Я укрылся страхом,
и мне стало легче —
с бедой не было встречи!
Всю жизнь я страхом укрывался
и погребенным под ним оказался.
А ныне подняться уж нет сил —
я сам себя похоронил.
Надежды юношей питают.
У стариков – последний кров —
над ними ангелом летают
и расстилают свой покров.
Не отнимайте же надежды
у ветхих родичей своих
и напоследок дайте свежий
ее глоток – счастливьте их…
Не плачьте, други, надо мною —
моя пора кричать – ура!
Я победил в бою героем,
но до смерти изранен я.
Лежу с открытыми глазами
и в небо синее смотрю.
Внутри меня бушует пламень
и в нем я заживо сгорю…
Вот в облаках мне бог явился,
а ангел мимо пролетел.
Я мысленно перекрестился:
«Прости меня, что не успел…».
Я не успел любить всем сердцем,
теперь оно кровоточит…
И не успел свою спеть песню —
пробито горло и хрипит…
Ну что, пора… Прощайте, други!
Последний всем моим привет:
отцу и маме, и… подруге.
Меня зовут и меркнет свет…
Во сне в окно мне постучали.
Проснулся я, но – тишина.
Какой-то знак мне сверху дали
и сразу стало не до сна.
Так пролежал я в полудреме,
а утром встал, поел, попил.
И кто-то мыслью столь знакомой
меня внезапно озарил.
Я глянул в календарь тревожно —
ведь в этот день, а так и есть,
мне постучали осторожно
и принесли благую весть.
О сколько лет прошло с поры той!
Но он-то помнит в небесах
и снова шлет мне радость скрытно.
…………………………………
Да, нужно верить в чудеса!
Я упираюсь в тот причал,
который сам не назначал.
Сюда вела меня судьба,
когда я понял: жизнь – борьба!
И я боролся сколько мог.
И побеждал, но занемог.
Теперь у пристани стою
недвижен, медленно гнию…
Вспоминай эти дни —
не так много их было —
эти славные, добрые дни.
Где тебя полюбили, где тебе подфартило,
где родители рядом твои.
Вспоминай эти дни,
что промчались так быстро —
эти славные, добрые дни.
За страницей страницу свою память пролистывай,
прошлым душу свою береди.
Вспоминай эти дни,
выпей рюмочку водки
за те славные, добрые дни.
Времена поменялись – как с фронта сводки.
И хорошего ты уж не жди…
Где-то там висит тяжелый,
притяжелый, сверхтяжелый
шар.
Ждет меня. Пойду веселый,
привеселый, сверхвеселый —
вдруг удар.
Вниз меня к земле придавит
и беспомощным оставит,
я с бедою не управлюсь
и от горести преставлюсь.
Где-то там висит воздушный,
привоздушный, сверхвоздушный
шар.
Ждет меня. Пойду печальный,
припечальный, сверхпечальный —
сверху дар.
Вознесусь под небосводом
и счастливый, и свободный,
всю печаль внизу оставлю
и от радости преставлюсь.
Где идти?
Природный дан запас.
Дух предков не угас.
В пути хватило сил.
А сам, что нарастил?
Добра добавил долю?
Умножил свою волю?
Ум острый наточил
и знаний накопил?
Увы, итог печальный —
растратив изначальное,
остался я ни с чем
потерянный совсем.
Видать судьба такая —
кому-то помогает,
к другому равнодушна
иль сунет, что не нужно.
А может сам виною —
не совладал с собою,
нелучшее начало
в натуре прорастало?
Теперь уж не исправить.
Все, как и есть, оставить.
Ушло – не ворошить.
Тем путь свой завершить…
Бывает – жизнь тебя слагает,
не ты ее.
В тебе вдруг что-то отживает
негаданно.
Пусть не хотел ты измениться,
оно уйдет, не воскресится,
а ты все ждешь —
ведь ты живешь.
А это молодость уходит —
она одна.
Что ж, так задумано в природе —
зима – весна.
Как грустно – день такой настанет,
что за зимой весны не станет.
И ты не ждешь —
ведь ты…
Расслабленно и неспешно
иду я по улице – грешный.
А где вы найдете такого —
безгрешного и живого?
