Он остановился в центре комнаты и мечтательно уставился в окно. Всё это время, пока Лекарь произносил свои длинные речи, моя память восстанавливалась с потрясающей скоростью. Мелкие камешки превратились в лавины, смёвшие целые пласты фальшивых воспоминаний. Не было неудач и ошибок. Не было поражения на турнире. Не было травмы спинного мозга. Я отбросил одеяло, поднялся с кровати и встал напротив своего Образа, лицом к лицу.
Удивление, или, может быть страх, мелькнули в его глазах. Он отступил на шаг назад, затем решительно сжал челюсти.
– Ну что ж. Так будет даже интереснее, – сказал Лекарь.
Очертания окружающего мира поплыли, исказились и растаяли, как дымка. Осталось лишь ничто, пустота без цвета, без запаха, без веса или объёма. Потеря всех ощущений ошеломила меня и я какое-то время приходил в себя. Что происходит? Куда подевался Лекарь? Стоило только подумать о нём и я тут же почувствовал его. Не физически. Чужие мысли и эмоции, наполнявшие ту часть нирваны, которая была не Я. Что он собирается делать? Что делать мне?
Эта бестелесность и пустота пугали меня. Я попытался оказаться в том маленьком мирке, который создал сам. Ничего не получается. Не могу даже вспомнить, как он выглядит. Проклятье! Я понял, чем занимается Лекарь. Сукин сын опять коверкает мою память. Хочет превратить меня в того неудачника и слабака, который сам подставит шею под топор. Страшная злоба охватила меня, жгучая, неудержимая. Гад! Сволочь! Падаль! Хочешь моей смерти? Стереть меня, встать на моё место? Ненавижу!
В сознании начали проноситься сценки, одна за другой. Я душу Лекаря, обхватив его шею с двух сторон, его лицо темнеет, глаза вылезают из орбит, рот открывается в беззвучном крике… Я бью Лекаря кулаком в лицо, он падает, я продолжаю бить его ногами по телу, потом начинаю втаптывать его голову каблуками в землю… Я протыкаю Лекаря своим палашом чуть ниже солнечного сплетения. Он с ужасом смотрит, как клинок до половины погружается в его живот, хватается за лезвие обеими руками. Я начинаю проворачивать палаш, по серой стали струится кровь, слышно скрежет метала о кости позвонка…
Пока я исходил ненавистью, в стане врага начали происходить перемены. Я не видел, не слышал и не осязал, но мог чувствовать, как заплясали искорки его мыслей, на фоне негативных эмоций. Он откуда-то знал, что происходит тут, у меня, и происходящее его вовсе не радовало. Вскоре пришёл ответ. Лекарь хлестнул меня своим презрением. Детский лепет, вот уж чьего неуважения я не боюсь. Как у него получается копаться в моей памяти и влезать ко мне в мысли?
Попробовать приблизиться к клубку чужого Я? Здесь, где не было расстояний, это звучало странно. Тем не менее, мне удалось соприкоснуться с ним. Какое чудное переплетение моих и его стремлений, желаний, предпочтений. Трудно разобраться, где чьё.
Что это? Всплыло лицо Арриуса, древнего целителя, запечатлённое на старой, потрескавшейся литографии. Как он похож на меня. И не только внешне. Его цели и выбор были наверняка схожи с моими. Стоп! Да это же воспоминания Лекаря! Попался! Поиграем вдвоём. Лицо у Арриуса глуповатое, да и чего он достиг в жизни? Сдох от голода в вонючей тюрьме. Всегда презирал таких личностей. Зачем меня сделали похожим на него?
Так начался этот бой в войне, объявленной моим альтер-эго. Причудливое противостояние, в котором солдатами были отрезки памяти, офицерами – мотивы поведения, а генералы-мотивации гордо гарцевали перед бесчисленными армиями. Полководец, растерявший всё своё войско, исчезнет без следа. У него не останется причин существовать.
Время не значило ничего, да и было ли оно здесь? Было не понятно, побеждаю я или нет. Я рылся в памяти врага, уничтожая или меняя всё ценное, он защищался, восстанавливая утраченное, и наносил удары сам. Мы напали и отступали, проводили ложные атаки и отступления-ловушки, били друг друга эмоциями и мысленными образами.
