Рис

Бескрылый поспешно залил огонь и затоптал тлеющие угольки. А потом схватил свой мешок и спрятался за моей спиной.

– Не люблю огонь, – голос стал ещё громче. – Люди с равнин жгут костры. Не люблю людей.

– Давно к тебе приходил Алой? – спросил я, и Уюр зашипел недовольно:

– Не помню. Он копался здесь, искал какие-то камни. Если ещё раз облюбует мои горы, пожалеет.

– Его больше не интересуют камни, – успокоил его я. – Вряд ли он осмелится вернуться.

– Зачем ты пришёл? – Голос Уюра теперь звучал совсем рядом, но его самого я разглядеть не мог. – Что тебе нужно?

– Ничего, Уюр, – отозвался я так спокойно, будто не знал, что он подкрадывается ко мне. – Лечу на запад, заночевал в твоих горах. Думал, если встречу, спрошу, не помнишь ли ты начала времён?

– Нет, – угрюмо буркнул Уюр. – Не знаю ничего о начале. Я был всегда, и мои горы были всегда. Никакого начала не помню.

– Я тоже. Спрошу у Бата и Кхора, может, они что помнят.

– Кхора я встречал… – задумчиво пробормотал Уюр. – Очень, очень давно… он красив…

– Как? – удивился я. – Он ведь живёт в море.

– Да… глубоко под моими скалами тоже есть море. Иногда я спускаюсь туда. Вся вода в мире связана. А Кхор хозяин ей… Когда-то он приплывал ко мне… но уже давно не приходил.

– Где его искать?

– Не знаю. – Скала, под которой мы сидели, вдруг снова дрогнула, мелкие камешки посыпались нам на головы, бескрылый застонал, вцепившись мне в крыло. А потом так неожиданно, что даже я вскрикнул, на том месте, где только что горел костёр моего бескрылого, появился Уюр. Он не прилетел, не упал сверху и не вылез снизу, а просто оказался там, где его раньше не было. Ростом он был не меньше меня, только костистее. Весь чёрный и переливающийся, как кожа змеи. Его рога не торчали вперёд, как у Алоя, и не охватывали голову, как у меня, а плавно загибались назад со лба к затылку. А крылья, тоже чёрные и блестящие, не имели перепонок, только обтянутые кожей кости.

– Ты крылатый, как Алой, – сказал Уюр, рассматривая меня. – Вас можно было бы перепутать, но кожа твоя другого цвета. И волосы…

Уюр плавно качнулся ко мне и вдруг оказался так близко, что я почуял его запах, запах земли, застоявшейся воды, железа и соли. Его глаза, огромные и совсем чёрные, смотрели прямо на меня. Он не стоял и не сидел, а почти лежал. Его тело плавно изгибалось, длинные руки поддерживали переднюю половину, а короткие, кривые ноги, заднюю. Хвост кольцами извивался вокруг ног и исчезал в темноте. Он напомнил мне пустынных ящеров, огромных и быстрых.

Уюр коснулся моих волос тонкими скользкими пальцами, и я, очнувшись, отпрянул.

– Твои волосы – другие, – прошептал Уюр.

– Как Алой смог попасть в тебя камнем? – удивился я. – Ты быстрый, как поток.

– О, он хитрый, – нахмурился Уюр. – Обманул меня.

– Это он может, – согласился я и спросил, чтобы отвлечь его от недобрых мыслей: – Ты сказал, что не помнишь начала. Но хоть что-то ты помнишь? Может быть, того, кто создал нас?

– Я помню только горы и проходы под ними, – помолчав, ответил Уюр. – Вечные горы наверху, вечное море внизу. Тоннели и подземные реки. Мы с Логом долго искали кого-нибудь, с кем можно было бы говорить, но не нашли. Мы были одни… одни под горами. Потом я встретил Кхора, но это было много позже.

– Позже чем что? – Я снова посмотрел в глаза Уюра и решил, что Алой всё-таки был прав. Уюр смотрел куда-то сквозь меня, и никто не знает, что он там видел.

