Но с Кролем – другое дело. Волшебников гномы стараются не злить. К тому же, как вы поняли, у Кроля с гномшей Традесканцией добрые соседские отношения. Она ему ничего продавать не собирается, она просто хочет оказать услугу.
– Да не хочу я знать, что там у них в столице творится, тетушка Традесканция. Пусть они хоть головой об стенку дружно колотятся каждое утро вместо физзарядки!
– Дело-то, господин Кроль, касается Гантимура-волшебника. Он ведь вроде бы как вам другом приходился.
– Гантимура? – господин Кроль нахмурился. – А ну-ка выкладывайте!
По небу побежали серые облака.
… Рассказав силачу Кролю, всё, что она узнала от племянника, тетушка Традесканция заспешила домой – высохшее белье теперь требовалось погладить – слава Богу, что солнечная погода для глажки не обязательна. Кроль вернулся в дом, прошел в свою комнату и закрыл за собой дверь. В небе сверкнула молния, ударил гром, по крыше застучал дождик.
Хариус с Гипсом переглянулись и пожали плечами – ненастье по вечерам было для них привычное дело. Но дождь всё усиливался, а молнии сверкали всё чаще. Над верхушками елей завывал ветер. Он как будто шипел от злости, что деревья мешают ему достать до самой земли, забраться в каждую нору, каждую щелочку, обдуть с ног до головы каждую зверушку, каждую букашку-козявочку.
Вскоре по лесной поляне, на которой стояла избушка, принялись кружить сразу три смерча. Они как будто затеяли разрушить жилище волшебников, но сговорились сделать это не сразу, а сперва немного пошалить. Один смерч свалил с крыши дымовую трубу, другой вывернул форточку, а третий пытался выкорчевать растущую рядом огромную ель, чтобы швырнуть ее с высоты на крышу, но пока у него ничего не получалось.
– Ох уж эти мне мыслители! – сказал Хариус. – Может быть, стоит зайти к нему и чем-нибудь отвлечь?
– Вы же знаете, как он этого не любит, – ответил Гипс. – К тому же вдруг у него на уме что-нибудь гениальное.
– Мда! Гениям мешать нельзя. Потомки нам этого не простят. Будем надеяться, что нас не завалит бревнами и не унесёт ураганом к чертовой бабушке.
Ближе к полночи буря внезапно стихла. Гипс и Хариус заглянули в комнату Кроля. Кроль спал за письменным столом. Рядом с его головой догорала свеча и лежал исписанный лист бумаги. Гипс прошел на цыпочках к столу, взял лист и поднёс к глазам.
– Зубы нужны нам, чтобы жевать пищу. Тридцать третий зуб – выдумка для доверчивых простаков. Дырку лучше поскорей запломбируй, – прочитал Гипс.
– Стоило ради такой великой мудрости устраивать тут конец света! – возмутился Хариус.
Внезапно бумажка в руках Гипса затрепетала, словно большая бабочка-капустница, вырвалась и, сделав круг по комнате, выпорхнула в вывороченную смерчем форточку.
– О господи! – воскликнул Гипс. – Приступ начался! Я не виноват! Я ничего не чувствовал, это внезапно!
– Тихо! Мыслителя разбудите! Ничего не трогай! И ко мне не подходи!
Так закончился ещё один день в глуши, где жили три выдающихся волшебника современности.
Глава 19. Одинокая красавица в поезде дальнего следования
Поезд «Адлер – Москва» увозил съемочную группу сериала «Курортная повесть» прочь от Черного моря. Костина мама ехала одна в двухместном купе. Второе место предназначалось для актрисы, исполнявшей роль невесты белобрысенького паренька (они с Костиной мамой во время съемок подружились), но невеста что-то там не то съела и теперь лежала одна-одинешенька под капельницей в боксе инфекционного отделения нашей горбольницы. Врачи сказали, что за неделю подымут ее на ноги и ни за что не дадут погибнуть во цвете лет, потому что все они ее прекрасно знают по другому сериалу, где она играет подругу благородного убийцы, и до слез восхищены её творчеством.