Всё смешалось. Его и мои воспоминания, желания и цели, истинные и ложные. Где чьё, где правда, где фальшь? Мозаика, собранная из неправильных фрагментов, картина, написанная безумным импрессионистом. Каждая мелочь приобрела значение, каждая деталь может стать решающей.
Вечность в хаосе, метания в безумном мире, поиски несуществующего, война с самим собой. Может так и выглядит Ад? Могут ли муки тела сравниться с муками разума? Я умирал десятки раз, сотни раз меня предавали и бросали, тысячи неудач, разочарований и ошибок. Лекарь старался вовсю. Мой жизненный багаж был гораздо больше его, уязвимых мест тоже было больше.
Но чем дальше это продолжалось, тем легче мне становилось отражать новые нападения. Фантазия врага истощалась. Раз за разом я шерстил свою память, обнаруживая там чужие инсталляции. Измена жены? Не было. Энурез в детстве? Жалкая потуга. Попытка суицида в четырнадцать лет? Смешно.
Я жил полноценной жизнью, Лекарь же только тогда, когда я сам призывал его. Я сформировался сам и под влиянием реального мира. Его Я было создано мной, Ани и Умником. Он был моим творением, восставшим против своего творца. Моя армия была многократно больше вражеской. Вначале это сыграло плохую шутку со мной. Противник легко находил мои слабости и болевые точки, ему было проще защищать свои малочисленные порядки, уходя от моих атак. Но стоило мне освоиться и численное преимущество взяло верх.
Шаг за шагом я вспоминал, как создавал этот Образ. Как расщеплял своё сознание, отдавая Лекарю нужные мотивы и знания. Вспоминал и забирал назад. Противник слабел с каждым ударом и продвигаться вперёд становилось всё легче. Поняв, что проигрывает, Лекарь предпринял отчаянную атаку, обрушив на меня всю свою враждебность и свое отвращение, неприятие самого моего существования. Буря в стакане, тщетная попытка обречённого, предсмертные судороги.
Всё кончено. То, что осталось от Лекаря, уже нельзя назвать личностью. Логическая конструкция без стимулов к действию, механизм без топлива, воздушный шар без воздуха. Он плавал мёртвой каплей в бушующем океане моего сознания, пустая оболочка, совсем недавно бывшая такой живой и алчущей. Что-то шевельнулось во мне. Жалость? Может быть. Но сразу же пришла мстительная радость. Не я начал это, но я закончил. Полное исчезновение было совсем близко. И вряд ли Лекарь испытал бы жалость, добивая меня. Он, оказался на редкость злобным сукиным сыном. Даже не верится, я таким его не делал. Саморазвитие – одна из привилегий полноценной личности.
Что он успел натворить, пока я уничтожал его? Как оценить ущерб своим повреждённым разумом? Как измерить линейку самой линейкой? Что я потерял, стерев его? Ведь он был моим Образом, частью меня. Мне нужна оценка со стороны. Ани, Умник, Мастер. Что он сделал с ними? Я сосредоточился и пустота начала проступать линиями.
Очертания холмов, тропинка, весеннее утро. Вдох свежего воздуха, тепло восходящего солнца, запахи трав, стрекот кузнечиков. Мой мир. После вечности в пустоте всё это воспринимается особенно остро. Я стоял и впитывал ощущения, как губка воду, постепенно приходя в себя. Полностью расслабиться не давали мысли об остальных моих альтер-эго. Что с ними?
Я не мог сразу перенестись к дому, где обитают мои Образы, как бы мне этого не хотелось. Нужно соблюдать собственные правила, иначе искусственный мир разлетится как карточный домик. Я пошёл по тропинке. Беспокойство подгоняло меня, заставляя ускорять каждый шаг. Вскоре я уже бежал.
Неужели их действительно больше нет? Ани, её забота, ласка, почти материнская любовь. Умник, язвительный и педантичный до отвращения. Молчаливый и спокойный Мастер. Даже предатель-Лекарь, которого я раздавил, как ужалившую осу. Все они моя семья, ближе, чем братья и сёстры, ближе детей и родителей. Они часть меня, они и есть Я.
