Buch lesen: «Мир Маньяка»

Владимир Уваров

Книга основана на нереальных событиях, которые всё же происходили… Наверное…

Оскорбление является обычной наградой за хорошую работу.

Фраза Азазелло. Из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита»

От автора

С благодарностью хочу посвятить эту серию книг людям, без которых её бы не существовало.

Моим любимым родителям – без которых не было бы ничего.

Юрию Алексеевичу Кобезеву, юристу первого класса – за то, что ввёл меня в мир расследований особо тяжких преступлений, в том числе и совершённых маньяками-убийцами.

Михаилу Рябко, основоположнику школы боевых искусств «Системы Рябко» – за то, что открыл мне поистине фантастические возможности тела.

Петру Бушэ, мастеру абсолютно адекватной неадекватности, которая позволила ему сделать многие открытия – за всё.

Николаю Александровичу Цветкову, простому российскому миллиардеру – за наглядный пример, как пользоваться своим телом и разумом.

Иеромонаху Диомиду, клирику Брянской митрополии – за мой духовный рост.

Анатолию Пахомову, Учителю и Йогину – за расширение моего сознания экологическим путём. Йогой.

Павлу Баранову, Учителю цигун – за ещё одну ступень познания себя и мира.

Артуру Павловичу Ферингер, гуру банных печей – за познание банного великолепия.

Николаю Викторовичу Стрыжакову – великому мастеру редактуры, корректуры, а также художнику – за то, что мои рукописи из черновиков превращаются в книги.

Глава 1. Человек-бабочка

… Потом все средства информации расписывали произошедшее в разных красках, но в одном стиле – стиле Стивена Кинга¹. Ничто не предвещало того, что случилось дальше…

* * *

Чёрная полоса дороги, пустая от других машин, яркое пятно от света фар, чуть слышное урчание мотора, и спокойствие, разлитое по обочине – что ещё надо для счастья водителя?

Виктор Григорьевич не спешил.

Ездил он в зависимости от настроения. Иногда оно было такое, что хотелось придавить на педаль газа и погонять всласть, хлебнуть адреналина, так сказать, а иногда – ехать тихо, никуда не спеша, наслаждаясь размеренностью дороги. А дорогу Виктор Григорьевич любил. Она ему была не в тягость, а скорее – в радость.

Сегодня настроение было неспешащее, и перед крутым поворотом он сильно сбросил скорость, стараясь как можно точнее пройти его, без рывков и виляний, наслаждаясь филигранностью манёвра.

Сноп света от мощных фар далеко уже не нового «жигулёнка» со специальными галогеновыми фарами, которые совсем недавно были им установлены и светили очень ярко, на выходе из поворота выхватил нечто, выбившее его из размеренного и благодушного настроения – на дороге стояло «Оно».

«Оно» отдалённо напоминало человека – человека буквально облепленного бабочками. Большими и маленькими, разноцветными, с причудливыми узорами на одной стороне и тёмно-багровыми – с другой. Их крылья медленно колыхались на ветру, но как-то неестественно, словно все они были приклеены к телу человека. На его лице сидела одна из них – громадная бабочка, очень похожая на «Павлиний глаз», только вот глаз на крыльях был не павлиний, а человеческий, и взгляд его был бессмысленный, устремлённый куда-то в пустоту.

И ещё…

Человек был голый. То есть – полностью голый!

Нога водителя сразу же вдавила педаль тормоза в пол, а руки резко выкрутили руль, пытаясь уйти от столкновения. Колёса заскрипели по асфальту, машину развернуло и потащило боком…

А Виктор Григорьевич, продолжая давить на тормоз и вцепившись в руль, с ужасом ожидал приближающегося столкновения.

Глухой несильный звук удара – и машина прижалась к человеку-бабочке как раз окном передней двери, и его тело оказалось всего в полуметре от глаз водителя.