Верный гантимуровский кот Аттила неотступно следовал за Костиной мамой. Вот и сейчас, когда киношники садились в поезд, он, никем незамеченный, прокрался в мамино купе и залег под полкой.
Аттила понимал, что опасность для мамы, исходила главным образом от влюбленного Миниюбкина, и тут болезнь невесты белобрысенького была очень некстати, потому что коварному искусителю Миниюбкину было удобнее надоедать маме со своей любовью без свидетелей.
Вот только коварный искуситель Миниюбкин, к удивлению Аттилы, вовсе не спешил в гости в мамино купе. Вообще, его словно подменили. После похода в загородный ресторан и своего исторического падения в пруд он почти перестал разговаривать с окружающими, всё время сидел где-нибудь в уголку, удивленно таращился по сторонам, словно малость пришибленный, и всё время покусывал ноготь мизинца. Поэтически выражаясь, он теперь жил в собственной башне из слоновой кости. Костину маму он больше в рестораны не приглашал, а завидев ее, начинал что-то бормотать про себя и мотал головой, словно говорил «Нет, нет, нет!»
Время от времени у него на спине, в районе левой лопатки, куда попала волшебная искра от когтя Аттилы, начинался сильный зуд. Зуд длился недолго, несколько минут, и они были Миниюбкину настоящей мукой. Ему вдруг становилось очевидно, что всё он делает не так, что нет у него ни капли таланта, что он жалкая бездарь и ему надо срочно бросать кинематограф, возвращаться в родной город Ангарск и записываться на стройку каменщиком (в молодости, еще до института, Миниюбкин выучился в ПТУ превосходно класть кирпичи). Однако зуд проходил, а с ним и желание строить дома в Ангарске. Режиссёр начинал пересматривать, отснятый и смонтированный материал и лихорадочно соображал, как это переделать, чтобы получилось не так тошнотворно.
Миниюбкин почти перестал есть и пить. Он всё время думал о своем фильме.
…Миниюбкин сидел в купе поезда и смотрел в окно. Жжение в спине только что прекратилось. Внезапно в мозгу как будто что-то щелкнуло.
– Сериала не будет! – вдруг гаркнул Миниюбкин, злодейски оскалившись, и шарахнул кулаком по столику.
Сидевший напротив второй режиссер Горемыкин при этих словах подавился китайской лапшой.
– А что же тогда будет? – спросил Горемыкин, хорошенько прокашлявшись.
– Сериалу не бывать! – крикнул Миниюбкин. – Мы забабахаем полнометражный фильм. Только так мы сможем спасти себя от неминуемого позора эпохи!
– Поллинарий! Что с тобой? – застонал Горемыкин. – Какой ещё полнометражный фильм?! У нас сроки! Через месяц мы должны закончить и сдать пятнадцать серий!
– Никаких пятнадцати серий! Это будет полуторачасовой фильм. Безжалостная история человеческого одиночества на фоне бушующей стихии. Я знаю, кто будет в главной роли!
– Какое одиночество?! Какая бушующая стихия?! – запричитал бедолага Горемыкин. – У нас же договор, у нас обязательства! Ты под монастырь нас всех подведешь! Нас же всех расстреляют из винтовки! Нас расстреляют, а потом закопают в землю, причем живьем! Опомнись, Поллинарий! Давай закончим сериал, а потом делай, что хочешь. Хочешь – про спятившее море, хочешь – про легкость бытия! Я тебя умоляю!
Но Миниюбкин уже снова погрузился в себя и грыз ноготь мизинца. Стоны Горемыкина в его башню из слоновой кости не проникали.
А в это время в соседнем купе от нечего делать Костина мама решила померить блузку, которую купила на рынке накануне отъезда. Она приподняла полку, под которой были составлены ее чемоданы и просунула туда руку, чтобы вытащить один из них. Рука коснулась чего-то пушистого и теплого.
– А-а-а! Крыса! – завизжала мама.
– Никакая я вам не крыса, – услышала мама обиженный голос из-под полки. – Я кот. Домашний, между прочим.
