Но тут на крыльце казармы показался маленький офицер – дневальный, он подошёл к краю полки и отдал наследнице престола честь.
– Лейтенант Латинар. Его высочество Костя спит, пленники взаперти под стражей, – доложил Латинар.
– Какие еще пленники? – изумился Гантимур.
– Господин вице-канцлер Шляпсон и его белобрысый подручный, – ответил лейтенант. – Его высочество изволили их уменьшить.
– Боже мой! – прошептал Гантимур, прислонясь к дверному косяку. – Костя? Что за дров он тут наломал?
Глава 37. Первая колыбельная
…Война началась без объявления. Герцог сделал ставку на внезапность. Безрыбские военные части заранее были тайно стянуты к границе. За час до рассвета командиры подняли солдат и повели завоевывать соседнее государство.
Зубляндские пограничные гарнизоны были смяты в один миг, не успев даже передать вглубь страны сообщение о нападении.
В то утро жители нескольких зубляндских деревень проснулись от грохота кованых сапог. Продирая глаза, селяне высовывались из домов и узнавали, что с этого самого момента они имеют честь быть подданными великого герцога Тахо. Они с испугом разглядывали покрытых дорожной пылью иноземных солдат в серых мундирах, кланялись офицерам и, криво улыбаясь, отдавали оккупантам еду и корм для лошадей.
…Седьмой его величества гвардейский полк в то утро уже вторую неделю как находился на учениях в полевом лагере. В десять утра, когда занятия были в самом разгаре, в лагере увидели, что со стороны государственной границы на них движутся пешие части. Поначалу наступавшие были приняты за условного противника – восьмой королевский полк, который тоже находился на учениях, но когда солдаты подошли ближе, стало ясно, что это безрыбцы. Седьмой полк приготовился к обороне. Место для отражения атаки было выгодное, а боеприпасов имелось в достаточном количестве, и командир полка Гофр рассчитывал, что сможет продержаться достаточно долго, чтобы известить командование и дождаться подмоги.
Стрелки зарядили ружья и стали ждать, когда враг подойдет на расстояние поражения.
Внезапно полковник Гофр почувствовал, что на него накатывается непреодолимый сон. Он на треть длины высунул из ножен саблю и провел по лезвию тыльной стороной ладони. Боль на несколько секунд отогнала дрему, но дрема оказалась сильнее. Гофр закрыл глаза. Колени подогнулись, и он рухнул на траву. Кровь из порезанной руки запачкала мундир на груди, как будто у Гофра пуля в сердце.
В тот же миг отовсюду послышался стук падающих на землю солдатских тел. Словно кто-то трусил яблоню со спелыми плодами. Через две минуты весь полк спал. Адъютант, который был послан в штаб сообщить о нападении, уснул, вставляя ногу в стремя. Он так и остался стоять на одной ноге, держась обеими руками за седло На лице его застыло сладкое выражения, из носа вырывалось легкое посвистывание. Его кобыла тоже спала.
С пригорка в подзорную трубу герцог Тахо наблюдал действие «Колыбельной для полка». На испытаниях «Колыбельной» он уже видел, как тысячи человек усыпают в одно мгновение, но сейчас было совсем другое – сейчас была настоящая война.
Налюбовавшись на спящих вповалку солдат противника, герцог сложил трубку, спрятал ее в карман и радостно засмеялся. Победа! Какая легкая, пьянящая победа!
Изобретение пузатого кривоногого студента действовало! Нет, не студента изобретение, а его, герцога. Ведь дурачок студентик придумал всего лишь какую-то жалкую кушетку для старушек, страдающих бессонницей, а создать грозное оружие была идея герцога Тахо. А может быть, правильнее будет говорить так: императора Безрыбья и Зубляндии Тахо Первого? Ладно, подумаем, время есть.
«Колыбельная» била по зубляндскому полку из-под пригорка. Внешне она представляла из себя диван, только раза в четыре больше обыкновенного, как будто сделанный для великанов.