Холмы закончились. Мост через реку. Я поскользнулся на влажном булыжнике, но удержал равновесие и побежал дальше. Лес. Прохлада и зелёные гиганты, приносившие успокоение раньше. Теперь же стволы мелькали, почти слившись в сплошные стены. Воздух свистел в ушах, я нёсся по узкой тропинке, едва вписываясь в повороты.
Вот и поляна с домом. Я с разбегу влетел на лестницу и рывком открыл дверь.
Ани, стоявшая сразу за порогом, бросилась мне на грудь, крепко обняла меня и прижалась мокрой от слёз щёкой.
– Я так испугалась, – тихо прошептала она.
Облегчение, острое и очищающее, захлестнуло меня, и смыло все тревоги. Моё сердце неистово колотилось в груди, лёгкие качали воздух как кузнечные мехи. Наконец я смог перевести дыхание и сказать:
– Девочка моя, ты жива.
Я погладил её по голове и чуть отстранил, разглядывая покрасневшие веки и розовый нос. Невольно ухмыльнулся. Первый раз вижу, чтобы она плакала. Чуть дальше, за её спиной, стоял Умник, сутулясь и смущённо улыбаясь. Я обвёл комнату взглядом. В кресле возле камина сидел Мастер, как всегда безразличный. Он приветственно кивнул, когда мы встретились взглядами. Тут Умник шагнул в сторону, и я увидел Лекаря, сидевшего в другом кресле.
Откуда?! Я метнулся мимо Ани молнией, вспышкой безумной ярости. В три прыжка преодолел большую гостиную, по пути обогнув стол в центре и сбив один из стульев. Схватил Лекаря за горло обеими руками. Такое болезненно-сладкое ощущение. Я сдавливал и дергал шею одновременно, его голова бессильно болталась в разные стороны. Не знаю, хотел ли я его задушить или оторвать башку. Наверное, и то и другое. Жалко, что убить его физически я не могу. Зато, какое удовольствие.
– Нико, успокойся, – прозвучал за моей спиной голос Умника.
Я отпустил горло Лекаря и обернулся. Пока я развлекался, Умник и Ани подошли ближе, но выражение моего лица заставило отпрянуть назад их обоих.
– Его уже нет, – Ани покачала головой и выставила руки вперёд, словно обнимая меня.
Я взглянул на Лекаря. Он сидел в той же позе, в которой я его оставил, запрокинув голову на низкую спинку кресла. Его глаза бессмысленно уставились в потолок. Я почувствовал ладонь на своём плече.
– Это всего лишь оболочка без личности. Ты хорошо постарался, дорогой, – сказала Ани.
Я накрыл её ладонь своею, постоял так несколько секунд и, понемногу, начал успокаиваться. Мастер встал со своего кресла, пересёк комнату и закрыл входную дверь. Вот с кого надо брать пример, что-то я совсем расклеился. Хотя, обстоятельства располагают.
– Он сказал, – я кивнул в сторону Лекаря, – что вас всех уже нет.
– Как видишь, соврал, – ответил Умник, – Видимо, не мог окончательно избавиться от нас, пока есть ты, – он задумчиво почесал кончик носа и продолжил, – Сложно сказать, остались ли мы прежними. Нужно проделать массу работы, чтобы исправить причинённый вред.
– Как ему вообще удалось всё это? – спросил я.
– Очень интересный вопрос. Пока не знаю, – Умник пожал плечами.
– Это всё моя вина, я не досмотрела. Дура набитая. Никогда бы не подумала, что он способен на такое, – Ани пнула Лекаря по ноге, но тот никак не отреагировал, – Мы дали ему слишком много свободы и контроля над телом. Я подвела тебя, Нико, – она закрыла лицо руками.
– Эй, эй, – я легонько встряхнул её за плечо, – всё уже позади. Ну, почти всё. Теперь давайте сядем и поговорим. Есть о чём.
Мастер поднял опрокинутый стул и первым сел за стол. Мы с Ани сели рядом, она взяла мою руку и сжала её своими маленькими ладошками так крепко, словно боялась, что я вдруг возьму и исчезну. Умник уселся последним, откинулся на спинку и принялся разглядывать всех нас по очереди с каким-то непонятным мне весельем.
Вот уж на кого подумал бы, так это на него. Всегда опасался, что именно эта личность попытается стать главной. Мастер слишком пассивен. Лекарь казался таким добродушным. Ани, солнышко моё. Если не доверять ей, тогда уж лучше сразу камень на шею и купаться в море. А вот Умник был кандидатом номер один. Я пристально посмотрел на него, и он перестал улыбаться.
