Незаконнорожденный. Посольство в преисподнюю

Скандинав повернул коня и взглянул в сторону еще барахтавшегося в песке каравана. Песок уже не тянул предательски вниз, но все же требовалось время, чтобы выбраться из его объятий. Смерть собрала свою жатву и насытилась, опасность миновала.

Когда скандинав подъехал к песчаному холму и поднялся на его верхушку, там уже стояли Хутрап, Набонасар и оба молодых жреца. Энинрис горько плакала, прижимаясь к плечу Бурны. Шамши завистливо поглядывал на соперника. Перед ними в луже крови лежал сдавшийся скандинаву солдат колдуна.

– Проклятье! – выругался скандинав, – я так рассчитывал узнать у него, кто их послал и кто им указывал нашу дорогу! Как это случилось?

Набонасар кивнул на Энинрис.

– Я только успел задать ему вопрос, как тут с безумными глазами подбежала она, выхватила у меня меч и полоснула его прямо по горлу, – рассказал он, – я и опомниться не успел.

– Не выдержала напряжения. Она же чуть не погибла! – понимающе сказал Хутрап, – но все же жаль. Пожалуй, мы многое могли бы узнать от него. Он сам сказал, что много знает…

21. Подготовка к переправе. Убийство табунщика

Караван долго еще подтягивался и собирался на берегу реки. Вернее, не караван, а то, что от него осталось. Передовой дозор в полном составе и все солдаты, бывшие спереди, бесследно исчезли в бездонных песках. Была потеряна треть лошадей. Каким-то чудом уцелели все верблюды. В общем-то, удивительного в этом было немного – известно, что верблюды, в отличие от лошадей, приспособлены к преодолению песчаных пустынь. В песок они почти не проваливаются. Вот и сейчас они погружались существенно медленнее. Хотя и успели опуститься настолько, что над песком торчали только головы, шеи и горбы. Пришлось хорошо потрудиться, чтобы откопать их. Со смертью колдуна зыбучий песок стал просто сухим песком, без капли влаги в нем, и налипшая грязь осыпалась мелкими сухими песчинками, даже очищаться от нее не понадобилось.

Хутрап понимал, что пережившим сильное потрясение людям и животным надо дать отдых. Но все согласились, что надо уйти подальше от места, где утонули в песках многие солдаты из каравана. Караван медленно потянулся по берегу реки. Пройдя расстояние, равное полсотни полетов стрелы, дозорные обнаружили место, как нельзя лучше подходящее для устройства лагеря. Песчаный берег, которого теперь, помимо своей воли, опасались все, был неширокий, не более полета стрелы. Далее степь была укрыта знакомым и безопасным бледно-красным ковром диких тюльпанов. В берег вдавался мелкий почти круглый затон, сотни три шагов в поперечнике, промытый в песчаной почве водами реки. Возможно, реке помощь в этом когда-то оказали подземные источники, размывающие песок. Теперь вода в затоне почти не двигалась. Его берега густо поросли тростником, а сбоку прилепилась небольшая роща, включающая ивы и тополя.

У рощи и разбили лагерь. Изнуренные схваткой с грязью люди буквально падали с ног. Не лучше чувствовали себя и животные. Поначалу их даже не стали разгружать, просто отпустили, и они сразу же кинулись к затону. Люди и животные вперемежку плескались в воде, постепенно приходя в себя. Вот где-то зазвучал смех, послышались отдельные голоса.

Немного освежившись, люди вывели животных на берег и сняли с них поклажу, после чего те снова ринулись в воду. Началось обустройство лагеря.

Энинрис, как заправская домоправительница, командовала установкой шатра, разведением костра и приготовлением обеда, в чем ей помогали оба молодых жреца и пара уцелевших рабов.