– Позже… много позже… – повторил Уюр. – Лог остался в реке, не захотел двигаться, не захотел разговаривать. Застыл. С тех пор я один. Один в своих горах. Совсем один. Потом приплыл Кхор. Он был таким… таким красивым… но уплыл и не вернулся. А потом прилетел Алой и стал швыряться камнями… я прогнал его. Он пожалеет, если снова объявится.

– Почему Лог остался в реке? – спросил я озадаченно. Видимо, и под горами раньше было два изначальных, да только один из них «застыл».

– Он… я не помню… не помню. – Взгляд Уюра заметался, пальцы заскребли камень. – Он любил воду. Не любил сухие тоннели, вечно плавал в подземных реках. И однажды… река застыла, превратилась в лёд, прозрачный, как горный хрусталь. А он остался там. Его и сейчас можно видеть, лёд всё ещё прозрачный. Он будто спит. Может, он и вправду спит, Рис?

– Я не знаю. – Я отстранился, стараясь не касаться Уюра. – А ты не пробовал разбить лёд?

– Нет! Если я разобью его, то могу убить Лога. Хочешь посмотреть на него? – Чёрные блестящие глаза Уюра впились в меня. Я покачал головой.

– Нет, Уюр. Я не стану спускаться в твои тоннели. Это твое царство. Я там не властен. Я и здесь не задержусь, рассветёт, полечу дальше.

– Ты можешь бывать здесь, – сказал Уюр, отступая. – Только огонь не разводи. Не люблю огня… не люблю света… солнца… будешь в моих горах, постучи по камню…

Он ткнул пальцем себе за спину. Я решил, что он говорит о том камне, который напугал бескрылого. А потом так же внезапно, как появился, Уюр исчез. Только что был тут, нюхал воздух тонкими ноздрями и вдруг пропал. Камешки снова посыпались мне на голову, а за моей спиной шумно выдохнул сжавшийся в комок бескрылый.

До рассвета мы просидели молча, а когда солнце показалось над пиками гор, бескрылый привязал свой мешок к крылу, и мы снова поднялись в воздух. Летели без остановки, пока красные пики не остались далеко за спиной. Под нами простиралась бесконечная каменистая пустыня. Но я знал, что ближе к центру её есть несколько островков зелени. И когда первый появился на горизонте, я устремился к нему.

Когда мы спустились, бескрылый долго пил из кожаной фляги, а потом растянулся в тени тщедушного кустика.

– Я так испугался, Рис, – признался он, улыбнувшись. – Он и вправду ужасен, как говорят.

– Ужасен? – удивился я. – По-моему, он красив. Только долгие годы одиночества помутили ему рассудок. Хотел бы я знать, как погиб Лог.

– Есть такая легенда… – сказал бескрылый задумчиво, – в которой говорится, что Творец изначально создал по паре хранителей для каждой стихии. Ты и Алой – воздух, Бат и Кхор – вода, а Уюр и Лог – земля. О Логе люди знают только то, что у хозяина Красных гор когда-то тоже был брат. Но о том, как он умер, говорят разное. Кто-то считает, что в припадке ярости Уюр сам убил его, а кто-то – что его убил Алой.

Я рассмеялся, и бескрылый удивлённо на меня посмотрел, даже привстал на локте.

– Люди считают Алоя корнем всех бед, похоже, – сказал я, покачав головой. – Ты видел, как быстро двигается Уюр? Если его брат был таким же, даже я не смог бы его убить.

– Ты не стал бы, – убеждённо заявил бескрылый. – А Алой мог. Хоть он и не такой сильный, как ты, он хитрый и изворотливый. Если бы он захотел, то смог бы.

– Зачем бы ему? – равнодушно отмахнулся я. – Ты просто боишься Алоя, вот и считаешь его жестоким и злым. Но это не так.

– Для тебя – да, – грустно вздохнул бескрылый. – Ты любишь его, поэтому он кажется тебе красивым. Ты защищаешь его, находишь в нём что-то хорошее. А для меня он – чудовище.