Странность ночной фигуры стала понятна…

От страха люди кричат, а от ужаса – хрипят. Хрип этот, сдавленный и тихий, идёт не от голосовых связок, а откуда-то глубоко изнутри, оттуда, где в человеке прячется что-то первобытное…

Давно в молодости Виктор Григорьевич по бесконечным просторам кубанских рисовых чеков вёз на мопеде покалеченного степного орла, чтобы дома подлечить эту великолепную птицу. Только мопед был старенький, багажник расшатанный, в общем – потерял он птицу, выпала она по дороге.

Однако решил поискать.

Вокруг расстилалась степь.

Зайдя в невысокую траву, он смотрел вокруг, ища свою потеряшку, а что было под ногами – его вовсе не интересовало.

Но тут, случайно взглянув вниз, он увидел змею. Нельзя сказать, что данное существо внушало ему страх, поэтому, продолжая взглядом искать беглеца, он спокойно перенёс ногу чуть правее и на всякий случай снова посмотрел туда же – там тоже извивалось ещё одно гибкое тело. Нога теперь пошла левее и чуть не наступила на следующую змею!

И вот тут его охватил ужас – земля вокруг кишела тёмными гибкими телами. Он потревожил змеиный клубок.

И он захрипел, тихо и жутко. По спине побежали мурашки, впрочем, спустя уже много лет – когда вспоминается тот случай – они появляются вновь…

Его сознание было занято спасением орла и совсем не видело, а следовательно – не осознавало опасности положения. Подсознание же, видя, что ситуация головой не контролируется, сработало как аварийка.

Как выскочил из травы – он и не помнил…

В этот раз его безопасности ничего не угрожало – он сидел в машине. Но вид в окне – как и когда-то в юности – вырвал из него хрип ужаса.

Бабочки не сидели на человеке – они были частью человека. Кто-то аккуратно вырезал их из его кожи, филигранно раскрасил одну сторону, превратив куски кожи в крылья бабочки, вторую же оставил так как есть, то есть – цвета засохшего мяса.

Тело медленно сползло вниз. Виктор Григорьевич всё же заставил себя выйти из машины. Причём, сделал он это со стороны пассажирского сиденья, поскольку, возле его двери лежало «Оно». Но подойти к нему долго не решался. Неуверенной рукой с негнущимися пальцами он набрал номер телефона Службы Спасения.

Скоро дорогу заполонили машины. Скорая помощь почему-то долго не ехала, зато две стильные машины, совсем не похожие на милицейский транспорт, подъехали почти разом.

Из первой вышел мужчина, худощавый и гибкий, который двигался быстро, но как-то…

Плавно.

Движения его были точны и рассчитаны. Так двигаются люди, уделяющие очень много внимания тренировке своего тела.

Одежда – под стать машине, серебристого «Ягуара» – была явно не с вещевого рынка. Брюки и рубашка навыпуск весьма недешёвых марок ладно сидели на нём, туфли из крокодиловой кожи завершали его гардероб.

Не теряя времени, он подошёл к неизвестному и стал осматривать и его, и место, где он лежал.

Из второй машины – а это был внедорожник – разве что не выкатился его товарищ. И если первый напоминал бритву, то второй скорее был похож на молот. Мощные мускулы так и распирали одежду, норовя разорвать её в самых неудобных местах. Наверное, поэтому, опасаясь, что это произойдёт, он не покупал дорогой, а довольствовался лишь удобной.

Он решил слегка притормозить своего ретивого друга:

– Ву, не спеши, всё-таки полицейский – здесь я. Я работаю – ты смотришь, – второй явно делал вид, что он недоволен.

– Кот, а что я? «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус, и еще считаю долгом предупредить, что кот – древнее и неприкосновенное животное…»², – первый был явно в настроении, видно было, что приехал он сюда скорее всего за компанию и уж точно не работать, а цитату из их любимого произведения сказал, чтоб развеселить его.

И тут же протёр ступни человека-бабочки своим платком, чем немало удивил присутствующих.

– Собаку! – почти приказал он. – Если он сюда пришёл, то узнать – откуда, думаю, было бы интересно. Или мы тут просто потопчемся, и по домам?

– Действительно, тупим, а ты как всегда – на высоте. Такое впечатление, что ты всю жизнь проработал патологоанатомом, а не режиссёром, и искалеченные тела тебя не выбивают из седла, – Кот сказал это почти с восхищеньем.

