Его ровный и четкий голос был слышен в каждом уголке арены и перекрывал ее шум. По всей вероятности, перевоплотившийся арахнид наложил на свою гортань какое–то заклинание Усиления Звука.

Укулукулун при первых словах юноши рванул вожжи и вальяжно повел коней к середине арены.

–… Ее отпрыски и Ее чада! Перед вами и перед нами, преторами, Укулукулун – помазанник Праматери, Ее сын из клана Тобольдо, король Анкарахады и первый ставленник, архонт в Доме Шелка! От Имени Рифф, я, Лиуфуил, Ее Вестник и Ее Изречение, говорю: Максигалдора, склонись!

Все люди Максигалдоры (это название арены, как я понял) глубоко и почтительно поклонились Укулукулуну. Ниоткуда (и отовсюду) прозвучал сверхъестественный, пронзительный возглас: «Укулу!»

– Архо! – миллионно вторила Максигалдора.

Барабанная дробь и тромбоны.

– Укулу!»

Барабанная дробь и тромбоны.

– Тобольдо! – проскандировала Максигалдора.

– Укулу!»

Трижды барабанная дробь и тромбоны.

– Рифф!

– Все что здесь будут говорить преторы, архонт–король, «отмеченный» и свидетели да услышит на Максигалдоре каждый так, как самого себя! – отчеканил Лиуфуил, производя руками какие–то пассы.

– Я объявляю Суд Всех Преторов открытым! – сказал Лиуфуил. Теперь его голос не катился по всей арене, а как будто бы звучал у меня в ушах. Его заклинание теперь распространялось и на меня с Укулукулуном. Мы слышали друг друга ясно и четко.

После этого вся Максигалдора будто бы скрылась во тьме. Освещенными остались только сферы, парящие в вышине, и участок сорока–пятидесяти футов, где находились мы с Укулукулуном … Привыкая к темноте, я осознал, что Максигалдора не стала черной совсем. Эти блеклые лазурные точки–огоньки по всей шири… Это – мириады глаз, следящие за мной и Укулукулуном.

– Рифф заповедовала архонтам исполнять Ее Восемь Правил, – бесстрастно обратился к напыщенному Укулукулуну Лиуфуил, опустившийся вровень с нами. – Первое. Повинуйся Праматери, чти Ее, не превозноси себя сверх Нее и не обожествляй себя. Помни! Ты – раб, Она – Твоя Повелительница. Все Твое исходит от Нее. И нет истоков, которые бы лежали в Тебе, но не было бы в Ней. Второе. Правь, как король, Анкарахадой и как архонт, Домом Шелка – мудро, непредвзято и добросовестно. Думай любую мысль и совершай каждое действие к Их благу и к Их приумножению. Суди честно. Наделяй бедного. Усекай излишек. Третье. Будучи помазанным королем и священником–архонтом всех арахнидов и всех пауков, беспрестанно заботься о них – не только обо всем, но о каждом. Не призирай отдельные и самые робкие молитвы. Откликайся на них, помогай. Четвертое. Распространяй вероучение Праматери, записанное в Лемнискате, во все малые и большие уголки Вселенной. Она – Правда и Все от Нее. Пятое. Защищай Анкарахаду и культ Дом Шелка от врагов Их. Всегда иди на рати во главе Ее воинства. Шестое. Учись, совершенствуйся, развивайся, тренируйся, будь примером для подражания. Твоя несокрушимость и сила – залог устойчивости и покоя Анкарахады и Дома Шелка. Твой личный пример воплощает образ Рифф, а значит, никогда не должен порочить Ее. В твоих руках героизм и храбрость, под твоими ногами – слабость и пассивность. Рифф отрицают неустойчивость и слабохарактерность. Архонт, познавший неуверенность и боязливость, гневит Праматерь, и Она отвергает его. Седьмое. Храни ключи Ее от Анкарахады и от Лаанхакады у себя как зеницу ока. И Восьмое. Призри хотя бы одно из Семи и подвергнись Ее Испытанию.

– Тебе ли, Лиуфуил, не знать, что Рифф давным–давно ушла от нас в неведомые дали? Вот Максигалдора и множество Ее, а вон Ее Держава – Укулукулун взмахнул рукой, и в полумраке, сотнями светлячков–шариков засветилась лоджия, а на ней главный объект – упоительный и дивный, пустой престол – и Она не занята Ею. Но не называйте себя сиротами, потому что я, девятый король Анкарахады, еще слышу Ее глас, наставляющий меня и вас! Внемлите мне!