С этими словами Аттила вылез на свет Божий. За несколько часов, проведенных под полкой рядом с чемоданами, Аттила многое передумал. Он решил, что раз уж всё и так катится к черту лысому, нечего от Костиной мамы таится, а нужно объяснить ей, кто он такой. Нет, про то что у нее раньше были муж и сын, а теперь она их лишилась, рассказывать вовсе не обязательно. А то, что он её кот и она должна о нем заботиться, кормить и гладить, мама должна знать. Во всяком случае, так легче будет следить за ней и вытаскивать из неприятностей.
Мама сидела и с открытым ртом смотрела на вылезшего из-под полки кота, а тот, распушив хвост и выгнув спину, терся о ее ноги.
– Мур-р-р! Только не рассказывайте никому, что я по-русски умею говорить. Пусть это будет нашей с вами тайной!
Мама ехала в Москву. О её ноги терся говорящий кот. За перегородкой задумчиво грыз ноготь Миниюбкин. Артисты в соседних купе чистили вареные яйца и размешивали залитые кипятком супчики быстрого приготовления. По всей стране люди ждали нового захватывающего кино.
Мама ехала навстречу своей славе. Мама ехала и не знала, что двумя днями раньше ее дальнейшая судьба стала предметом секретного разговора двух очень влиятельных людей.
…Румяный советник Помпилиус сидел в кресле и почтительно наблюдал, как герцог Тахо, заложив руки за спину, решительно ходит взад-вперед по своему просторному кабинету.
Герцог размышлял. Для войны с Зубляндией почти все готово. Никогда ещё безрыбская армия не была так сильна. Оружие – самое лучшее. Офицеры – сплошь умницы да к тому же красавцы. Солдаты прекрасно вымуштрованы, каждый – настоящий силач.
Кроме того, Безрыбье владеет теперь еще и секретным оружием. С момента встречи со студентами-волшебниками прошла всего неделя, а поручения господина диктатора уже все выполнены. Вот что значит уметь работать с кадрами, хе-хе!
Во-первых, пузатый студент-староста разработал «Колыбельную для полка». Аппарат работал так, как и хотел герцог: на всякого, на он был направлен, нападала дрёма, а тот, кто им управлял, ничего кроме дополнительной бодрости не испытывал. Если безрыбской армии придется встретится с армией Ленца XIV на поле боя, у зубляндцев не будет ни одного шанса, потому что все они моментально уснут сладким сном. Единственный недостаток у «Колыбельной для полка» – в том, что она не работать во время дождя. Вода, льющаяся с неба, не даст распространяться магии по воздуху и сразу же смоет ее на землю, едва та выйдет из аппарата. Но это вряд ли вызовет серьезные затруднения у безрыбских полководцев – достаточно просто выбирать для наступлений солнечные дни. К тому же два других студента-волшебника вскоре закончат регулятор погоды, который сможет разгонять дождевые тучи.
Во-вторых, студент с бородой и фингалом вырастил два десятка искусственных глаз и ушей. Глаза уже летают по Зубляндии и высматривают, что где творится, и шпионы устанавливают повсюду искусственные уши.
Одно ухо даже удалось присобачить в королевском дворце. Правда, прямо скажем, не в самом удачном месте – в кабинете зубного врача. Пациенты говорят мало, потому что у них всегда открыт рот, а доктор попался молчун. В результате в ухе слышится лишь постанывание и повизгивание, а доктор и говорит: «Сплюньте!»
Но все равно, диктатор теперь знал о Зубляндии гораздо больше, чем несколько дней назад.
В-третьих, здоровенный косоглазый детина, который показывал герцогу запоминатель снов, сконструировал машинку для чтения мыслей. Она будет просто бесценна при допросе военнопленных. Ну, и в мирное время кое на что сгодиться. Герцог уже успел проверить ее на паре своих министров и с легким сердцем отправил их в тюрьму.
Армия Ленца слаба, волшебники давно поизвелись, и победа Безрыбья в этой войне представляется делом решенным. Смущал герцога Тахо лишь один вопрос: что с Гантимуром?
