– Про тех, Калеб, про тех. То, что ты ничего не слышал про Дхоль, я не удивлен. Моряки наткнулись на него случайно, и совсем недавно. Их корабль налетел на скалу, и их выбросило на отмель. Там к ним подошли эндориты. Матросы приготовились умереть, но эндориты каким–то образом дали понять, что не желают зла.

– Как? Каким образом? –спросила заинтригованная Настурция. – Эндориты же общаются пощёлкиванием лап.

– Это между собой. Однако у них есть рты, а в них языки. Эндориты наладили «контакт» с моряками при помощи магии–лингвистики. Они поняли друг друга. Эндориты Дхоля перенесли какую–то мутацию и теперь не испытывают к человеку, как к пришлому захватчику, слепого гнева. Их кора головного мозга блокирует импульсы опасности, посылаемые королевой–маткой, ментально настроенной на каждого эндорита.

– Это значит, что теперь Соединенное Королевство и Ноорот’Кхвазам будут обмениваться всякими финтифлюшками? – пробасил Дурнбад. – Вы им стеклянные бусы, а они вам панцири эголоцепов? Так, что ли?

– Пока до этого далеко, – отметил Альфонсо.

– Ну, погоди, погоди, – заканючил я. – Мудрецы не раз и не два захватывали того или иного эндорита и…

– И именно из их речей мы знаем, что есть Бумфамар и река крови Альтараксис. Ведь, корабли Соединенного Королевства никогда не заплывали за Мухоловочное море, по причине того, что «Мухоловок» – громадных плотоядных морских «цветков» на юге Ноорот’Кхвазама и около океана Темного Холода – пруд пруди. Миновать их невозможно.

Я поднял палец вверх.

– Я!…

– Он просто сует «я» всюду, даже когда его не просят, – съязвила Настурция.

– Мы тут так–то обсуждаем Ноорот’Кхвазам все вместе!

– Нет! Рассказывает Альфонсо, а ты слушаешь! Его очередь! Тебя, между прочим, никто не перебивал!

– Спасибо, Настурция, – улыбнулся следопыт. – Продолжим?

– Давай, – чуть надувшись, отозвался я.

– Сейчас, как мне сообщил Бертран, в Дхоль отправилась экспедиция магов. Магика Элептерум при поддержке короны желает знать, как там можно сформировать какие–то выгодные взаимоотношения.

– Блеск! – похлопала в ладоши Лютерия Айс. – В Ноорот’Кхвазаме есть много лекарственных ингредиентов, которые раньше добывались с огромным риском!

– Поддерживаю, – согласился Альфонсо. – Какой–либо договор с эндоритами Дхоля привнесет в Соединенное Королевство редкие и уникальные вещицы.

– Мази! Растирки! Крема! – подхватила Настурция.

– Дхоль нам интересен, но вернемся к самому Ноорот’Кхвазаму. Как он выглядит? В целом солнце там имеет поверхностные права. Что–то наподобие Леса Скорби. По тенистым кущам бродят стада эголоцепов, а землю роют гигантские черви–переростки – главный источник пищи эндоритов. Через темные просторы текут реки. Большинство из них ядовиты. Это связано с тем, что в Ноорот’Кхвазаме в изобилии растут крайне токсичные грибы коплюшки. Их длинные корни отравляют не только почву, но и воду. Ноорот’Кхвазам – велик, мы не можем в точности сказать, где он заканчивается, но нет сомнений, что на его окраинах ревет Альтараксис – мифическая водная жила, несущая свою влагу в Бездну к Назбраэлю.

– Я бродил по Ледяным Топям и видел северную окраину Ноорот’Кхвазама. Она прямо за чокнутым летающим диском–крепостью магов Минтаса, – вставил Дурнбад.

– А с востока Ноорот’Кхвазам омывает Мухоловочное Море, – добавила Настурция.

– Если мы знаем, что на востоке, юге и севере, то, что же на западе от Ноорот’Кхвазама? – спросила Лютерия Айс.

– Давайте порассуждаем, – ответил Альфонсо. – Я могу с уверенностью заявить, что Великий Лес дотягивается до Ноорот’Кхвазама, но вот, где он перестает на него «наступать,» – не знаю. Однако до меня дошли кое–какие обмолвки, что на юго–западе Ноорот’Кхвазама прячутся равнины Тьмы, за которыми, если информатор не приукрашивает, есть другие, неведомые нам страны.