Слова бескрылого что-то потревожили во мне. Я завернулся в крылья, спасаясь от жары, прикрыл глаза и задумался. Бескрылый боялся Алоя и Уюра. Причём Алой хотел убить его, сломал его домик, разбил горшки, а Уюр даже не знал, что человечек прячется за моей спиной. И всё же он боялся их обоих. А меня нет. Даже тогда, когда встретил меня впервые. Я хотел спросить его, почему он меня не боится, но взглянув на него, увидел, что он спит.

* * *

Пустыня тянулась долго. Дольше, чем я помнил. Солнце всходило и садилось семь раз, а она всё тянулась и тянулась под нами. Серые камешки, жёлтый песок да редкие островки скудной зелени. Но всё же человечки забредали сюда. Два раза нам попались пересохшие колодцы, явно выкопанные чьими-то руками. А в третьем колодце глубоко на дне блестела вода. Он был узким, и я не смог протиснуться. Пришлось спустить туда на верёвке бескрылого, и он сумел набрать несколько фляг воды. Она была мутной и невкусной, но я жадно выпил всё, что добыл бескрылый.

На следующий день камней под нами стало меньше, песка больше, а к полудню впереди заблестело море. Море это я помнил. Оно было мельче и теплее того, где мы с бескрылым добыли кожу для его крыла, но и в нём водились исполинские рыбы. А ещё вдоль берега этого моря почти сплошняком шли людские поселения. От пустыни их защищала узкая полоска леса. Между лесом и прибрежным песком человечки разбили поля и огороды. Они копались в земле, чинили сети и плавали в хлипких лодках, похожие с высоты на муравьев.

Бескрылый стал терять высоту, пришлось снова подхватить крыло.

– Ты не хочешь передохнуть, Рис? – крикнул бескрылый, почувствовав, что я поднимаю его выше.

– Когда найду место, где нет жилья, – сказал я, вглядываясь в слепяще-синюю даль. Бескрылый сильно похудел, пока мы летели над пустыней, и припасы его почти кончились. Он весил теперь гораздо меньше, и поднимать его стало легче.

Вскоре лес по кромке берега стал гуще, огороды и домики пропали, и я направил крыло к земле.

Между деревьями в мягкой траве звенел ручеек. Мы с бескрылым долго пили солоноватую воду, а потом лежали на траве, в тени деревьев, отдыхая от палящего зноя пустыни.

– Это уже то море, что рядом с серыми скалами? – спросил бескрылый, снова вынимая свои записки.

– Нет, – засмеялся я. – До того моря много-много дней лёта на север. Там, поди, уже и снег лёг. – Я перевернулся на грудь и посмотрел на бескрылого. Кожа на его лице и руках обгорела и обтягивала тонкие кости, губы почернели и потрескались, глаза запали. – Уже жалеешь, что захотел облететь мир?

– Нет, – улыбнулся бескрылый, оторвавшись от своих записей. – Я за всю свою жизнь столько чудес не видел, как за эти дни. Я устал, это верно. Но быстро восстановлю силы, если мы отдохнём пару дней. Здесь красиво, правда?

Я запрокинул голову, поглядел на резные листья деревьев над нашими головами. В кронах некоторых из них виднелись жёлтые круглые плоды, на других гроздья красных ягод, а невысокие, похожие на кусты в моих горах, деревца, были увешаны длинными сизыми стручками.

Стручки оказались сочными и сладкими, красные ягоды кислыми, но съедобными. А жёлтые плоды – горькой отравой.

Бескрылый нарвал стручков и ягод, я наловил рыбы, и когда стемнело, он снова развёл свой костерок и принялся жарить рыбу, нанизав её кусками на прутиках.

Лес был обитаем. Меж деревьями то и дело загорались глаза каких-то мелких хищников, слышался вой и треск веток. Бескрылый ёжился от морского ветра и вздрагивал от ночных звуков.

– К огню звери не подойдут, – успокоил я его. – Да и мой запах их отпугнет.

– С тобой я ничего не боюсь, – улыбнулся бескрылый, вытирая жир с ладоней о штаны. – Просто отвык от животных. В горах и пустыне их было немного.

– Не боишься? – рассмеялся я. – Но Уюра-то испугался.

