Зажав в ладони Луковое Спокойствие, я проваливался в грезу… Почему она не нашла себе мужа? Почему она не снискала любовь? Неужели Эмилия и Настурция не смогли поделить того таинственного незнакомца, о котором мне с печальной улыбкой на устах поведала колдунья Лунных Врат? Я заворочался… Мне стало казаться, что во мне складывается картина. По кусочкам она обретала целостность. Эмилия, Настурция, некто из прошлого…

Меня сморило. Реалистичные видения, смешанные с мороком утомленного мозга, ковали во мне иллюзии черного мрака и ослепительного света. Где–то поблизости околачивался Укулукулун. Он неустанно работал. Долбил и долбил Луковое Спокойствие своей несгибаемой волей. Его маниакальная враждебность, капля за каплей, просачивалась через истончившуюся ограду кулона Лукового Рыцаря. Я отравлялся страхом и предчувствием пыток. Я не боюсь смерти, но длительная, растянутая в вечности боль, которую мне обещали, повергала меня в апатичное безумие… Мою душу закоробило и закрутило…Ха–ха! Так это же Привратник и его Отметка Арбитра. Вы теперь с Укулукулуном теребите меня на пару? Ай, красавцы, ай, скоты! Мои мытарства и скитания по звездным весям уничтожали мое «Я». Я растворялся в бездне сострадания к себе и своей доле. Жалость и хороша, и плоха. По ситуации. Посочувствовать ближнему – это по–человечески, но обливаться слезами по себе – слабость. Этот мир жесток, и он не приемлет беспомощности. Закон природы: хочешь жить – борись, плыви против течения, греби до ломоты во всей спине и сбившегося дыхания. И я, в своей дреме, нашел в себе силы отгородиться от Тьмы. Я знал, что во мне есть Свет и Он куда могущественнее, чем Ночь. Нет, я не откинул Укулукулуна и Привратника, меня не хватило на это. Я просто нырнул глубже в себя. Туда, где «солнце» было не омрачено влиянием моих Господ. Сюда им еще только предстояло добраться. До моего атолла отдохновения в беснующимся море. Это пространство, куда я попал, было знакомо мне. Однако не мне настоящему, а другому мне, не Калебу Шаттибралю. Я как будто бы переродился в Того, кем когда–то являлся. В фонтан энергии, который брал свой исток из себя самого. Я видел лица древних героев. Я знал – они мои верные… слуги? Нет, я для них кто–то вроде отца или наставника. Эмириус Клайн, Цхева, Нолд Темный, Джед Хартблад и еще десятки таких странных и таких необычных созданий. Они ждали, что я скажу. Что повелю. Я мог проникнуть в каждого из них. В их мысли, эмоции и впечатления. Это нельзя передать словами. Я был всеми ими и одновременно собой. В этот миг мы прощались. Я уходил к своей Судьбе. Я сбрасывал с себя покровы Абсолюта и готовился стать… Калебом Шаттибралем? Я разделялся. Одной половиной я оставался со Вселенной, иной, самой маленькой, почти песчинкой, навязывал себе «смертную оболочку». Мое сознание дало трещину, а затем последовало раздвоение. В эту секунду я вышел из лона матери, как и прежде, выполняя свои обязанности за пределами Мира, там, в том континууме, откуда я родом – в Гамбусе и его мирах–собратьях. Только с одним «но». Мои функции, того меня, который не покинул изначального временного кармана, стали подвержены автоматизму, поставленной мной самим логике и маршрутной карте. Там я подчинился законам составленных пророчеств, укладов и проторенных дорог. Тот я ехал по «прямой» и не мог свернуть с нее. Хоть и безотчетно, я держал все под контролем. И не было ошибок в моих действиях. Я же, родившийся, плакал и быстро забывал о том, кто Я Есть. Так я сам определил себе. Таков был мой Жребий. Я задавался вопросом – для чего Это? Ради какой Цели я пожертвовал Всем, заключив себя в оболочку, из которой не смогу выбраться самостоятельно. Смерть. Любовь. Жизнь. Я нуждался в их познаниях…