Девчонки – короткие юбки,
такие, ну право, голубки,
показывают свои ножки —
еще бы повыше немножко…
Иду я себе – наслаждаюсь,
эскортом сопровождаю
красивых, смешливых, забавных,
милых, добрых и славных…
Дай Бог вам удачи и счастья,
да чтобы все мимо ненастья.
Дай Бог вам любви прекрасной
как в сказке, да не напрасной —
чтоб много детишек было
таких же, как вы, красивых!
Расслабленно и неспешно
иду я по улице – грешный.
А где вы найдете такого —
безгрешного и живого?
Паутину печали
мне года вышивали
на лице и на сердце.
Куда бедному деться?
В каждой линии метки
встреч, разлук непременных,
узелками сплетенных,
в мою жизнь вовлеченных.
Где-то очень глубОко
те, что вышли до срока.
На поверхности рядом
те, что ныне отрада.
Перекрещены судьбы,
перечеркнуты строки.
Если честно, боюсь я —
не уйти бы до срока.
Опустошение подчас —
твое спасение.
Опустошение – запрет
чужого мнения.
Когда душа иного ждет,
опустошение придет.
Ты дай своей душе поспать —
потом наполнится опять…
Несчастный человек,
кто видит только зло.
Он будто себя высек
врагам своим назло.
Он душу свою травит
и гнобит злобой мозг.
А если не исправить,
то вылечит погост.
Я уйду туда, где звезды.
Я уйду туда, где лед.
И в свободный искрометный
свой отправлюсь я полет.
Я устал жить в этой тине.
Я устал дни жизни мять.
Брошу к дьяволу рутину,
жизнь свою начну опять.
Половинку, четвертинку,
хоть осмушечку одну
проживу как на картинке,
как во сне, не наяву…
Разбежался вдохновленный,
да споткнулся о порог —
ползать по земле рожденный,
я взлететь никак не смог…
Не грусти о том, что было —
было и прошло.
Далеко оно уплыло,
бросило весло.
Не страшись того, что будет —
будет, коль придет.
Может, то тебе прибудет,
что сердечко ждет.
Может, счастия кусочек
Бог тебе подаст.
Верить нужно очень-очень,
что он любит нас.
Ну что, больной и старенький? —
сказал я себе сам —
пора уж ноги в валенки,
да ближе к небесам…
Ты графоманством балуешь.
Кому оно нужно?
Забыл свою, ты, старую
и внука заодно…
Про правду пишешь лапотно,
российское житье.
Лишь изредка – про радугу,
природы бытие.
А что вокруг изменится?
Кто станет лучше жить?
Вся правда перемелется
и превратится в пыль.
И вот дорогой пыльною
веселою гурьбой,
бежит, когда-то сильный,
народ, как на убой.
Не избранный, не призванный,
не сеятель добра.
На Запад потребительский,
скорей, скорей туда!
Белые цветы
в руке несу и только.
Хотя я знаю – ты
гораздо большего достойна,
чем эти скромные цветы.
Но так их аромат
мне сказочно приятен,
что лучшую награду
тебе найду навряд ли.
От сердца их дарю —
дыши природой, мама.
Тебя я так люблю!
Всегда ты будешь самой…
Мне вера тихая мешает
вести войну. Она ветшает
и я ветшаю вместе с ней —
злодей становится сильней.
Он вырастет без сопротивленья
в такое страшное явленье,
которому названья нет.
Тогда конец – померкнет свет.
Не возвышайся надо мной,
а возвышайся над толпой.
Ты помнишь дальний тот утес?
Мы заблудились, он принес
нам избавление в пути.
Поднявшись, мы смогли найти
дорогую верную вперед.
И также лидер всех ведет.
Он видит много дальше всех.
Он знает, где нас ждет успех.
Беда в одном – от власти пьян
в народ – не правду, а обман.
И вместо рая ждет нас ад.
Не будь таким, прошу, мой брат.
Нет спасенья от влеченья —
схватит как в кулак
и не примет чье-то мненье —
так и только так.
Пленником страстей нежданных
будешь ты тогда,
часто буйным, часто пьяным,
мудрым никогда —
хоть умом и понимаешь —
избавленья нет,
то ликуешь, то страдаешь
от наплывших бед.
