Ява

49

– Тебя же на серьёзное мероприятие пригласили.

– Нормально. Это что, величественное избивание или официальный приём завершены? – недоумевал приглашённый.

– Ты кого за ним посылал? – обратился Бодя к Слону.

– Не видел? Я его угандошу, падлу.

– Ребята, вы хоть толком объясните, – вклинился Яванский.

– «Расстёгивать» мы тебя позвали. Чего зенки выпучил? Мать твою, – водитель первого взвода слегка выпрямился, но руки держал в районе паха. – Убил бы.

– А-а-а! Простите тогда.

– Про-о-сти-и-ите! – передразнил его Петля. – Становись к окну передом, а к нам задом, и чуть-чуть пригнись. Да зажми хозяйство между ног, а то… Мало ли что.

– Это ещё зачем?

– Будешь задавать вопросы – останешься до конца службы «застёгнутым».

Каждый из присутствовавших «дембелей» съездил по Валеркиной заднице бляхой солдатского ремня. От боли казалось, что кожа лопается, как земля от засухи. Но, что поделаешь ритуал. В завершение «торжественного» момента, под радостные возгласы и бурные овации присутствующих, Слон разорвал воротник гимнастерки, да так что составляющие крючка разлетелись в разные стороны, а подворотничок повис на ниточке.

«Перешли к выступлениям в прениях». Каждый изо всех сил пожимал руку товарищу и говорил «напутственные» слова.

– Благодарю вас, друзья, – просто сказал Валерий. – Только объясните, зачем терпеть столько боли, чтобы сорвать крючок?

– Это чтобы ты шибко не зазнавался и без надобности никого не бил, помня свою боль, – философствовал Бодя.

– Коротко и ясно.

– Краткость сестра таланта. О! – заметил Петля. – Приглашаю всех к столу. Так сказать, начинается банкетная церемония нашего балета.

Немножко выпили, слегка закусили. Особой радости новоиспечённый «фазан» не ощущал. Наверно, из-за того, что всё произошло неожиданно и как-то быстро. Только чуточку с плеч спал невидимый груз. Нет, легко не стало, но и тяжести не ощущалось.

Началась совершенно новая армейская жизнь. Ява внутри не был подлым и мстительным. Он не особо пользовался своим нынешним положением. Не орал на «молодых» и тем более не применял к ним физической расправы. Мог высмеять тот или иной недостаток, но не более. Помня свою боль, он не хотел причинять её другим, пусть порой наглым, но всё-таки людям много слабее его. Однако надо отметить, чего греха таить, ему нравилась «новая» ступенька иерархии срочной службы. И без этого к нему относились с уважением, а сейчас. Возможно, это ошибочное мнение, но…

– Рядовой Яванский! Зайти в канцелярию!

– Товарищ капитан, рядовой Яванский по вашему приказанию прибыл.

В кабинете кроме ротного и замполита находился незнакомый старлей.

– Смирно! – подал команду дневальный.

Вошел быстрым шагом зампотех части, махнул рукой и присел:

– Что, сынок, соскучился по дальним поездкам? – спросил он.

– Немножко…

– Не юли, не красит, – засмеялся полковник. – Я, таких, как ты, за годы службы знаешь сколь видел? Отвечай прямо, без утайки.

– Так точно!

– Что?

– Очень сильно соскучился.

– Вот. Правда красит человека. Присаживайся, разговор есть. Да не робей. Старший офицер приказал.

Валерка не шелохнулся, смотря на капитана. Лицо ротного расплылось в улыбке.

– Присаживайся, – разрешил он солдату.

– Порядки у тебя, Горбунков. Так вот – он повернулся к сидящему Яве, – есть у нас на тебя виды. Не дергайся, не о том думаешь. Знаем мы твой нрав и характер. Это к замполитам, – офицер искоса посмотрел на Марчука, – а со мной это не требуется. Я строевой и боевой конёк. Я Родине служу, а не разговорами личному составу головы забиваю про партию и правительство.

– Товарищ полковник, я считаю…, – подскочил со стула лейтенант.

– Мне совершенно неинтересно. Я с ответственным человеком беседую. И вообще, Горбунков, что здесь делает Марчук? Что, в роте заняться нечем? Пускай идёт готовится к политинформации, например…

– Я буду вынужден доложить по команде, – выпалил покрасневший младший офицер.

– Лейтенант, называйте вещи своими именами. Не доложить, а заложить, вы хотели сказать. Покиньте помещение. Это приказ! Он ещё старого человека уму-разуму учить будет.