– Да, – признался бескрылый. – Но ведь то изначальный, а это всего лишь звери. Ты рад, что встретил его?

– Не знаю, – отозвался я, вспомнив странное впечатление от появления Уюра и разговора с ним. – Он безумен. Бормочет что-то своё, ничего не слышит и не помнит. Но он есть, а значит, могут быть и другие.

– Будешь искать Бата и Кхора? – спросил бескрылый, поёжившись.

– Искать вряд ли, – пожал плечами я. – Полетим вдоль моря, может, и встретим кого из них, а нет, так нет.

– Про Бата болтают, что он такой же, как Уюр, – сказал бескрылый, бросив настороженный взгляд на море, шумевшее перед нами. – Может лодку перевернуть, утащить в пучину рыбака и сожрать. А вот Кхор, говорят, может и спасти людей с потонувшей лодки, до берега донести. Может рыбы в сети подкинуть или раковину диковинную со дна достать. А может, наоборот, порвать сети и выпустить рыбу. Он любит всё живое, как ты. Но и охотиться любит. Звук его рога часто можно услышать с берега.

Я хмыкнул и тоже посмотрел на море.

– А про Алоя люди что болтают?

– О нём говорят, что он может помочь, а может убить, – сказал бескрылый, вздохнув.

– Он многому научил нас – и хорошему, и плохому. Но людей он не любит, а делает всё от скуки.

– Он никого не любит, – сказал я, завернувшись в крылья. – Только не скука им движет, а любопытство. Ему интересно, как всё устроено, вот он и ломает всё, что под руку попадётся.

– Интересно, он всё ещё ждёт нас на плато или уже забыл про меня? – задумчиво спросил бескрылый, шевеля палочкой угли. – Хорошо бы забыл.

– Это вряд ли, – хмыкнул я. – Память Алоя не чета моей. Он помнит много больше. А обиды и вовсе никогда не забудет.

Бескрылый промолчал, что случалось с ним нечасто. Видно, воспоминания о нападении Алоя всё ещё пугали его. А потом, затушив костёр, он забрался ко мне под крыло и почти сразу уснул. Вскоре уснул и я.

* * *

Вдоль тёплого моря мы летели шесть дней. Конечно, напрямик было бы быстрее, но я не любил летать над морем, и бескрылый не стал настаивать. Так что мы сделали крюк, обогнув море по краю, а дальше снова полетели прямо на закат.

Ни Бата, ни Кхора мы в море не видели. Напрасно я прислушивался и всматривался в синюю гладь. Ни звука раковины, ни существа, по размерам похожего на меня, я ни разу не услышал и не увидел. Оно и понятно. Меня или Уюра найти куда легче. Я обычно не покидаю своих гор, а тот своих. А Бат и Кхор могут плавать где хотят, полмира водой залито, да и подземных водоёмов хватает. Если они как Алой, не любят сидеть на месте, то чтобы увидеть кого-то из них, годы на поиски надо потратить. Или хотя бы знать, где они бывают чаще всего, какие моря любят, где устроили себе дом. Алой, может, и знает это, да не скажет.

Бескрылый вздохнул с облегчением, когда море осталось позади, а под нами раскинулись зелёные лесные кущи. Он не очень-то хотел проверять на опыте, правду ли говорят люди об изначальных. Я же решил, что когда-нибудь потрачу время на поиски Бата и Кхора. Если не забуду о них.

Леса, над которыми мы теперь летели, были не похожи на наши, северные. Высоченные деревья с широкими или резными листьями, густой подлесок, жара и влажность. А ещё огромное количество всевозможных тварей. И мелких, и крупных. В речках кишели водяные ящеры, на земле и в ветвях – ящеры помельче. Густой, как бульон, воздух наполняло пение птиц, рычание и гомон наземных тварей.

Бескрылый уже не мог зарисовывать всех животных, которых видел, их было слишком много. Описывал только самых опасных, вроде речных ящеров, да похожих на кроффов хищников, и самых необычных, вроде мелкого ящера, менявшего цвет шкуры, или огромных, с мою ладонь, бабочек. Также он тщательно описал и зарисовал те плоды, что я определил как съедобные. Я только посмеивался над ним. Для кого он старается? Его соплеменники вряд ли смогут добраться в эти края. Очень уж далеко. А те человечки, что живут здесь, сами знают повадки местных животных и пользу растений.