Утро принесло мне ломоту в пояснице и сухость во рту. Кое–как встав, я открыл окно. Солнце и чистое небо… Я вдохнул свежий воздух и потянулся. Сколько еще ночей Луковое Спокойствие будет сдерживать Укулукулуна? Надеюсь, что хотя бы неделю–другую. А потом? Не знаю. Я был опустошен – тлетворность Отметки Арбитра выпила из меня все силы. Я бы дал себе характеристику – стеклянный стакан, истертый песком. Сухой. Без единого намека на влагу. Такой я сейчас. Но что жаловаться и ныть? Надо начинать новый день. По обыкновению я пошарил под пологом кровати, намереваясь разбудить Снурфа. Потом понял – моего любимца со мной нет уже давно… Как ты там, малыш? Уверен, что Эмилия тебя в обиду не даст, но все же… Внизу послышались громкие голоса. Что там еще происходит? Я оделся, обулся и вышел из номера. В холле трактира собрался десяток солдат. Там был вчерашний побитый сержант и, по всей видимости, капитан. Он, нахмурив брови, что–то говорил завтракающему Дурнбаду.

–… Да мне плевать! Я вас всех здесь уделаю, если потребуется! – заявил гном, не отрываясь от яичницы.

– Ты угрожаешь гвардии наместника Карака?! – не выдержал капитан.

Вероятно, он явился разобраться, что это за разбойник вчера отмутузил его подгулявших подчиненных.

– Ты глухой? Я так и сказал!

– Что за шум? – вклинился я.

Хлопнули двери Альфонсо и Лютерии.

– Я заключаю гнома под стражу и увожу в Осприс! – отозвался капитан. – Бургомистр вынесет ему приговор!

– Поверь, Энтони Фришлоу не будет рад, если я пожалую к нему, – встрял я. – А я не брошу своего друга.

– Кто ты такой?!

– Кто он такой? Он – спаситель Соединенного Королевства. Калеб Шаттибраль. Это он изгнал Десницу Девяносто Девяти Спиц обратно в пучину Тьмы. Ты говоришь с героем и фаворитом Констанции Демей. Твоей королевы, – промолвила Лютерия Айс, оправляя на шее амулет Ураха. – Предвосхищая твой следующий вопрос – я магистр Ордена Милосердия всей западной провинции.

Капитан опустился на колено.

– Миледи!

– Не надо склоняться передо мной, дитя, – покачала головой Лютерия Айс. – Я прошу тебя выслушать меня. Гном из Железных Гор, которого ты намерен увести в казематы, – Дурнбад, старейшина войны клана Надургх. Высокорожденный. Вечером минувшего дня он защитил честь Настурции Грэкхольм, придворной колдуньи Ильварета. Твои солдаты оскорбили ее. Я видела это. Я думаю, что полагается наказывать не Дурнбада, но тех, кто не умеет культурно вести себя с женщиной.

– Магистр, Ваших слов мне достаточно! – козырнул капитан.

Он волком оглядел своих вояк, после чего дал знак, чтобы они покинули помещение.

– Обещаю Вам, что не оставлю эту ситуацию без разбора!

– Никакого разбора не нужно, – рыкнул Дурнбад. – Оболтусы свое уже получили.

Капитан поклонился Лютерии Айс, а затем покинул трактир.

– Как ты технично все разрулила, – улыбнулся Альфонсо.

– Истина не нуждается в резких речах, – откликнулась Лютерия Айс. – Давайте присоединимся к Дурнбаду. Он так вкусно ест, что я почувствовала, как во мне проснулся аппетит.

Предложение магистра Ордена Милосердия пришлось всем по вкусу, поэтому мы с Альфонсо поспешили сесть подле Дурнбада. Настурция показалась спустя час. Заспанная, она налила себе кофе и взяла бутербродов (Альфонсо заказал их у трактирщика заблаговременно). Откушав, мы оседлали коней и подались дальше. Сырая от вечернего дождя дорога то шла в горку, то загибалась по одной только ей известной петле. Каждый из нас прибывал в своих думах. К полудню Змейчатый Тракт пересекся с Вересковым Трактом, уводящим на самые северные города – Вересковую Долину, Розмбальд и Гаршинг. Я бывал в каждом из них. Миленькие самобытные селения, хранимые от невзгод Великого Леса цепью фортов – Цабером, Гибелью Кварцарапцина и Пастью Пса. Эти крепости лежат правее Клейменда, за много миль от которого раскинулась Тлеющая Чаща с Брандвардом – древним центром пахарей и стеклодувов. От форта Нура до Тлеющей Чащи будет рукой подать, поэтому мы неустанно скакали к нему.