В первом изобретении кривоногого студента – волшебном топчане, на котором человек мог полностью выспаться за пару часов, – магия двигалась снизу вверх – от матраса к спящему. «Колыбельная для полка» должна была усыплять солдат на расстоянии. Поэтому, чтобы удобнее было разить врагов, кривоногий студент добавил к топчану спинку, из которой и выходила наружу магия. Таким образом из топчана получился диван. Диван студент обил желтой тканью в красный цветочек.
Военные специалисты советовали студенту придать оружию какой-то более подходящий для сражений вид, например, сделать его в виде пушечки или какой-нибудь удобной самоходной башенки с колесиками-рычажками. Но кривоногий умник и слышать ничего не хотел. «По-вашему сделать, конечно, можно, – говорил он. – Да только…» И тут начинал сыпать такими заумными словечками, которых он нахватался у Гантимура, что никто ему не мог ничего возразить, потому что никто ничего не понимал, кроме того, что кривоногий пузатик просто вредничает. В конце концов, военные специалисты, плюнули на него и отстали: действует штуковина, и ладно. Кстати, сам герцог по поводу внешнего вида оружия никаких претензий не высказывал.
«Колыбельная» стояла на большой деревянной повозке-платформе, лошади на время боя были выпряжены. Орудием управлял расчет из семи человек: шесть рядовых, которые поворачивали тяжелый диван в нужном направлении, и лейтенант с биноклем.
На холме вместе с герцогом, по правую руку от него, за боем наблюдал румяный советник Помпилиус. Царапины от когтей кота Аттилы еще не сошли с его лица, и видок у советника был для войны самый подходящий. По другую руку от Тахо стоял старенький генерал, седенький и худенький. Казалось, ткни его покрепче пальцем – он рассыплется, как засушенный богомол. Генерал всё время мотал головой, как будто говорил: «Нет-нет-нет и еще раз нет!» Глаза у генерала были мутные, словно он напился водки и очень хочет спать.
– Не пора ли наступать? – спросил герцог, повернувшись к генералу.
Генерал перестал мотать головой. Посмотрел мутными глазами на герцога, потом в сторону лагеря противника, потом на «Колыбельную» и вдруг крикнул таким звонким голосом, что стоящие рядом герцог и румяный советник Помпилиус вздрогнули:
– Дивану – прекратить огонь! Третий батальон! Вперед!
Лейтенант «Колыбельной» потянул рычаг, приделанный к подлокотнику, а шестеро солдат надавили особым макаром на спинку и сиденье, и диван разложился в обыкновенную двуспальную великанскую кровать. «Колыбельная» смолкла.
Несколько сотен солдат двинулись через поле к зубляндскому лагерю. В руках у каждого был моток веревки. Заснувших врагов надо было разоружить и связать.
– Осмелюсь заметить, – наклонившись к герцогу, сказал румяный советник Помпилиус, – что «Колыбельную» можно было использовать и во время захвата пограничных крепостей. Она прекрасно бьет сквозь стены. Нам бы удалось избежать потерь…
– Ерунда! – возразил советнику генерал. – Штурм крепостей – по всем правилам – был нужен для поднятия духа солдат. Мои орлы должны чувствовать запах крови! Вязать спящих – работенка для жандарма, а не солдата, чести в ней не много!
О! Это был очень заслуженный генерал. Хоть и дряхлый, но петушистый.
В следующую минуту случилось событие, которое значительно повлияло на весь ход дальнейшей военной кампании.
Батальон с веревками еще не дошел до зубляндских укреплений. Все зубляндцы спали, над лагерем раздавался богатырский храп. Возле одной из пушек вповалку лежали артиллеристы.
На щеку здоровенному рыжему солдату приземлился огромный шершень и стал ползать туда-сюда. Может быть, щека артиллериста была запачкана чем-то сладким. Спящий поднес к лицу руку и почесался. При этом придавил шершня. Шершню ничего не оставалось сделать, как всадить свое жало в артиллеристскую ноздрю.
Укусы шершней очень болезненны. Говорят, в Японии от них умирает каждый год по сорок японцев. Рыжий солдат японцем не был, но от боли проснулся. Яд шершня оказался сильней сонной магии.
С воплем артиллерист подскочил на ноги. Он ничего не соображал, только тер ужаленное место. Наконец он пришел в себя и огляделся по сторонам. Вокруг на земле лежали десятки неподвижных тел, а к их позициям приближался неприятель. Рыжий попробовал растолкать товарищей, но это было бесполезно.