Человечков здесь оказалось немного. С высоты мы видели всего несколько больших поселений, расположенных на проплешинах в лесу. Мой бескрылый знаться с ними не пожелал, почему-то решив, что раз кожа у них чёрная, как и волосы, они потомки детей Алоя, а значит, такие же как и он, злобные и коварные. Он упорно считал жителей северных равнин моими отпрысками, этих обитателей южных лесов – детьми Алоя, а рыбаков с берегов холодного моря – сыновьями Кхора. Почему-то ни Бата, ни Уюра молва детьми не оделила. Я смеялся, а он упрямо стоял на своём. И я, устав с ним спорить, разрешил называть ему свой народ моим именем. Тем более что волосы у моего бескрылого цветом и вправду походили на мои.

После влажных и богатых живностью лесов под нами потянулись поросшие жёсткой травой равнины. Животных здесь тоже было много. Встречались даже гиганты, величиной с дом бескрылого. Здесь же водились и те крылатые ящеры, один из которых когда-то порвал крыло Алою. Они тоже были больше обычных, иные с меня размером. Но высоко они не поднимались, так что мы с бескрылым ни разу с ними не столкнулись, только видели их парящими далеко внизу.

Несколько дней мы летели вдоль большой реки, пересекавшей равнины, чтобы впасть в далекое море. Пока она текла на закат, можно было не заботиться о еде и питье. Река давала нам и воду, и рыбу. Когда наши пути разошлись, река повернула к югу, а мы продолжили путь на запад, внизу раскинулись гористые пустоши. Животных стало меньше, зато снова замелькали селения человечков. Маленькие, в пять-шесть домиков, и побольше, в двадцать, а то и все пятьдесят убогих лачуг. Жители их ковырялись в земле, возделывая поля и сады, разводили скот и непрестанно ездили туда-сюда по дорогам между своими селеньями.

Мой бескрылый затруднялся сказать, от кого ведут свой род местные человечки, так как кожа их была смуглой, но не чёрной, а волосы цвета выгоревшей травы.

Больших рек в этих местах не было, зато каменистые равнины пересекало множество прозрачных ручьев. Иногда образуя в каменных чашах небольшие водоёмы. Но там, где воды было много, обязательно торчала хотя бы пара домишек, и нам пришлось ночевать у крошечного родничка, бившего со дна неглубокой впадины. Бескрылый набрал воды во флягу и протянул мне, а потом с полчаса ждал, пока впадина наполнится вновь. Зато вода оказалась почти такой же вкусной и холодной, как в моих горах, и хижин поблизости не было. Над этими землями мы летели три дня. Подолгу выискивая для ночлега необжитое место.

За каменистыми равнинами пошла красно-бурая пустынная земля, с то и дело попадавшими на глаза полосками жёлтого песка и белыми пятнами выхода то ли известняка, то ли соли. Здесь никто не жил, ни люди, ни звери. Только небольшие ящеры, защищённые от ветра и зноя костяными панцирями, да зловредные насекомые. Воды здесь не было вовсе. Разве что по утрам можно было увидеть капли росы на камнях, но они быстро исчезали, стоило только показаться солнцу.

На третий день бескрылого укусила ядовитая тварь, когда он ворочал камни в поисках воды. Он тут же стал горячим, крошечная точка от укуса на коже покраснела, а рука распухла. Беспомощно глянув на меня, он вдруг свалился прямо там, где стоял, и я отнёс его в тень большого камня. Он попросил пить, но воды в его фляге не оказалось. Лететь к ближайшему источнику было бессмысленно. Вряд ли бескрылый доживёт до моего возвращения. И я, неведомо зачем, решил его обмануть. Нашёл в мешке нож, который сам ему дал, и порезав свою ладонь, нацедил в чашку крови на несколько глотков. Он бредил и был не в себе, так что вкуса не почувствовал. Напившись, он закрыл глаза и лёг. Я сел рядом с ним, в тени валуна, ожидая, когда он затихнет. Но к вечеру он пришёл в себя и показал мне укус. Опухоль спала, кожа посветлела и снова стала прохладной. Этот случай напомнил мне что-то, но как я ни бился, не смог вспомнить, что именно. И тем не менее, сомневаться не приходилось. Бескрылого исцелила моя кровь. Хотя ему я об этом говорить не стал.