Тахо мог предположить, что сейчас люди из министерства хитрости вовсю обрабатывают (если уже не обработали) принца, чтобы он помог зубляндцам против безрыбцев. Если он согласится, легкой победы не жди. С другой стороны, Гантимур вряд ли горит желанием воевать за Ленца – не от хорошей жизни же он сбежал из дворца. А с третьей стороны, Гантимур пораженья Зубляндии тоже вряд ли хочет. Потому что, как ни плюй, а Зубляндия – его родина, а желать родине гибели, тем более помогать ее захватчикам – эта штука пахнет тухлятиной, каким соусом её ни полей.
Герцог был проницательный человек. Еще когда институт волшебства только создавался, он видел, как Гантимур сомневается, правильно ли поступает. И герцог был уверен, что попроси он напрямую волшебника оказать волшебную помощь в войне с Ленцем, Гантимур с негодованием откажется. Поэтому диктатор вел себя с принцем очень осторожно: предоставил делать, всё, что тот считал нужным, а сам наблюдал и думал, какая из этого ему самому может быть польза.
И еще герцог знал наверняка, что если бы Гантимура не схватили гвардейцы короля, он бы ни сегодня завтра сам бросил работу в институте Безрыбья. Потому что, когда дело идет к войне, надо выбирать, за кого ты.
А вообще, свою работу Гантимур уже сделал – подготовил двенадцать волшебников, и теперь ничего страшного не случится, если зубляндский палач за измену родине аккуратненько тяпнет ему топориком по шейке. Герцогу от этого будет только теплее на душе.
«Эх, – ругал себя Тахо, – надо было самому его за решетку упрятать от греха подальше! А теперь вот сиди и гадай на бобах, как бабка старая, вместо того, чтобы спокойно готовиться к войне, как все нормальные люди».
Внезапно герцогу в голову пришла новая мысль. Он остановился рядом с креслом, в котором сидел румяный советник Помпилиус.
– Слушайте! – сказал он советнику. – А ведь Гантимур давно бы сбежал из Башни говорящего осла, если бы они не держали в заложниках его сына?
– Именно так, ваша светлость, – кивнул румяный советник Помпилиус. – Я думаю, сбежал бы. Это ему запросто. Но из-за сына он у Ленца на крючке.
– Но раз есть сын, то должна быть и мать сына, то есть жена Гантимура или что-то в этом роде?
– Совершенно верно, жена есть. Когда пять лет назад мы разыскивали Гантимура, чтобы предложить ему работу в институте, мы обнаружили, что он обзавелся семьей за пределами нашего мира. У него жена и один ребенок.
– Значит, получается, что Ленц и его камарилья сцапали гантимуровского сынка, а женушку не стали трогать.
– Да, ваша светлость, женушку Ленц и камарилья похищать не стали.
– Хе-хе! Это очень опрометчиво. Пользы от женщины, конечно, мало, но и вовсе не брать их в расчет – опрометчиво. Вот что я думаю. Хорошо бы нам добраться туда, где Гантимур свил себе гнездышко, и переправить эту благородную даму сюда. У нас будет лишний козырь. Еще бы заполучить мальчишку, и тогда мы имеем все шансы прищучить принца наверняка. А если мы прищучим Гантимура, то Зубляндия, считай, наша.
Румяный советник Помпилиус поднялся с кресла.
– Если вы позволите, ваша светлость, я лично поеду и привезу вам гантимуровскую женушку.
Румяный советник Помпилиус был незаменим. Он был тенью герцога. Даже больше, чем тенью, потому что тень только повторяет движенья хозяина, а румяный советник Помпилиус иногда даже чуть-чуть опережал их. Если чувствовал, что хозяин хочет этого.
Когда косоглазый студент-волшебник на днях представил свою вторую машинку, диктатору подумалось, а не проверить ли ее на румяном советнике Помпилиусе? Но он тут же прогнал от себя эту гадкую мыслишку. Думать об этом было так же отвратительно, как думать о том, чтобы зарезать собственную мать.
Глава 20. Ненавижу пустые коридоры
Пропавший носок обнаружился на четвертое утро Костиного пребывания во дворце. Вместе со вторым носком, который никуда не девался, он аккуратно лежал на резном табурете рядом с кроватью. Надобности ни в первом, ни во втором уже не было никакой, потому что Косте с самого начала выдали новую одежду, которую полагается носить настоящим принцам.