Набонасар выделил несколько десятков солдат, одна часть которых после обеда отправились в рощу заготавливать ивовые прутья для изготовления плота, а другая часть в затон нарезать тростник. Предстояло изготовить переправочное средство – плот, кожа для которого перевозилась тремя бактрианами и, к счастью, уцелела. Предстояло переправить полторы сотни людей, четыре десятка верблюдов и семь с половиной десятков лошадей. Плот же можно было сделать только один. За рейс через реку он мог переправить полтора десятка верблюдов или два десятка лошадей плюс два десятка человек. То есть при полной загрузке плота ему надо было не менее семи раз переплыть реку. Ширина рукава Евфрата в этом месте была небольшая – не более трех полетов стрелы, но вот течение… Его скорость раза в полтора превышала скорость течения воды в главном русле. Причем русло изобиловало внезапно появляющимися водоворотами. Предстояло не просто сплавляться по воде, а целенаправленно направляться на противоположный берег.

Нужное количество прутьев с необходимым запасом на ремонт нарезали довольно быстро. И вскоре у затона началось строительство, собирание, плетение – как не назовешь, все будет правильно. Часть людей собирала, вернее, сплетала огромный каркас. Другая готовила верхнюю площадку, которая должна была, не разваливаясь, выдержать большую нагрузку. Причем эта нагрузка была живой, то есть перебирала ногами, оказывая сильное местное давление (например, ноги лошадей или верблюдов), то есть какое-то слабенькое тонкое перекрытие в данном случае было непригодно. Поэтому из толстых прутьев ивняка делали щиты, которые укладывали не только по площади, но и друг на друга в несколько слоев, прихватывая их друг к другу другими стеблями тростника. Готовую верхнюю площадку затем должны были обтянуть кожей, уже разложенной на берегу. Кожаные мешки, перевозимые в сложенном виде, надули и закрепляли по низу каркаса. В завершение плот должен был быть переплетен несколькими длинными веревками, которые и придавали ему необходимую осевую прочность. Без них громоздкая конструкция могла бы просто развалиться в воде. В задней части плота было подготовлено место для длинных двух рулевых весел, которые должны были придать нужное направление. Рулевые весла ввиду сложности изготовления также везлись на верблюдах вместе с кожей. Они были разделены на несколько частей, которые складывались друг с другом и необходимую жесткость получали после навивки на сложенные части веревки, накрепко стягивающей их.

К вечеру строительство плота было закончено. Облепив его, как муравьи лист, люди стянули конструкцию в затон на воду, откуда и планировалось завтра начинать переправу. Здесь же и опробовали, заведя на плот два десятка лошадей и столько же человек. Плот прекрасно справился с нагрузкой. Оставалось дождаться утра и начинать переправу.

С последними лучами солнца воздух задрожал от тысяч машущих крыльев. Огромная стая больших бело-розовых птиц с розовыми ногами опустилась на берег затона.

– Фламинго! – восхищенно выдохнула Энинрис.

Величественные птицы расхаживали по воде вдоль берега, ничуть не боясь находящихся здесь же лошадей, то и дело опуская загнутые вниз клювы и ловко вытаскивая мелкую рыбешку. Казалось, весь затон покрылся розовыми цветами.

Ночь пришла ясная, звездная. От реки дул легкий освежающий ветерок. В шатре осталась спать лишь Энинрис, все остальные устроились под открытым небом.

Ночь прошла спокойно, ничто не потревожило сон. Лишь в середине ночи вдруг встрепенулся табун лошадей, зашумел, но быстро успокоился. И чем-то потревоженная часть птичьей стаи вдруг поднялась в воздух, но, сделав круг, снова опустилась на землю.

Утром люди стали свидетелями отлета розовых птиц. Стая взлетела, сделала над затоном круг, словно прощаясь с приютившим ее местом, и еще долго можно было наблюдать на фоне чистого голубого неба уменьшающееся розовое пятно. Проводив птиц глазами, многие вздохнули – птицы улетали в сторону их далеких домов.

Мужчины уже успели умыться, когда из шатра вышла еще заспанная Энинрис.