День подменился днем, а ночь ночью. Настурция, последняя кто еще не рассказывал о землях за пределами Соединенного Королевства, греясь у потрескивающего пламени костра, вдруг заговорила:

– Завтра будем проезжать форт Нур – за ним Тлеющая Чаща.

– Наконец–то! Мне эта качка в седле уже порядком опостылела! Где это видано, чтобы гном седлал коня! Это почти такая же диковинка, как если бы брат по крови ходил задом наперед!

– Я так умею, – хмыкнул я.

– Твой Лайс очень покладистый, – заметила Лютерия. – Тебе не на что жаловаться.

– А я и не жалуюсь! Я возмущаюсь!

– Расстрою тебя, мой возмущенный друг: в Великий Лес ты тоже отправишься на Лайсе, – улыбнулся Альфонсо. – Мы не будем спешиваться.

– Без тебя знаю! – фыркнул Дурнбад, подбирая под себя ноги. – Деревья все эти не по мне! Никакого камня! Да еще животина без шерсти, на которую я взбираюсь кое–как!

– Без твоего молота нам бы пришлось туго. Спасибо, что ты с нами, – поблагодарила Лютерия Айс.

– Рад, что вы это осознаете! От меня Владыка Гор получит богатое подношение в виде отсеченных голов демонов!

– Урах проповедует смирение и альтруизм. А твоему Богу приятна кровь? – спросила магистр Ордена Милосердия.

Прежде чем ответить, Дурнбад немного подумал.

– Нет. Он справедливый. Если ты Зло – ты должен умереть. Если Добро – жить. Он разграничивает эти два понятия. В данном случае смерть живорезов будет угодна Владыке Гор. Когда наступит момент мне уходить за Грань, я предстану перед Ним с высоко поднятым подбородком. Я не трусил, не пасовал и не избегал неприятностей, поэтому буду вечно пить эль в Его чертогах.

– Есть ли у вас, гномов, какие–нибудь знаменитые праздники, восхваляющие Владыку Гор? – поинтересовалась Лютерия Айс.

– Знамо, что имеются! Один как раз вот–вот случится! Поворот Тысячелетия! В этот день в Зарамзарате отметят уход старой Эпохи и приход новой. Отец закатит пир на весь мир! От жаркого из летучих мышей и марочного винца будет ломиться каждый стол! Вашего наместника из Эльпото’одо тоже пригласят!

– Я думаю, что Поворот Тысячелетия – это иное название Величия Света, – покусав губу, сказала магистр Ордена Милосердия. – Им мы, так же, как и вы, ознаменуем начало тысячелетия следующего. Только… Только, наверное… Если достанем Корону Света. Без нее, по преданиям, в Храме Всеотца в Шальхе не зажгутся свечи, и не вспыхнет сам по себе Огонь в жаровнях.

– Мы ее непременно раздобудем, – уверенно заявил гном. – Эти ваши вампиры Флейты и рогатые Дроторогоры получат от меня по макушке!

– Какой же ты неустрашимый! Вы все такие в Железных Горах? – поразилась Настурция.

– Всякие у нас гномы есть, но по большей сути, да!

Дурнбад стукнул себя по доспеху.

– Впрочем, я самый храбрый во всем Будугае!

– Ой, и любишь ты похвастаться! – рассмеялся Альфонсо.

– Небезосновательно! – громыхнул старейшина войны. – Я просто так не балаболю!

– Что есть то – есть, – кивнул я. – И ты это не единожды доказывал!

– То–то же! – благосклонно буркнул Дурнбад, разворачиваясь лицом к Лютерии. – Ты обмолвилась о Величии Света. Что он сродни нашему Повороту Тысячелетия. Считаешь, что люди и гномы переплетены общими корнями?