– Чудеса! – сказал Костя, швырнул носки обратно на табурет и пошёл искать принцессу Лизу.
За Костей по коридору, на некотором расстоянии, шёл специальный лысый дядька с каменным лицом. Дядьку приставил Шляпсон. Дядька должен был следить, чтобы Костя никуда не делся. Всего приставленных дядек было двое, они дежурили по очереди и оба были лысыми. Костя уже привык к ним. Они ходили за Костей по пятам, а если он играл с Лизой, топтались в коридоре и подглядывали за ним из-за двери. Лиза иногда делала вид, что страшно обижена.
– Это же я тут самая главная принцесса, а за мной совсем никто не шпионит! Все плевать на меня хотели! Возмутительно! – говорила она трагическим голосом, но тут же, не сумев сдержаться, начинала смеяться.
С Лизой было легко. Если бы не она, Костя, наверное, затосковал и закис от горя, но принцесса смогла его уверить, что всему наступит счастливый конец. Отец Гантимур всех перехитрит и заберет его отсюда. И Костя ей верил. А как ей было не поверить, если она видела людей насквозь, как будто они стеклянные бутылки. Без наклеек.
Кроме двух шляпсоновских архаровцев у Кости была и другая охрана, – пятнадцать офицеров во главе с полковником Мандрагором. Лиза о ней, конечно, сразу же узнала. На следующее утро после того, как офицеры принесли присягу, Лиза, только посмотрев на Костю, сразу почуяла что-то подозрительное и вытянула из него всё: и про непонятную записку, которая выпала к нему в кровать прямо из сна, и про кукол, решивших служить другому хозяину.
– Не знаю, что всё это значит, – сказала она задумчиво. – Наверное, кто-то хочет тебе помочь. Он и передал тебе записку и прислал на помощь солдатиков. Может быть даже, твой отец. А может быть, кто-то из его друзей.
Офицеров Лиза великодушно уступила Косте. «Раз надо, значит надо», – махнула она рукой. Ей самой они уже давно надоели. Она бы с радостью отдала в придачу барышень, уж больно они были вредные, но Косте эти воображули и сплетницы были так же без надобности.
Хотя, какая польза от офицеров, Костя тоже не очень хорошо понимал. Каждую ночь двое из них дежурили у него под кроватью. Они перенесли из принцессиной игровой комнаты кукольный письменный стол, два стула и завели журнал дежурств – так требовал устав. Чем они, такие маленькие, могли помочь принцу, если бы какой-нибудь коварный враг напал на него – представить было трудно. Разве что позвали на помощь.
…Костя шел в игровую комнату принцессы – туда, куда она привела его сразу после их знакомства. В нескольких шагах от игровой находился закуток, а в нем постоянно находился караул из трёх гвардейцев (настоящих, а не игрушечных). В задачу гвардейцев входило тихонько сидеть в закутке, а время от времени пройтись туда-сюда по коридору и проверить, всё ли в порядке.
Когда караульных никто не видел, они играли в карты или читали книжки, а когда кто-нибудь проходил мимо, они книжки и карты убирали, вскакивали с мест и делали озабоченные лица. Правда, книжки-картишки они не всегда успевали спрятать, но на это командиры смотрели снисходительно: опыт приходит с годами.
Дойдя до закутка, Костя увидел, что гвардейцев на посту нет, но не придал этому значения и пошёл дальше. Длинный коридор был пуст. Время подходило к девяти, а в такую рань все нормальные придворные обычно дрыхнут в своих широченных кроватях, в каждую из которых можно запросто сложить на тихий час пол детского сада.
Костя заглянул в игровую. Лиза ещё не пришла. Полковник Мандрогор и барышня Линда, держась под руку, шли к апельсиновой роще. Апельсиновая роща была ещё одной диковинной игрушкой принцессы Елизаветы. На её карликовых деревьях росли самые настоящие плоды. Тут и там стояли игрушечные лавки, чтобы куклы могли посидеть, спокойно съесть апельсин или почитать книжку.