– Это – человек, и он – жив, поэтому – это пока не тело. Хотя зрелище, конечно, прямо скажем, не для слабонервных. Но оно не снимает с нас задачу найти скульптора, сотворившего это. Не так ли? Поэтому вызывай собаку, или среди нас есть следопыт, который сможет обойтись без неё? Пострадавшего надо срочно в больницу, а без его запаха вряд ли кто сможет объяснить ей, что надо искать, ведь его одежды-то у нас нет, и собака будет бесполезна.

Машина с красными крестами вкатилась в оцепление.

Врач «Скорой помощи» даже не осматривал неизвестного, только глянул и пробормотал себе под нос:

– Понятно… – хотя по его лицу было видно, что это не так.

– Позвоните, когда что-нибудь будет… «Понятно», – Кот выделил тоном это слово и дал врачу свою визитку.

Носилки – машина – больница…

Только там могли ему помочь. Возможно, могли, поскольку – что делать с таким больным, разобраться будет непросто.

Глава 2. Desine sperare qui hic intras³

Ещё несколько часов продолжалась обычная кутерьма вокруг места происшествия – замеры, фотографии и много пустопорожней беготни – когда привезли собаку. Большую немецкую овчарку, которую почему-то звали Пушок, что сильно не соответствовало её комплекции. Мощная грудь и большие лапы. Имя Барс или Тайфун ей подошли бы гораздо больше. Ну, Пушок, значит – Пушок.

Уже давно рассвело, ночь потихоньку отступила, надеясь вернуться через сутки…

– Полетели! – скомандовал режиссёр.

След был взят сразу, и он вместе с Котом да парой полицейских с трудом поспевали за резво бегущей собакой.

Неказистый лесок оказался серьёзным препятствием – ветки хлестали по лицу, а поваленные деревья мешали бежать.

Но к счастью, это продолжалось недолго, и очень скоро вся группа выбежала на просёлочную дорогу, которая упёрлась в громадную «шахматную доску», уходящую вдаль.

На самом деле это был всего лишь забор, но зато какой!

Он был выложен из больших квадратных каменных глыб белого и чёрного цвета, что придавало ему поразительное сходство с шахматной доской. Не менее примечательны были ворота и калитка. Кипельно-белые, с большими чёрными изображениями пиковой масти – три туза разделяли шахматную доску, по одному на каждой воротине и на калитке.

К излишествам ново-русского стиля уже давно все привыкли, но данное сооружение вызывало некоторый шок своей монохромностью, чистотой линий, необычностью и шикарной простотой.

– Не хватает только надписи – «Оставь надежду всякий сюда входящий»⁴, – Ву первый оправился от удивления. – Прямо Алиса, только не пойму: в Зазеркалье или в Стране чудес?

– Разве в данном случае это не одно и то же? Подожди, врата сейчас откроются, и нам объяснят, что «Jedem das seine»⁵, – несмотря на свою майорскую должность, у Кота был опыт общения с жителями подобных жилплощадей, какой-то не позитивный.

– Naturlich⁶, герр майор, Naturlich.

Не то, чтобы друзья свободно владели иностранными языками, просто ещё с детства, у них выработался свой метод общения, понятный им одним. В данном случае это можно было перевести примерно так: «Кот! Меня сейчас здесь пошлют, потому как ордера у нас нет, а чрезвычайные обстоятельства расследования в таких домах не действуют, нахрапом здесь не возьмёшь. Так что там, где не действуют майорские звёздочки простого российского полицейского, может сработать звание «непростого» российского режиссёра. Во всяком случае – попробуй что-нибудь сделать…

Ответ Ву в переводе звучал примерно так: «Как всегда, самое сложное делать мне. Обернись молодец Крепким Орешком, уложи несколько десятков охранников и добудь Жар-Информацию. Хорошо, друг, сделаю…».