– Мы все живем здесь благодаря Ураху. Мы– Его паства, а Он – наш пастырь. Во времена такие давние, что их можно счесть за сказку, Всеотец привел моих и твоих предков на эти равнины и горы. Впоследствии вы стали называть Ураха – Владыкой Гор, и дали Ему обличие, подобающее вам. Мы же, народы Соединенного Королевства, продолжили величать Его как Он сам себя именовал. Величие Света – один из самых фундаментальных и сакральных обрядов славящих Всеотца. Его расположение к Своим детям. Победу Света над Тьмой. Величие Света – это Жизнь, не сломленная и не раздавленная, проросшая сквозь Смерть вопреки Ее стараниям. В моем Братстве есть трактаты, гласящие, что на Величие Света Урах нисходит в Свой Храм, чтобы еще на тысячу лет изгнать из Мира исчадий Назбраэля, пробирающихся сквозь Заслон перед самим Священнодействием. «Перед самим» – понятие растяжимое, скажете вы. Насколько «перед самим»? За месяцы, за годы, за столетия – отвечу я вам. Тьма всегда становиться сильнее и яростнее, предвосхищая приход Всеотца. Ныне к нам пожаловал Таурус и Дроторогор – и я не удивляюсь этому. Ранее на Соединенное Королевство обрушивался Мор. Да этого Харальд Темный и Легия так же противостояли Царю Хрипохора. Но после, когда свершалось Величие Света, на претерпевших муки и лишения людей снисходило чистое сияние Добра, Отрады и Отдохновения. Так было всегда. Все плохое уходило. Уйдет и сейчас… Я верю в это.

– Из–за похороненной длани Дроторогора, Бога Черного Пламени Удуна, Тлеющая Чаща очень горяча. Сам воздух там пылает зноем, – не глядя ни на кого из нас, тихо промолвила Настурция. – Однако есть место, где наоборот, неимоверно холодно.

– Это какое? – осведомился Дурнбад.

– Я хочу поведать вам о Рунном Королевстве…

– Настурция! Так ты не забыла, что ты тоже состоишь в географическом клубе? – улыбнулся Дельторо. – А я уже почти решил, что ты не с нами.

Колдунья Ильварета закинула за плечи прядь волос. Ее глаз– изумруды в отблесках костра засветились загадочностью и тайной.

– Нет, отчего же ты так подумал? Я такой же член отряда, как и вы все. И я соблюдаю правила…

Настурция поворошила траву носком сапога. Мы же все, как мотыльки к свету, безотчетно к ней приблизились. Я глядел на колдунью… Красивая, подтянутая, стройная и такая… Похожая на Эмилию? Я тянулся к Настурции и не осознавал, почему это делаю. Только лишь потому, что она есть отражение моей подруги или… из–за того, что она привлекает меня именно своим, иным внутренним миром? В этот момент, когда мы отдыхали после утомительной поездки, я вдруг пришел к выводу, что Настурция симпатична мне. Как человек. Что она важна для мен.я и мне необходимо ее общество. И, что бы не случилось, – я буду рядом…

– Сколько лет прошло с тех пор, как я посещала Рунное Королевство? – начала Настурция. – Пятьдесят или все сто – это не столь существенно, потому как уклады этой страны почти не претерпевают изменений. Я не стану заострять внимание на том, что я делала в Ледяных Топях и их странах. Вместо этого я постараюсь дать максимум информации. Рунное Королевство находится под южной оконечностью Железных Гор, в их, так скажем, продолжении – Горах Химблы.

– Есть такие, есть! Туда мои сородичи не заявляются! Больно там все морозно!

– Горы Химблы – это звезда семи пиков–камней – Орвирвика, Тони, Лайстуса, Шон–Хагры, Бурвингтиона, Сан–Пашо и Плютера, который держит на себе столицу Рунного Королевства – Молисингтон и стоит в центре этих шести. На всех этих громадах живут виалы. Эти гуманоиды похожи на людей. Руки и ноги у них там, где и положено. Однако голов нет, а лица – на груди. Отсюда виалов и зовут – лицогрудые. Сами себя они называют «ашо», что в переводе означает «белый». Они действительно пепельного цвета и не носят одежды, кроме юбок–штанов, потому как не восприимчивы к холоду. Броня у них, разумеется, имеется, но облачаются они в нее только на войне. Виалы социально замкнуты. Они предпочитают не водить дел ни с Железными Горами, ни с Соединенным Королевством. Минтас здесь идет как исключение. Почему? Потому что Рунное Королевство – это сосредоточение магии, и чародеи Минтаса им близки по духу. Виалы практикуют волшебство Хлада. Что они могут делать из снега и замерзшей воды? Да все что угодно. Все их города построены из нетающего льда. Днем они искрятся под лучами солнца, а ночью пульсируют лунными бликами. Выглядит это завораживающе и очень мистически. Крепости виалов крепки и неприступны. Они зачарованы древними заклятиями, которые способны обратить в бегство почти любую армию неприятеля. Что занятно, правит в Рунном Королевстве не виал…

– Да ладно? А кто? – изумился Дурнбад.