Увидев издалека принца, полковник остановился и отдал ему честь. Линда улыбнулась и приветливо помахала рукой.
– Доброе утро! – крикнул им Костя. – Вы не видели принцессу?
– Она еще сегодня не приходила! – крикнула в ответ Линда. – А мы собрались гулять! Хотите составить нам компанию?
К принцу она относилась явно с большей симпатией, чем к своей хозяйке. Поскольку апельсиновая роща для человеческих прогулок никак не подходила, Костя понял, что его приглашают больше из вежливости.
– Спасибо! – закричал он Линде. – Мне нужно дождаться принцессу. В другой раз!
Мандрагор и Линда скрылись в зелени апельсиновых деревьев.
Костя вышел из игровой комнаты и побрел по пустому коридору. Вчера Лиза заставила его запломбировать зуб. Это оказалось совсем небольно. Доктор Флюс, хоть и считал, что занимается не своим делом, был очень хорошим врачом.
Лиза рассказала Косте, что иногда Флюс за огромные деньги вживляет в десну своим пациентам тридцать третий зуб. По закону на некоторые государственные должности можно принимать только волшебников. А экзамен на волшебство предельно прост: открыл рот, и если зубов тридцать три – значит молодец. И всякие пройдохи, желая заполучить доходное место, бегут рысцой к доктору Флюсу и умоляют сделать из них волшебника. А поскольку у доктора Флюса семья, которую нельзя морить голодом, он пройдохам не отказывает, хотя это совершенно противозаконно.
И все об этом прекрасно знают и шепчутся по углам, но никто вслух не говорит, потому что доктор Флюс пришпандорил тридцать третьих зубов как минимум половине наших государственных чародеев. А другой половине госчародеев тридцать третий зуб пришпандорили другие врачи, не такие искусные, но тоже ничего. Вживить зуб в десну – это вам не маникюр сделать.
Время от времени какого-нибудь лжеволшебника, занимающего важный пост, привлекали к суду за обман, а за компанию по шапке получал и его стоматолог, но доктора Флюса – тьфу-тьфу-тьфу – никогда не трогали, да и вряд ли тронут – многие важные люди у него в долгу.
Кстати, Лиза на всякий случай поинтересовалась у Флюса, не он ли написал Косте таинственную записку.
– Нет, – покачал головой доктор и даже не поинтересовался, что это за записка. Он был весь в своих мыслях.
Ну а Костя был рад, что снял грех с души, заделал дырку в зубе, и сейчас просто бродил по коридору и ждал, когда придет Лиза, чтобы вместе с ней придумать интересное занятье.
Должен сказать, в Зубляндии школьные каникулы, как и у нас, начинаются летом. К тому времени, когда Шляпсон приволок спящего Костю во дворец, Лиза уже закончила учебный год и до осени была свободна от посещения классов. А значит, остро нуждалась в подходящей компании для веселья.
Дружить с одноклассницами у нее не получалось, потому что очень сложно дружить с человеком, которому и соврать толком не получается, а вот с Костей у них дружба сразу завязалась. А почему так – я не знаю. Никогда нельзя понять, почему один человек нравится другому или не нравится.
Тебя хотят познакомить с кем-то и заранее говорят: «Увидишь, какой это классный парень! Вы друг другу должны понравиться!» или же: «Это такая чумовая девчонка, ты просто обалдеешь!». А потом вас знакомят, и ты думаешь: «Да ну вас с вашими обалденными девчонками-парнишками! Лучше бы я дома на стуле сидел и не ходил ни с кем знакомиться».
…Костя вдруг насторожился. Ему показалось что-то не так. Тишина и пустота в коридоре. Гвардейцев на посту нет. Лизы почему-то тоже нет, хотя они договаривались встретиться в это время. Он совсем один, рядом никого, только в игровой комнате куклы гуляют по игрушечной рощице. Да нет, всё нормально, ничего подозрительного…
Косте послышался шорох за спиной, он оглянулся. Никого… Подождите! Как это никого? Самое главное! Где дядька-охранник, приставленный Шляпсоном? Дядьки не было, хотя эти охранники всегда чуть ли не в затылок Косте дышат.