Конечно, столько информации не могло уложиться в пару коротких немецких фраз. Добавлялись взгляды и многолетний опыт общения двух друзей. Ставшее уже привычным американское «ОК» им не нравилось, оно напоминало гениально-издевательское выражение героя Кокшенова «всё будет окейно» в фильме «Спортлото-80». Да и весь то ли английский, то ли американский язык – в целом прекрасный, как вид передачи информации – часто был просто не к месту. Поэтому друзья общались иногда на немецком, впрочем, понять их на этом языке Гёте и Гейне навряд ли смогли полностью даже сами немцы.

Ву был хоть и не всемирно известным режиссёром, но всё же некоторые фильмы принесли ему известность и неплохую популярность. Стать поистине великим ему мешало почти полное отсутствие ЭГО.

Впрочем – как говаривал дедушка Фрейд – ЭГО есть у каждого, а может, это были и не его слова. А у всех великих именно оно является чуть не самым главным двигателем творчества. Быть первым, быть лучшим – значит…

Правильно – быть великим, а желательно – и единственным в своём роде.

Конечно, если его фильмы брали призы и нравились людям – было приятно, но если этого не происходило, то он особо – как говорила молодёжь – не «парился» об этом. И такой жизненный настрой приносил ему безусловные плюсы: творческие муки не подсаживали его на алкоголь и кокаин, а жизненный тонус не прыгал в зависимости от успехов или неудач. Он просто любил кино, любил делать его, и делать – красиво. Он даже часто мыслил киношными образами, сравнивая жизненные ситуации с фильмами, а людей – с их персонажами.

Собака с другой стороны забора бросалась на калитку да так, что звонить даже не пришлось – большой «пиковый туз» открылся, и в проёме показался прилично одетый охранник. Чёрный костюм сидел на нём отлично, никакой горы мышц, но истинную силу для наблюдательного человека выдавали движения – точные и рассчитанные. И очень умные глаза.

– Добрый день. Чем могу помочь? – несколько слов – и ничего лишнего.

– Майор Котов, нам надо осмотреть территорию. Сбежал опасный преступник, возможно, он скрывается где-то поблизости. Для вашей же безопасности нам надо сделать это.

Глядя на лицо охранника, казалось, что при упоминании того, что жителям шахматно-карточного домика может угрожать хоть какая-то опасность – и это в его-то дежурство! – он сейчас представится: Бонд, Джеймс Бонд.

– К сожалению, это невозможно – на территорию можно попасть в трёх случаях: если охране будет выдано распоряжение, – лицо охранника было сама невозмутимость.

– А остальные два?

Охранник, даже не вздохнув, выдохнул заученную фразу:

– Если охране будет выдано распоряжение по средствам связи, если охране будет выдано распоряжение устно, если охране будет выдано распоряжение письменно.

– Действительно – три совсем разных варианта, а в случае постановления?

– А в случае постановления – это уже не компетенция охраны, а адвоката.

Кот не сдавался:

– А кто выдаёт это распоряжение?

– Соответствующее лицо, указанное в «Правилах внутреннего распорядка».

– Можно ли ознакомиться с ними?

– Это – внутренний документ, и он не подлежит разглашению.

Наблюдать за борьбой с этой «мягкой стеной» можно было бесконечно, но с одинаково нулевым результатом. Ни одного «НЕТ» и никакой информации. Прямо-таки открытая книга, но… с пустыми страницами.

Ву решил вмешаться и сменить тему.

– ГРУ или ФСБ?

И поскольку такой вопрос не предусматривался в стандартных ответах, охранник наконец смог произнести фразу, которую раньше так любил, и которая давала почувствовать себя особенным и причисленным к избранным:

– Это – закрытая информация.

– Значит – ГРУ.

На лице охранника появилась нестандартная реакция – удивление вместе с уважением, но всё же он остался сдержано немногословен:

– Откуда?.. – продолжение фразы он снова проглотил или сэкономил, как те люди, которые пишут «СПС» вместо «спасибо».

И куда они только девают это сэкономленное время?!

– Ваша реакция на принадлежность к этим двум организациям была разная, – Ву продолжил диалог с неразговорчивым. – Первая – лёгкая грусть воспоминаний, глаза пошли вверх – воспоминания, затем вниз – грусть. Название второй организации вызвало лёгкую неодобрительную усмешку только с одной стороны рта – это не презрение, поскольку в этом случае глаза не остались бы безучастными, а скорее – чувство превосходства над этим ведомством. Можно было бы ещё описать движения всего тела, особенно рук, но и этого достаточно, чтобы вычислить ваше бывшее место работы.