Тогда он стал рассматривать приближающихся врагов. У рыжего были зоркие глаза, вдалеке на холме он заметил трех человек, один из них – в генеральском мундире, двое в –офицерской одежде, но без погон.
Поднатужившись, рыжий развернул пушку в сторону холма с генералом. Засыпал пороху, вставил в ствол разрывное ядро, навел орудие и поднес фитиль.
Грянул выстрел. Снаряд перелетел через всё поле, но генерала не достал. Ядро легло чуть ближе и правее цели, под холм, прямо рядом с телегой, на которой стояла «Колыбельная для полка». Солдаты попрыгали с повозки, на четвереньках отбежали подальше и распластались на земле, накрыв головы руками. Ядро пошипело несколько мгновений и разорвалось, в щепки разнеся диван массового поражения.
Зубляндский артиллерист, прищурившись, смотрел, попал его выстрел в цель или нет. Из-за дыма ничего не удавалось увидеть. Рыжий махнул рукой, зевнул, опустился на землю рядом с пушкой и снова заснул. Он лежал и блаженно скреб ногтями укушенный нос, огромный и красный, как у клоуна.
Герцог, румяный советник Помпилиус и генерал, как и солдаты расчета, успели упасть на землю до взрыва. Сверху их присыпало конским волосом, которым был набит диван, а генерала при этом еще и шмякнуло по спине обломком подлокотника.
Сражение было выиграно без единого убитого или раненого и с той и сдругой стороны. Зубляндские солдаты разоружены, связаны и аккуратно разложены в ряды.
И всё же цена победы была слишком велика: «Колыбельная для полка» ремонту не подлежала. А другого такого оружия не было. Пока кривоногий студент не создаст еще один диван, безрыбскому диктатору оставалось надеяться лишь на мощь своей армии. Это означало, что наступление не будет уже таким стремительным, как представлялось ранее.
Глава 38 . Ну и методы у вас, волшебных котов!
– Бедный мой мальчик! Как много ты вынес из-за моей безответности! – говорил Гантимур, обнимая сына. – Ничего, всё позади, сегодня же мы вернёмся домой. Мама нас давно ждёт.
…А в это время, мама, по другую сторону волшебных коридоров, стояла у зеркала в гостиничном номере и докрашивала губы. Сценарист Петя Чистоплюйский ждал ее на улице в такси, чтоб везти в ресторан.
– Мур-р! Возьми меня с собой! – попросил Аттила хозяйку.
– Я бы с удовольствием, киска моя! – ответила мама. – Но брать котов в рестораны не принято. Это дурной тон. В рестораны сейчас берут маленьких смешных собачек в клетчатых фуфайках. Поэтому посиди дома, а я тебе потом всё подробно расскажу.
И мама открыла дверь, чтобы выйти из гостиничного номера. Естественно, отправлять маму одну Аттила не собирался. Поэтому он быстро царапнул коготком по паркету, накинул на себя невидимость (он и такое мог) и бросился за мамой к выходу. Он успел выскочить как раз перед тем, как она захлопнула дверь. Чуть хвост ему не прищемила.
Чистоплюйский усадил маму на заднее правое сидение, сам уселся слева, а Аттиле досталось место рядом с водителем. Машина тронулась.
– У вас случайно нет с собой валерьянки? – спросил маму Чистоплюйский с каменным выражением лица.
– Вам плохо? – испуганно спросила мама.
Сценарист ослабил петлю галстука и расстегнул верхнюю пуговку рубашки.
– Мне не хватает воздуха, – ответил он. – Я волнуюсь, когда рядом такая красивая женщина.
И они оба засмеялись.
– Еще в молодости, – продолжал Чистоплюйский, – я был очень застенчивым с девушками. И вот однажды ко мне явилась добрая фея и пообещала исполнить любое мое желание, ну, например, избавить от застенчивости.
– И что, избавила?
– Стала махать волшебной палочкой. Так махала семь лет. За это время у нас родилось двое детей. Потом она устала махать и подала на развод. А я так и остался застенчивым.