Почему я бываю печальным?
Не знаю, но замечаю:
снег бывает белым и черным.
Что на него наметает?
Слово недоброе, мысль промелькнула,
воспоминания в подсознании
вдруг встрепенулись и снова уснули —
грустно вдруг стало… Я в ожидании…
Ах, меланхолия – спутник мой вечный…
Было ль когда-то:
я – молодой и беспечный,
и неженатый..?
Я не обвенчан с тоскою и болью.
В яркой одежде
я предвкушаю, что будет со мною
лучше, чем прежде…
Снег тот растает,
но черный осадок
ляжет на душу.
Вот почему я бываю печальным —
черное сушит…
Хотелось бы так:
Тот, кто зол,
тот полон бед.
А тот, кто добр,
тот процветает.
А мы-то знаем в чем секрет —
БОГ доброго оберегает.
А по факту:
Где-то плакали мимозы
и смеялись громко розы.
И задал себе вопрос я:
«Почему все так различно,
что порой до неприличия?»
А мимозы прошептали:
«Мы добра вам всем желали».
Ну, а розы прокричали:
«Мы шипами всех кусали».
Понял я – в подзвездном мире
слабым быть, что жить в сортире.
Поселиться чтоб в дворцах,
нужно жалить без конца.
Когда полночною порою
я тихо шел и надо мною
катилась медленно луна,
обоим было не до сна.
И захотел ее спросить я:
«Как без страстей в покое жить мне?
Вот тьме быть светлой, как она?»
Без слов луна все понимала
и молча мне ответ послала:
«Пока мы в этом мире живы,
лови приливы и отливы —
в размерном ритме есть покой.
А жизнь без пятен не бывает,
добро их частью покрывает
и вера – вот что освещает
дорогу ночью пред тобой».
Желанья такого уж нету
ни капли, ни даже чуть-чуть —
лететь на другую планету,
иль в дальний отправится путь.
А в детстве в героев играли,
и на бревно взгромоздясь,
скакали мы, плыли, летали
опасностей не боясь.
Прошло босоногое… Где-то,
возможно, и бродит оно,
и грезит о дальних планетах…
Но,
давно
распилено
чудо-бревно…
Рот черный от черной черемухи,
и зубы – и, правда, смешно…
Все наши проделки и промахи
заливистым смехом смело.
А бабушка, вроде и хмурится,
в душе веселее всех нас.
И, даже, та пестрая курица
смеется над нами: «Куда-х…»
Ах, детство златое, чудесное
и, впрямь, без труда и забот.
Как много всего интересного
в деревне в июле нас ждет.
Волшебное слово – «каникулы»,
и главный кудесник наш дед.
Как быстро к такому привыкли мы,
а вот отвыкать – целый век.
Мысли разные роятся.
Стал уже я их бояться —
как б мозги мои не сгрызли
эти мысли, мысли, мысли.
Не похожи на коней,
на кусачих блох скорей —
сероваты, мелковаты
и на смыслы бедноваты.
И хотя их очень много,
не умчишь на них далёко.
Вот сидит спиной. И что же?
На знакомого похожий.
Повернулся, нет, не то —
Оказался «Х» в пальто.
Вот иду по перекрестку —
друг мой детства, без вопросов!
Обнял я ее и вот —
неприятный «переплет».
Это что за шутки, братцы?
Часто стал я ошибаться.
Память стала буксовать.
Или стал я уставать?
Или видеть мне охота
тех, кто встарь со мной работал,
тех, кто рядом долго жил,
тех, кто дружбой дорожил?
Многих нет – они далече.
Не надеюсь я на встречу.
Но, когда душа воспрянет,
память вновь меня обманет.
Сколько радости ты людям дал
за вычетом огорчений?
Этот сухой остаток – твой финал,
твоя сущность без преувеличений.
Самое лучшее такси —
это телега.
Теперь я знаю,
но не знал тогда…
Самый лучший водитель —
это твой дед-непоседа —
не подведет никогда.
Самый лучший мотор
в одну силу —
это кобыла —
проедет везде.