–А где фламинго? – спросила она, глядя на затон, в котором лишь верхушки тростника покачивались на слабеньком ветру.

– Тебя не дождались! – засмеялся Хутрап, глядя на нее.

– Жаль! – искренне огорчилась она, – у моего дома они практически не появлялись…

В это время тревожные крики послышались со стороны табуна лошадей. Все повернули головы в ту сторону. Кто-то стоял у лошадей и призывно махал руками, что-то крича. Когда до людей дошел смысл его слов, все, не сговариваясь, бросились бежать в ту сторону.

Столпившиеся солдаты пропустили в центр своего круга Хутрапа, Набонасара и скандинава. Там на спине лежал мертвый табунщик, который заступил на дежурство после полуночи и должен был дежурить до утра. На мертвом лице застыла улыбка, словно перед смертью он видел что-то необычайно приятное.

– Точь-в-точь, как и у не так давно убитого проводника, – заметил Набонасар.

Он перевернул табунщика спиной вверх и разрезал окровавленную рубашку. На спине напротив сердца было аккуратное треугольное входное отверстие. Он, как и проводник, был убит ударом трехгранным лезвием в спину, убит тогда, когда это никак не ожидал.

Большой табун более чем в семьдесят лошадей был на месте, лошади щипали траву, но не все. Два десятка лошадей беспокойно поднимали головы, не трогаясь с места. У них были надрезаны сухожилия на одной из ног.

Люди молча стояли, понимая, что этих лошадей придется прирезать – они не могли сделать ни шагу и погибли бы от голода, объев траву, до которой могли дотянуться.

– Проклятье! – сквозь зубы прошипел Набонасар, – узнаю, кто это сделал, буду резать на мелкие части!

Энинрис всплеснула руками – среди поврежденных была и достаточно смирная лошадь, на которой она обычно ехала. Она подбежала к ней, обняла за морду и залилась слезами. Хутрап махнул рукой, и молодые жрецы увели ее к шатру.

Тут же попытались определить, кто мог совершить убийство и испортить лошадей. Перебрали каждого из полутора сотен человек, где он был ночью, что делал, может быть, вставал и куда-то выходил. Заподозрить никого было нельзя. Практически каждый был на виду. Скандинав вспомнил даже про молодых жрецов и про девушку. Но оба жреца спали неподалеку от него, а Энинрис вообще никогда ночью не выходила из шатра и, к тому же, ничего не понимала в лошадях, кроме как ездить на них. А два десятка скакунов были обездвижены очень умело – в темноте, одним ударом были надрезаны сухожилия, не выше, не ниже, да еще так, что сами лошади не заржали от боли.

– Может, кто-нибудь из отряда колдуна уцелел и тихо преследует караван? – высказал предположение кто-то из солдат.

Это была единственная правдоподобная версия, которую все приняли за основу к действию. Набонасар разослал в разные стороны несколько небольших отрядов, человек по пять в каждом. В каждый из них были включены те, кто хорошо разбирается в следах и может прочитать по траве то, что было даже несколько дней назад. Отряды исследовали окрестности стоянки, но ничего не нашли, ни одного следа давностью менее трех дней, за исключением следа самого каравана.

Опустив голову, дав команду умертвить обездвиженных лошадей, Набонасар возвращался к шатру.

– А у меня не идет из головы выражение его лица, – задумчиво сказал идущий рядом скандинав, – второй раз мы уже видим такое же.

– У меня тоже, – признался Набонасар.

– Обычно человек счастлив, когда ему сообщают исключительно приятную весть, – заговорил идущий до этого молча Хутрап, – в данном случае такую приятную весть получили оба – и проводник, и табунщик. Что могло связывать их обеих, какая весть была бы для них приятной?

– Они не знали раньше друг друга, проводник и табунщик, – с сожалением сказал Набонасар, – я за это ручаюсь.