Такими командиров Яванский ещё не видел. Ему сделалось не по себе. Что-то неуютно почувствовал он себя, оказавшись невольным свидетелем такого обращения. Хотя это и не его дело, но он слегка оробел.

– Вот, рядовой, – лицо полковника разгладилось, гнев прошёл, – мы посоветовались с командиром части и решили поставить перед тобой боевую задачу. От её чёткого выполнения зависит и твоя, и моя дальнейшая судьба. Конечно, для выполнения этого задания можно использовать УАЗ, но туда, куда надо доехать, будет израсходовано много бензина. Убыточно. Маленькая машина, возможно, привлекает внимание, тем более военная и тем более с неместными номерами. КАМАЗ кушает солярку. Наверное, по количеству её уйдёт чуть больше, но дешевле. К тому же дизтопливо проще раздобыть, не обращаясь на автозаправочные станции. Правильно? А в том может быть резон в дороге.

– Да! – в голове водителя постепенно вырисовывалась картинка предстоящего путешествия.

– Теперь самое главное. В кузов грузовика можно навалить чего угодно и рейс осуществляется с целью, ну, скажем, сдачи металлолома. Как?

– Отлично! А как далеко ехать? – поёживаясь перебил полковника Валера.

– Разумный вопрос. Уссурийск, Хасан, Артём, возможно, Владивосток. Одним словом – Приморский край.

– Ого!

– Вот тебе и «ого»! От нас до Хабаровска добрая половина сотни километров, а там ещё «о-го-го». Но задача очень ответственная. Как думаешь, справишься?

– Так точно! – не задумываясь, отчеканил счастливчик, которому понравилась идея дальней поездки.

– Вот и молодец. Запомни только одно, ни при каких условиях ты не должен покидать кабину машины. Ночевать на спальнике. Приём пищи на водительском месте. Ни при каких обстоятельствах. Понял?

– Есть!

– Пока старший не даст добро, только в туалет, и то если офицер остаётся в машине. Сейчас командир роты даст соответствующее указание. С кузова разгрузят антенное поле. Перегонишь машину в автопарк части. Разместишь в кузове и закрепишь два дизеля для сдачи в ремонт. На обратном пути примете наш груз. Таким образом, цель командировки отправка силовых агрегатов с электростанции в ремонт и доставка материально-технического обеспечения – расходные материалы. Ясно?

– Да!

– Завтра в девять ноль-ноль в дорогу. Путевой лист и необходимые документы, а также талоны на топливо получишь утром на КТП. Старшим едет старший лейтенант Воробей, – он указал на незнакомого офицера. – Удачи, сынок, – полковник пожал Валеркину руку.

 В парке батальона выгрузили из КАМАЗа антенное поле. Перед тем, как перегонять его, Ява под колючей проволокой проник на открытую площадку склада ГСМ, где набрал в дорогу масла для двигателя, гидроусилителя, наковырял немного литола. Путь не близкий, всё может случиться. За его действиями наблюдал, стоящий на вышке часовой. Валерий махнул ему рукой и улыбнулся. Солдат демонстративно отвернулся в другую сторону.

КАМАЗ переехал в автопарк части и встал под погрузку. Шофёр ловко задрал тент, сместил дуги. Загрузили дизеля, закрепили и растянули строп лентами. Дуги и тент на место. И всё, а так сильно хотелось прямо сейчас рвануть, оставляя синеватый след выхлопных газов.

 Надо было себя чем-то занять. Ява подумал, что надо бы приготовить запасную форму, чистые подворотнички, про запас сапоги. В дороге всё сгодится. Тем и занялся, да так, что под вещи пришлось у старшины роты выпрашивать старый чемодан. Зато в его чрево легли две новенькие, чистенькие формы: ХБ и ПШ.

 Другими словами, летняя и зимняя. Новые пилоточка и кожаный ремень с начищенной до зеркального блеска бляхой. Добрый кусок белоснежной простыни на чистые подворотнички. Разноцветные нитки, калиброванные иголочки, носовые платочки и расчёска.

Столь тщательные приготовления не остались незамеченными среди личного состава.

– Ява! Ты куда собираешься?

– В командировку.

– Куда?

– Не знаю. Говорят, старший знает. Моё дело баранку крутить.

– А что загружали в кузов?

– Дизеля с электростанции для сдачи в ремонт. Кстати, кто знает, где их ремонтируют? Вот туда я и еду.

– А надолго?

– Дней на пять.