– Что… Я знаю… – Умник и Мастер заговорили одновременно, а потом оба замолчали.
Умник – балабол, его мнение я услышу ещё не раз. А вот Мастер говорит так редко, что я и забыл, как звучит его голос. Я кивнул нашему молчуну и тот продолжил:
– Я знаю, как Лекарю удалось запереть нас и напасть на тебя.
Глава 11.
Я открыл глаза. Серый свинцовый свет проникал сквозь занавески. Утро. Я пробыл в трансе всю ночь. Так долго ещё никогда не было. С другой стороны, убить сам себя я тоже пытался впервые. Лекарь ведь был частью меня, не так ли? Правда, попыткой самоубийства это тоже тяжело назвать. Место на матрасе, где лежала Лара, всё ещё сохраняло впадину, но её самой в спальне не было. Чувствую себя гадко.
Я встал с кровати. Стены закружились, хороводя вокруг потолка. Я снова сел на кровать. Тошнота подкатила к горлу противным комом. Ого. Какая слабость.
– Лара! Солнышко! – позвал я и замер, вслушиваясь в тишину.
События вчерашнего дня начали всплывать, как из морских глубин. Ещё вечером мы стояли с Флавом на мосту, а кажется, что прошла вечность, целая жизнь. Или даже сотни жизней, которые я прожил, сражаясь с Лекарем.
Где Лара?
Вспомнил. Мы же вчера поссорились. Из-за картин молодого и перспективного, но очень криворукого художника. Наверняка всё ещё дуется на меня. Проснулась, пока я лежал в трансе, взяла деньги и ушла, хлопнув дверью напоследок. С ней это частенько бывает. Ничего, к вечеру отойдёт.
Чувствую себя паршиво. Вчерашняя глупость, там, на мосту, стоила мне огромного количества нервных клеток и кровяных сосудов, полопавшихся у меня в мозгу, как праздничные хлопушки в день рождения Императора. Чего мне стоил такой долгий транс и война с Лекарем – пока не понятно.
Я вышел в одном нижнем белье на балкончик. С него открывался вид на сад, разбитый у нас на заднем дворе. Сейчас любоваться особо нечем, одни голые ветки, а летом здесь довольно уютно. Бррр. Холод заставил меня поёжиться. Мурашки побежали по коже, немного приведя в чувство. Сильно похолодало, скоро выпадет снег и тогда сад снова станет красавцем.
Вернулся в спальню, оделся, спустился в столовую, достал ветчину, хлеб и бутылку вина. Передумал и поставил вино назад – Лекарь опять будет ныть. А, нет, теперь уже не будет. Посмотрел на еду, испытал ещё один приступ тошноты. Да что со мной такое!?
Я схватил поднос и вывернул его в мусорное ведро. Даже когда тот старый ублюдок почти отрубил мне правую руку, я и то лучше себя чувствовал. Я поднял ладонь на уровень лица. Она тряслась. Проклятье! Я двинул рукой-предательницей по столу. Флакончики с пряностями подпрыгнули на месте, один упал и покатился к краю.
Нужен Лекарь. Да только его нет. Но ведь его Образ остался, пускай и обезличенный. Я прошёл в гостиную, сел в кресло возле всё ещё тёплого камина. Пожалуй, стоит попытаться.
Я попробовал поймать Фокус, но у меня ничего не вышло. Не вышло то, что я делал на автомате, особо не задумываясь. Такого не было со времён начальных классов Академии. Нужно успокоиться.
Я послонялся немного по дому, стараясь думать о чём-то нейтральном. Заглянул в подвал. Места там почти не осталось. Старая мебель, одежда, всякая мелочь и чепуха – добыча Лары за полтора года нашей совместной жизни. Поговорю с ней и продам всё это барахло. Вернулся в гостиную и снова сел в кресло.
Посидел пару минут, вспоминая уроки, затем шаг за шагом очистил сознание от всех мыслей. Пустота, в ней точка. В точке одна мысль. Я – всё, что есть в этой точке, больше ничего. Фокус. Образ Лекаря оттеснил меня на задний план.