– Но ведь что-то заманило их, заставило с улыбкой повернуться спиной к убийце? – задумчиво говорил скандинав, – как известно, люди глупеют влюбившись или встретив деву, обещающую тут же открыть им ворота наслаждения.

– Но у нас не в кого влюбляться, кроме как в Энинрис, да и та под охраной таких двух молодцов, которым бы друг с другом спокойно разобраться, – заметил Хутрап, – к тому же она от шатра ни ногой, а других дев у нас просто нет! Здесь что-то другое. Может, снова колдовство?

–Да, темная история, – помолчав, сказал Набонасар, – Что же нам предпринять?

– Просто усилить бдительность, – подытожил Хутрап, – хуже всего будет, если каждый начнет подозревать каждого. Тогда мы просто не сможем стронуться с места, а все перебьют друг друга. Пусть все думают, что это сделал кто-то со стороны. Так будет лучше. А, может быть, и в самом деле это так и есть?

22. Переправа через левый рукав Евфрата

Но надо было двигаться дальше. И после завтрака началась подготовка к переправе на другой берег Евфрата. Надо было снова упаковать разобранные тюки и подготовить животных к перевозке. При всей кажущейся простоте это была сложная операция. Главным, определяющим фактором здесь была скорость течения реки, а она была, как это уже отмечалось, немаленькая. И река была довольно бурной, покрытой невысокими волнами и водоворотами.

Было понятно, что нагруженный плот, глубоко сидящий в воде, прежде чем он пристанет к противоположному берегу, неминуемо течением унесет далеко вперед. Затем уже пустой, высоко сидящий легкий плот отнесет вперед еще дальше при обратной переправе за новой порцией груза. Исходя из этих рассуждений, Набонасар разделил караван на шесть частей. Первыми должны были переправиться два десятка лошадей и с ними столько же человек. Они составили бы охранение на противоположном берегу и должны были затем передвигаться вперед синхронно вместе с плотом. По тому, как переправится первая партия, станет понятна примерная диспозиция всех других партий – каждая последующая часть каравана должна была отдалиться от предыдущей на расстояние, на которое плот передвинется при возвращении на этот берег. Это позволяло сэкономить уйму времени, а каждый раз тянуть большой плот вдоль берега обратно к затону не было никакого смысла.

Вторая и третья партии состояли из полутора десятков верблюдов и двух десятков человек каждая. В состав четвертой партии были включены оставшийся десяток верблюдов и три десятка человек. Полтора десятка лошадей, среди которых были все пять арабских скакунов, составляли состав пятой партии, а с учетом того, что лошади легче верблюдов и у плота появляется некоторый запас плавучести, с ними должны были переправляться три с половиной десятка человек. Последними должны были переправляться до последнего момента остающиеся на правом берегу дозорные и рабы, помогающие заводить животных на плот.

На процесс переправы всего каравана, по оптимистическим оценкам Набонасара, должно было уйти времени не более, чем полдня.

Когда нагруженный еле выступающий над водой плот общими усилиями вытолкали из затона и его подхватило течение, людям, оставшимся на берегу, стало по-настоящему страшно – вода несла большой плот, как ореховую скорлупку. Все его части ходили ходуном вверх-вниз. Видно было, каких титанических усилий стоило четырем гребцам на рулевых веслах ворочать ими. Однако мало-помалу плот приблизился к противоположному берегу. Вскоре он уткнулся в него, и люди попрыгали в воду, удерживая плот на месте. Времени все это заняло совсем немного, или это только показалось наблюдающим за плотом с берега людям? Они облегченно перевели дух.

– Что вы все здесь столпились? – раздался хриплый от напряжения голос Набонасара, – они скоро будут у нашего берега, а никто и с места не сдвинулся!

Только теперь все заметили, что толпой стоят на берегу, с замиранием сердца следя за плотом, а уже надо было бы двигаться каждой группе к своему месту встречи с плотом. Караван двинулся по берегу реки вперед. Тем временем плот оттолкнули от берега, и он снова заплясал по волнам. На сей раз легкий плот унесло значительно дальше, чем рассчитывал Набонасар. Он тут же внес коррективы в расстановку групп. Они сильнее начали растягиваться вдоль берега.