Самое лучшее время —
это детство —
оно так добро к тебе…
Тропою шли с тобой одной,
но после разошлись дороги.
И горизонты пред тобой,
передо мною – вид убогий.
Нет, я не жалуюсь ничуть.
Судьбу свою не проклинаю.
Да, у меня был тяжкий путь,
но зависти к тебе не знаю.
Так не смотри же свысока.
Умерь, пожалуйста, гордыню.
Кто знает – может я в веках,
а о тебе вмиг память сгинет.
Хотя в фантазии свои
я и в подпитии не верю,
тебя прошу – для всех живи,
открой перед друзьями двери.
Люблю я баню – вам признаюсь.
Давно парилкой увлекаюсь.
И банный пар мне не угар,
а вдохновенье, божий дар.
Ему подспорье – веник крепкий
и запах от полынной ветки.
А после сотенки ударов
горю, хоть я не на пожаре.
Водой холодной охлаждаюсь
и наслаждаюсь, наслаждаюсь…
Сказать по правде, рюмка водки
легко проскальзывает в глотку.
И вот уже внутри горю.
Спасибо, баня – говорю.
Я не хочу с тобой прощаться,
и я прошу: «Не уходи!»
Давай, по прежнему, встречаться.
И пусть так будет впереди.
И хоть мы видимся нечасто,
но в каждой встрече ценность есть,
как я люблю с тобой общаться
и слушать праведную речь.
Ты наставляй меня, мудрейший,
и мой Учитель дорогой —
я очищаюсь, скверны меньше,
когда беседую с тобой.
Тебя обнять, пожать бы руку,
неспешно погулять в садах,
но невозможно – в этом мука —
ты там далёко – в облаках.
Тикают часы, тишина.
Утро раннее.
Только мне не до сна.
С кем свидание?
Чей-то образ придет
мне негаданно.
В строчках смысл обретет
и порадует.
Как случился – живи,
не кори меня.
Может, вышли стихи
и корявые.
Но зато от души,
просто, искренне.
Хорошо нам в тиши
быть воистину.
Устав от глупости людской,
от жадности, высокомерия,
я удалился на покой,
и никому не верю.
Я башню вкруг соорудил,
и в ней, как следует, закрылся.
Как хорошо, когда один!
И есть возможность обновиться.
Навел порядок в голове
и стер свои воспоминанья.
Пригладил чувства на доске,
чтоб были ровны, без страданий.
Убрал все лишнее в подвал,
а наверху открыл площадку.
На небе звезды рисовал.
Пил чай с закатами вприглядку.
Цедил туманов молоко.
На хлеб намазывал рассветы.
И хорошо там, и легко,
и незаметно стал поэтом.
И это лучше, чем купцом,
чиновником иль олигархом.
Почти что рядом встал с Творцом.
Вступил в людей свободных братство.
Как мало просишь, но глядишь,
в ответ так много получаешь.
и ни себя, и ни других
при этом ты не истязаешь.
Не радуйтесь несчастию другого.
Тем не мельчите душу никогда.
Найдите ободряющее слово,
и он в ответ поддержит вас всегда.
И не ищите в людях вы пороки.
Не осуждайте слабости друзей.
Вам не исправить их и больше проку,
коль справитесь со слабостью своей.
Но осторожно сердце раскрывайте,
чтоб не жалеть об этом после вам.
И по делам намеренья читайте,
не доверяйте никогда словам.
Мой друг, сказали мне, совсем плохой,
и ничего уже не понимает.
Лечение ему – покой, покой…
И он в покое этом угасает.
Как жаль, что от него я далеко,
и далеко мы оба с ним от детства.
Ему, конечно, очень нелегко,
а мне от воспоминаний куда деться?
По переулку с ним идем вдвоем,
пустую банку с грохотом пинаем,
и на ходу капустные жуем,
как пирожки мы с другом обожаем!
На переменке, будто дураки,
мы носимся, девчонкам корчим рожи.
Как были дни веселые легки,
теперь минуту мы поднять не можем.
В гостях у друга, разогнав чаи,
сражаемся в хоккей настольный яро.
А после – настоящие коньки —
гоняемся, дыша морозным паром.
А на рыбалку мы с его отцом
на лодке плыли – это было чудо!