– Не Кто, а Что, – поправила Настурция. – Тут можно провести аналогию с Минтасом. Остовом парящего Минтамансия сейчас руководит Тихий Надзиратель – хитрый и цепкий паразит, ага, а в Студеном Чертоге, что в Молисингтоне, всем повелевает гигантский кусок разумного Хрусталя. Да, да, Хрусталя. Его зовут Фосгейн. Эта мыслящая глыба минерала, покрытая сетью мигающих иероглифов, общается со своими подданными посредством музыки. Из внутренности Фосгейна течет мелодия арф, цимбал, скрипок, лютен и арф – это когда он в хорошем настроении. Но стоит ему разгневаться, как грянут барабаны, органы и трубы. Речь Фосгейна уникальна, и виалы умеют ее переводить. Хрусталь–Король любит Рунное Королевство так, как мать боготворит свое чадо. Понимаю, что странно так утверждать, однако сие – правда. В религии виалов Фосгейн – это тот же Бог Всего, а «все» для них – температура ниже нуля.

Настурция сдержано улыбнулась.

– Но нам–то надо разобрать, кто такой Фосгейн более детально. Первым из людей Соединенного Королевства его описал Иорла – придворный колдун Эльпота. Его догадки относительно Фосгейна таковы: Сам по себе минерал сформировался под воздействием лавовых потоков и испарений, сотрясших Горы Химблы на заре юности Мира. Иорла считает, что где–то под Химблами обреталось некое создание, которое чтобы не умереть, когда ему пришел срок, переместило свой ум в наиболее устойчивую к разрушениям материю. Почему не в алмаз, а в хрусталь? Да кто его ныне разберет. Создание провело ритуал и затаилось в своем новом доме. Впрочем, «затаилось» – слово неуместное. Просто Фосгейн лишился возможности куда–либо перемещаться. Застрявший в «ограниченности», он между тем непрестанно работал – сплетал эфиры материи и предавался творчеству. Фосгейн – творец, пробудивший виалов из сугробов. Они – только его дети. Ни Урах, ни Назбраэль и никто иной из Высших Духов не прикладывал к ним свою руку. Иорла, удостоенный чести лично побеседовать с Фосгейном, преподносит Хрусталь–Короля как мудрого и рассудительного владыку, и более того, доброго и даже пленительного. Иорла в своей книге «Вечная Зима» говорит о высокой морали Фосгейна и его миролюбии. Так это или нет, но сами виалы – продукты креативности Фосгейна, зла никому не желают. Если так случится, что к ним попадет человек или гном, нуждающийся в помощи, они примут его, снабдят всем необходимым и покажут безопасную дорогу в Железные Горы или в Соединенное Королевство. При всем при том для нас виалы – страшны внешне, и их церемониалы кажутся нам отталкивающими. Например, в Рунном Королевстве есть обычай хоронить социальную элиту вместе с живыми слугами. Для меня и вас это звучит чудовищно, но для них – в порядке вещей. Но давайте в этом разберемся. Слуги эти, конечно, не виалы, а лишенные интеллекта и не ощущающие боли «веретена–вьюнки» – нечто вроде веников из серой плоти. Они выметают сор из помещений или готовят пищу. В склепах веретена–вьюнки должны ухаживать за почившим хозяином и его скарбом. И они это делают, пока со временем не усыхают от старости, так как еда и вода им не нужна. Здесь следует упомянуть о пышных похоронах виалов, сокровищах могил и искателях приключений. Наших с вами соотечественников, тех, кто побойчее и поалчнее, тянет к алебастровым глыбам–катакомбам Рунного Королевства, расположенным у подножий гор. Тяжелые и запертые навсегда двери отделяют мародёров от сокровищ усопших виалов. Без зазрения совести они взламывают засовы, ломают печати, срывают перевязи с дверных ручек, вламываются в погребальные залы и… погибают.

– Трупные газы, – поддакнул я.

– Да, – даже не сердито подтвердила Настурция. – Мы помним про веретена–вьюнки. Со временем они разлагаются на облака аммиака – смертельно опасного яда. В зарытом пространстве ему некуда выйти, поэтому острое отравление им у людей наступает неимоверно быстро. В начале у несчастных поражаются глаза и дыхательные пути, за этим следует удушье и летальный исход. Обычно расхитители гробниц, осознав, что дело – дрянь, хватают пригоршню драгоценностей из саркофага и бегут обратно. Но лабиринты виалов запутанны, и лишь единицы выбираются обратно к спасительному свежему воздуху.