Той же ночью мы покинули негостеприимные земли и, пользуясь тем, что оба спутника были на небе, продолжили путь на закат. Передохнуть я решил уже когда солнце перевалило за полдень, пустыня кончилась, и впереди показалось огромное пресное озеро. На его берегу мы и расположились. Бескрылый напился и сразу уснул в тени нагнувшегося над водой дерева. А я наловил рыбы для себя и для него. Сверху я видел, что вокруг озера во множестве живут человечки, но наш берег был безлюдным. Бескрылые редко смотрят на небо, так что за всё наше многодневное путешествие нас углядели всего два раза, и оба раза это были дети. Завидев нас, они галдели, тыкая в небо пальцами. Но взрослые на их крики внимания не обращали.

Зато здесь, на озере, пока я ловил рыбу, на дальнем берегу собралась толпа. Они были далеко, едва различимое шевеленье пёстрых точек, и всё же мне стало тревожно. Они явно меня заметили и вполне могут решиться напасть. Так что я растолкал бескрылого, поел сам и дождался, пока он нажарит рыбы для себя. Но съесть свою рыбу он не успел. Те, на другом берегу, сели в лодки и направились к нам. Пришлось ему уложить рыбу в мешок. Мы поднялись над озером, провожаемые удивлёнными криками, и снизились только когда озеро осталось далеко позади, а солнце начало садиться.

Бескрылый был странно молчалив. Он задумчиво жевал рыбу, не беспокоя меня своей болтовнёй и бесконечными вопросами. Мне стало скучно, и я спросил, чем он так озабочен.

– Те люди, что живут на берегу… – отозвался он грустно. – Они сели в лодки.

– Да, я видел.

– Чего они хотели, как ты думаешь?

– Не знаю, – отмахнулся я, удивляясь странному вопросу. – Какая разница?

– Может быть, они, так же как и я, хотели знать, кто создал всё вокруг, куда уходит солнце и спутники, как выглядит с высоты наш мир?

Я рассмеялся и покачал головой:

– А может, они просто хотели знать, какого цвета у нас кровь?

– О, нет. – уверенно заявил бескрылый. – С тех пор как люди из-за хребта ранили Алоя, никто не поднимет руки на изначального. Слишком дорого нам обошёлся его глаз.

– Ты знаешь эту историю? – заинтересовался я. То ли Алой не рассказывал мне подробностей, то ли рассказывал, да я забыл.

– Все знают, – вздохнул бескрылый. – Только было это так давно, что те, кто дрался с Алоем, уже сгинули, и имена их забылись. – Бескрылый поворошил палочкой угли и продолжил, задумчиво глядя в огонь: – Может, семь столетий прошло с тех пор, а может, и тысяча лет, или больше. Не знаю. Знаю, что когда-то давно Алой спустился к людям равнин и стал учить их всему. Потом он пошёл к поморам, а после к тем людям, что живут за западным хребтом. Может, он и дальше бывал, не знаю, только на тех, что за хребтом, он споткнулся. Но это было много позже. А поначалу Алой учил людей ремёслам, письму и счёту, ничего не требуя взамен. Продолжалось это несколько поколений. В те дни все любили Алоя, восхваляли и поклонялись ему. От него люди научились ковать железо, шить, делать поделки из глины и многому другому. Вскоре у людей стало в достатке хлеба и мяса, одежды и утвари. Им уже не приходилось в тяжких трудах добывать себе пропитание. Тогда они начали ссориться и враждовать друг с другом. И здесь Алой принялся им помогать. Он научил их ковать мечи и стрелы, гнуть луки, вырезать копья, а кроме оружия, он учил их военным хитростям и обману.