– Что это еще за информатор? – оживился я.

– Бертран Валуа.

– Его–то рыжей шевелюре почем знать, что там за Ноорот’Кхвазамом?

– От третьих лиц, а те от еще каких–то, – пожал плечами Альфонсо.

– Затронь, пожалуйста, тему религии Ноорот’Кхвазама, – попросила Лютерия Айс.

Альфонсо вздохнул.

– Там всего одна богиня – Рифф. Гордая, мстительная и хитрая. Ее влияние на Ноорот’Кхвазам – беспредельное. Эндориты чтут Ее как Прародительницу и приносят Ей жертвоприношения. Глубоко под лабиринтами–городами есть капища Праматери. Там, среди беспрестанно чадящих кадильниц с хсцитом – психоделическим веществом, которые жрецы эндоритов используют, чтобы приобщиться к Ее мрачному Лику, зачинаются хриплые оды и вершатся грязные ритуалы. Ноорот’Кхвазаме – вотчина Рифф. В нем Она черпает силу и в нем же был впервые воздвигнут храм Дома Шелка.

– Скверна Дома Шелка затронула и Соединенное Королевство. Но мои братья и сестры из Иквизитика Конопус выкорчевали ее, – проговорила Лютерия Айс.

Настурция Грэкхольм потупила взор. Ее глаза вновь стали влажными. Ансельм – ее дорогой брат погиб от пакли Дома Шелка. Колдунья Ильварета знала, что Рифф склоняет меня служить Ей, но пока своего мнения на этот счет не высказывала. Однако сама возможность того, что я рабски согнусь и отдам себя Праматери, наверняка вызывает у нее отвращение. Как, впрочем, и у меня.

– Дом Шелка более не существует в Соединенном Королевстве, да, но его зачатки есть в Островном Королевстве, – сказал Альфонсо.

– И в таких местах, как Королевство Бурунзия и Империя Хло, – поддакнул я. – Особенно в Империи Хло его приняли с распростертыми объятиями. По–моему там религию Дома Шелка отнесли к ветви официального культа Бога–Колеса, Бога–Дракона и Бога–Императора.

– Вот когда ты надерешь Укулукулуну зад в Анкарахаде – наведешь свои порядки в Доме Шелка, – хмыкнул Дурнбад.

– Если бы…

– Надеюсь, что ты разрушишь его до основания и выжжешь дотла, – тихо промолвила Настурция.

– Рифф не даст мне сделать этого…

В мое темечко ударился каштан. Я ойкнул и потер лоб. Шишка теперь вырастит! А между тем в затылок мне бабахнулся еще один снаряд.

– Настурция, прекрати! – крикнул Альфонсо.

Ну а кто еще из нас обладает даром телекинеза на таком продвинутом уровне? Дельторо правильно смекнул, что к чему.

– Я убью тебя своими собственными руками, если ты будешь лебезить перед Рифф! – крикнула колдунья Ильварета. – Ее прихвостни похитили моего брата и… и… Его больше нет!

– Мне, правда, очень жаль, – понуро ответил я. – Но Праматерь не дает мне выбора…

– Ты еще даже не пытался противостоять Ей, а уже ноешь о том, что у тебя чего–то там нет! – заорала Настурция. – Заморыш и слюнтяй, вот ты кто!

Последнее ее высказывание взбесило меня. Да что она себе позволяет?! Разве она испытывала на себе гнет Путаницы?! Разве Укулукулун пытался стереть ее в порошок?! Нет! Разве она на своей шкуре прочувствовала, что значит сходить с ума и не хотеть жить?! Нет! Нет! Нет!

– Замолчи, или я за себя не отвечаю! – прошипел я, вскакивая с места. – Ты даже близко не представляешь, что мне приходиться испытывать каждый божий день!

– Так чего же ты ждешь, сопляк?! Поплачься мне в кофточку!

Лик Эбенового Ужаса, под воздействием моей ярости, заморосил капельками огня. Настурция тоже уже не сидела. Клюква стала пунцовой – заклинание было наготове.

– Эй, остыньте! – воскликнул Дурнбад.

– Калеб не виноват в том, что Рифф обратила на него Свой Взор! – вступилась за меня Лютерия Айс. – Погаси посох! И ты тоже!

– Не виноват! Да, не виноват! Но он может Ей противостоять!