Одна за другой части каравана переправлялись на другой берег. Плот показал себя с превосходной стороны. Он был сделан так, что его составные части имели некоторую свободу перемещения, поэтому мог изгибаться, его отдельный части могли приподниматься и опускаться независимо друг от друга. Конечно, основу крепости конструкции составляла перевившая его веревка.

Энинрис с некоторой боязнью смотрела на пляску поверхности плота, и, когда пришла очередь переправляться пятой, предпоследней партии, она была уже настолько испугана, что ее посадили в центре плота и сказали, чтобы она крепко держалась за веревки. Однако плавание прошло достаточно спокойно, и вскоре она, с облегчением вздохнув, была уже на другом берегу, куда подтянулись все, переправившиеся ранее.

Плот снова отчалил и быстро достиг противоположный берег. Оставалось дождаться последней партии переправляющихся. Как только плот коснулся берега, рабы уцепились за него и не позволили дальше двигаться. Один из них зажег факел и начал размахивать им, давая дозорным сигнал собираться к плоту. По мере их прибытия лошадей заводили на помост и привязывали к специально установленным жердям. Когда все дозорные были на плоту и их лошади заняли свои места, рабы оттолкнули плот от берега и сами на ходу запрыгнули на него. Рулевые налегли на весла.

– Отлично, – подытожил довольный Набонасар, отворачиваясь от реки, – нам удалось переправиться довольно быстро и легко, сейчас только солнце становится в зенит. Вот что значит хорошая работа!

Кто-то ахнул у него за спиной. Энинрис тихо вскрикнула. Набонасар удивленно взглянул в ее сторону. Она округлившимися глазами смотрела на реку. Он перевел взгляд туда же. Плот еще плыл, увлекаемый течением, но уже разваливался на глазах. Люди пытались соединить его расходящиеся части вместе, видно было, как они пытаются удержать их. Лошади испуганно шарахались из стороны в сторону. Но вот настил под их ногами провалился, и они посыпались в воду. Тяжелое мокрое кожаное покрытие плота теперь становилось причиной его гибели. Оно тянуло вниз остатки плота. Только теперь до ушей Набонасара дошли крики погибающих людей и ржание лошадей. Люди на берегу замерли в ужасе. Помочь ничем они не могли. Мячики людских голов и конские спины и головы один за другим скрывались в многочисленных мелких водоворотах среди множества тонких веток, совсем недавно составляющих крепкий на первый взгляд плот. Спустя несколько мгновений на поверхности реки лишь кое-где видны были мелкие обломки плота, которые разваливались, дробились на глазах.

– Ужасно! – только и сумел сказать наблюдавший гибель плота Хутрап.

– Почему он развалился? Не понимаю! – белыми губами тихо сказал Набонасар, – я сам проверил веревки перед тем, как мы переправились. Они были крепко натянуты!

Потрясенные гибелью товарищей, люди молча смотрели на мчащиеся мимо них быстрые воды.

Никакой надежды на то, что спасется хотя бы кто-нибудь из плывущих на плоте, не было. Однако, несмотря на это, Набонасар все же отправил десять человек на лошадях вдоль берега – в надежде на чудо. Тем временем люди поправляли поклажу на верблюдах да бесцельно сидели на земле.

Увы, чудо не случилось. Посланные вернулись ни с чем. Река не отдала не только ни одного тела, но даже ни одной ветки нигде не прибило к берегу. Ожидать было некого. И караван, скорбя по погибшим, двинулся на восток. Где-то впереди было озеро, про которое при обсуждении маршрута рассказывали много чудных вещей. По прикидкам, до него был день пути.