Укулукулун, непревзойденный оратор и манипулятор толпы, всецело привлек к себе внимание:

– Праматерь в ярости! Потому что Это Испытание – не Ее прихоть!

Архонт подчеркнуто–театрально указал пальцем на Шороха.

– Это он, кособокий лилипут, подстроил так, чтобы Испытание Гамбуса, уготованное, как возможное, не для меня, но для первенца Рифф, архонта Кьюбирга и «отмеченного» Бланзинсайруса, разверзлось надо мной и над этим… человеком. В Зрячей Крипте Шорох вручил человеку Путаницу – древний и могущественный предмет, который без надзора Рифф ошибочно определил Кьюбиргом меня, а Бланзинсайрусом – его… Калеба Шаттибраля. Это бесчестит и позорит Праматерь, ибо Ее нынешний Выбор – я! И меня, вашего короля, дерзнули оспорить обманом!

Укулукулун сжал кулак и потряс им, грозя Максигалдоре.

– Не оступитесь в суждении, потомки Рифф! Шорох – предатель! Прикрываясь Испытанием, он желает сместить меня и продвинуть своего, архонта–марионетку, которым будет руководить из–за кулис! Я требую у Суда Всех Преторов его казни! Немедленно!

Архонт стал поворачиваться, обводя Максигалдору широко расставленными руками.

– Вторь мне, Анкарахада! Я – твой король! Я – твой архонт! Я – твое знамя, а ты – цвет моей нации! Нам не нужны такие, как Шорох! Прохиндеи и махинаторы!

Арена будто бы взорвалась! Гвалт стоял такой, что я думал, что оглохну. И все же голос Шороха перекрывал его:

– Нет! Это не так! Праматерь, наша Вселипкая и Всемрачная Рифф имеет намерение тебя убрать! Тебя отлучить! И выдворить вон! – крикнул низкорослый Шорох. – Я привел Калеба в Зрячую Крипту по Ее инициативе и по Ее решению! Она Сама сказала мне! Ты потерял Дом Шелка! Забросил! Закинул! Он только здесь! За пределами Анкарахады Дома Шелка почти уже нет!

– Лгун! Рифф открывается только мне! А на всех Просторах всех Вселенных – Ее Дом Шелка незыблемо Первый, – взревел Укулукулун.

– Скоро мои речи найдут подтверждение!

– Я уничтожу тебя!

– Тишина на Максигалдоре! – потребовала женщина в мантии цвета меди. Бзц! Бзц! Бзц! По стенкам ее летающего эллипса пробежали энергетические разряды. Молодая и статная, она, сидя на троне, грозно обвела взором всех собравшихся, остановив его на Шорохе.

– В канун Испытания король Тобольдо утрачивает всевластие над Анкарахадой. Поэтому все его юстиции сейчас переходят ко мне, вершителю Канханации. Книгочей и хронист! Ты обвинен королем Укулукулуном в измене, и я не могу игнорировать это. Тебе надлежит покинуть «орбиту» до завершения Суда Всех Преторов. Твой вердикт будет вынесен мной в конце Ритуального Дня. Енорх, распорядись!

Фигура в капюшоне и черно–белой маске, чуть помедлив, мужским голосом воскликнула:

– Серые тени, взять Шороха под стражу!

Пять огромных бронированных пауков, доселе не примеченных мною, трепеща на спинах крылами, подлетели к Шороху, выудили его из «орбиты» и замотали в кокон. Соорудив из паутины канат, они подвесили своего пленника на длинный шест, торчавший из стены Максигалдоры. Выглядело это жутковато.

– Иа–а–а–а, – печально взвыл Шорох.

– Вершитель Канханация. Вторая после меня, – холодно улыбнулся Укулукулун, с вызовом осматривая женщину. – Ты не убила Шороха. Ты ослушалась меня, и я это запомню. Тебя тоже, Енорх. Тебя тоже.

Канханация и Енорх держались прямо, однако промолчали.

– Архонт, Укулукулун Тобольдо! Повелитель!… – выкрикнула претор. Ее искрящаяся желтая сфера–орбита плавно соскользнула к нам. На лице женщины было обожание.

– Броция, искусница швов Дома Шелка.

– Зачем ты возражаешь Шороху, первый из первых? Разве тебя это достойно? Разве тебе это подобает? Разве «твое» и «его» не Небо и Земля? – подобострастно вопросила Броция. – Никому и никогда не победить архонта, благословленного Рифф! Поэтому, чего тебе бояться Испытания, о король Анкарахады? Пройди его! Пусть твои слуги вновь поразятся твоему величию! Пусть они увидят и вкусят! А ты потом кнутом накажешь тех, кто сомневался!