– Что я и делаю! – уже ровным голосом отозвался я, распуская чары на Лике Эбенового Ужаса.

– Ладно, прости… Я… Для меня это рана, которая никогда не заживет. Прости.

Клюква исчезла из рук колдуньи.

– Я понимаю, почему ты так ненавидишь Рифф, но и ты пойми меня. Я…

– Мы еще поговорим об этом, – оборвала Настурция. – Сейчас нам пора в путь.

– Что есть то – есть, – подытожил Дурнбад, расправляя бороду.

Я свернул Скатерть «На любой вкус», а друзья затоптали костерок. Я подозвал пасущегося с остальными лошадями Марви, и уже через пару минут мы все в приличном темпе цокали по Змейчатому Тракту. Я размышлял о нашей ссоре с Настурцией. И она права – и я прав. Все правы по–своему. Нельзя также не отметить того, что Эмилия, узнай она обо всей этой моей кутерьме с Рифф, могла бы отреагировать точно так же. Я – лучший друг колдуньи Лунных Врат, но семья – семья – это дело другое. Может Эмилия обвинила бы меня в предательстве или вообще перестала бы со мной общаться. Я надеюсь, что как–то раскидаю эту проблему еще до встречи с Эмилией. В любом случае вихлять я не стану и скажу все, как есть. Рифф – Вседержительница, Восьмая из Колеса Девяносто Девяти, Творец, Могущественная из Могущественных. И кто я такой, чтобы поднимать против нее свой меч? Так бы подумал любой здравомыслящий человек, но себя я к таковым уже отнести не в силах. Если я каким–то чудом сброшу Укулукулуна с помоста архонта, то Праматери придется считаться с моими требованиями! Почему я так в этом уверен? Все просто. Однако, оговорюсь, это лишь мое подозрение. Если бы Рифф была в состоянии Сама отделаться от надоевшего Укулукулуна, разве Она стала бы затевать это Испытание? Скорее всего, Рифф и ее архонта связывает какой–то Божественный Договор, который даже Праматерь не в состоянии нарушить. Испытание – Оно, бесстрастное и выверенное Рифф, покажет, достоин ли еще Укулукулун носить звание сатрапа всех пауков. Путаница откроет себя после трех оборотов. Стрелки часов неумолимо бегут и может статься, что не сегодня–завтра я поставлю точку в притязаниях Рифф на мою душу.

Марви нес меня, Лайс – Дурнбада, Тимфи – Альфонсо, Гонория – Настурцию, а Барон – Лютерию. Наша пятерка коней поднимала копытами пыль. Скорость Марви после Юнивайна, казалась мне почти черепашьей. Я видел, что происходит вокруг и слышал голоса своих друзей. Не было той запредельной гонки, которую призрачный конь брал с первых секунд. За два дня мы преодолели почти пятьдесят миль, и до форта Нура нам осталось где–то еще сорок или шестьдесят.

Заночевали мы в редколесье. Было тепло, и лежанок с пледами, коими снабдили поклажу наших четвероногих братьев, я счел вполне достаточными для удобного отдыха. Сумка по–прежнему служила мне подушкой. Я смотрел на колышущуюся молодую зелень тополя и сжимал пальцами Луковое Спокойствие. Мало–помалу сон сморил меня…

В грезах, до боли уже привычных, я сидел под малахитовым куполом в камере пять на пять футов. Купол трещал и осыпался – это Укулукулун, как крот, старался прорыть ко мне брешь. Какой же он настырный! Я безумно хихикнул. Чванливый, злобный паук! Я уже почти не обращал внимания на его потуги, принимая их как должное. Рядом со мной возникла Эмириус Клайн. Она печально улыбалась.

– Ты ждал меня, малыш?

– Каждый раз, как закрываю глаза.

– Я нашла способ, как мне вернуться в Мир Яви, – промолвила она, обнимая меня за плечи. – Ты мне поможешь?

Я поглядел в космические очи Матроны Тьмы, а затем провел рукой ее по волосам.

– Да.

– Ты должен освободить меня от цепей, дать мне материальность, – нежно сказала Эмириус Клайн, поднося мне к носу закованные запястья.

– Как?

– Когда ты станешь архонтом, ты попросишь об этом Рифф. Ты обещаешь мне? Сделаешь это ради меня?

