат, и что они уже близко. Его разведчики видели это и ненадолго опередили их.

– Да, уйти отсюда некуда, только назад по тропе, – задумчиво сказал Хутрап, – а она перекрыта. И даже с помощью этих молодцов мы не сумеем отбиться от большого числа атакующих…

Скандинав с досадой стукнул себя по груди. И вдруг вскинул голову.

– Выводи караван к реке, к сожженному мосту, – сказал он Набонасару, – и скажи ассирийцу, чтобы он своих людей также вел туда.

– Нам не переправиться через реку! – с сожалением сказал Набонасар, – может, не будем зря тратить время, а лучше подготовим рубежи обороны?

– Делай, что я говорю! – перебил его скандинав.

Вскоре истощенные кони каравана и ассирийцы были у сожженного моста через Карун. Он был полностью разрушен. Лишь несколько обуглившихся бревен лежало на камнях по обоим его берегам. А то, что не успело сгореть, обрушилось вниз и было в щепки разбито бурлящей на огромных валунах водой. Скандинав снял с груди медальон, тонкий прозрачный камень, подарок людей воды, подержал его в ладони и, прикоснувшись к нему лбом, бросил в стремительно мчащийся глубоко внизу поток.

Люди замерли. Наступила тишина, прерываемая лишь клокотанием воды в ущелье.

– Что это? – нарушил тишину кто-то из солдат.

Из воды вверх по стенам быстро потянулись какие-то плети, похожие на уродливые человеческие фигуры. Их становилось все больше и больше. Они быстро заполнили собой всю ширину ущелья и на глазах росли вверх, пока не достигли его края. Вся эта масса непрерывно двигалась и колебалась.

– Смотрите! – закричал, случайно оглянувшись, кто-то из людей и показал назад.

Там из-за поворота горной тропы один за другим вырывались всадники и накапливались для атаки. Их было уже больше сотни, а они все прибывали и прибывали.

В это время заполнившая ущелье на широком его протяжении масса перестала колебаться и замерла, а на другом берегу Каруна на высоком камне стала проявляться фигура. Она становилась все рельефнее и четче, а вместе с этим на глазах начинала отвердевать заполнившая ущелье масса. Через короткое время четкая фигура красивой высокой бледной девушки с лицом, повернутым в сторону скандинава, с большими закрытыми глазами, длинными темными волосами неподвижно стояла, опустив руки вниз, и ветер развевал ее платье и волосы. Она сделала обеими руками приглашающий жест, подняла обе руки вверх и держала их так, пока придя в себя и поглядывая на девушку, люди быстро переводили по появившемуся и окаменевшему мосту коней на другую сторону Каруна.

Тем временем сотни всадников, спустившись в узкую долину реки и, разбившись на отряды, помчались в сторону переправы.

Солдаты каравана Хутрапа и ассирийцы все были уже на другом берегу ущелья. Скандинав же стоял у подножия камня, на котором находилась фигура девушки, пристально вглядываясь в ее лицо. Немного поодаль стояли Хутрап, Набонасар и командир ассирийцев, не мешая ему. По противоположному берегу уже приближались сотни всадников, размахивая мечами.

Девушка повернулась лицом к скандинаву, раскрыла оказавшимися зелеными глаза, мягко улыбнулась ему, резко опустила руки вниз и… исчезла. А странный мост тут же с шумом упал вниз и растворился в воде без остатка. Когда всадники на другом берегу подскочили к месту, где только что переправился караван, ничто даже не напоминало о том, что здесь только что был мост, построенный телами странных водяных созданий. Всадники напрасно кричали оскорбления и даже пускали стрелы. Переправиться на другой берег реки они не имели возможности.

А на противоположной стороне ущелья четверо мужчин стояли напротив друг друга.

– Что ж, давай знакомиться, – вздохнув, сказал Хутрап и представил скандинава и Набонасара.

– Адад, – просто назвался ассириец, – мой отряд немного будет идти с вами, если не возражаете. Назад мы не можем, остается идти только вперед…

– Это была та девушка из народа воды, про которую ты рассказывал? – немного позже, когда объединенный караван покинул берег Каруна, спросил скандинава Хутрап.

Тот сумрачно кивнул головой.

– Исключительная красавица. Теперь я понимаю, почему чары Энинрис на тебя не действовали. Ведь она не раз пыталась поймать тебя на крючок, разве ты этого не замечал? Но ей далеко до девушки народа воды.

– Ильэ, ее звали Ильэ, – тихо сказал скандинав, – она и мертвая помогла мне…