И они снова засмеялись.
«Ловкий ты хлыщ! – подумал Аттила на своем переднем сиденье. – Но ничего! Ты у меня еще похихикаешь, паразит!» В Аттилиной голове уже созрел план, как расправиться с Чистоплюйским.
Дорога заняла минут сорок. За это время Чистоплюйский рассказал маме несколько забавных историй. По части историй он был мастак. Причём рассказывал он их с совершенно угрюмым видом, а когда мама начинала смеяться, подхватывал. Шофер тоже смеялся. Правда, не во весь голос, а только тряс плечами и фыркал в мозолистый кулак.
Даже невидимый Аттила заслушался и чуть не уехал в такси, когда мама и Чистоплюйский вышли из машины и захлопнули за собой двери. Хорошо, что шофер, прежде чем ехать дальше, захотел перекурить. Он засунул в рот сигарету, опустил боковое стекло и уже почти щелкнул зажигалкой, но неожиданно почувствовал укол в ногу, а затем удар в грудь, при этом что-то мохнатое пощекотало его лицо. Сигарета и зажигалка улетели на пол. Это Аттила выпрыгнул в открытое окно, хорошенько оттолкнувшись от ноги, а затем груди таксиста.
Дядечка таксист еще несколько минут сидел, пытаясь понять, что это с ним только что произошло. Наконец он решил, что силы небесные напоминают ему о вреде табака. Успокоился, закурил и поехал дальше.
Костина мама и Чистоплюйский сидели за столиком ресторана. Они уже сделали заказ, и пока пища готовилась, Чистоплюйский предложил первый тост за прекрасный вечер на фоне всеобщей политической нестабильности и неверии в идеалы добра.
– С удовольствием, – согласилась мама.
Звякнули бокалы.
Чистоплюйский уже набрал воздуха в легкие, чтобы произнести очередную только что пришедшую на ум шутку, но осекся и как будто к чему-то прислушался.
– Я прошу прощения, – сказал он маме. – Мне нужно ненадолго выйти. Напишу буквально два коротеньких сценария и вернусь.
Он встал, проследовал в туалет и заперся в кабинке.
Мама посмотрела на себя в зеркало, висевшее на стене напротив, и удовлетворенно улыбнулась. Её красота была выше всяких похвал.
Прошло пять минут. Кавалер не возвращался. Мама нахмурилась. Прошло еще пять минут, итого десять. «Да что он, провалился там, что ли?» – подумала она.
– Вы там не видели моего спутника? – спросила она официанта, который расставлял на столе первые блюда. На груди у него была маленькая табличка: «Эдуард».
– Нет, не видел, – ответил тот.
Ранее официант Эдуард несколько раз сталкивался со случаями, когда мужчина сбегал от дамы, не расплатившись за ужин, но это, как правило, происходило не до еды, а уже под конец.
А у Чистоплюйского и в мыслях не было куда-то сбегать. Ни с того ни с сего у него неприятно заныло в животе, что означало расстройство пищеварения. Сперва он философски отнёсся к этому и даже подумал, что неплохо бы вставить подобный комический эпизод в сценарий. Но вот прошло десять минут, и он понял, что дело его дрянь. Только он сливал воду, вставал и застегивал брюки, как накатывал новый позыв и Чистоплюйский вновь расстегивался и плюхался на круг унитаза. Сценарист приуныл. Всё начиналось так хорошо! И девушке он, похоже, нравился. А теперь…
Вы уже, конечно, поняли, что это всё подстроил Аттила. Он наслал на Чистоплюйского волшебный понос. Магия нехитрая, но верная. Рекомендую.
В дверь кабинки постучали.
– Эй, как вы там? – услышал Чистоплюйский голос. – С вами все нормально?
– Всё прекрасно, – ответил Чистоплюйский. – Я занят своим любимым делом. Не мешайте!
– Это официант Эдуард! – пояснил голос. – Ваша спутница нервничает и, кажется, собирается уходить. Может быть, передать ей что-нибудь на словах?
– А, черт! – воскликнул сценарист. – Эдуардик! Задержите! И достаньте мне какой-нибудь памперс. У меня адский понос.