– Сильно! – эти слова были произнесены человеком, хорошо обученного вещам, о которых простой смертный даже и не подозревает, именно поэтому его всего одно слово прозвучало, как длинная речь восхищения.

– Даже не знал, что в полиции есть такие специалисты.

– Что вы? Я дальше от полиции даже чем Вы, это вот по службе им надо разговоры разговаривать, не правда ли, герр майор? – последние слова опять имели скрытый смысл только для Котова, который сразу же стал продолжать наметившуюся благожелательную ноту разговора, но…

Ву как-то неуклюже отступил назад, запнулся о полицейского и просто грохнулся на собаковода – именно так он называл кинолога, всё это время крепко державшего собаку на поводке.

Тот, то ли от неожиданности, то ли от внезапно навалившегося на него тела режиссёра выпустил поводок, и Пушок рванул вперёд, проскользнув мимо охранника.

– Извините, извините, сейчас собаку верну, – режиссёр всполошился не на шутку и набросился на ни в чём не повинного сержанта. – Ну разве можно быть таким растяпой, а ещё претендуете на звание моего коллеги: кино – лог. Собаковод ты!

Майор тут же подключился, да так рьяно, что возле калитки поднялась целая кутерьма, во время которой Ву отважно бросился внутрь, да так шустро, что охранник не успел ничего предпринять, поскольку был занят полицейскими, которые ругались и оправдывались одновременно.

Глава 3. Шахматно-карточный дом и его хозяева

Дом возвышался громадной ромбовидной скалой, повёрнутой к входящему углом, из которой рос ещё один забор – внутренний, иссиня-чёрного цвета – с той стороны, где он упирался в белоснежный дом.

Всё было очень красиво, но достаточно обычно для богатого дома. А вот за калиткой внутреннего забора всё было как во сне, вернее, как в кошмаре – правда, в шикарном кошмаре. На этот раз уже забор был белоснежный, а упирался он в абсолютно чёрный дом, лестница которого антрацитово-аспидной лавой стекала в парк.

Зелёный цвет привычного газона здесь был искоренён как вид. Чёрная блестящая галька, иногда прерываемая причудливыми белыми разводами белого кварца, занимала большую площадь, а небольшой ручеёк, дно которого было выложено прозрачным хрустальным камнем, своим блеском резал глаза.

Растений было много, но все они были как будто с другой планеты – красные, жёлтые, коричневые, в общем, всех цветов, кроме зелёного.

Но всё это был пускай и необычный, но только фон. Главным здесь были скульптуры. О которых можно было только и сказать: «Сон разума рождает чудовищ». Наконец-то Дали, Гигер и Бексиньский⁷ встретились вместе, основательно выпили – да и не только выпили, но скорее всего и покурили чего-то – и создали что-то невообразимое.

Но разглядывать эти «шедевры» времени у Ву не было. Во всяком случае – пока.

В центре стоял громадный шатёр – пожалуй, единственное нефутуристическое сооружение – материал, из которого он был сделан, струился словно шёлк. Только вот это был далеко не шёлк, а камень, хотя понять это было возможно, только потрогав его.

Именно к нему и устремилась собака, которая, подбежав к одной из стенок, стала рыть землю, стремясь пробраться внутрь шатра.

Ву подбежал вовремя – она не успела нанести большой урон целостности покрытия, в противном случае появившаяся охрана с воронёными пистолетами вполне могла остановить её другим способом. И всё же он успел заметить, что в этом месте порылся не только пёс – новая галька, видимо, от недавнего ремонта, несколько выделялась по цвету.

Тут из дома вышел человек, и по поведению охраны было понятно, что это хозяин. Не старый, но и не молодой, со смешным хохолком волос на голове. Одет он был в полухалат и белую рубашку с шикарной бабочкой, но не такой, как у несчастного, найденного на дороге – это был галстук-бабочка, чёрного атласа. Весь его наряд напоминал одежду девятнадцатого века.