– Разве у Нее есть право отменить наказание Ураха?

– Такая возможность есть… Есть у тебя, малыш. На Пике Смерти ты разбудил меня своей кровью. Я выпила ее и теперь… теперь я с тобой. Ты особенный. Ты, как сказала тебе Лорина, сын Вселенной. Она не ошиблась. Твоя кровь – Живительная Роса. Я не погрузилась в Ничто и теперь знаю, почему.

– Почему?

Эмириус Клайн блеснула клыками.

– Мы это уже проходили, малыш. Потому что ты не только Калеб Шаттибраль, но и прообраз моей любви. Ты и сам это чувствуешь. Ты тоже любил меня, тогда, тысячи лет назад. И именно твоя любовь, точнее того отдаленного в провале времени мужчины, его пылающим страстью, влечением, я была задержана у Врат Ночи и повернута вспять, к Свету.

– Я хочу, чтобы ты вновь парила в небесах.

– Для этого ты должен снова добровольно дать мне испить из своих вен, – прошептала мне на ухо Эмириус Клайн.

В моих пальцах возник клинок гномов – тот самый, в которого я заковал Джейкоба.

– Сейчас?

– Да.

Я взял кинжал и прорезал им себе кожу чуть ниже локтя. Красные капли побежали мне в спущенный рукав.

– Пей, – проговорил я, протягивая Матроне Тьмы свою левую руку.

Дрожа всем телом, Эмириус Клайн припала к потоку моей крови. Она жадно глотала и всасывала его. Я слабел, а она становилась сильнее. Моя голова закружилась, и я упал… но не на пол, а в подставленные ладони Матроны Тьмы. Ее испачканное красным лицо светилось радостью и какой–то уверенностью в том, что она достигла своей цели…

– Теперь у меня есть часть тебя из Мира Сна и Мира Реальности. Два положенных фактора учтены. Я – целая. Я снова я. Ты отменил висящую надо мной Виру Запрета. Но я еще не в состоянии очнуться. Цепи – они, тяжелые и опостылевшие, еще держат меня в ловушке твоих видений.

– И тут понадобиться Рифф?

– Ни у тебя, ни у меня нет возможности разбить оковы Ураха. Наша с тобой воля – всего лишь искра по сравнению с огнем–волей Всеотца. Только равный Ему Вседержитель ударом Своего ментального Молота будет горазд расклинить мои звенья. Ты уже много сделал для меня, малыш, и от тебя нужен лишь последний шаг. Сразить Укулукулуна на Испытании и потребовать у Рифф себе награду за это – мою свободу. Первый Подарок Архонту – так учредила Сама Праматерь. Это Ее правило и твоя прерогатива.

Я поглядел на исковерканный трещинами потолок Лукового Спокойствия.

– Ты знаешь, Укулукулун гораздо сильнее меня, смертного человека.

– Но не меня, – улыбнулась Эмириус Клайн. – Я, Матрона Тьмы, Познавшая Себя В Дланях Ураха, Падший Ангел Неба и Проклятие Тверди, переломаю ему все кости!

– Рифф не позволит тебе участвовать в Испытании вместо меня.

– Испытание – это традиция, навязанная Праматери Высшим Каноном против Ее одобрения. Анкарахада – Ее Царство, однако и на него Вселенная наложила свои законы. Рифф не деться от Судьбы Вседержителя, как бы Она того ни желала. Ныне во мне текут «две твои крови» – они священны. И их властью я стану твоим заступником. Не везде, но в самый ответственный момент. Тогда, когда Рифф уже не сможет переиграть нас.

Эмириус Клайн поцеловала меня в щеку.

– Скоро мы будем вместе, малыш. Ты и я, – отстраняясь, сказала Матрона Тьмы. – Я – твой щит и твой меч, твоя ярость и твоя справедливость. Со мной ты станешь королем Всего Мира…

Я проснулся под лучами луны. Желудок нестерпимо болел. Тихо, стараясь никого не разбудить, я отошел в кусты и там освободился от рвущейся наружу желчи. Тошнило меня долго… Наконец, выплюнув остатки горькой слюны, я заковылял к своему лежаку. Дозорных мы пока не выставляли – Лей Клинч держит Змейчатый Тракт в железных рукавицах надзора, поэтому разбойники или грабители на нем встречаются исключительно редко. Спать я больше не хотел, поэтому, чтобы чем–то занять себя, стал рассматривать своих спутников.