– Урах порицает воровство и со слезами на очах наказывает за него.

– Настурция, а что ты знаешь о самих виалах? Помимо того, что они незлобивы, холодны, как сосульки, и противны на вид? – спросил Альфонсо. – Я вот помню, что они питаются исключительно «ледяными ягодами».

– Кстати, да, насколько они уродливы? У меня они почему–то в голове они похожи на перцы с отростками по бокам, – хохотнул Дурнбад. – Все так?

Колдунья Ильварета юмор моего брата по крови не разделила. Она нахмурилась.

– Некоторые циники иногда вешают им ярлыки аналогичные твоим. Да, виалы не такие, как мы. Обитатели Рунного Королевства имеют зубы, примерно в четыре–пять раз большие, чем у нас, полные губы и раздутые уши под подмышками. Их глаза – айсберги, и они не моргают. Носы виалов зачастую сравнивают с мраморным перцем. Пальцы – сосиски, а ступни более близки к ластам, чем к человеческой ноге. Волосы у виалов почти не растут.

– Ну и монстры! Даже бороду отпустить не могут! – гикнул гном, поглаживая свою внушительную «лопату» на щеках.

– Виалы так не думают, – вздохнула Настурция. – Гипотетически выходцы Рунного Королевства способны прожить многие века, так как их метаболизм протекает значительно медленнее, чем у теплокровных, однако такое случается редко. Причиной тому служит детородный процесс…

– Настурция, я не уверен, что всем тут есть по восемнадцать лет, – пошутил я. – Тема–то для взрослых!

– Заткни уши, малек, – расхохотался Дурнбад.

– М–м–м! Интимные подробности! Калеб, взрослые запрещают тебе про такое слушать! – добавил Альфонсо.

– Собираетесь все опошлить? Ничего такого я рассказывать не собиралась, – приподняла бровь Настурция.

– Тогда – прошу.

– Дело в том, что при родах виала–мать как будто стекленеет и почти всегда не в состоянии вернуться к прежней подвижности. Постепенно она кристаллизуется и перестает дышать. Это что, касается женщин. Относительно же виала–отца, мужчины, скажу, что он выполняет функцию кормилицы. Виал–отец носит новорожденного в сумке–брюшине, пока тот не окрепнет для самостоятельного бытия. В этой сумке–брюшине ребенок питается экстрактами родителя. Это действо буквально иссушает мужчину и он, как и супруга, после выполнения своего долга, засыпает и более не просыпается.

– О, Урах! Я–то считала, что нашим роженицам трудно на сносях, а тут такое! – воскликнула Лютерия Айс. – Бедные, бедные виалы! Мне их жалко!

– Мне тоже, – согласилась Настурция. – Впрочем, для виалов это естественно и иного они не знают.

– Как же наш мир уникален! Сколько в нем всего парадоксального и экстраординарного! – сказала магистр Ордена Милосердия. – Пусть Всеотец не оставит виалов в их трудной доле!

– Как и нас, в нашем путешествии в неизвестность, – почти шепотом проговорил я.

– В эти минуты, пока мы с вами ведем неспешные беседы, Дроторогор и его войско уже вовсю попирают ногами Карак, – услышав меня, грустно промолвила Лютерия Айс. – Хрипохор гремит оружием, уничтожая села и города. И это здесь. А в Вельдзе Вальгард Флейт со своими легионами нежити направляется к Гричингу. Как много зависит от нас! Как тонка надежда! Как хрупко равновесие! Я молюсь, чтобы Урах смилостивился над Соединенным Королевством.

– Мы не птицы, чтобы летать. Эти клячи стараются, как могут, – буркнул Дурнбад, посмотрев на своего пасущегося коня. – Снежных барсов бы сюда. Вот они ускорили бы гонку!

– Мне вот, что не дает покоя – как Вальгард Флейт из Вестмарки перебрался в Лес Скорби? – как бы сам у себя спросил Альфонсо.

– Через порталы–червоточины, – коротко сказала Настурция.

– Я это понимаю, но… как?

– Ты хочешь, чтобы я тебе нарисовала схему–устройство планарных врат?