23. Деревня в тумане

Вечернюю остановку сделали на берегу небольшого ручья. На сей раз на ночевку Набонасар расположил караван по кругу вокруг шатра Хутрапа. Было назначено не только внешнее охранение, но и несколько постов внутри лагеря. Конечно, это причиняло определенные неудобства, но Набонасар, не желающий мириться с ночными убийствами, не хотел даже слушать возражения против этого.

Ночью усилившийся ветерок принес немного прохлады, легкий туман заклубился вокруг, но быстро рассеялся, и снова над путниками было ясное звездное небо.

Ночь прошла удивительно спокойно, как никогда. Даже вездесущие комары, бич всего живого, и те каким-то чудом присмирели, не лезли во все щели и не изводили людей и животных своим пронзительным писком и болезненными укусами.

Утро пришло вместе с солнечными лучами. Ночной прохладный воздух быстро прогрелся, но сбоку, неподалеку от каравана, повисла легкая туманная дымка. Солнце должно было растопить ее, но этого не случилось. Наоборот, чем жарче пригревало солнце, тем менее прозрачным становился туман.

Пока в лагере готовился завтрак, скандинав, заинтересовавшись этим странным явлением, направился в его сторону. Первые туманные клубы уже скоро поползли у него под ногами, поднимаясь все выше с каждым шагом. Еще через три-четыре десятка шагов свои ноги скандинав видел уже сквозь легкую дымку. Ему казалось, что взгляд проходит, искажаясь, через быстро бегущую воду. Еще через полсотни шагов туман разом сгустился и скрыл под собою все предметы. Скандинав с трудом сумел разглядеть кончики пальцев, поднесенные к глазам. Первым его порывом было повернуться и направиться в обратную сторону. Однако внезапно он поскользнулся на чем-то и рухнул на землю. Когда же скандинав вскочил, то вдруг пришло понимание того, что он не знает, в каком направлении надо выходить из тумана. Он попробовал делать по десятку шагов в разные стороны, затем по несколько десятков. Туман по-прежнему не выпускал из цепких объятий. И тогда он пошел вперед, туда, куда был повернут лицом. Это было единственное решение, которое можно было принять в данной ситуации. Чувство времени вскоре оставило скандинава. Только по постепенно накапливающейся усталости он понял, что идет уже много времени. Ни единого звука не доносилось со стороны. Он сам несколько раз пытался кричать, но звуки вязли в тумане, и он прекратил попытки дозваться до кого-либо. Единственное, что он чувствовал, это то, что местность вдруг получила уклон вниз, и что он идет в этом направлении. Это свидетельствовало о том, что он не ходит кругами, и давало надежду на то, что движение вперед рано или поздно выведет из тумана.

Туман кончился как-то вдруг, словно кто-то сорвал пелену с глаз. Было уже темно. Звезды как ни в чем не бывало сияли на небе. Большая луна щедро поливала землю бледно-желтыми лучами. В ее свете все казалось каким-то неземным, лимонно-желтым. И близкие деревья, и дома, покрытые остроконечными шапками крыш. Даже не верилось, что он проблуждал в тумане целый день.

И только теперь до скандинава дошел смысл увиденного. Деревья и дома? Значит, он вышел к какой-то деревне. И не тот ли это оазис в центре тумана, про который говорили при обсуждении маршрута каравана?

Ни одного огонька не было видно. Однако, и тишины не было. В деревне что-то непрерывно хлопало, стукало. Но кто в деревне – друзья или враги? Это предстояло выяснить в самое ближайшее время. И это время наступило быстрее, чем он ожидал.

За спиной раздался шорох. Скандинав обернулся, жалея, что у него с собой всего-то один кинжал на поясе. Свой длинный меч он не взял с собой, направляясь к туману. Ведь он не собирался напропалую лезть в предательскую дымку. Однако словно что-то заставило его сделать это. Полоса тумана, из которой он так внезапно не вышел, а буквально выпал, за короткое время отступила на десятки полетов стрелы. А в десятке шагов, облитые лунным светом, стояли полдесятка человек, глядя на него.