Дурнбад лежал, закинув ногу на ногу и протяжно храпел. Его спутанная борода трепетала в такт выдуваемому воздуху. Под рукой у старейшины войны покоился его верный боевой молот, а у живота, поблескивая в свете тускнеющих звезд, покоился шлем. Синеватый доспех гнома, выкованный в Зарамзарате лучшими кузницами затаенно мерцал. В путешествиях Дурнбад почти не снимает своей брони. Он – отважный вояка, задира, сорвиголова, смельчак и безрассудный рубака, всегда готов отстоять свою точку зрения. Если у гнома не получается это сделать словами, то уж кулаки все решат в его пользу. Дурнбад, как и я, имеет много татуировок: подкова – символ удачи, наковальня – герб клана Надургх, кирка, пробивающая щит, снежный барс на плече, руны Владыки Гор на предплечьях и во всю грудь – солнце, поднимающееся над пиками Будугая. Глаза у гнома почти черные, а колючая шевелюра темно–коричневая. Дурнбад – классический уроженец подгорного народа.

Поодаль от него на боку посапывала Настурция. Как две капли воды похожая на свою сестру близнеца, она умиляла мой взор своей женственной и незамутненной красотой. Изумрудные очи, ласточки–брови, роскошная копна густых волос. Настурция – невысокая барышня. В ней чуть больше пяти футов роста. Настурция, как и Эмилия, всегда притягивала к себе мужскую половину населения Соединенного Королевства. Но если колдунья Лунных Врат предпочитает играть с Джонами, Раймондами и Робертами, то колдунья Ильварета сразу дает им от ворот поворот. Настурция, сколько ее помню, держала всех ухажеров на расстоянии. Тут они с Эмилией тоже две черешни. Моя подруга не так давно раскрыла мне тайну, что ее сердце навсегда отдано какому–то загадочному незнакомцу, которому она так и не посмела открыть своих чувств. Что же насчет Настурции? Почему в ее жизни нет второй половинки? Я не знаю. Могу лишь предположить, что она очень избирательна в своих предпочтениях. И это не на пустом месте! Не на каше, заваренной на воде! Настурция – при больших деньгах, с родовым особняком, с влиятельной должностью, с умопомрачительными внешними данными и исключительными магическими способностями, как и я, как и Бертран, Эмилия и Альфонсо – почти не стареет. Эта занимательная история – как все мы вырвали себе долгожительство, но не бессмертие, разумеется. Когда–нибудь я ее припомню.

К Настурции прижалась спиной Лютерия Айс. Магистр Ордена Милосердия тоже хорошенькая. Почти такая же худая, как Серэнити, просто прутик прутиком. Розовые ноздри обрамляют прямой аристократический нос. Брови – аккуратные линии, а глаза у нее желто–зеленые, глаза–хамелеоны, меняющие цвет, внимательные, добрые и большие, как у лани. Волосы у Лютерии Айс короче, чем у Настурции Грэкхольм, однако более пушистые, русые. У магистра Ордена Милосердия нежный голос и плавные движения. Ее одежда – образец чистоты и аскетизма. Украшений Лютерия не носит. Единственное кольцо–печать Лики Всеотца, полученное от Алана Вельстрассена, сейчас сидит на ее среднем пальце. Хоть Лютерия и кажется милой, она обладает сильным характером и несгибаемой верой, за которую готова биться не на жизнь, а насмерть. Серэнити боготворит Ураха с маниакальной страстью, а Лютерия держит свои думы при себе. Однако, когда речь заходит о Всеотце, она непримиримо доказывает точку зрения Храма. Мне пока неясно, насколько хорошо Лютерия владеет шестопером, и каковы будут ее успехи в исцелении наших ран, но предвижу, что обузой она в нашем отряде не прослывет.