Безликий мир. Пустые вещи. Я словно умер. Исчезли все чувства и стремления, пропал смысл жить. Я превратился в машину, нечто механическое и неживое. Моими глазами на мир смотрел голем, бездушный магический конструкт. У него был алгоритм действий, больше ничего.
Я в ужасе вытеснил Образ и вытер холодную испарину со лба. Вот теперь руки тряслись по-настоящему. Даже Мастер со своим вселенским безразличием не вызывал во мне такого отвращения. Я поднялся с кресла, прошёл в столовую, достал бутылку вина, зубами выдернул пробку и прямо с горлышка выпил больше половины. Почти сразу же меня стошнило в вазон с пальмой.
Посидев немного на полу, я поднялся в спальню и лёг на кровать. Комната медленно вращалась вокруг меня. Мысли вяло ползали в моей затуманенной голове. Я не выдержал. С горем пополам оделся и вышел на улицу.
Холодный ветерок дохнул в лицо зимней свежестью. Я пошёл по аллее. Последние листья падали с деревьев вместе с редкими снежинками. Одна из них приземлилась у меня на переносице, вцепившись мохнатыми лапками. Через секунду она превратился в воду. Я смахнул каплю с кончика носа. Мне стало немного легче.
Я шагал по улочкам Чёрного квартала, изредка кивая встречным знакомым. Ветер перестал дуть, а снег повалил густыми хлопьями, перекрашивая всё в белый цвет. Я зашёл в скверик позади храма и присел на скамейку.
Струйка пота сбежала под одеждой по моей спине. Всего десять минут ходьбы, а я так вспотел. Что со мной творится? Я никогда не болел, и теперешняя слабость пугала меня до чёртиков.
Пойти в больницу? Я скривился при мысли о том, что я, антимаг и судья-исполнитель, карающая десница Императора, буду стоять на одном уровне с простыми людишками. Лучше сдохнуть.
Ждать пока само пройдёт? Сколько? И пройдёт ли? Нет, всё-таки, какой же скотиной был Лекарь. Даже после смерти гадит мне. Но отступать не стану. Придётся привыкать к новому Образу-автомату. Я вспомнил, как выглядит мир глазами нового Лекаря. Меня передёрнуло. Такое состояние нельзя даже назвать безразличием, ведь это тоже чувство.
Я посидел с полчаса, жалея себя и собираясь с духом. И вновь стал Лекарем. Что чувствуют мёртвые? Наверное, тоже, что и я. На этот раз я смог сдержаться и не вышел из Образа.
Между тем автомат работал без сбоев. Методично осматривал весь организм, латая его как дряхлую одежонку. Это тянулось бесконечно, алгоритм последовательно выполнялся, пункт за пунктом. Да, нет, выбор, если, то, иначе, выбор, да, вернуться… Конец.
Возвращение из мёртвого сознания Лекаря было сродни рождению на свет. Да. Чувствую себя новорождённым. Я вскочил со скамейки и подпрыгнул на метр. Приземляясь, поскользнулся на мокрой плитке, без труда поймал равновесие и счастливо рассмеялся. Слепил снежку, воровато огляделся и метнул её в символ Спасителя, установленный на куполе храма. Снежок пролетел сквозь серебряное кольцо, даже не задев его.
Я вылетел со скверика, сдерживаясь чтобы не сорваться на бег. Хотелось двигаться, что-то делать. Разительное отличие от той старой клячи, которая приползла сюда час назад. Сейчас я цокаю копытами как полугодовалый жеребёнок. Видимо, Лекарь впрыснул мне лошадиную дозу эндорфинов. Иго-го-го! Есть хочу. Овса мне, и побольше.
Домой? Холодная ветчина? Сами давитесь. Я повернул в сторону моста Верности. Сразу за ним есть одна маленькая кофейня.
***
Я доедал вторую порцию куриного филе, запечённого вместе с земляным корнем под острым соусом. И это после бульона с гренками, мясного салата с тёртым сыром и приличного куска жареной оленины. Оленина была так себе, но я её всё равно съел.
Длинноногая смазливая официантка сновала туда-сюда, неся блюдо за блюдом, при этом, не забывая улыбаться мне каждый раз. Её юбка, едва доходившая до середины бёдер, была ей явно не по размеру.