– Во мне нет страха, Броция! И никогда не было! – раздуваясь как индюк, гаркнул Укулукулун.

– Вестимо!

– Но дело именно в достоинстве! Человеку, смертному, рабу, произошедшему не из нашего колена, не надлежит даже поднимать глаз на меня, и это не говоря уже об участии в Испытании, на которое Праматерь не дает Своего одобрения!

– Король! Ты призываешь преторов Анкарахады отменить Испытание? – осведомился прекрасный Лиуфуил.

– Мне не составит никакого труда втоптать этого «червяка» в грязь!

– Точно так, повелитель! – прокричала Броция, и ее возглас подхватили еще пять преторов.

– И все же?

Укулукулун одобрительно мотнул головой, и его паучья корона замигала алмазами.

– Однако я – архонт, и я ставлю свое самоуважение и чистоту Испытания выше секундного поединка! Ему не должно быть, ибо Оно кощунственно!

– Щипиш, как Шорох преисполнился в летоисчислении, так и ты по умыслу Рифф познал всю Лемнискату. Как Книга Книг предписывает поступить Суду Всех Преторов ныне, по обстоятельству уникальному, имеющих власть над своим королем? – задал вопрос Енорх.

Престарелый мужчина в рясе и белом льняном шарфе, повязанном у горла, кивнул ему, после чего заговорил:

– Енорх, владетель серых теней и вы, преторы, я вынесу свои знания на Ваше Рассмотрение. Король Укулукулун Тобольдо прав. Путаница, чудесная и опасная выделка–шкатулка Рифф, была оставлена Ею в Гамбусе – в Мотке всех Мотков и предназначалась для архонта Кьюбирга и «отмеченного Ею» Бланзинсайруса. Из истории мы помним, что они оба не дожили до Испытания и угодили в Серединный Мир Вседержителя Харо. После этого Праматерь призрела Путаницу. Она запечатала ее в Зрячей Крипте… с какой целью? Догадки строить не стану. Лучше обращу ваш, преторы, и свой взор на Лемнискату. Что Праматерь молвит в Ней об Испытании?

В ладонях Щипиша из воздуха возник фолиант. Даже с расстояния десятка футов я видел, какой он красивый и необычный. Металлические вставки–сети на переплете отливали и чернотой, и белизной одновременно, а выпуклые буквы, выполненные из электрума, то изгибались, то расширялись, а то и сужались или вовсе пропадали. Щипиш полистал страницы из золотой фольги. Найдя нужную, он стал читать:

– Из Испытания – из Моего Указа, Моего Избрания. Мой отбор «из рода мелкого Мною сотворенного», чтобы угождал Мне и Восхвалял Меня. Сие «разумное» Я нарекаю архонтом. Ему должно объясняться за сонм передо Мной и править Моим сонмом от Лица Моего. Архонт – это Мои Обеты для сонма в Доме Шелка. Архонт – это не только первосвященник Мой. Он – Закон Мой, он – король Анкарахады – Земли Моей и всех арахнидов, всех пауков Всех Вселенных. Как Анкарахада – Милость Моя, так Лаанхакада – Проклятие Мое, но так же Земля Моя. И есть от них два Моих Ключа у архонта. Хранить их ему вовеки. Если архонт силен, претенциозен, вынослив – он угоден Мне. Если архонт – измельчал, поблек, одряб – он неугоден Мне, и Я говорю – Испытание! Испытание – это Мой Указ, Мое Избрание. Оно сменит старого архонта на нового. Ради обновления, ради изменения, ради преображения и Моего одобрения. Испытание – это Мой Указ, Мое Избрание. Я утверждаю сонму Своему – Я – Вседержитель! Я вне Времени, вне Пространства! Я есть Здесь, и Я за Гранью Его. Когда я за Гранью Его, и случилось так, что архонт нарушит хоть одну из Восьми Моих Заповедей, а Восьмая идет из Семи, то вознесите молитву перед Лице Моим и Я устрою Испытание! Я говорю – Испытанию «Быть», если сонм свидетельствуете правдиво, и Я говорю – Испытанию «Не Быть», если сонм свидетельствует ложно! За обман – Я истреблю сонм, за достоверность – Я награжу его! Возопите, и Я услышу Свой сонм, Ибо Я – Рифф, Вседержитель и Творец сонма Своего!