За долгую трудовую деятельность официанту Эдуарду приходилось слышать и не такие просьбы, поэтому он не выказал ни малейшего удивления. К тому же, чем глупее было поручение клиента, тем щедрее выходили чаевые.
– Простите, какой у вас размер памперса? – лишь спросил он своего клиента.
– Я в этом не разбираюсь. Брюки пятидесятого. Ботинки сорок третьего.
Через минуту официант передал туалетному сидельцу стакан с разведенным в воде порошком от диареи. А специальный посыльный в это время уже мчался в ближайшую аптеку за подгузниками…
Мама сидела в одиночестве. Ей было очень неловко перед другими посетителями, которые, кажется, уже начали обсуждать ее. Время от времени подходил официант и сообщал, что ее спутник вот-вот вернется. Наконец она решила, что Чистоплюйский задумал подшутить над ней. Он ведь так любит забавные истории. Вот и решил придумать еще одну. Чтобы рассказывать еще какой-нибудь дуре.
Еще через несколько минут ожидания она уже была уверена, что так оно и есть, и решила, что на сегодня хватит с нее красивой жизни и роскошных ресторанов.
Мама встала из-за стола и направилась к выходу. У выхода из зала она столкнулась с официантом.
– Скажите, сколько я должна за ужин? – спросила мама (она успела выпить полбокала вина и поковыряла вилкой в салате).
– Ваш молодой человек сейчас подойдёт! – ответил официант. – Да вот и он сам!
– Куда вы собрались? Не уходите! Я уже вернулся! – воскликнул Чистоплюйский, закрывая за собой дверь мужского туалета.
– Спасибо за волшебный вечер! – ответила мама. – Я, пожалуй, домой. А то мне есть хочется.
– Постойте! – закричал Чистоплюйский вослед уходящей красавице. – Не надо обижаться! Я не виноват! Я вам позвоню!
На пороге мама обернулась.
– Звоните, я буду ждать и сгорать от нетерпения! – сказала она и поглядела на Чистоплюйского взглядом, полным ледяного презрения. И вышла вон.
– Вот чёрт! – сказал Чистоплюйский.
Затем прислушался.
– Ну и хорошо, что ушла.
И, застонав, снова рванул к туалету. Волшебный понос был сработан на славу.
Глава 39 Попрощайтесь со Шляпсоном
– Бедный мой мальчик! Как много ты вынес из-за моей безответности! – говорил Гантимур, обнимая сына. – Ничего, всё позади, сегодня же мы вернёмся домой. Мама нас давно ждёт!
Едва увидев своего уменьшившегося сына, Гантимур взял его на руки, вышел из кладовки и, опустившись на колени, разложил на полу. Закрыл глаза, простер над сыном руки ладонями вниз и начал что-то бормотать. Сразу стало понятно, что это вам не хухры-мухры, а настоящий волшебник. Через несколько минут Костя принял свои обычные размеры.
Сейчас они сидели бок обок на диванчике в игровой комнате принцессы, и Костя рассказывал отцу о своих приключениях. Рядом в кресле сидела принцесса Лизавета и время от времени дополняла, когда Костя что-то забывал. Когда история дошла до битвы с крысами, Гантимур закрыл лицо ладонями и застонал, как будто у него сильно болят зубы.
Дослушав приключения, он вернулся в кладовку и пожал руку каждому гвардейцу – двумя пальцами, большим и указательным.
– Я ваш должник, господа, – повторял принц-отец. – Я ваш должник.
Раненые полковник Мандрагор и капитан Деламар почти полностью поправились и тоже стояли в строю на плацу перед казармой. Не было только майора Кориандра, который после шляпсоновской брызгалки спал богатырским сном.
Барышни, увидевши из окон, что по соседству что-то происходит, мгновенно прибежали к казарме и устроили суету. Они восхищенно охали, ахали, хлопали в ладоши, кричали «ура!» и лезли целоваться к своим кавалерам.
В этом ликовании с подбрасыванием в воздух чепчиков все как-то забыли про главного виновника Костиных злоключений – прощелыгу Шляпсона и его верного душегуба Моррака. Шляпсон же, наблюдая в зарешеченное окно все эти телячьи восторги-обнимания, четко понимал, что когда они там наобнимаются и напоздравляются, то непременно вспомнят о нем, и тогда ему не поздоровится.