– Классно. Вот счастливчик. Отдохнёшь, на мир посмотришь, себя покажешь.

– Про нас не забывай.

– Не забуду.

 После «Отбоя», Яванский лежал и в уме прокладывал маршрут движения: проезжал через посёлки и города, оставляя позади леса, сопки и степи. Постепенно мысли переключились на дом. Из писем он знал, что там всё хорошо, но беспокойство застряло где-то под лопаткой. Так хотелось к родным! Даже больше, чем в путешествие по Приморскому краю.

 «О! А может, за успешно выполненное задание отпуск объявят? Жди!

Держи карман шире! Как же. Спасибом обойдутся. Служи рядовой и не рассуждай. На побывку он захотел в родные края. Но, с другой стороны, другие же ездят… Единицы, но всё-таки. А я что, рыжий? Нет! Значит, будем стремиться», – засыпая, мечтал Валерка.

50

 Весна выдалась пасмурная и дождливая. Весь май через день лили дожди. Наталья редко гуляла с дочкой. Большую часть суток они проводили дома, иногда минут на двадцать-тридцать выбегали прогуляться. Настеньке было уже шесть месяцев, и она исследовала квартиру дедушки с бабушкой, смешно, но быстро перемещаясь на четвереньках. Иногда девочка делала первые попытки встать на ножки, держась за дверцы, тумбочки и кресла. Малышка различала всех родственников и приветствовала каждого только предназначенным ему или ей звуком.

Марина заканчивала восьмой класс. Кроме домашнего задания, она каждый день готовилась к сдаче экзаменов. По этой причине у неё совсем не оставалось времени для игр с племянницей.

 Яванские старшие почти всегда задерживались на работе. Новые экономические перемены докатились и до Камчатки – коллективный подряд, хозрасчёт, индивидуальная трудовая деятельность. Деление на общества и товарищества не прошло мимо строительного комбината. Начался распад предприятия на мелкие, разрозненные и самостоятельные. Начинались рыночные отношения. Отчасти эти нововведения коснулись и Валеркиных родителей. На работе всё чаще подолгу проводились то профсоюзные, то производственные, то выборные, то перевыборные собрания.

 С работы они приезжали усталые и озлобленные. Закрывались в своей комнате, подолгу обсуждая прошедший день. Иногда просто ругались, обвиняя друг друга. Их нервозность негативно сказывалась на общем спокойствии семьи. Владимир Леонтьевич начал чаще выпивать. Понемногу к нему в помощницы записалась и Нина Николаевна. Талонная система и борьба с пьянством по всей территории Советского Союза толкнули людей, ранее и не помышлявших, на самогоноварение. И в доме Яванских появилась фляга с играющей брагой.

 Иной раз, употребив спиртное, они резали правду-матку без стеснения. В народе недаром говорят: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Ни раз доставалось и Наталье. То она сына на себе женила, с умыслом забеременев, то плохо ждёт мужа из армии, то недостаточно уважает его родителей. Доставалось Маринке за то, что ничего не делает, не помогает отцу с матерью и невестке. Семейные склоки не только отвлекали, но и мешали.

 Насмотревшись на эти безобразия, невестка поставила ультиматум: или свёкор со свекровью прекращают издеваться над своим здоровьем и измываться над домашними, или она переезжает жить к матери. Невероятно, но это подействовало. Постепенно вернулись и порядок, и взаимопонимание. Если работа мешает жить нормально, надо либо её поменять, либо уйти в отпуск. Второе было более логичным, и Владимир Леонтьевич с Ниной Николаевной написали заявления. Взяли только часть, чтобы после использовать проезд. К тому же надо было готовиться к посадкам на земельном участке.

 С утра до позднего вечера, а иногда и сутками вся семья жила в дачном посёлке. Накрывали теплицу, перекапывали землю, ездили покупать рассаду. Женская половина занималась грядками, чистила и удобряла клубнику. Все вместе занимались обрезкой старых веток кустов смородины, крыжовника и прореживали малину, которую затем подвязывали рядами.

 Вечерами разжигали мангал, готовили шашлыки, запекали сосиски или просто на угольном жаре подогревали ужин. Бывало, в протекающей недалеко от посёлка речушке Наташа со свекром вылавливали от трех до десяти средних размеров гольчиков. Они шли на приготовление двойной ухи.

 Маринка, пока сдавала экзамены, жила то дома, то на даче. После последнего «испытания» всей семьёй ездили по магазинам, подбирали дочке наряды к выпускному. Готовое платье она надевала в своей комнате, а все ожидали её в зале. Распахнулась дверь, и на пороге… в розовом пышном наряде, среднего роста, худенькая, с милым детским личиком и большим бантом стояла Мальвина.