Ему вдруг послышался тихий стон, в том направлении, откуда он пришёл к игровой из своей спальни. Костя замер. Когда он уже решил, что ему это показалось, стон повторился. Стараясь ступать как можно тише, прижавшись к стеночке, Костя двинулся на стон.
Пройдя чуть-чуть, Костя заметил ноги. Ноги торчали из ниши. Ноги в черных брюках, и легких туфлях, носками вверх. Человек лежал на полу. Туловище – в нише, а ноги – в коридоре.
Костя подошёл к лежащему. Это был его охранник. Чуть приоткрыв глаза, лысый застонал, словно пытаясь что-то сказать. Его можно было бы принять за пьяного. Костя обошёл дядьку и увидел, что с другой стороны дядькина голова в крови.
– Вы ударились? – спросил Костя охранника, присев на корточки. – Я сейчас позову на помощь.
Охранник в ответ снова что-то застонал, но что – разобрать было нельзя.
Костя поднялся, набрал воздуха в грудь и крикнул:
– Эй! Люди! Идите сюда!
Однако горло сдавило, звук был тихий, хриплый и какой-то булькающий.
Вторая попытка:
– Помогите! Здесь раненый!
То же самое хриплое бульканье. Звонкий мальчишеский голос, проклятье учительских барабанных перепонок, отказал в самый неподходящий момент.
Несмотря на испуг, Костя соображал чётко. «Лучше убегать отсюда, – подумал он. – Здесь опасно. Лысому нужно врача. Если бежать к моей комнате – будет тупик. Если бежать к игровой и дальше – будет большой зал, там всегда люди. Надо бежать туда».
И тут увидел, что по коридору от игровой комнаты идет человек. Шаги идущего были мягкими, как у кошки. Черт лица из-за тусклого света видно не разобрать, только видно, что волосы до плеч и какие-то белесые. Человек был высок и худ, в руке он нес моток веревки с болтающимися концами. Заметив, что Костя смотрит на него, волосатый помахал ему рукой и гадко хихикнул.
– Эй! Вы кто? – спросил Костя своим хриплым шепотом.
Тот, не отвечая, продолжал приближаться.
– Кто вы такой, я вас спрашиваю!
На этот раз голос прорезался, но толку от этого не вышло никакого – волосатый всё так же шагал к Косте, только ещё стал разматывать на ходу веревку.
– Мама! – сказал сам себе Костя и рванул по коридору прочь от волосатого.
На повороте Костик оглянулся – волосатый тоже бежал, причем также беззвучно, как и шел. Ноги у волосатого были куда длинней, чем у Кости но до комнаты оставалось совсем чуть-чуть.
На еще одном повороте волосатому пришлось притормозить, а Костя, за счет своих меньших размеров, скорости почти не сбавил. Дядька уже было уцепил Костика за ворот, но из-за виража только коснулся кончиками пальцев спины. Это прикосновение заставило Костю собрать остатки сил и сделать такое ускорение, что беги он сейчас не по дворцовым коридорам, а по дорожке стадиона на школьных соревнованиях, точно бы занял первое место.
Влетев в спальню, он захлопнул тяжелую дубовую дверь и повернул ключ. Через секунду дверь тряхнуло от удара – это преследователь со всего разбегу врезался в нее.
После гонки Костино сердце стучало, легким не хватало воздуха. Не сводя глаз с дверного замка, из которого торчал ключ, Костик сделал несколько шагов назад.
За дверью послышалось какое то звяканье, а затем раздался звук, как будто в замочную скважину пытаются вставить другой ключ.
Косте показалось, что ноги его состоят из ваты, сейчас они сомнутся под тяжестью туловища и он упадет на пол.
– Ваше высочество! Что с вами?
Из-под кровати вышли два игрушечных офицера.
– Он гонится, – сказал Костя и показал на дверь. – Я его не знаю.
– Мы защитим вас! – сказал один из офицеров.
Офицеры обнажили шпаги. Ростом они не доходили принцу и до колен. Костя подумал, что волосатый разделается с этими козявками двумя пинками. И все-таки, увидев решимость на их лицах, он почувствовал, что страх отступил.