Щипиш бережно закрыл Лемнискату, затем подвел итог:

– Рифф четко дает нам понять – Испытание может зачинаться только в том случае, если к тому есть серьезные предпосылки. Без них Испытание – это богохульство и надругательство над Рифф и над Ее исключительной жемчужиной – архонтом.

Лиуфуил полетел по периметру Максигалдоры, громогласно взывая:

– Вы все вняли Лемнискате, Которая есть Проповедь Владычицы нашей Рифф! Есть ли среди вас, отпрысков племени Ее, тот, кто скажет перед Праматерью и Судом Всех Преторов: Мой король и архонт Дома Шелка преступил Семь Заповедей, чтобы очиститься в Восьмой! Если такой есть, то пусть он выйдет сюда и обвинит!

Максигалдора безмолвствовала.

– Если ты есть, выйди сюда и обвини короля и архонта своего! – вновь зычно повторил Лиуфуил.

Укулукулун доселе не смотревший в мою сторону, вдруг устремил на меня огненные воронки–глаза и осклабился.

– Если в третий раз никто не откликнется, то преторы отменят Испытание, и я покажу тебе, что такое вечная боль, – процедил мне Укулукулун.

– Как же ты мне надоел. Все лаешь да лаешь, прямо как дворовый пес, – откликнулся я, наконец, совладав с собой.

– Не путай собаку с волком. Ты даже не заметишь, как я перекушу твою шею, щенок, – хохотнул Укулукулун.

– Если ты раб или ты свободный Анкарахады, ты есть, и ты можешь обвинить своего короля Укулукулуна, выйди сюда и сделай это прямо сейчас! – в третий раз крикнул Лиуфуил. – Немедленно!

И тут… из космической выси в песок Максигалдоры рядом со мной ударил луч ослепительного света. В синем пластичном доспехе, без одной руки из него вышел Бракарабрад. Он улыбнулся мне, а следом за ним из того же свечения показался очень худой молодой человек. С веснушками, бледным лицом и мешками под глазами, он был похож на Эмилию и Настурцию…

– Кто вы? И как вы смеете вот так заявляться на Суд Всех Преторов?! – перекашиваясь от возмущения, отчеканила Канханация. – Отвечайте!

Я заметил, как Укулукулун нахмурился и свирепо расширил ноздри узкого носа. Ба! Так открыто проявлять свою неприязнь к новоприбывшим просто неприлично! Выражение лица Укулукулуна с совершенно очевидным желанием броситься и «убить этих двоих» (меня тоже, естественно), было таким злобным и взбешенным, что меня невольно прошиб озноб.

– Я – Бракарабрад, отшельник Серебряной Росы.

– Я – Ансельм Грэкхольм. Я – агнец Рифф и Ее приемыш.

После чего они сказали вместе:

– Мы умерли и были с Рифф.

– Ребенком Она взяла меня к себе три столетия назад. По Ее допущению, мертвый, «не ваш», я вырос в Анкарахаде, – проговорил Ансельм.

– Меня Она призвала к себе совсем недавно, – добавил Бракарабрад.

– Я и Бракарабрад, мы прошли свои пути ради для этого момента, – вновь заговорил Ансельм Грэкхольм, показывая пальцем на Укулукулуна и переводя его на меня. – Для Испытания.

– Как и Шорох, мы свидетели Ее, – сказал Бракарабрад.

– Если вам есть, что сказать, говорите! – громко отозвался Лиуфуил.

– Я приношу Максигалдоре и Суду Всех Преторов доказательство трусости и малосилия короля Укулукулуна Тобольдо! Того, что Рифф бичует и не приемлет в архонтах! – громко выкрикнул Бракарабрад поднимая вверх обрубок руки. – Всмотритесь преторы, она гноится и не заживает!

Около тридцати светящихся шаров–орбит подлетели к отшельнику Серебряной Росы.

– Я умер в Гамбусе, имея две руки и, как вы знаете, есть только одно оружие, способное в Преддвериях Рая усекать плоть так, чтобы она более не восстановилась в Анкарахаде! Это зачарованный душами меч архонтов – Губитель Живых и Мертвых!

Тут все преторы разом зашептались, а Укулукулун сузил глаза.

– Это он, король Укулукулун, отсек ее мне! В Преддвериях–Сновидениях он пытался сломить Калеба и нечестно завладеть Путаницей, чтобы тот не смог перейти в Анкарахаду и принять Испытание Праматери!