Те люди, что жили тогда за хребтом, были смуглыми и черноволосыми, называли себя детьми Алоя, больше любили его и обучились всему этому лучше других. Земли их были богаче наших, и людей там жило больше, чем на равнинах у Серых скал. Когда они пришли к нам на равнины, то быстро захватили наши земли. Кого убили, кого угнали в рабство, а дома разорили и сожгли. Потом та же участь постигла сыновей Кхора. Напрасно молили люди создателя и изначальных, ни Кхор ни ты, Рис, никто их не услышал. Только Алой летал в дыму меж разорёнными селеньями и смеялся.

А потом… Старики говорят, что Алой слишком хорошо обучил своих любимцев. Они построили огромные города, овладели всеми ремёслами и искусствами. Равных им меж людей не было, и они возгордились так, что один из их правителей велел своим подданным построить летающие лодки, чтобы подняться над горами, завоевать все земли и править миром. А ещё чтобы сравняться со своим крылатым учителем. Сначала Алой смеялся над их убогими кораблями, но когда те, наконец, поднялись в воздух, Алой здорово разозлился и разрушил город, в котором жил тот правитель. И тогда люди с равнин за западным хребтом, те, что считали себя детьми Алоя, пошли на него войной. Огромная армия пришла к Синим камням и обложила Алоя в его гнезде. Поначалу это забавляло Алоя, но, потеряв глаз в одной из битв, он пришёл в ярость. Не камни, а огненные шары стали сыпаться с неба. Ударившись о землю, такой шар разлетался на тысячи горящих осколков. Если он попадал в дом, от того оставались только руины, а если рядом были люди, их разрывало на куски. Отогнав армию от Синих камней, Алой не успокоился. Он отравил воду в реках и колодцах, сжёг посевы, разогнал скот, убил и покалечил много людей. Те, что жили за хребтом, покинули свои города и разбежались, попрятавшись кто в горах, кто у нас в равнинах, кто у поморов. После этого больше сотни лет на равнинах за западным хребтом никто не жил. А Алой, разогнав тех, принялся за жителей равнин.

Снова начали гореть недавно отстроенные дома. Люди, только вернувшие свои земли, опять должны были их потерять. И тогда один старик, живший на равнинах у Серых скал, пошёл к Алою и стал умолять его не чинить разорения нашей земле. Алой согласился, но потребовал, чтобы всех, чья кожа была темнее, чем у местных, отловили и сожгли, привязав к столбам вдоль дороги. Жители равнин сделали, как он хотел. В нескольких селеньях вдоль дорог запылали костры. А поморы отказались убивать беженцев, и тогда Алой убил многих из них, а остальных загнал в море. Убивая, он уже не смотрел, какого цвета их кожа. Но из беженцев всё равно не выжил ни один.

С тех пор люди боятся Алоя, Рис, – закончил свой рассказ бескрылый. – Время от времени он ещё появляется среди нас, иногда чтобы одарить чем-то, а иногда чтобы обмануть или напугать. Он может и воду в колодце отравить, и сгубить целое стадо в одну ночь. А может принести красивых камней или помочь с зерном в голод. Только обмануть нас он уже не может. Все знают, что людей он не любит, и к подаркам его относятся настороженно. Но руки на изначального никто с тех пор не поднимал и в небо не поднимался, слишком страшно отомстил Алой за свои обиды.

– Огненные шары… – задумчиво пробормотал я, пытаясь вспомнить то время. – Из чего же мы их делали?

– Мы? – удивился бескрылый. Я кивнул.

– Алой много придумал сам, он любил охотиться и оружия у него хватало. Он ковал железо и сам составлял сплавы. Но горючие смеси – моя придумка.

– Но зачем, Рис? Зачем тебе это понадобилось?

– Уже не помню, – пожал плечами я. – Может, чтобы делать пещеры или тоннели в горах. А может, чтобы скалу обвалить или русло реки перенести.

– Он украл твой секрет и использовал против своих врагов! – догадался бескрылый.

