Zitate aus dem Buch «День опричника»

Сколько злобы накопили господа европейцы! Десятки лет сосали наш газ, не задумываясь о том, как непросто достается он нашему трудолюбивому народу. Экая новость: в Ницце опять холодно! Придется вам, господа, хотя бы пару раз в неделю есть холодное фуа-гра. Bon appetite! Китай-то поумнее вас оказался…

Иуда! Движением перста удаляю от себя бледную рожу нашего либерала. Гнусны они, яко червие, стервой-падалью себя пропитающее. Мягкотелость, извилистость, ненасытность, слепота - вот что роднит их с червием презренным. От оного отличны либералы наши токмо вельмиречивостью, коей, яко ядом и гноем смердящим, брызжут они вокруг себя, отправляя не токмо человеков, но и сам мир Божий, загаживая, забрызгивая его святую чистоту и простоту до самого голубого окоема, до ошария свода небесного змеиною слюною своего глумления, насмехательства, презрения, двурушничества, сомнения, недоверия, зависти, злобы и бесстыдства.

— Слушай, Комяга, а чего этот Олегов всегда с такой печальной харей? У него что — зубы болят? — спрашивает меня Батя.

— Душа у него болит, Батя. За Россию.

Стандартный набор продуктового ларька: сигареты "Родина" и папиросы "Россия", водка "Ржаная" и "Пшеничная", хлеб чёрный и белый, конфеты "Мишка косолапый" и "Мишка на Севере", повидло яблочное и сливовое, масло коровье и постное, мясо с костями и без, молоко цельное и топлёное, яйцо куриное и перепелиное, колбаса варёная и копчёная, компот вишнёвый и грушевый, и наконец -- сыр "Российский".

Хороша была идея отца Государева, упокойного Николая Платоновича, по ликвидации всех иноземных супермаркетов и замены их на русские ларьки. И чтобы в каждом ларьке -- по две вещи, для выбора народного. Мудро это и глубоко. Ибо народ наш, богоносец, выбирать из двух должен, а не из трёх и не из тридцати трёх. Выбирая из двух, народ покой душевный приобретает, уверенностью в завтрашнем дне напитывается, лишней суеты беспокойной избегает, а следовательно удовлетворяется. А с таким народом, удовлетворённым, великие дела сотворить можно.

Всё хорошо в ларьке, токмо одного понять не в силах голова моя -- отчего всех продуктов по паре, как тварей на Ноевом ковчеге, а сыр -- один, "Российский"? Логика моя здесь бессильна. Ну, да не нашего ума это дело, а Государева. Государю и Кремля народ виднее, обозримей. Это мы тут ползаем, как воши, суетимся, верных путей не ведая. А Государь всё видит, всё слышит.

Молчит князь Собакин, кивает. Затем молвит:

— Скажите, господа, сероводород, которым бздят наши доблестные воины, горит?

— Горит, — уверенно кивает смотрящий.

— А коли горит, — продолжает князь, ус подкручивая, — тогда чего Европе бояться наших бздёхов?

Вот что значит — Внутреннего Круга человек! Сразу в корень зрит! Бздёхом-то русским можно и города европейские отапливать! Задумались все. И я на свой ум попенял: не докумекал до очевидной вещи. С другой стороны — гуманитарий я по образованию…

В огонь гляжу. А там горят «Идиот» и «Анна Каренина». И сказать надобно — хорошо горят. Вообще, книги хорошо горят. А уж рукописи — как порох.

Хороша была идея отца Государева, упокойного Николая Платоновича, по ликвидации всех иноземных супермаркетов и замены их на русские ларьки. И чтобы в каждом ларьке – по две вещи, для выбора народного. Мудро это и глубоко. Ибо народ наш, богоносец, выбирать из двух должен, а не из трех и не из тридцати трех. Выбирая из двух, народ покой душевный обретает, уверенностью в завтрашнем дне напитывается, лишней суеты беспокойной избегает, а следовательно – удовлетворяется. А с таким народом, удовлетворенным, великие дела сотворить можно. Все хорошо в ларьке, токмо одного

Истинно - великая идея порождает и великое сопротивление ей.

Еду по Моховой. Глядь, напротив Университета старого кого-то сечь собираются. Интересно. Притормаживаю, подруливаю. На этом месте секут интеллигенцию. На Манежной, подалее, положено земских сечь, на Лобном — приказных. Стрельцы сами себя секут в гарнизонах. А прочую сволочь парят на Смоленской, Миусской, на Можайском тракте и в Ясеневе на рынке. Подъехав, опускаю стекло, закуриваю. Народ расступается, чтоб мне виднее было: уважают нас, опричников. На помосте деревянном стоит Шка Иванов — известный палач московской интеллигенции.

… Размахивается Шка кнутовищем и начинает сечь. Да так, что засмотришься. Знает своё дело, палач, любит. Уважение народное ладной работой своей вызывает.

...Палачам и армейским старшинам в России ругаться по-матерному разрешено. Сделал Государь наш для них исключение ввиду тяжёлой профессии

“Голос Америки” – программу “Русский мат в изгнании” с похабным пересказом бессмертного “Преступления и наказания”: “Охуенный удар невъебенного топора пришелся в самое темя триждыраспронаебаной старухи, чему пиздато способствовал ее мандаблядски малый рост. Она задроченно вскрикнула и вдруг вся как-то пиздопроушенно осела к непроебанному полу, хотя и успела, зассыха гниложопая