– Я вырву тебе твой грязный язык! – вспылил Укулукулун, направляясь к Бракарабраду. Однако архонту перерезали путь «серые тени». Десять пауков отгородили его от отшельника Серебряной Росы.

– Чушь, – сказала Броция Бракарабраду. – Как ты смог рассчитать миг и отыскать точку в бесконечно–вечном, где король Анкарахады, как ты уверяешь, напал на этого ничтожного человека? Как?

– Меня и Калеба связывает обряд Нити, проведенный Плетущей Пряжу, – моей дочерью Пастасарамой. Ведомый Нитями, я всегда знаю, где находится Калеб.

– Рихтвайра, знаток всех церемониалов и ведущая их, так ли это? Есть ли на Бракарабраде обет Нити? – спросил Лиуфуил у женщины в красно–белых одеждах.

– Есть, – хрипло обронила Рихтвайра. – Внутренним Оком я вижу линии, сцепляющие отшельника Серебряной Росы и смертного мага.

Лиуфуил кивнул Бракарабраду, чтобы тот продолжил.

– В тот день ритуал Нити дал мне возможность защитить отмеченного! Но это не все! Праматерь позволила мне одолеть архонта!…

Максигалдора загомонила.

–… И не только мне! Петраковель, ворожея–оракул из Леса Скорби и Горгон Преломляющий Оттенки, механик–колдун – тоже сделали это! Они разбили чары Укулукулуна и вырвали Калебу свободу! Было еще и Луковое Спокойствие! Это – кулон Братства Света, Вседержителя Ураха. Пока отмеченный спал, кулон заключал его в оболочку–кокон, что не позволяло Укулукулуну дотянуться до цели многие недели! Все это показывает вам, преторы, и тебе, Максигалдора, что Укулукулун уже не тот архонт, что раньше! Что он жалкий и подлый! Что в нем нет былого величия!

Гомон Максигалдоры перешел в рев. Лазурные глаза миллионов пауков горели во тьме ярче звезд… Укулукулун обнажил Губитель Живых и Мертвых…

– Суд Всех Преторов взывает к тебе, Максигалдора! Успокойся! – изрек Лиуфуил.

Когда шум немого поубавился, Укулукулун ткнул мечом на Бракарабрада.

– Ты – брехун! Подойди сюда, чтобы я смог убить тебя!

– Хоть то, что ты, отшельник Серебряной Росы, нам рассказал – ужасно, однако этого мало, чтобы мы, преторы, утвердили Испытание, – проговорила вершитель Канханация. – Мы не видели этого своими глазами. Истина может быть искажена.

– Есть ли что тебе добавить, Бракарабрад? – осведомился Лиуфуил.

– Нет.

– Есть мне, – вставая рядом со мной, промолвил Ансельм Грэкхольм. – Для всех родов и племен Своих Рифф написала священную книгу – Лемнискату. В ней Праматерь оставила Заветы – для жизни и для служения во Имя Нее. Кто будет исполнять Их, тот после смерти отойдет сюда, в Анкарахаду, в Ее рай и Ее Вотчину. Но те, кто в своей смертной юдоли призрит Рифф и Лемнискату, упадут в Лаанхакаду – в Ее Геену, аналог Мира Тьмы Назбраэля.

– Для чего ты пересказываешь нам сии эдикты Праматери? – спросил Щипиш.

– Терпение, Щипиш. Через минуту ты все поймешь, – сказал Ансельм. – У архонта должны быть два Ее ключа. От Анкарахады – Ситри и от Лаанхакады – Бицфу. Потеря любого из них – жуткое горе для всех пауков всех Вселенных. Если пропадет Ситри – Анкарахада закроет свои ворота для душ Ее праведников…

– Для чего ты, раб, чешешь нам уши? Ворота Анкарахады открыты! – перебил Ансельма Укулукулун.

… – Если же архонт лишиться Бицфу, то главный демон и царь Лаанхакады – Бангравейс – мятежный сын Рифф, обретет его у себя!

Ансельм Грэкхольм встал на колени.

– Максигалдора! Суд Всех Преторов! Начало Конца близко! Бангравейс рядом, ибо король Укулукулун Тобольдо имеет у себя Ситри, но не Бицфу! На его поясе нет ключа от Лаанхакады! Бицфу у Бангравейса! Я клянусь вам в этом именем Праматери, которая сейчас говорит моими устами! То, что мне известно, – известно от Нее!