– Сейчас самое лучшее время, чтобы дать деру из этой ночлежки, – сказал он душегубу.
– А как же тогда? Мы такими маленькими и останемся? – спросил его душегуб.
– Лучше быть маленьким, чем не быть никаким, – ответил вице-канцлер. – Вы идёте со мной или предпочтете сидеть, пригорюнившись, на стульчике и уповать на великодушие этих славных господ?
– С вами! – решился душегуб.
– Отпирайте замок!
Как я уже говорил, Шляпсон снабдил Моррака ключами от разных потайных дверей, чтобы тот шнырял по дворцу и творил всевозможные пакости. Кроме того, у душегуба имелись отмычки на случай, если нужного ключа не окажется. И ключи и отмычки уменьшились вместе с душегубом, а офицеры по благородству души не стали обыскивать своих пленников.
Поскольку запоры в кукольных домиках не отличаются особой сложностью, Моррак враз справился с замком, и оба вышли в коридор казармы.
– Похоже в этой избушке никого нет, все целуются снаружи, – прошептал Шляпсон. –Попробуем выйти.
Никем не замеченные, они спустились с крыльца и спрятались за углом казармы.
– Самое трудное – добраться отсюда до ступенек – на этом участке каждый, кто посмотрит в нашу сторону, сможет нас засечь. Когда окажемся на лестнице – считай, спасены – оценил обстановку министр. – Делайте как я и главное – не паникуйте и не дергаетесь.
Шляпсон взял Моррака под руку и не спеша повёл от казармы к лестнице.
В эту минуту на плацу официальная церемония уже давно закончилась, барышни перемешались с офицерами. Все смеялись и галдели. Вновь увеличенный Костя, забравшись по стремянке, сидел на полке, а Лиза стояла на одной из ступенек. Гантимур, улыбаясь, наблюдал за маленькими человечками, опершись на полку локтями.
Если бы пленники задали стрекача, их бы, наверное, сразу заметили. А так мило прогуливающаяся парочка вполне вписывалась в картину праздника коротышек. Одна из барышень отошла в сторонку – она искала укромное местечко, чтобы поправить подвязку на ноге– и чуть не столкнулась лоб в лоб с беглецами.
– Моё почтенье, прекрасная сеньорита! – сладко улыбнувшись, сказа Шляпсон с поклоном, как это он умел.
И легонько пихнул локтём Моррака. Тот тоже наклонил голову и промычал что-то похожее на «Здрасте!»
– Здравствуйте, – улыбнулась в ответ баршня.
Она была слишком озабочена своим чулком, чтобы задаться вопросом, откуда взялись эти галантные посторонние мужчины. А может быть, она просто подумала, что незнакомцы пришли вместе с Гантимуром и детьми.
Министр и душегуб пробрались за спиной у Кости и стали спускаться по лестнице мимо принцессиных ног. Напомню, что на стремянке было два ряда ступенек: большие – для людей и маленькие – для кукол.
– Сейчас спустимся – и по стеночке, по плинтусу трусцой из кладовки, – шепнул Шляпсон душегубу почти в самое ухо.
Однако его надежды улизнуть незамеченными не оправдались. Кто-то из офицеров за каким-то лешим подошел к краю полки, посмотрел вниз и увидел беглецов, которые уже почти закончили спуск.
– Пленники уходят! – закричал офицер, – Вон они!
Все куклы подбежали к краю полки, чтобы рассмотреть, что там внизу, а Гантимур с детьми просто обернулись.
– Все в погоню! – скомандовал Мандрагор.
Офицеры заспешили к стремянке. Сам полковник остался наблюдать сверху.
– Закройте дверь, ваше высочество! – крикнул он Гантимуру.
Гантимур послушался и, сделав несколько шагов к выходу, плотно затворил дверь, при этом глядя под ноги, чтобы не раздавить министра и душегуба. В кладовке сразу стало темно.
– Вот черт! – выругался полковник. – Свет! – и побежал в казарму. Там, рядом с местом дневального были включатели всех уличных, точнее кладовочных, фонарей.