– Ух, ты-ы! – вырвалось у отца.

– Как человека меняет одежда. Ты как куколка, – восхитилась мама.

На торжественном мероприятии приехали все. Маленькая Настенька рассматривала людей своими большими глазками. Родители жадно всматривались на сцену актового зала в ожидании выхода Марины за свидетельством о восьмилетнем образовании. Когда произнесли их фамилию, и дочь поднималась по ступенькам, они хлопали в ладоши, и громко скандировали: «Ма-рин-ка! Ма-рин-ка!».

 Отпуск, дача, успешная сдача экзаменов и выпускной бал преобразили Нину Николаевну и Владимира Леонтьевича. Они отвлеклись от всех проблем. Теперь почти не выезжали с дачного домика. Запаслись продуктами и жили, наслаждаясь тишиной, свежим воздухом и работой на земле.

– Мариночка, ты что-нибудь решила с дальнейшей учебой? – начал разговор папа.

– Я, наверное, в техникум, где Валера с Наташей учились, поступать буду. Только хочу учиться на бухгалтера.

– И чего молчишь? Надо же документы сдавать.

– Успеется, ещё всё лето впереди. Не поступлю, так пойду в девятый. Закончу десять классов и в институт.

– Главное иметь чёткую цель, – усмехнулась мама и посмотрела на мужа. – В какой ВУЗ? Ты сама кем быть хочешь?

– Экономистом или бухгалтером.

– Видишь, цель у неё есть, – вступился отец.

Нина Николаевна, Наташа и Марина сажала грядки. Внучка сидела в коляске, что-то гукала, аукала. Дедушка за разговорами успевал помогать прихлопывать засаженные участки и перемещаться с фотоаппаратом в руках, снимая членов семьи.

– Сейчас вас нащёлкаю, и Валерке отправим. Пускай любуется. Особенно на нашу маленькую деточку, – не обращаясь к кому-либо, он выбирал ракурс, чтобы сфотографировать малышку.

– А зачем отправлять? – спросила бабушка и как-то странно посмотрела на невестку.

– Как зачем? Чтобы смотрел, какие мы стали. Как дочка выросла. Как жена расцвела. Сестрёнка подтянулась.

– Я не о том…

– А о чём?

– Мы в отпуске. За Настенькой кому присмотреть есть. Почему жене не съездить к мужу на недельку.

– Как это? – явно увлечённый своим занятием, не хотел понимать сказанного Яванский-старший.

– Очень просто, – рассердилась супруга. – Билет рублей шестьдесят в один конец. Туда и обратно сто двадцать. Дочь дома, мы тоже. Надо пользоваться моментом.

– А мы справимся? Всё-таки ребёнку всего седьмой месяц.

– Можно подумать, что с ней будешь нянчиться ты. Справимся. Она постоянно с нами. К нам привыкла. Дня два или три на отлучку от груди и переход на детское питание. Вот и всё. Через неделю Наташа может лететь.

– Я согласен. Как? – спросил свекор у невестки.

– Только «За!».

– Итак, решено, – поставила точку свекровь.

– Только его оповестить надо, – сказал папа. – Телеграмму отправить, а лучше переговоры заказать. Мало ли что. Вдруг у них учения или ещё что. Армия всё-таки.

– Правильно отец говорит. Да и насчёт размещения пусть думает.

 Так июньским летним днём было принято решение, и появилась новая забота. Два дня кряду Наталья с утра до вечера уезжала погостить к матери, а Яванские занимались воспитанием Настеньки и приучала её к детскому питанию. Первый день сравним был разве что с «каторгой». Внучка плакал, капризничал, никого не слушала и звала маму. Дедушка, бабушка и тётя бегали кругами.

 Они её чем только не отвлекали. Читали книжки. Пели песенки. Забавляли игрушками. Даже ездили в магазин за новыми покупками. Носили девочку на руках, катали на качелях и в коляске. В какой-то момент даже хотели отказаться от самой затеи поездки и собирались за невесткой к Надежде.

Вечером, когда Настенька наконец заснула, Яванские испытали спокойствие. От наступившей тишины звенело в ушах. Пришла и навалилась усталости от дневных забот. Когда Наталья вернулась, Марина с племянницей спали, а родители сидели на кухне.

– Как вы?

– Каторга, – одним словом охарактеризовал прошедший день свёкор.