– Король Укулукулун Тобольдо! Оспорь речи Ансельма Грэкхольма! – произнес Лиуфуил. – Продемонстрируй нам Бицфу, смыкающий затвор на створах Лаанхакады!

– Я – архонт! Я никому и ничего не обязан доказывать! – надменно гаркнул Укулукулун.

Канханация, переглянувшись с Енорхом и Лиуфуилом, произнесла:

– Ты – наш архонт и ты же король Анкарахады. Ты выше нас всех, но ныне идет Суд Всех Преторов, и твоя монаршая неприкосновенность не учитывается нами. Как вершитель, я призываю тебя, Укулукулун Тобольдо, предоставь ключи на обозрение Максигалдоры.

– Нет!

– Так как ты отказываешься показать Ситри и Бицфу добровольно, я вынуждена принудить тебя к этому! Енорх!

Владетель «серых тене»й – арахнидов–стражников, ничего не говоря, махнул рукой.

– Предатели! – яростно взывал Укулукулун.

Пауки, держащие архонта в кольце, скопом набросились на него. Губитель Живых и Мертвых безошибочно точно поражал их одного за другим!

– Это непозволительно! – пронзительно закричала Броция. – Я требую отмены этого бесчинства!

– Остановитесь! Перестаньте! Не надо! – вторили ей еще несколько преторов.

Суд Всех Преторов вдруг разбился на два противоположных полюса. На тех, кто хотел придерживаться правил и узнать правду и тех, кто боготворил Укулукулуна. Броция выставила вперед странный посох, а Енорх с Канханацией извлекли из ножен удивительные клинки. Казалось, что столкновение между преторами неминуемо. Но все решил возглас Шороха, который, хоть и висел замотанный в паутину, все видел:

– На ремне Укулукулуна висит только Ситри! Только он!

Ага, да! Вокруг архонта валялось где–то двадцать мертвых пауков и примерно столько же держали его лапами за все части тела. Под плащом, скрывающим часть мантии, вился красивейший пояс и на нем покачивался оранжевый ключ. Один!

Вся Максигалдора ахнула и замолчала.

В этой абсолютно тишине, нарушаемой только рычанием Укулукулуна, неожиданно стали раздаваться хлопки. Это из неба падали столбы света. Из каждого выходили люди. И было их видимо–невидимо. Все они начали обличать Укулукулуна, принося на Суд Всех Преторов разные пороки короля Анкарахады. Время будто бы остановилось для меня. Сколько я слушал эти обвинения? Не знаю. Казалось, что они никогда не прекратятся, но это все же случилось. Когда высказался последний, вершитель Канханация, подозвала к себе преторов – тех, кто согласился к ней «подлететь». Броция и еще десяток преторов не двинули «орбиты» со своих мест. Спустя несколько минут совещания Канханация сказала:

– Укулукулун из клана Тобольдо, король Анкарахады и архонт Дома Шелка. Свидетельства против тебя преподнесены на Суд Всех Преторов. Они обличают тебя, как недостойного быть первым из первых. На твоих плечах много грехов, и самый тяжелый из них –пропажа Бицфу, ключа Лаанхакады. Испытание Гамбуса было определено Кьюбиргу и Бланзинсайрусу, не тебе. Но ты пройдешь Его! Если на Нем ты возобладаешь над Калебом, то очистишься в глазах Рифф и получишь шанс исправить катастрофическое положение дел, к которым приложилась твоя рука. Ты отнимешь у Бангравейса ключ Лаанхакады и вернешь Дому Шелка былую славу. Если же ты проиграешь Калебу на Испытании, то умрешь.

Вершитель Канханация помедлила, а потом возвестила:

– Максигалдора и Анкарахада! Все пауки из всех Вселенных и Планов, через Суд Всех Преторов, Рифф говорит: Испытанию Укулукулуна Тобольдо и Калеба Шаттибраля – Быть!

Величественное сооружение, носящее название Максигалдора, вместившее в себя сегодня без малого миллионы приверженцев Рифф, так загалдело, заорало и взвыло, что мне показалось, что само небо упадет на нас, не выдержав давления звука.