Как я рыбачил! Просто молодцом!
Но скромный, хвастаться не буду.
Мой друг, сказали мне, совсем плохой,
прошедшее, как я, не вспоминает.
Прощаясь, я махну ему рукой,
а он в ответ… И поезд отъезжает.
Он радовался: «Сын родился! Сын родился!
Жена мне подарила молодца!»
А сын подрос, влюбился и женился,
и отошел от своего отца.
Отец все ждет – уж внуки подрастают…
В окошке свет не гаснет допоздна.
А сын никак, никак не приезжает —
все суета сует и снова суета.
И вот в какой-то день отца не стало,
и не сбылась его заветная мечта —
увидеть всех от велика до мала,
на сердце беречь радость до конца.
Приехал сын и позднее раскаянье
у гроба, но не значит ничего —
призвал отец последнее свидание,
но не увидел сына своего…
Вот сын его – его любовь,
его и радость, его и боль.
Чего же больше – отец не скажет,
а раны свои слезами смажет.
Печаль в душе, а на лице улыбка.
Пусть больше света, смеха, радости вокруг!
И жизнь как новогодняя открытка,
и мир открыт, и он тебе как друг!
Не унывать – какое это благо!
Уметь мечтать и удивлять себя,
и находить места, где правит правда,
и люди – братья, и живут любя!
Солнце светит ярким светом
прямо в небеса.
Я хотел бы быть поэтом,
верить в чудеса.
Только солнце одиноко,
туч же целый ряд.
Спрятать солнышко глубОко
так и норовят.
А потом прольются серым
грозовым дождем.
Потеряем в чудо веру
и душой умрем.
Встанет солнце не сегодня —
завтра поутру.
Тучи мрачные прогонит —
я опять живу.
Для всех – улыбка,
для родных – любовь.
Зачем нам множить
грубость, злобу, ярость —
знать никто не может
сколько жить осталось!
Живите мирно,
повторяя вновь и вновь:
для всех – улыбка,
для родных – любовь!
Не тешь себя иллюзиями —
не будешь жить в обмане,
не будет разочарований,
не будет и страданий.
Наш мир жесток.
Прищурь глаза —
невзгодам в лоб
смотри всегда.
И все как есть осознавай,
а сам себя не предавай.
Устал я от всего, наверное,
коль не идут дела совсем.
И настроенье очень скверное,
и надоел порядком всем.
И даже осень аномальная,
раскидывая нам тепло,
меня не греет – замерзаю я,
то ль ей, а то ль себе назло.
Что за пора такая серая?
Как плохо в старость уходить!
Она горчит и пахнет серою,
и запрещает жизнь любить…
Мне ничего уже не хочется.
Вдруг засыпаю на ходу,
а ночью долгая бессонница,
и глаз сомкнуть я не могу.
Но не сдаюсь – включаю волю я
и начинаю все с нуля.
Хоть старостью смертельно болен —
нет, не потрачу время зря.
Не будь так глуп —
печаль свою не жги
в огне веселья.
В ней откровенье есть.
В веселье лишь похмелье
несбывшихся надежд.
Печаль твой страж
таинственных вещей,
сокровищ затаенных…
Веселье – лишь кураж
от жизни помутненной…
Нельзя ожидать, что мир будет выглядеть светлым, если вы постоянно носите темные очки. Томас Стернз Элиот
Ты хочешь жить на белой полосе?
Так почему ж всегда сам черен?
И слышно раздраженье в голосе —
гневлив, нахмурен, вечно недоволен.
Зачем судьбу винить, роптать и жалиться?
Других корить за несправедливость?
Достаточно один разок ужалиться
и больше не надеяться на милость.
Включи же белый свет в самом себе.
Увидишь – все вокруг изменится:
и не угрозы, а возможности в судьбе,
и белой полосою скатерть стелется.
Куда грести в ночи туманной,
где смеха нет, одни мольбы?
Хотя в трудах я неустанных,
не знаю радостной судьбы.
Латаю челн, сбиваю весла,
а компас врет, как не гляди.
Куда грести – сказать не просто,
а мимо протекает жизнь.
Моя игрушка детства —
пушистый добрый мишка.