Она принесла огромную глиняную кружку с чаем и полудюжиной сладких булочек. Я протянул ей серебряную монетку в четверть империала.
– Вам принести счёт, господин судья? – спросила она, собирая на поднос пустые тарелки.
– Нет пока, я ещё посижу. Это тебе на чай.
Она улыбнулась ослепительной белозубой улыбкой и, проходя мимо, намеренно задела меня бедром. Я проводил её взглядом. Всё равно Лара красивее. Красивее. Красивее, кому сказал. Я уставился в кружку, выбросив официантку из головы.
Прошло ещё минут двадцать. Я потягивал чай, откинувшись на спинку стула, и перебирал в голове события прошлой ночи. Теперь, когда я сыт и здоров, они выглядели не так мелодраматично.
Насколько повредил Лекарь моё Я? Насколько я сам повредил себе, уничтожив его? Ведь он был частью меня. Как определить, что стёрто у тебя из головы, если ты не помнишь этого? Да, без Умника не обойтись. Только входить в его Образ я не стану. Я, конечно, не Умник, но и не полный идиот. Дождусь вечернего транса.
Я отхлебнул немного чая. Мои мысли плавно текли, переходя от одного воспоминания поединка с Лекарем к другому. Внезапно моя рука стиснула ручку кружки, так что аж косточки побелели. Я вспомнил, как Лекарь рассказывал о каких-то нитях, которые он видел вдоль хребтов людей.
Я расслабился и стал перекатывать в голове эти несколько фраз Лекаря как камешки в воде. Он врал? С чего? Какая ему была выгода? Пока я был в трансе, он занимал моё сознание. И видел искажения людей, их магическую сущность. Видел абстракцию, то чего нет. По крайней мере, этому нас учили в Академии.
Так ни до чего и не додумавшись, я заплатил по счёту и вышел из кофейни. Да уж, Умнику сегодня придётся отрабатывать свой хлеб сполна.
***
Я снял пальто, отряхнул с него мокрый снег и повесил в прихожей. Гостиная встретила меня теплом из раскалённого камина. Жена растопила. Я прошёл через столовую на кухню и застал Лару хлопочущей возле плиты. Она что-то мурлыкала себе под нос. Я положил ей руки на талию. Лара взвизгнула и подпрыгнула бы до потолка, если бы я её не держал.
– Дурак! Сколько раз я тебе говорила не делать так! – она бросила недовольный взгляд через плечо.
– Прости, всё время забываю, какой ты трусливый зайчишка.
Я зарылся лицом в её волосы, пытаясь поцеловать в шею. Она дёрнула плечами, отгоняя меня.
– Не мешай. Не видишь, я ужин готовлю.
– И что у нас будет на ужин?
– Подгорелые отбивные с пересоленным соусом и недоваренными овощами, большего ты не заслужил.
– Это почему же? – спросил я, целуя её маленькое розовое ушко.
– Потому что мешаешь, – она развернулась и шлёпнула меня деревянной ложкой по носу.
Я поцеловал её, сначала прикоснувшись губами к её верхней губе, затем к нижней. Отодвинулся на пару сантиметров. Лара ответила на мой поцелуй. Чуть захватила мои губы своими, на миг задержала и отстранилась, с лёгкой смешинкой глядя мне прямо в глаза.
– Пошли наверх, – предложил я охрипшим голосом.
Лара улыбнулась и покачала головой:
– Ужин.
– Да ну его, – я провёл пальцами по её виску, поправляя непослушную прядку волос, – пошли.
– После ужина, – Лара отвернулась к плите, – как провёл день? Всё нормально?
– Прекрасно, солнышко, – я снова обнял её за талию.
– Бедная пальма так не думает.
Чёрт! Совсем забыл! Ещё и разлитую бутылку вина рядом оставил.
– Ну, каюсь, вчера выпил лишнего. А с утра ещё добавил вина на пустой желудок, – я старался, чтобы мой голос звучал как можно непринуждённей.
– Ага. И не убрал за собой. И когда ты врёшь, то делаешь слишком большие паузы между словами.
– Котёнок, ну прости меня. Не убрал, забыл, чувствовал себя отвратительно. Отправился погулять, пообедал в кофейне. Помнишь, в той, маленькой, со смешными дракончиками на крыше? Сейчас всё хорошо.