Арахниды перестали держать Укулукулуна. Они вспорхнули и улетели куда–то за пределы видимости. Но архонт не обратил на это никакого внимания. Он будто бы чего–то напряженно ждал. И тут…

Что–то под моими ногами заклокотало и задергалось. Брвгггг! Из песка, беря нас с Укулукулуном в подобие кольца, поднялись восемь цельных и высоченных алмазных столбов, поддерживающих на своих вершинах громадные невозжённые жаровни, в разных ипостасях стилизованные под пауков. Через секунду после этого что–то хрустнуло. От одной драгоценной глыбы к другой потянулась трещина и так далее по кругу. Трещина быстро расширилась до десяти футов в поперечнике (не перепрыгнешь!), образовав тем самым островок, отгороженный от всей остальной Максигалдоры пропастью. Я глянул вниз. Ой, ой, ой, а дна–то и нет! Это сколько же надо будет падать, если оступиться! Два столба зарябили, а затем между ними проявилась кристаллическая стенка, а в ней – механизм наподобие исполинских часов Ильварета. Да, он напоминает Гонг Дракона, что грохочет для столицы провинции с площади Союза. Но в отличие от Гонга Дракона тут, на причудливом циферблате с бездвижной стрелкой, вместо цифр были выведены различные и явно сакральные изображения. Нет, их рисовала не человеческая рука и вообще не рука… Идеально выведенные линии, законченность и завершенность образов, гармоничность в каждом штрихе… Мамочки мои! Передо мной произведение Вседержителя Рифф… Я любовался бесконечно непостижимым, притягательным и одновременно отталкивающим артефактом, а преторы в шарах–орбитах опускались в пустоту разлома. Они зависали в ней, прямо за алмазными столбами, так чтобы быть вровень со мной и архонтом, но на безопасном расстоянии (от Укулукулуна, так думаю) …

– Король Анкарахады, архонт Дома Шелка, Укулукулун, и Калеб Шаттибраль, отмеченный, претендующий, сегодня вы, по воле Праматери нашей Рифф подвергаетесь Испытанию, – возвестил Лиуфуил. – Я должен разъяснить правила проведения…

– Мне они известны! – рявкнул Укулукулун. – Я принимаю Испытание!

– Тебе – да, мой король. И Суд Всех Преторов учитывает твой ответ. Но Калеб Шаттибраль с правилами незнаком, – бесстрастно сказал Лиуфуил, затем он подчеркнуто вежливо обратился ко мне:

– Калеб Шаттибраль, ты – человек, ты не из нашего рода и не из нашего колена, но тебя избрала Рифф. Праматерь желает, чтобы ты знал то, на что ты идешь ради Нее.

– Я слушаю.

Лиуфуил смерил меня взглядом. Нет, в нем не было жестокости или высокомерия. Он посмотрел на меня с любопытством, как на предмет, научившийся разговаривать, а может даже и немножко самостоятельно мыслить. До меня дошло – Глашатай Праматери, как и все преторы Анкарахады, кроме Шороха, относили меня к низшей ступени эволюционного развития. Разве обезьяна умнее человека? Да, ей присуще кое–что от нас, людей, тоже подражание – для нее наука, но разве она способна начертить проект здания или заготовить соленья на зиму? Нет. Это за гранью ее понимания. Для Лиуфуила я был та же обезьяна, которой надо все разжевать. Уа–уа–уау–уау–ау и скачу–скачу по лианам в его воображении! Ха! Но ведь не смешно! Он ни единого мига не верит в то, что я могу свергнуть Укулукулуна с места архонта, но работа есть работа, и нужно повторить и проговорить моменты, так положено укладом…

– Испытание придумано Рифф, чтобы Анкарахада – Рай Праматери и пауки всех Миров всех Вселенных находились под десницей сильного и могущественного архонта и короля. Чтобы Ее народ жил без страха, в достатке и благополучии. Ты знаешь, Калеб, что душам и вещам свойственно ломаться. Даже здесь, в бессмертии Анкарахады, это случается –как с нами, простыми пауками, так и со ставленниками Праматери – нашими повелителями архонтами. Когда так происходит, когда архонт и король Анкарахады нарушает одно из Восьми Правил, а Восьмое исходит из Семи, то Всеведующая Рифф устраивает ему Свою проверку – Испытание, на котором он может снять с себя клеймо позора и очиститься в Ее глазах. Ныне король Укулукулун вышел из доверия Праматери, и ему назначено Испытание. И ты, Калеб Шаттибраль, есть Инструмент Испытания, Его Часть и Его Секатор. Ты в Нем – ревизор короля Анкарахады, которому надлежит проверить его на прочность, пригодность и целесообразность. Если Укулукулун возобладает над тобой, то останется архонтом, если же все обернется иначе – им станешь ты. Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты займешь престол Анкарахады.

– Конечно.