Альфонсо! Комок Нервов! Гусь мой закадычный! Самый волнующийся из всех моих друзей! С возрастом ты научился скрывать свои эмоции, но меня не проведешь! Внешне Альфонсо Дельторо кажется самым старшим из нас. Вырос он основательно, и я ему слегка уступаю, дюйм–два. Длинные черные волосы, плотный, однако не толстый, с внушительными бицепсами под крепким доспехом. У Альфонсо внимательные голубые глаза с индиговыми прожилками, ныне чуть дергающимися под сомкнутыми веками. Альфонсо обладатель множества шрамов. Он носит их гордо. Татуировок на следопыте пять: орел, медведь, лисица, волк и филин. Орел – видеть далеко, все улавливать, медведь – сила в сражении, доблесть и неустрашимость, лисица – хитрость, проворство, волк – тишина, незаметность, филин – мудрость леса. Все наколки Альфонсо била Эмилия. Она у нас художница с легкой рукой. Дельторо – человек противоречий. С одной стороны – он скиталец–рейнджер, с другой – разумный глава Энгибара. Первая половина Альфонсо разговорчивая, шутливая, веселая, вторая – замкнутая, терпеливая, беспокоящаяся. Мне отрадно, что мой давний друг женился и завел ребенка. Это событие в будущем еще отразится на нем и его мировосприятии. Мне интересно, каким он станет через лет пятнадцать–двадцать. Но станет ли? Ха! Мы ходим по натянутому до предела канату и, если ветерок подует не туда, – оп, поминай, как звали. Я, конечно, надеюсь, что мы отыщем Филириниль, победим Хрипохор с Вестмаркой, после чего Альфонсо возвратиться в свой Энгибар, к Лике и Каталине Дельторо.

Солнце согнало луну в подол синеющего неба. С его первым светом проснулась Настурция. Она сладко потянулась, зевнула, а потом встретилась со мной взглядом.

– Доброе утро.

– И давно ты на меня пялишься? – хмуро спросила колдунья Ильварета, накидывая на плечи одеяло и как бы прячась в нем.

– Часа как два, а ты на меня?

– Глупые шутки – твоя визитная карточка.

Настурция потерла лицо ладонями, после чего потеребила Альфонсо за плечо.

– Твой мерзкий друг меня пугает, – пожаловалась она следопыту. – Он рассматривает меня, пока все спят.

– Калеб–то? Мерзкий. Ну, есть чуть–чуть. Или не чуть–чуть? Тут кому как. Он уверяет, что любит созерцать эстетику, а ты у нас, как известно – красотка, – хмыкнул Альфонсо, привставая на локтях. – Толковая Каракатица, я прав?

– Более чем! Настурция – само совершенство! – поддакнул я.

– Дельторо, я думала, что ты–то хоть на моей стороне! – почему–то краснея, воскликнула колдунья.

Она легко поднялась и пошла умываться к маленькому родничку.

– Мы все на твоей стороне! – крикнул я ей вслед.

– Но только не ты!

– Что кричите спозаранку, как пигалицы пришибленные? – прокряхтел Дурнбад со своего лежака.

– Это Настурция задает дню настроение, – ответил я. – Считает, что я на нее глазею. А это недопустимо.

– Скажи, Калеб, сколько тебе лет? – спросила Лютерия Айс.

Она тоже проснулась и теперь улыбалась нам. Магистр Ордена Милосердия импонировала мне тем, что, она всегда всем своим видом выражала благодушие и предрасположенность. Видимо такой и должна быть наставница самого кроткого, всепрощающего и ласкового прихода.

– Эм? Я должен назвать цифру?

– Нет. Но предполагаю, что больше, чем семнадцать полных годков? Так?

Альфонсо расхохотался, а я насупился, не понимая, что вызвало его веселье.

– Так.

– Если так, то почему ты не научился разбираться в людях? В их эмоциях и их чувствах? Ты ранишь Настурцию.

– При чем здесь чувства и какие–то раны? Настурция, как всегда, полезла в бутылку прямо с утра пораньше!

– Это грустно, – промолвил Альфонсо. – Но Калеб не притворяется. Он, правда, такой.

– Ваши неприкрытые полунамеки меня бесят! Чего я не вижу?!

– Не вижу я тут еды! – гаркнул Дурнбад. – Где твой волшебный ковер?! Пусть он мне в пожарном порядке принесет чаю, да покрепче, запечённой баранины под чесночным соусом и сыра с дырками, как уши у тролля!

– Ух, какой гурман! – улыбнулся Альфонсо. – Подавайте ему в пути изыски королевского стола!

– А что я такого попросил?! А?! Ты, лесное полено!

Дельторо помрачнел. Дурнбад иногда бывает грубым в своих высказываниях.

– Ты обидел Альфонсо, – попенял я брату по крови.

– И ты заметил это? Странно, – все так же улыбаясь, промолвила Лютерия Айс.