– Я чувствую, что нет. Ты стал каким-то странным после поездки.
– Каким странным?
– Раньше ты мне не врал. Или врал, но не так неуклюже, – она глубоко вздохнула и выдохнула, я почувствовал, как напряглись мышцы на её животе, – Нико, скажи честно, ты был с другой женщиной?
Я отпустил её и отступил на пару шагов назад. Лара повернулась ко мне, сжимая в руках поварёшку. Её лицо раскраснелось, нижняя губа обиженно выдвинулась, гневная складка пролегла между бровями. Сейчас или разрыдается или двинет поварёшкой по лбу. Какая же она красивая.
– Лара, – мой голос дрогнул, я не знаю, как тебе доказать, чем поклясться. Скажи, и я сделаю всё что угодно. Я люблю тебя. Для меня ты единственная, самая-самая, мне не нужны другие. У меня есть ты – это больше чем все они вместе взятые. Пожалуйста, поверь мне, – я протянул руки к ней на встречу.
Лара обняла меня, уронив поварёшку на пол. Я почувствовал, как она судорожно всхлипывает, уткнувшись в моё плечо. Всё-таки разрыдалась.
Я целовал её лицо, собирая капельки слез, солённые и тёплые. Она перестала плакать, и мы целовались целую вечность. Затем я поднял её на руки и отнёс в спальню.
Отбивные сгорели дотла.
***
Я решил не седлать Ворона и не садиться в каптану. Вышел пораньше из дому и шагал к Чёрной Канцелярии по заснеженным улицам. Мне было о чём поразмышлять.
Ночью, после того как заснула Лара, я вошёл в транс. Умник разбил на кусочки всю мою память, рассортировал, разложил по полочкам и собрал назад. Окончательного вердикта он не высказал, но выразил уверенность, что потери сведены к минимуму. Затем мы поработали над теорией Лекаря о природе искажений. Мы их решили называть нитями. Название так себе, но, как рабочее, сойдёт.
Умник крутил факты и так и этак. «Без практического опыта дальше не продвинуться. Тебе нужно пустить меня в своё сознание, пока ты в трансе», – сказал он. Я послал его подальше. Одного уже пустил.
Умник поднапрягся ещё, безбожно нагружая мои мозговые клетки, и выдал предположение, о том, что, скорее, дело не в трансе, а в особом состоянии мозга, на грани сна и яви. И если достичь этого состояния, когда я нахожусь в сознании, то всё может получиться. Даже рабочее название придумал – состояние осознанного транса.
Я вышел из транса, немного полежал в кровати, слушая ровное дыхание Лары. Решил попробовать прямо сейчас. Умник был против. Он советовал отложить эксперимент, ноя и уговаривая меня: ты ещё не выздоровел физически, твоя память ещё не стабильна, из-за смерти Лекаря ты неустойчив психически… К Чёрному всё! Кто тут главный? Ты, но… Словом, победил я. Умнее, тот, кто главнее.
И я сделал это. Шаг за шагом, слушая наставления Умника и постоянно споря с ним, потратив почти полночи. Мои сознание и подсознание разделились. Тело спало, а я нет. Я лежал в кровати, глазел в тёмный потолок и не мог пошевелить даже веком. Как только я подумал об этом – веко дёрнулось. Слово погонщик в своём собственном теле. Я сосредоточился, и левая рука согнулась в локте.
Тошнота, изрядно надоевшая за предыдущий день, поднялась из желудка и прильнула к горлу. А я даже голову повернуть не мог. Если вырвет – задохнусь в собственной блевотине. С трудом, управляя мышцами горла, как дирижёр оркестром, я всё-таки сглотнул, и противный комок вернулся в желудок. И тут я почувствовал Лару.
Я не видел, не слышал и не прикасался к ней. Но чувствовал её. Я не ощущал своё тело, не понимал: дышу я или нет, есть ли у меня язык во рту и бьётся ли моё сердце. Но Лару я осязал каким-то непостижимым образом. Правда, никакой нити не было. Но ведь она Другая. У неё не должно быть искажения.
Я пробыл в этом чудном состоянии минут пятнадцать, пытаясь управлять своими мышцами и борясь с накатывающими приступами тошноты. Потом сдался, протрубил Умнику отбой и моё тело снова стало моим. Никого, кроме Лары, я так и не почувствовал. Видимо, другие люди были слишком далеко. Поспорив с Умником ещё минут десять, я заснул нормальным сном нефари. Без сновидений.