– У Испытания нет какой–то заготовленной последовательности, как и каких–то испокон веков повторяющихся в Нем соревнований. Все Испытания архонтов уникальны. Все состязания – Экдизисы, в которых вы с королем Укулукулуном должны будете участвовать, выберет сама Рифф. Ты видишь, Калеб, что перед тобой хронометр (ага, те часы напомнившие Гонг Дракона, вот они). Праматерь нарекла его Ганглион. На Ганглионе есть риски, показывающие ту или иную дуэль, как интеллектуальную, так и физическую. Потянув за рычаг – Базал (Лиуфуил указал на длинный прут, торчащий перед Ганглионом), ты и Укулукулун по очереди будете обращаться к Провиденью Рифф, запечатанному в Ее хронометре. Его стрелка сойдет с мертвой точки и определит тот Экдизис, что вам уготован. Вы будете начинать Экдизисы по священной команде Испытания – Форгат.

– Сколько всего матчей мы сыграем? – спросил я, косясь на Укулукулуна. Мантия на нем словно бы деревенела, превращаясь в костный доспех. Да, так привычнее. А то разрядился, расфуфырился! Бе!

– Это никакая не игра, Калеб Шаттибраль, а наисерьезнейшее событие, которое отразится на Анкарахаде самым непредсказуемым образом, – строго сказал Лиуфуил. – Как ты можешь заметить, по периметру ристалища расставлены восемь жаровен – Оцеллюсов – через них Праматерь выказывает Свое Одобрение. Цвет архонта – белый, отмеченного – черный. Победа на Испытании присуждается тому, чей цвет займет все Оцеллюсы. Достаточно ли для этого будет провести всего один Экдизис или устроить их сотню – знает только Праматерь.

– Ясно.

– Это еще не все. Испытание – это битва двоих, однако перед каждым Экдизисом у архонта и отмеченного есть право совещания с доверенными лицами. Если таковые у него имеются… «Правь один, но опирайся на многих» – таков Завет Праматери, и Она претворяет Его в жизнь на Своем Испытании.

– Мне все понятно, – сказал я, спешно переваривая полученную информацию.

– Чтобы Испытание состоялось, ты, Калеб Шаттибраль, должен дать ему добровольное согласие или отказаться от Него, – промолвил Лиуфуил.

– В чем же подвох отказа?

– Подвох? – удивленно выгнул бровь претор. – Никаких подвохов, отмеченный. Король Укулукулун продолжит править Анкарахадой, а ты освободишься от Испытания.

– Как это?

– Умрешь от клинка Губителя Живых и Мертвых.

– Мне это не подходит, – покачал я головой, вдруг понимая, что при мне нет ни Альдбрига, ни Лика Эбенового Ужаса. Я безоружен! А под подолом моей мертвецкой хламиды даже нет обуви! Где мои сапоги?! А?! Где!? Нет, ну это уже чересчур!

– Я принимаю Испытание.

Максигалдора озарялась вспышками света. Люди зажигали факелы…

Глава 34. Испытание

– Испыта–а–а–а–а–ание! Испыта–а–а–а–а–ание! Испыта–а–а–а–а–ание! – трижды громогласно крикнул Лиуфуил. – Рифф ниспослала нам Испыта–а–а–а–а–ание! и первым Ганглион крутит король Анкарахады Укулукулун Тобольдо!

После этих слов под прицелом тысяч глаз и очагов света, архонт царственно двинулся к хронометру. Он буравил меня взглядом огненных глаз и чудовищно улыбался. Только от одной этой ухмылки внутри у меня все скукожилось и оборвалось. Как мне выстоять?! О, Вселенная, подскажи, как…

Дойдя до Ганглиона, Укулукулун широко расставил ноги и руки. Его статная фигур, с прямой осанкой и длинноволосой головой с короной лучилась уверенностью и непоколебимостью. Для зрителей Максигалдоры, преторов и меня он казался апофеозом бесстрашия, невероятной красоты и монументального авторитета. Как же жалко, по–мышиному серо я смотрелся на его фоне! Укулукулун схватился за Базал, дернул его книзу, а затем исступленно воззрился на Ганглион. По циферблату медленно–медленно поехала стрелка. Потом она увеличила скорость движения и миновала сразу десяток картинок, чтобы потом плавно приступить к торможению. Проехав последние три карточки – разорванную паутину, бутылку с выливающимися из нее звездами и квадрат, исписанный иероглифами, она застопорилась на ладони, которая почти касалась волнистого треугольника.