– Может, мне завтра не уезжать?

– Завтра будет легче, – заметила Нина Николаевна, – тебе надо ехать покупать билеты. Бери сразу туда и обратно. На какие числа сама ориентируйся. Сейчас лето, отпуска, может сложиться так, что на ближайшие дни всё раскупили.

– Надо было вначале о проезде побеспокоиться, а потом ребёнка мучить, – сказал Владимир Леонтьевич. – Ничего. Если что не сладится, у меня есть знакомые в аэропорту. Не надо раньше времени волноваться.

– Вот и хорошо. Пойдёмте спать. Что-то я устала, – зевнула свекровь.

 На следующий день, рано, чтобы Настенька не застала маму дома, Наташа отправилась в аэропорт. Возле авиакассы была нескончаемая толпа народа. Пришлось занимать очередь и терпеливо дожидаться своего часа. Только к обеду она оказалась у заветного окошка. Ближайший рейс на Хабаровск, где нашлось одно место, был только в начале июля, через две недели. Делать нечего, лучше чуть позже, но всё-таки она сможет увидеть и обнять Валеру. С обратным билетом проблем не было. Получалось, на всё пребывание в гостях у мужа ей отводилось ровно шесть дней.

 Теперь она могла идти на переговорный пункт и заказывать разговор с мужем. Телефонистка долго уточняла необходимую информацию, потом оформила заказ и выдала талон. По нему Наталья должна была прибыть на переговорный пункт через три дня в двадцать один ноль-ноль. У Валерия получалось семь часов вечера.

***

 Валерка уже третий день колесил по Приморскому краю. Покинув пределы своей части, они со старшим лейтенантом Воробьём приехали к штабу округа в Хабаровске. Здесь офицера инструктировал какой-то генерал-лейтенант, худощавый, небольшого роста «старичок». Ява не выходил из кабины и наблюдал за ними, идущими в направлении стоянки, где находился КАМАЗ. С рядовым генерал не разговаривал, просто посмотрел внимательно ему в лицо сквозь лобовое стекло, будто запоминал или оценивал. Пожал руку старлею. Воробей вскочил на подножку.

– Ну, кажись, с инструктажами и вводными всё. Можем выдвигаться. До чего я не люблю все эти нюни и слюни. Туда не лезь. Там не ходи. Прямо детский сад какой-то.

Это, пожалуй, было всё, что сказал старший до самого Бикина.

– Скоро покинем просторы Хабаровского края и вторгнемся во владения Приморского, – произнес офицер.

Воробей был явно несловоохотливый и немногословный. Так и от скуки можно помереть. Валера в душе уже не раз посетовал на судьбу, которая подкинула ему такого молчуна.

Где-то между Кировским и Спасск-Дальним старлей опять показал свой «талант» в разговорном жанре:

– Скоро будет площадка. Смотри внимательнее. С левой стороны. Там должны «дальнобойщики загорать». Это их место отдыха. Возле неё родник бьёт. Вода холоднющая, зубы сводит. Но вкусная и полезная. Минут десять на разминку и вперёд.

Действительно, через несколько километров в сгущающихся сумерках показалась стоянка, достаточная для небольшого дорожного кемпинга. Остановились, прижавшись к борту контейнеровоза. Здесь были и роспуски, и лесовозы. Машин десять, не больше. В сторонке навес, под которым стояли стол и лавочки, на которых расположились водители. Рядом в мангале горел огонь. Над ним стояли чайник и кастрюлька.

– Я за водичкой, а ты сиди. Из кабины не выходить. У тебя ёмкость с крышкой есть?

– Так точно. Солдатский…, – Ява протянул термос на два литра.

– Нормально. И сейчас попить, и в пути.

Воробей спрыгнул на землю. Пробегая навес, задержался, перекинувшись несколькими фразами с сидящими шоферами. Пройдя немного вдоль обочины, он скрылся из виду. Через минуту его фигура вновь появилась у дороги, и он быстрым шагом направился к КАМАЗу.

– Держи, попробуй. Только аккуратно, резко не глотай. Холодная, – весело проговорил старший лейтенант, запрыгнув на своё место.

Ява отвинтил крышку и пригубил жидкость.

– Ух! Ледяная. Бр-р! Вкусная. Будто сахарная, – произнёс он. – По телу пробежал холодок.

– Помчались, – откинувшись на сидение, сказал офицер.

Водитель включил передачу и нажал на педаль газа. Начал накрапывать лёгкий дождик.