Кривая улочка вывела меня на площадь перед Канцелярией. Пятиэтажное квадратное здание, всплошную отделанное базальтом, занимало целый квартал. Оно выделялось на белом фоне заснеженного города огромным чёрным монументом зла, словно перенесенное сюда из другого мира. Мира, где никогда не было счастья и радости, только ужас и безысходность.
Два охранника на входе были такие мрачные, словно шли в комплекте к зданию. Их и выбирают по этому принципу, для поддержания имиджа. Внутри всё было не таким пафосным. Коридоры, двери, окна с решётками – обыкновенные внутренности любой бюрократической машины. Разве что переизбыток парней в чёрных мундирах и с двуручными мечами за спиной. Таких как я.
Я поднялся лестницей на третий этаж, прошёл два коридора, здороваясь по пути со знакомыми, и открыл дверь своего офиса. Все четверо уже на месте, хотя до начала рабочего дня ещё полчаса. Знаю я их, наверняка распустились, пока меня не было, а теперь изображают трудяг.
Хотя Тао Ло, моего заместителя, антимага-литанца, это не касалось. Он просто помешан на исполнительности, несмотря на свою молодость. Я протянул ему руку:
– Привет, Тао.
– Доброе утро. Пусть небеса будут благосклонны к вам, – он привстал из-за стола, пожал мою руку и снова сел. Его скуластое желтокожее лицо как всегда ничего не выражало. Разве что глаза блеснули доброжелательностью из под тяжёлых век.
– С выходом, шеф, – Торичи, наш канцелярист, мелкий, юркий и услужливый, выскочил в проход между столами, схватил мою ладонь и энергично затряс её.
– Спасибо, – я высвободил руку и похлопал его по плечу.
В проход вышел дородный толстяк, оттиснув Торичи плечом. Он пригляделся ко мне, воздел руки вверх, задрал голову, словно взывая к небу, и трагическим голосом пробасил:
– Боже, я так и знал, что нельзя отпускать его одного. Посмотри, что сделали с ним в этой провинции, одна шкура и кости. Сколько стараний бедного старого Бонифацио и всё пропало, – он опустил голову и укоризненно посмотрел на меня, – ты стал худее нашей воблы.
– Ещё раз меня так назовёшь, бурдюк с жиром, и я расплавлю грецкий орех в твоей голове, который ты называешь мозгами, – из-за своего стола вскочил тощий старик с лицом, действительно напоминавшем засушенную рыбу. Он гневно уставился на толстяка.
Бо продолжил, делая вид, что Лотара вообще не существует:
– Я просил тебя, мальчик мой: возьми меня, старика, с собой, кто ещё о тебе позаботится?
– Если бы он взял тебя с собой, то умер бы с голоду. Ты бы всё сожрал! – не унимался Лотар.
Я не выдержал, рассмеялся, обнял Бо и похлопал его по спине. Бо скорчил расстроенное лицо и, всё так же, не замечая второго мага, вернулся к себе за стол. Я подошёл к Лотару протянул руку для приветствия и спросил:
– Всё так же ссоритесь?
– Ещё хуже, – ответил он, протягивая руку в ответ, – это ничтожество придумало новую гадость. Уже второй день он делает вид, будто меня и нету вовсе, будто я пустое место. Я! Лотар! Ставший великим магом ещё до того как он обгадил свою первую пелёнку!
Бо издал губами звук лошадиного фырканья. Лицо Лотара пошло красными пятнами.
– Так, хватит, перестаньте сейчас же! – прикрикнул я на них.
Я прошёл к своему столу, снял Исполнитель и палаш, повесил их на специальные крючья в стене, затем снял плащ, повесил его в шкафу и сел за стол.
Лотар всё ещё стоял, сверля взглядом противника. Тот демонстративно смотрел в окно, скривив рот в ехидной улыбке. Эти двое, Бонифацио, или просто Бо, – маг-ищейка и Лотар – маг-дознаватель, знались, когда я ещё и не родился. И постоянно ссорились между собой. Я так до сих пор и не понял: ненавидят они друг друга по-настоящему или просто забавляются.