– Возможно, – не стал спорить я. События того времени плыли перед глазами, будто струи тумана, никак не ухватишь. – Помню, что мы делали очень много этих шаров, и больших, и маленьких, а Алой уносил их куда-то в плетёных корзинах. Но зачем они были ему нужны? Как он объяснил мне это, не помню. Я и состава той смеси не помню, но вспомню, если начну снова делать её.

– Не надо, – испуганно вскинулся бескрылый. – В мире и без того хватает зла. Люди с тех пор тоже много всего придумали, чтобы лишать других жизни.

– Как же ты осмелился подняться в небо? – насмешливо спросил я, завернувшись в крылья. – Не побоялся мести Алоя?

– Боялся, – пожал плечами бескрылый. – Но когда ты поднял меня над землёй в первый раз и понёс меня к горячим источникам, желание летать стало таким большим, что для страха места не осталось.

* * *

Когда я облетал землю в последний раз, несколько столетий назад, она казалась мне меньше. Всё потому, что с бескрылым лететь было хлопотней. И скорости ему не хватало, и отдых требовался чаще. Вот наше путешествие и затянулось. В моих горах уже давно кончилась осень, склоны и распадки занесло снегом. Ручьи и речки сковало льдом. В эти месяцы я обычно спал, завернувшись в крылья в своей пещере или зарывшись в снег в каком-нибудь ущелье. Но бескрылый своим беспокойством, кажется, заразил и меня. И теперь мы летели и летели вслед за солнцем, стараясь избегать жилых мест. Я потерял счёт дням и перестал за ними следить, а бескрылый, наоборот, тщательно отмечал дни и примерное расстояние, что мы преодолевали. Я думал, что ему надоест и он забросит свои карты и записи. Но нет. Бумага у него давно кончилась, и он уже заполнил своими рисунками и каракулями шесть тканых свитков. Но с прежним рвением рисовал и записывал, стоило только нам опуститься на землю.

Если раньше земля казалась мне меньше, просто оттого, что один я летал быстрее, то с количеством человечков я никак не мог ошибиться. Несколько сотен лет назад людей на земле жило не так много. Если на равнинах у Серых скал или у берегов северного моря их селений стало больше, чем пару столетий назад, я это заметил, но значения не придал, их количество увеличивалось сравнительно медленно, а вот пустынные раньше равнины за западными горами теперь просто кишели людьми. На месте былых развалин они построили новые города, заново возделали поля и сады. И расплодились в большом количестве. То же случилось и на пустошах, за красной пустыней. Я прекрасно помню, как ловил рыбу в том большом озере, откуда мы с бескрылым так поспешно убрались. Жильё на берегах было, но это были два-три селеньица, и человечков в них было штук по десять. Теперь же берега сплошь в домиках, и людей там тысячи.

Бескрылого это, похоже, только радовало. Хоть он и не горел желанием спускаться к ним. А вот меня озадачило, если не сказать, напугало. Такой знакомый, тысячелетиями почти неизменный мир вдруг начал быстро меняться, заполняясь человечками, их домишками и полями, дорогами и прочим, что сопутствует жизни их племени. Теперь, чтобы найти безлюдное место для отдыха, где была бы вода и рыба, нужно было часами кружить над полями и селеньями. Хорошо хоть бескрылые нечасто смотрели вверх.

* * *

С тех пор как мы с бескрылым покинули Серые скалы, прошло больше половины сезона. Теперь мы летели над землями, где было куда холоднее, чем в красной пустыне или южных лесах. Поля здесь уже давно убрали, деревья стояли голыми, воду покрыла корочка льда. Бескрылый не терял энтузиазма и всё исписывал свои свитки, хоть и стучал зубами под тугими струями холодных дождей.

Но вот дожди сменились снегом. Ещё больше похолодало. Земля внизу побелела, домики бескрылых закурились дымками. А однажды утром впереди показалась усеянная барашками свинцовая гладь. Бескрылый радостно вскрикнул, указав на море. Ведь это было то самое, северное море, где мы раздобыли шкуру для его крыла. А значит, и конец нашего путешествия уже близок. Но скоро его радость сменилась испугом.