Если помните, в большой двери кладовки была еще и маленькая, чтобы куклы могли свободно ходить туда-сюда. Сейчас этот проход был хорошо виден, потому что через него проникал свет из игровой комнаты.
– Папа! – закричал Костя. – Они сейчас в маленькую дверку убегут!
Гантимур подвинул ногу и припер маленькую дверку, буквально на секунду опередив министра и душегуба. Мышеловка захлопнулась, только и кошки и мышки оказались в кромешной темноте.
Офицеры, не сговариваясь, обнажили шпаги, растянулись цепочкой на всю ширину кладовка и двинулись к выходу. Фонари всё еще не загорались – у Мандрагора что-то там не ладилось. Гантимур не шевелился, чтобы ни на кого не наступить.
Наконец полковник справился с включателями. Лампы вспыхнули не сразу, а стали разгораться постепенно. Офицеры вглядывались в редеющие потемки, но пока никого не видели. Но вот фонари разгорелись достаточно.
Шляпсон с Моррак как сквозь землю провалились. В недоумении офицеры смотрели по сторонам и даже запрокидывали головы кверху – не залезли ли пленники обратно на полки.
– Вон они, держите их! – раздался визг одной из барышень. Рукой она показывала в направление стенки, противоположной выходу
– Убегают! Хватайте! Быстрее!– подхватили другие барышни, прямо-таки с каким-то кровожадным азартом.
Шляпсон с Морраком стояли у железной двери, закрывающей вход в крысиное подземелье, и Моррак ковырял отмычкой в большом навесном замке.
Офицеры бросились к ним.
– Стойте! – кричали они – Не открывайте дверь! Там крысы! Вы погибните! Не надо туда! Не надо!
– Надо, надо, очень даже надо, – под нос себе бормотал Шляпсон, как бы отвечая гвардейцам. – Ну же, друг мой, успокойтесь, у вас всё получится!
Дрожащие пальцы душегуба наконец справились с механизмом, внутри что-то щелкнуло, и один конец дужки разъединился с замком. Министр моментально нырнул в открывшийся проход, а Моррак медлил.
– За мной! Что же вы стоите как вкопанный! – закричал Шляпсон Морраку.
– Я… я боюсь! – вдруг пробормотал Моррак. В его взгляде Шляпсон увидел ужас –душегуб только что догадался, что это за подземелье.
Офицеры уже были близко.
– Чего ты боишься, дурак? А виселицы ты не боишься?
– Не знаю… Не пойду…
Моррак опустил руки, связка ключей вывались на пол. На него напал какой-то ступор. Через секунду его схватили игрушечные офицеры и повалили на пол. Он не сопротивлялся.
– Идиот! – сказал Шляпсон и скрылся в норе.
Офицеры не стали его преследовать. Они посмотрели вверх, туда, где на краю полки стоял полковник Мандрагор.
– Закрыть дверь! – скомандовал полковник и махнул рукой.
Чуть позже он распорядился приставить к двери часового, чтобы отпереть засов, если Шляпсон станет стучать изнутри и проситься наружу.
Шляпсон обратно не попросился.
– Нам больше нечего делать здесь. Пора домой, – сказал волшебник сыну. – Попрощаемся с ее высочеством и пойдем себе потихоньку.
Костя, Лиза и Гантимур стояли посреди принцессиной игровой.
– Мы вернемся? – спросил Костя отца и посмотрел на Лизу.
Гантимур не сразу ответил. Он заметил на столике для рисования рассыпанные цветные карандаши, взял черный, подошел к стене и стал чертить на обоях длинные прямые линии. Он рисовал выход домой. Это были очень дорогие обои.
– Я не хотел бы, чтоб ты или я возвращались, – наконец заговорил он. – Но я знаю, что мы сюда вернемся – и ты, и я.
– Почему? Почему ты не хочешь возвращаться?
– Потому что человек должен жить в одном месте и не болтаться туда-сюда. Но у нас с тобой это не получится. Я надеялся, что способности к волшебству тебе не передадутся. Но раз уж ты волшебник, тебя будет постоянно тянуть то сюда, то обратно. Вот как меня…
Дверь в другой, неволшебный мир, была готова. Гантимур потянул ручку. За дверью была темнота, и слышались приглушенные завывания. То ли кто-то рыдал, то ли сквозняк гулял в коридорах между параллельными мирами.