– Нет. Просто, если посудить, то, чтобы создать червоточины, нужна така» власть над магией и такая сила, что мне становится не по себе.

– У владыки Вестмарки есть половина Короны Света. Предполагаю, что он как–то настроился на ее мощь, – задумчиво произнес я.

– Что же он не открыл свои плешивые «двери» прямо у Гричинга? – пробормотал Дурнбад. – Зачем ему топать через весь Вельдз? Он – дурак?

– Во–первых, червоточины – это тебе не дыры размером с Зарамзарат. В максимуме они достигают величины мелкого сарая. Через них вся рать Вестмарки сразу не пройдет. Это значит, что разверзнись «окно» у столицы Вельдза, Братства Света, и гвардейцы Гричинга стали бы уничтожать неприятеля не всем миллионным скопом, а чуть ли не поодиночке. Во–вторых, в Лесу Скорби – в месте темном и тенистом, легче собрать и подготовить армаду к наступлению. В принципе Вальгард Флейт и так опережает Дроторогора. Расстояние от Великого Леса до Новориса в десятки раз превышает то, что раскинулось от Леса Скорби до Гричинга. Думаю, что король Вестмарки не считает нужным рисковать понапрасну. Нет. Он сыграет аккуратно, так чтобы взять Кость Ночи с наименьшими потерями, – проговорил я.

– Мое сердце болит за Серэнити, – изрекла Лютерия Айс, прикрыв ясные глаза. – Война может погубить ее… Серэнити бесстрашная жрица, и она сделает все, чтобы защитить людей Вельдза от Вальгарда Флейта. Даже если это будет стоить ей жизни.

– У каждого из нас в груди за нее щемит, – сказал Дурнбад. – Она, стойкая и несгибаемая, проскачет мимо всех каверз. Ваш Бог ее защищает.

– Аминь, мой добрый гном.

Мы стали укладываться спать.

Упоминание о Серэнити перенесло мои думы на Живую Воду. Великий инквизитор и так балансирует между Миром Света и Миром Тверди, а тут еще и Вальгард Флейт со своей Вестмаркой теперь будут ставить ей клинья в колеса. Бертран! Когда ты, тролль тебя ущипни, уже переведешь наговор Джеда Хартблада! Я стиснул кулаки. Хотя, что толку? Кузнец из «Бесовской Плавильни» сказал, что квазальд ему не обработать. Тут необходима мощь вулкана. Только в мифическом Тысячелетнем Громе, если он еще не остыл, получится растопить квазальд и обрамить им кусок Амасты. Как же сложно все! Вселенная, не дай умереть Великому инквизитору Иль Градо, храброй девушке и моей дорогой подруге. Серэнити, веришь, нет ли, я бы лучше сам выпил Живую Воду вместо тебя. Я – старый волк, повидавший уже всякого. А ты… Ты еще и не жила толком.

Я допил чай и прилег рядом с Дурнбадом…

…Мы – искры в пламени факела.

Мы – ничтожные песчинки в дюне песков.

Мы – капля воды в океане.

Мы – прах земли.

И все–таки мы верим, что завтра настанет.

Я верю… верю…

Глава 27. Ориентир Зла

Я часто меряю время сменами дня и ночи. Вот я встал, а вот я лег. Наша поездка из Ильварета до форта Нура прошла без каких–либо опасных событий. В эти дни мы много говорили о том, что скрывается за Соединенным Королевством, а еще наслаждались волшебной природой западной провинции. Весна! Ты в самом разгаре! Эти цветы! Эти леса! Эти птичьи крики, шорохи травы, ароматы свежести после весеннего ненастья! Я люблю осень и зиму, но и эта пора всеобщего расцвета так трогает мою душу! Наверное, наблюдая за тем, как шустрая речушка шумит у темных валунов, или провожая взглядом какого–нибудь встречного человека, я как бы «прижимаю» к себе ту умиротворенность, что так скоро покинет меня.