– Заметил!

– Я ответил шуткой на шутку. Он же не маменькин сынок, чтобы расплакаться, а настоящий мужик, – мотнул головой Дурнбад. – К слову, про обиды. Ты, конечно, это делаешь не нарочно, но Настурцию частенько задеваешь.

– Чем?! Вы меня уже достали своими разговорами про меня и Настурцию!

– Невниманием, – улыбнулась Лютерия Айс. – Прояви ее ко мне. Я хочу бутерброды с маслом, так же чай с сахаром и омлет.

– Твои заказы какие будут? – бросив попытки докопаться до истины в речах своих друзей, спросил я у Альфонсо.

– Тоже, что и ты.

– Тогда кофе, яичница и колбаса на хлебе.

– Подходит.

Возвратилась посвежевшая Настурция. Она, заметив, что я вынимаю из сумки Скатерть «На любой вкус», сказала:

– Мне противно быть зависимой от тебя.

– И все–таки. Твои пожелания?

– Всего одно – чтобы ты расшиб себе голову, и дальше мы бы ехали без тебя!

– Она первая начинает меня задирать! – вскричал я. – Ну вы же это слышите! Слышите!

– О, Урах, как дети малые! – всплеснула руками Лютерия Айс. – Этот слепец слепцом, а та злится на него из–за этого! Вы точно мудрые маги или только делаете вид?

– Настурция любит цикорий и творог, – уведомил меня Альфонсо.

– Исполню, – буркнул я.

После того, как все мы поели, сразу оседлали коней, которых погнали во все копыта. Ландшафт изобиловал холмами и покатостями. Наша пятерка то скакала вверх, то неслась вниз. По правую руку текла река Ольса – тоненькая такая, но богатая рыбой и крабами. М–м–м! Крабы! Вкусненькие!

День, впрочем, медленно и неуклонно подходил к концу. За сегодня мы совершили всего две стоянки и третья, последняя, сейчас предполагала сон.

– Мы уже послушали Калеба и Альфонсо. Про Бархатные Королевства и Ноорот’Кхвазам – проговорила Лютерия Айс, кутаясь в свою мантию. – Кто будет рассказывать следующим?

– Кто спросил – тому и карты в руки, – отозвался Дурнбад, грузно плюхнувшись на заросли дрока.

В зарницах разведенного костра глаза гнома стали похожи на две горных пропасти Будугая.

– Хорошо. Я поведаю вам об Островном Королевстве. Кому–нибудь из вас приходилось бывать там?

– Мне, – серьезно кивнул Альфонсо.

– Ты забыл, что я был там вместе с тобой? – хмыкнул я.

– С тобой? Нет, со мной путешествовал какой–то сутулый грач, а тебя я не припомню. Нет.

– Карр! – возвестил я, кинув в Альфонсо охапку папоротника орляка. – Карр!

– О! Похоже, похоже!

– Я, естественно, читала об Островном Королевстве, – сказала Настурция.

– В Железных Горах про эту страну и слыхивать не слыхивали, где это и что это?

– Тогда спешу удовлетворить твое любопытство, любезный гном, – родничком пропела Лютерия Айс, подбрасывая в пламя пару веточек. – С самых пеленок и до десяти ле, я с моим отцом, капитаном маленького торгового судна «Пачули», много плавала по морю Призраков и Абрикосовому морю. В Ледяное море и Радужное «Пачули» не наведывался, это далеко и опасно, а по первым двум, ходил, да.

– Не могу согласиться с утверждением того, что Абрикосовое и Призраков моря тихие гавани, – отметил я.

– И что ребенку на палубе самое место, – поддержал меня Дурнбад. – Я тут недавно с братом по крови колыхался в трюме «Клинка Ночи». Так вот, мне та тряска не в жилу пришлась.