«Йагупоп»⁸, – подумал Ву и чуть не рассмеялся, насколько он был похож на правителя Королевства Кривых Зеркал.

Но злить этого мужчину никак не входило в его планы, и он быстро переключился на свою роль.

– Пушок! – обратился Ву к собаке. – И как в полиции могут держать таких невоспитанных пёсиков!

В Ву изменилось всё, кроме одежды – голос, походка, взгляд. Он «включил» режиссёра – индивидуума гламурного, зазнавшегося и даже слегка чуть тронутого «голубизной».

А потом, крепко взяв пса за ошейник, он подошёл к одной из скульптур, как будто забыв обо всём на свете, кроме неё. Он заходил с разных сторон, приседал, а когда собаковод увёл собаку – даже прилёг возле неё, сложив пальцы рук в квадрат, как это делают операторы, оценивая кадр. Ни на что другое он не обращал внимания. Только скульптура. Она стала его миром, всё остальное исчезло.

И это было настолько необычное поведение, что охранники на какое-то время остолбенели, не зная, что им делать.

Да и их хозяин тоже внимательно наблюдал за этим действом. Стоя в полной задумчивости.

Наверное, скульптура задумывалась как некая не совсем жизненная ситуация: два человека, а вернее, существа, разбираются между собой довольно необычным способом – один разрывает другому череп руками, очень похожими на пальчики Фредди Крюгера, и длинным раздвоенным языком пытается забраться ему в голову. Причём абсолютно непонятно с какой целью – то ли попробовать на вкус содержимое, то ли зализать раны, которые он сам же и нанёс. Другой же, неестественно вывернув руки назад да так, что плечевые кости прорвали кожу и торчали, как при открытых переломах, и из которых выглядывали глаза без век и ресниц, которые смотрели куда-то вдаль, осторожно выковыривал сердце у своего «мозголиза» ладонями. Ладони были зубастые, с несколькими рядами больших и острых костяных наростов.

Чужой и Хищник – только основательно исковерканные в разных направлениях, словно уже готовые фигуры поставили сушиться, да забыли, и они стали плавиться и стекать, как будто были сделаны из воска. Эта скульптурная композиция была иссиня-чёрного цвета, полированная до нещадного блеска она сверкала под лучами солнца. От пристального взгляда глаз этих существ подошедшему человеку становилось явно не по себе – кажется, он провожал тебя, куда бы ты не пошёл.

Но всё же, несмотря на всю гротескность и ужас – которые вызывали абсолютно все скульптуры – надо было признать, что выполнены они были весьма талантливо.

– Какая жалость! Нет, какая жалость! – режиссёр прямо разрывался от чувств.

И тут домохозяин как будто очнулся от этого танца с бубнами, устроенного Ву.

– Вы это тоже видите? Самое важное в них?

Вообще-то, Ву хотел сказать: «Какая жалость, что это не могут видеть все, и что место этому как минимум в Лувре, и…». В общем, всякую лабуду, которую говорят творческому человеку о его творениях, когда хотят понравиться. Но поняв, что случайно попал в точку и раскрыл замысел скульптора, решил подыграть ему, ведь иначе узнать то, что на самом деле происходит в этом великолепном сумасшедшем доме, не получится никак.

– Разве кто-то не видит это? Ведь ему безумно жалко это делать, и безумно жалко другого, – на всякий случай он решил пожалеть всех.

– Думаете? Как-то необычно: и жалеть, и причинять боль. Как-то раньше мне не приходило это в голову, – хозяин – и, видимо, по совместительству творец – задумался.

– Необычно? А они у вас обычные, разве? – правда, тут Ву не кривил душой.

Обычными ни «мозгоежку» с длинным языком, ни второго, с черепом-раскрывайкой, планомерно достающего сердце, причём – не своё, назвать никому бы и в голову не пришло.

– Просто потрясён. Полиция – и такой тонкий вкус!

– Что вы, что вы! Где я – а где полиция? Позвольте представиться – Вуалов Владимир, но чаще меня зовут просто Ву. Не Джон Ву. Милостью Господней и режиссёрским факультетом ГИТИСа – режиссёр.