Возраста не более, чем у него самого, высокие, ростом с самого скандинава, но неимоверно худые, в коротких штанах, не скрывающих тощие ноги, и однотонных серых рубашках навыпуск без рукавов, открывающих тонкие длинные руки, в которых они держали примитивное оружие – нечто вроде копий, палки с грубо заостренными концами. Они настороженно и одновременно удивленно смотрели на свалившегося им на голову могучего незнакомца. Их глаза отливали зеленым светом и были очень большими. Лица были правильными, не лишенными привлекательности – прямой нос, тонкие губы, прямые темные длинные волосы, высокий лоб. Огромные глаза отнюдь не портили их.

Некоторое время обе стороны рассматривали друг друга, при этом местные жители обменивались друг с другом короткими фразами грудными голосами на незнакомом языке. Видно было, что они ошарашены встречей со скандинавом куда как больше, чем он встречей с ними.

Затем один из них, мгновение поколебавшись, передав свое примитивное копье остальным людям, сделал несколько шагов вперед и обратился к скандинаву с короткой речью. Произносилась она самым миролюбивым тоном. После чего он подошел вплотную и провел руками по мощной груди и мускулам скандинава. Затем последовала еще одна фраза, обращенная к его спутникам, голосом, в котором скользило восхищение. Остальные его спутники осторожно приблизились и также уважительно, легонько касаясь, провели руками по мускулам скандинава.

– Кто вы? – в свою очередь спросил он. Конечно, они не поняли его слов, но явно уловили смысл того, что он говорил.

– Кавр, – стукнул себя по груди тот, кто первым подходил к скандинаву. Затем он легонько стукнул скандинава по груди.

– Альрик, – также стукнув себя по груди, поняв его, ответил скандинав.

– Кавр, – местный житель указал на себя, – Альрик, – указал он на скандинава.

– Да, – согласился скандинав, – ну вот и познакомились, – добавил он.

Местные жители вслушивались в его голос, как будто хотели извлечь из него что-то дополнительное для себя. Затем их лица, бледные в лунном свете, словно озарило. Они быстро заговорили между собой, перебивая друг друга, то и дело показывая пальцами то на скандинава, то куда-то в сторону., как будто споря. Наконец, Кавр легонько стукнул Альрика по руке и поманил его за собой. Четверо других людей быстро ушли по направлению к деревне.

Кавр не торопясь повел скандинава следом за ними. На окраине деревни их встретила толпа народа. В свете луны в глаза бросилось то, что все они, как и первые встретившиеся пять человек, были неимоверно худыми. Здесь же, несмотря на ночное время, под ногами вертелась стайка таких же худых детей. И у всех жителей были огромные глаза, отсвечивающие зеленоватым светом.

И тут скандинав понял, почему дети бегают по ночам и отчего у всех большие глаза. Жители ведут ночной образ жизни! Это было внове для него. Возможно, что-то случилось с глазами их далеких предков, и они перестали выходить днем из домов. Постепенно, с течением времени, световосприятие их потомков изменилось настолько, что дневной свет и вовсе стал для них непереносим. Зато развилось ночное зрение, способствующее сильному увеличению размера глаз.

Спереди толпы стоял высокий старик с длинной бородой и длинными волосами, ниспадающими на плечи, и лицом, испещренным многочисленными морщинами. Рядом с ним стояла молодая стройная девушка. Скандинав взглянул на нее. Его поразили правильные линии молодого лица, обрамленного длинными такими же, как и у первых встреченных им здесь людей, темными волосами. И большие глаза совершенно не портили впечатление. Она также взглянула в его глаза, и словно встрепенулась. Старик заметил это и что-то резко сказал ей. Она не удостоила его ответом.

Кавр подвел скандинава к старику и сделал шаг назад, оставив их напротив друг друга. Луна светила прямо в лицо старика, и скандинав видел на нем отражение игры сложной гаммы чувств – от враждебности до недоверия. Руки его непрерывно теребили оголовье посоха. Заметив, что за ним наблюдают, старик вдруг успокоился и что-то произнес скрипучим голосом.