– Меня не с кем было оставить, – ответила Лютерия Айс. – Моя мама умерла родами, а у папы не было денег, чтобы нанять мне няньку. Да и кто бы присмотрел за мной лучше, чем родной отец? Он очень оберегал меня, и… Море… Я полюбила его всем сердцем. Я не боялась его штормов и беснующихся волн. Они, как и пятерка матросов, были мои верные друзья. Но мы отклоняемся от темы, – улыбнулась магистр Ордена Милосердия. – Вы правы, соленые просторы своенравны. И однажды «Пачули2 почувствовал их прихоть на себе самом. В тот день разразилась буря, какой я до этого никогда не видела. Ревел ветер, и ураган рвал наши паруса. Корабль подхватило волной и понесло в необъятную ширь. Сколько бесновалась буря? Сказать не могу. Нас выкинуло в океан Безнадежности, в ту бесконечную гладь, что простирается от края до края. Понять, куда править, чтобы вернуться к рубежам Соединенного Королевства было нельзя. Спустился влажный смог, и звезды смазывались в единое пятно, а солнце словно потерялось. «Пачули» блуждал и блуждал, пока на обозримой кромке не замаячили земли. Мы взяли курс на них. То был архипелаг, принадлежащий коммуне «изысхадов» – одной из народностей Островного Королевства. Мирные, в отличие от большинства этносов этой страны, они приняли нас, обогрели, накормили и рассказали о своей истории. Почти неделю мы провели под кровом гостеприимных изысхадов, а потом, набравшись сил и починив корабль, при благоприятной погоде, отчалили к Соединенному Королевству. Покидая изысхадов, я унесла с собой багаж знаний, к которому отношусь как к сокровищу. Не только потому, что я узнала что–то новое, но больше из–за того, что прониклась культурой и странными обычаями тех людей.

– Ты оказывается, такая, отчаянная пловчиха. Мне пока все интересно, – одобрил Дурнбад.

– Я рада. Итак. Постараюсь поделиться своей эрудицией. Бытует мнение, однако, основанное не на голосовой молве, что все люди Островного Королевства немые или что у них вовсе нет языков. Эти толки, распространяемые в Керане, взяты из торговых взаимоотношений между Соединенным Королевством и государством океана Безнадежности. Мрачные галеры из Островного Королевства никогда не заходят в порты, присылая своих негоциантов на базары на лодках и шлюпках. Это действительно так, но из двадцати–тридцати сошедших на сушу мореходцев всего один будет настоящим уроженцем Островного Королевства. И уверяю вас, он умеет говорить. Его свита – безмолвные рабы, плененные в Империи Хло. Их задача принести сундуки и тюки на рынки Хафлана или иных прибрежных городов. Рабов лишают голоса из–за старого поверья, гласящего, что однажды на трон Островного Королевства взойдет невольник. Силой магического крика он заявит свои права на него, и никто не сможет дать ему отпор. Рабов на разбросанных клочках земли в океане Безнадежности очень и очень много. Вообще рабство в Островном Королевстве – суть естественного уклада. И от этого мне, несомненно, грустно. Мне дали посмотреть на карту владений Островного Королевства. Оно включает в себя более ста девяноста черных пятен на синем фоне. Каждое пятно – это суша окруженная водой. Это селение или крепость, имеющее свой герб и свой изолируемый социум с правилами и уставами. Впрочем, во всем Островном Королевстве есть только три неукоснительных и заповедных принципа, распространяющихся на все пристани–твердыни: беспрекословно подчиняться королю–пирату, отдавать старшего отпрыска Сынам Спрута и не признавать никаких демиургов, кроме Шаггудды. Шаггудда – это Монстр Недоступной Впадины, Бог Воды и покровитель Островного Королевства. Шаггудду изображают как огромного кита с зубами–мачтами, глазами–жемчужинами и золотыми плавниками. На скульптурах их красят настоящим золотом или используют медный порошок. У Шаггудды есть два Сына и две Дочери. Сын Спрут – полководец всех морей и океанов, Сын Осьминог ведает храмами, правосудием и врачеванием, Дочь Медуза отвечает за улов, богатство и семейный очаг, и последняя Дочь Акула повелевает барышами, вольностями и корсарской авантюрой. Получается четверо младших богов и один старший – над ними. Как уверяют «островитяне» что все их короли–пираты тянут свою родословную от Самого Шаггудды и являются воплощениями Его наземного отражения.

– Мне все это известно, но послушать от тебя в таком ключе и вспомнить это очень здорово! – похвалил я.

– Почему в тебе нет чувства такта? Почему ты так и норовишь всех перервать? – раздраженно вопросила Настурция. – Что когда нам Альфонсо давал представление о Ноорот’Кхвазаме, что сейчас, когда Лютерия делится своим опытом – ты неизменно влезаешь со своей эрудицией. Может, мы все будем молчать, и слушать только тебя?