– Ваше высочество!
И Гантимур, и Лиза, и Костя одновременно повернули головы (они ведь все трое были высочествами).
Это в принцессочную комнату для игр вошло несколько придворных. Четверо. Они отвесили низкие поклоны Гантимуру и детям.
– Ваше высочество! – повторил один из вошедших, пузатенький бородач в кожаном пиджачке. Обращался он только к высочеству Гантимуру – Мы, четыре королевских министра, решили обратиться к вам за помощью. Остальные министры не согласны с нами или вовсе не имеют собственного мнения. Мы считаем, что вы – единственный, кто способен спасти страну от катастрофы.
– Армия герцога Тахо этой ночью перешла границу, – сказал другой вошедший, одетый в генеральский мундир. – Они захватили две пограничные крепости, разбили Седьмой королевский полк и движутся вглубь страны.
Гантимур посмотрел на генерала.
– Я не военный, – ответил он. – Я частное лицо. Я собираюсь покинуть Зубляндию.
– Король болен и не скоро поправится, – заговорил третий придворный, в желтых гражданских штанах. – Он не способен стоять во главе государства. Во всяком случае пока. Ее высочество принцесса слишком мала, чтобы справиться с таким грузом. Если вы немедленно не возьмете в свои руки бразды правления, их попытаются захватить проходимцы.
– Мы удивляемся, почему до сих пор нет шаромыжника Шляпсона, – продолжил четвертый придворный, лысый, как мяч, и длинный, как шпиль. – Он должен появиться с минуты на минуту. Сейчас для него самое лучшее время, чтобы ловить рыбку в мутной воде. Его надо срочно арестовать.
– Шляпсона больше не будет. Забудьте о нем, – ответил Гантимур.
Придворные посмотрели на Гантимура с уважением, к которому примешивался страх.
– Раз так, трон захотят захватить какие-нибудь другие самозванцы! – уверенно сказали желтые штаны. – А в это тяжелое время нам они не нужны!
Гантимур опустил голову, пятерней убрал со лба свои длинные волосы и задумчиво вздохнул.
– Имею ли я право…
– Мы не сможем на равных воевать с герцогом, – перебил его генерал. – Его армия в три раза больше нашей и гораздо лучше вооружена. А наша… Даже говорить не хочется. Седьмой полк сдался врагу, не оказав никакого сопротивления…
– У нас одно спасение, – подхватил лысый шпиль. – Волшебство. А волшебство – значит вы. Только вы сможете возглавить оборону. И привлечь на нашу сторону других волшебников, которых разогнали Шляпсон и его жулики.
Гантимур погладил стоящего рядом Костю по голове. Другую руку он положил принцессе на плечо. Всё это время Лиза слушала разговор взрослых и настороженно переводила взгляд с одного говорящего на другого. Почувствовав руку на плече, принцесса обняла Гантимура и уткнулась лицом ему в бедро.
– Хорошо, – сказал Гантимур. – Но мне нужно согласие короля. Письменное.
– Согласие будет! – ответил кожаный пиджак. – Король сегодня же подпишет указ о назначении вас временным правителем Зубляндии
– Костя, мы пока остаемся здесь, – сказал Гантимур.
И, подойдя к открытой нарисованной двери, через которую в комнату уже начал заползать какой-то голубоватый дымок, закрыл ее. Рисунок на дорогих дворцовых обоях начал медленно исчезать.
Восьмой королевский полк был разбит без всякой «Колыбельной», строго по правилам военной науки: обстрелян артиллерий, разрезан на части кавалерией и обращён в бегство пехотой. Седенький генерал с мутными, как у пьяницы, глазами, доказал, что его еще рано гнать в шею на пенсию, что он еще способен на приличное кровопролитие.
– К чертовой бабушке все ваши диваны с пуфиками! Дайте мне неделю, и я разнесу эту непутевую страну в щепки, – гордо заявил генерал герцогу после сражения.