– Я приветствую вождя народа, живущего в деревне. Я забрел сюда случайно и не думаю задерживаться здесь. Прошу лишь показать обратную дорогу. Я не причиню вам дополнительных хлопот, – спокойно сказал скандинав, глядя прямо в огромные глаза старика.

Молодая девушка, стоявший рядом со стариком, при звуке голоса скандинава встрепенулась и, когда тот замолчал, что-то быстро громко заговорила, обращаясь к старику, но ее слушала и большая толпа, собравшаяся у них за спиной.

Старик слушал ее, не отводя взгляд от лица скандинава. Затем бросил короткую фразу.

– Тебя приглашают зайти в дом вождя, – с трудом подбирая слова, на ломаном, но понятном языке приятным грудным голосом сказала девушка.

Кавр что-то спросил вождя, тот односложно ответил, отворачиваясь. Но Кавр настойчиво повторил вопрос. Вождь повернулся к нему и выпрямился. Теперь стало видно, что вождь даже выше скандинава. Он, твердо чеканя слова, что-то говорил Кавру, который враждебно смотрел на него. Толпа тем временем, слушая их перебранку, безмолвствовала. Вождь, повернувшись к толпе, что-то горячо заговорил, закончив речь вопросительной интонацией. Толпа что-то прокричала в ответ. Но было заметно, что отвечали не все.

Следовательно, в деревне имеется вождь, и имеются недовольные им, отметил про себя скандинав. В чем заключаются их разногласия, он, естественно, понять не сумел. Однако на всякий случай решил запомнить это. Как знать, о чем они спорили? Не о том ли, убить его или оставить в живых?

Толпа расступилась. Вождь, не оборачиваясь, направился в деревню. Девушка жестом пригласила скандинава следовать за ним. Проходя мимо людей, скандинав, насколько это можно было сделать при тусклом лунном свете, пытался оценить их. Женщин было примерно треть от собравшейся толпы. И среди них не было ни одной даже средних лет. В отличие от разновозрастных мужчин, все они были молоды. На вид самой старшей было не более двадцати пяти зим. На взгляд скандинава, женщин худоба даже красила, но вот мужчинам явно не хватало силенок вследствие маленькой массы тела. То ли они страшно недоедают, то ли деревню поразила какая-то болезнь. В этом еще предстояло разобраться. Среди толпы людей он не встретил ни одного явно враждебного взгляда. Наоборот, открытые лица мужчин выражали одобрение и даже зависть, когда они рассматривали рельефную мускулатуру скандинава Женские лица выражали восхищение и заинтересованность. Только несколько явных стариков качали головами, что-то говоря окружающим их людям. Но на них не обращали особого внимания.

Это не укрылось от скандинава. Он шел сквозь толпу, чувствуя на себе множество взглядов. И ступал твердо и спокойно. Но вот толпа осталась позади, только дети бежали сбоку, что-то щебеча и показывая на него пальцами, пока шедшая рядом выступающая в качестве переводчика девушка, то и дело бросающая на него заинтересованные, как скандинаву показалось, взгляды, не прикрикнула на них.

Пока вождь вел неожиданного гостя, тот пытался рассмотреть деревню, окружающие дома. Но в лунном свете все же видно было плохо. Вокруг домов были во множестве разбросаны финиковые пальмы, и силуэты домов уходили далеко в тень окружающих их деревьев. Понятно было только, что деревня достаточно большая. Однако в домах, которые попадали в бледно-желтые лучи, испускаемые луной, напрочь отсутствовали окна, подтверждая догадку скандинава о ночном образе жизни их обитателей. Нигде не было видно ни одной трубы и напрочь отсутствовал запах дыма. И еще одна особенность деревни бросилась в глаза – это полное отсутствие заборов.