– Шутите? Сериалы «Мир Маньяка» и «Странные Странствия Странника»! – хозяин разве только не взвизгнул от удивления.

– Ещё скажите, что посмотрели больше одной серии! – а сам подумал: «Ну, вот есть же польза от моей работы…».

– Не только посмотрел, но и пересмотрел. Полное сумасшествие! В превосходном смысле, безусловно. Вот так история! А ещё не вечер, да и мы не на Патриарших!⁹ И каким образом – вы, собачка, полиция? Какой-то дивный винегрет. Дичь полная! Кстати, меня зовут… Впрочем, как же меня зовут? Для вас надо подобрать какое-то особенное имя!

– А они у вас что, разные? В зависимости от настроения или от времени года?

– В зависимости от собеседника – безымянный хозяин сказал это серьёзным тоном.

Просто он не знал, что имя собеседнику в голове режиссёра уже подобрано. И конечно бы сильно рассердился, узнав – какое.

– А причина моих собачьих приключений проста – достоверности в кинематографе, знаете ли, не хватает. Новые сценарии со старых фильмов пишут. Вот я и решил, так сказать, побывать в гуще событий, чтобы своими глазами увидеть всё.

– А-а, руками попробовать, а ногами побегать. Нового «Мухтара» снимать будете? Старый-то чем не угодил? – хозяин даже улыбнулся.

– Знаете ли, старые фильмы – это как глоток чистой родниковой воды, в критике их я вам – не партнёр. Взять того же Мухтара с Никулиным… Величайший комик, и такая трансформация! Только лучше со мной эту тему и не трогать. Не только часами – днями могу восхищаться Великим Советским Кинематографом. Тут, знаете ли, совершенно случайно оказался. Из-за моей оплошности сие животное – которое, кстати, совсем не Мухтар – нарушило ваш покой, – тут Ву мысленно скрестил два пальца за спиной: напраслина на удивительного пса, не раз выручавшего во многих делах, не должна была быть правдой.

Его слова были таким явным расшаркиванием, что Ву просто с трудом удержался от того, чтобы не добавить «так-с сказать-с», но переигрывать тоже не стоило. И он продолжил объяснения:

– Так, зовут иногда на убийства, чтобы в сторонке наблюдал, да под ногами не путался. Вот и сегодня такое происшествие случилось, только по сравнению с этим великолепием… – режиссёр развёл руки, как будто хотел обнять все статуи разом от переполнявших его чувств. – Хотя там тоже знатный скульптор попался, с юмором, знаете ли, правда – с чёрным.

– А давайте не будем себя ограничивать. О кинематографе я бы с удовольствием поговорил, да ещё с таким знатным гостем. Не откажите ведь мне в этом? – последняя фраза хозяина особняка была похожа на вопрос, но – только похожа.

– А и не будем. Только и я с просьбой… Нельзя ли как-нибудь поподробнее с прелестью этой ознакомиться с часок-другой. Тут ведь бегом не получится. Помню, первый раз в Третьяковке возле картин, что ещё на лестнице висят, я минут тридцать простоял, а тут ещё поглубже вникнуть хотелось бы.

Тут хозяин как-то внутренне напрягся, а поскольку причина этого была непонятна, Ву стал его успокаивать:

– Цветов не помну, даже и не беспокойтесь, а что не так – думаю, охрана поправит. На такой натуре можно целый фильм построить, который фурор произведёт только благодаря такой натуре, вполне выставляться можно будет, может, даже в Каннах, если с актёрским составом повезёт.

Упоминание о контроле, а также «Нью-Васюковый горизонт»¹⁰ – как же, известный режиссёр дифирамбы поёт – снова вернули хозяина в благодушное состояние.

«Хотя, как говорится, ложечки нашлись, а осадочек остался… Надо осторожнее с ним…», – подумал Ву.

– Тогда прошу за мной, – хозяин был само гостеприимство. – А то, что мы на порожках всё беседуем.

Ву уже, было, шагнул к чёрным ступенькам лестницы, но хозяин мягко взял его под руку и развернул к калитке внутреннего забора.