Когда мы достанем из Тлеющей Чащи лапу Дроторогора и пойдем за ней, то непременно попадем в Великий Лес. За Клеймендом, через который наша компания проскачет, за ним, за последним оплотом мужества Карака, нас будет преследовать злоба Хрипохора. Все наши чувства обострятся до предела, и мы уже не сможем радоваться капели или поляне, полной цветов. Я не хочу этого. Но кто, если не я? Я до хруста стискиваю челюсти, предвосхищая потери и страдания. Сейчас мой взор отдыхает, но в ту же самую секунду я не могу отделаться от черных дум. Маленьким, я, сидя в кроватке или играя с Медком, иногда слышал, как отец говорил матери: «Боль отвлекает меня от мыслей». Мой папа! Невысокий, с седыми усами и внимательными серыми глазами – таким я его запомнил, мой папа был человеком сильным духом, образованным и в высшей степени ответственным. Я не знаю, чем конкретно он занимался, но из дома отец уходил на заре, а возвращался к закату. Его обязанности оставляли на нем глубокие морщины. Однако он всегда находил повод улыбнуться, и это невзирая на шаткое здоровье. У него была «жидкая» кровь, при малейших парезах она долго не останавливалась, и нестерпимо ныло колено. Папа… Только недавно я догадался, в чем был смысл его слов. Физические муки помогают скрыться от внутренних терзаний. Укулукулун и Привратник, как на эстафете в борьбе за первый приз, обгоняют друг друга в ухищрениях свести меня с ума. Эмилия, Снурф, Мурчик и Грешем занозят мое сердце неизвестностью своих судеб. Мой Шато с Тиной, Птикалем, Суптоной, Пимином Бои, Катубом, Марципаном и другими его забавными обитателями так же занимают во мне отдельное поле «нервов». Близкая смерть Серэнити, проблемы Бертрана с Магика Элептерум, покинутая семья Альфонсо, гнев Дунабара на Дурнбада и обида Настурции также беспокоят меня (про Серэнити это мягко сказано). Прибавлю еще самое очевидное – всеми желаемую Корону Света, Дроторогора и Вальгарда Флейта, беспощадную войну, как с Тьмой, так и против себя самих – моя родина, мое Соединенное Королевство теперь лишь осколки разбившегося кувшина. Я не выпускаю из мыслей гибель Элизабет Темной и страшного Канахеса Ильки, который, умирая, «морально убил» и свою дочь. Мне жаль Констанцию Демей, ту, чей сын сидит в заточении в Вестмарке. Что она чувствует? Пустоту и сосущее, неотступное отчаяние. Все, чем королева Констанция дорожила. – разрушено. Все, что у нее было – пропало. Все близкие – под гробовыми досками. Надежда… Надежда на то, что Фабиан еще жив – вот, чем начинается и заканчивается ее день. Мы – люди. И каждый из нас несет свой груз грусти, терпеливо и безысходно пряча его под маской. Я отчаянно желаю сделать так, чтобы все плохое закончилось. Чтобы на наших небесах взошло незамутненное солнце. Но я здесь – последний в списке.

Вселенная, ты одарила меня Своей благосклонностью. Прошу тебя, посмотри на меня и помоги мне совершить подвиг. Не ради славы или чести, но во имя тех, кто дышит и хочет дышать дальше, во имя невинных и слабых, во имя Равновесия, которое у нас отняли, и во имя Добра. Я и раньше считался с трепетным понятием «Жизнь», но только Серэнити смогла показать мне, как она чудесна. Великий инквизитор сделала это порывисто и честно. Она оголила передо мной саму суть милосердия. Кто–то наверняка не согласится с моим заявлением, и отметит, что Серэнити безжалостна, что она расправляется с врагами Ураха без колебания. Что Великий инквизитор получает экзальтированное удовольствие от причинения телесных повреждений, и что она, не моргнув и глазом, может проломить кому–нибудь макушку своей булавой. Что Серэнити больна психически, и что она, отделив зерно от плевел, это самые «плевела» ниспровергнет в Забвение. Это все так. Да, я не буду лгать, что Великий инквизитор – «аленький цветочек» и никого и никогда не убивала – это просто смешно. А также, что она не лучится радостью от пыток, проводимых над «еретиками» в ее Ордене. В ее умопомешательстве виновен Хрипохор. Но… Если невинный будет нуждаться в помощи, Серэнити в лепешку разобьется, но спасет его. Эта девушка, обделенная заботой и отстраненная от всех, несущая на себе груз «творения судов», вопреки всем своим человеческим недостаткам и шепотом попрекаемой должности для меня эталон заботы и ревнителя справедливости. Никому из нас не под силу разгадать Замысел Ураха, однако то, что Он нашел оттиск в моей подруге – мне видно яснее ясного. Серэнити – герой Света, а о героях, как известно, ходят разные толки.