Я – спать, он – по соседству
читаем на ночь книжку.
Обнимемся в постели,
прижмусь к нему щекой,
и оба засопели —
волшебный сон такой!
Играю с мишкой вместе,
во двор – и он бежит.
Купаюсь я на речке,
на пляже он лежит.
Но стал мой мишка старым,
я – парнем молодым.
Ушел мой друг в коробку
и мы расстались с ним.
Совсем забыл я мишку
в круговороте дел,
а он меня – мальчишку —
всё помнит – каждый день.
И щечки усыхают,
и лапки уж не те,
а он лежит, мечтает,
что оторвусь от дел.
Возьму его на руки,
к щеке своей прижму.
И вместе мы – два друга!
И счастье в том ему!
Прошу вас – не теряйте
друзей из детских лет.
Любимцев обнимайте —
и вам любовь в ответ!
На поезд не успел.
Попутным не хочу.
Я на перроне сел,
расслабился, молчу.
Народ проходит мимо —
нет дела до меня.
Сижу для всех незримый,
а сам всех вижу я.
А если так всю жизнь —
совсем не поспешать,
не жить, а просто быть
и молча наблюдать?
Пусть суетится люд,
ругается и плачет,
а мне уютно тут —
я не хочу иначе.
Бесплатное кино,
артисты натуральны,
и смех, и грех в одном,
а я статист случайный…
Душа болит сильней, чем тело.
Хоть слабой быть и не хотела,
но плачет, бедная, навзрыд:
«Как все болит, болит, болит…»
Обида острая достанет,
и соль присыпана на ране,
а следом новые уколы.
Душа кричит: «Не бей… Доколе…»
Но, самый близкий, будто дьявол,
в больное место целит прямо —
бросает грубые слова.
И вот душа уж не жива…
Она иссохла. Не воспрянет.
Лежит в могиле ожиданий,
вокруг, как мертвые цветы,
с душой умершие мечты…
Что грустить, когда в печали
радость нам не назначали,
не дарили нам веселье,
не поили смеха зельем?
Что печалиться, коль в грусти
нас к удаче не допустят,
нам подарки не дадут,
нас обманут, предадут?
Будем лучше веселиться,
прыгать, танцевать, кружиться,
и смеяться безудержно,
не бояться быть потешным.
И плевать на всё, на всех!
Вот тогда придет успех!
О чем твой сон? Что снится
в ночной тиши?
Бегут видений вереницы —
не вороши.
Не пробуждай ночного лиха —
их не зови.
С улыбкой милой очень тихо
ночь обними.
А ей приятно то, что нежит.
Она в ответ
подарит утреннюю свежесть
и солнца свет…
Как безмятежность получить?
Я так ее хочу!
Чтоб никуда мне не спешить,
я деньги заплачу.
Чтоб был покой в моей душе,
как в океане штиль,
и как в пустыне в тишине
недвижна даже пыль.
Пускай вокруг бушует вихрь,
но до моих границ,
а их коснулся и утих,
и всё осело вниз.
Собрал я жалкие гроши,
но ангел мне сказал:
«Куда собрался? Не спеши —
ведь там сейчас аврал.
Толпятся те, кто в этот миг
от суеты ушел.
Они стремятся в лучший мир —
там только хорошо».
Я понял – здесь не получить
того, что я хотел.
До смерти в беспокойстве жить —
такой уж мой удел…
Мы так волнуемся по мелочам,
бесценные удары сердца тратим,
а после обращаемся к врачам,
меняем на халат больничный платье.
Мы так страшимся – будет что не так,
и замираем в тяжком ожиданьи,
и ум выбрасывает белый флаг,
душа же погружается в страданье.
Природа! Как ее нам изменить,
как приподняться над своею сутью?
Тогда пред нами будет чудный вид,
и мы вздохнем свободно полной грудью!
Простить нам всех, тогда и Бог простит,
отдать долги – Господь наши забудет,
и в жертву, что имеем, принести,
тогда намного легче будет?
Но тот, кто слаб, всегда внутри живет —
несмел, раним, чувствителен бедово.
И сделаем как надо – не уйдет,
волнение во всём нам будет снова…