Раздался стук. Это о деревянный пол ударился выпаший из замка тяжелый ключ, – волосатый вытолкнул его через скважину наружу. Ошибка Кости заключалась в том, что ключом надо было делать пол-оборота, а не целый – тогда бы волосатому не удалось его вытолкнуть. Поняв это, Костя схватил с пола ключ и попытался снова вставить в щель, но ключ не входил. Было поздно. Волосатый уже успел вставить свой ключ, который, видимо, забрал у лысого охранника.
Замок щелкнул два раза. Дверь с грохотом раскрылась. Костя едва успел отскочить прочь, чтоб она его не ударила.
Глава 21 Свобода и одиночество мрачного волшебника Гробса
Ой! Дорогой читатель! Я ведь совсем забыл тебе рассказать о других, не менее важных событиях, которые случились днём раньше. Не хочется бросать одно и браться за другое, но если я сейчас этого не сделаю, то мы с тобой запутаемся окончательно. Ты уж прости меня, я больше не буду. Итак.
Майор Прудиус ел яичницу с луком прямо за своим рабочим столом, когда к нему в кабинет влетел сержант Блюм с выпученными глазами.
– Господин комендант! – закричал сержант Блюм. – Там люди!
Майор не спеша вытер губы салфеткой и отложил ее в сторону.
– Ай-ай-ай! – спокойно сказал он. – Люди – это очень плохо! Кто допустил людей?
– Они сами, господин комендант! – ответил Блюм, тяжело дыша. – Они, наверное, хотят взять крепость приступом или окружить и устроить осаду!
– Я делаю вам выговор, сержант! – строго сказал майор Прудиус, вставая из-за стола. – Во-первых, потому что я ем яичницу с луком, а во-вторых, потому что брать приступом Башню говорящего осла бесполезно. Но раз уж вы пришли, так и быть, давайте посмотрим на ваших так называемых людей.
Майор Прудиус и сержант Блюм вышли из комендантского кабинета и по лестнице поднялись на открытую площадку, откуда хорошо просматривался подъезд к крепости. Пятачок перед главными воротами действительно был заполнен людьми. Людей было много. Такого ни майор Прудиус, ни капитан Блюм за свою службу в тюремном гарнизоне припомнить не могли. Зубляндцы, как я уже говорил, старались не приближаться к Башне, несмотря на живописность здешних мест.
Комендант поднес к глазам предусмотрительно захваченный бинокль и стал разглядывать толпу.
– Нападать на нас они явно не хотят, – сказал комендант, опуская бинокль. – Оружия ни у кого нет. И цветы зачем-то принесли. Может быть, сегодня какой-нибудь международный день тюремщика и они собираются нас поздравить? Знаете, сейчас много всяких новых праздников понапридумали.
– А может быть это какая-нибудь проверка? – предположил сержант Блюм. – Хотят посмотреть, в каких условиях живут заключенные?
Комендант потрогал рукой левую половину груди, а после достал носовой платок и промокнул лоб. Через полгода он собирался в отставку, и ему уже пообещали очень хорошую пенсию.
– Сержант, объявляю вам второй выговор за сегодня! Потому что наши заключенные содержатся в нормальных условиях! Вы что, не видите, что среди этих бездельников есть старики и женщины с маленькими детьми. Грудным детям и старым развалинам нечего делать в тюремных комиссиях!
Поглядев еще немного в бинокль на толпу, комендант произнес:
– А что это мы с вами, дорогой коллега, гадаем на кофейной гуще? Надо попросту спуститься к ним и узнать, из-за чего весь этот сыр-бор.
Майор Прудиус боялся, что нашествие непонятных людей с цветами как-то связанно с их новым узником – принцем Гантимуром. Содержание принца в башне являлось государственным секретом, за разглашение которого можно было лишиться и погон, и будущей пенсии. Майор был уверен, что из его гарнизона этот секрет наружу просочиться никак не мог, тем более за столь короткое время, но ведь начальство никогда не разбирается, кто прав, кто виноват, а просто наказывает тех, кто первым попадается под руку.