Легенды Соединённого Королевства. Величие Света
Text– Почему ты не убил Элизабет Тёмную сразу после Пророчества Полного Круга или вообще до Него? Зачем было давать Ингри возможность что–то узнавать у королевы? – осведомился Бертран.
– Дроторогор не отдавал мне такой приказ. Почему? Не понимаю.
За дверями послышался шум и крики.
– Серэнити ворвётся сюда с минуту на минуту, – промолвил я. – Она станет тебя пытать, пока ты не испустишь дух.
– Это–то мне и нравится в моей девочке. Её кровожадность вытянет мне все жилы. Дыбы, клещи, кнуты. Я уже предвкушаю то, как они вопьются в мою плоть, – страшно улыбнулся Канахес. – Но я уже рассказал вам все, что знаю. Большего от меня не добиться.
– Все, кроме одного. Ты обошел стороной то, чего желал достичь Дроторогор в Полдень Игл, и что он намерен делать сейчас, – проворчал Бертран.
– Ах, это! – весело воскликнул живорез. – Маленький, но важный нюанс! Убить вас, всех людей, любимчиков Ураха. Созвать своих братьев из Безвременья. Распространить влияние Хрипохора от края до края. Сесть на Трон из костей и черепов, в конце концов. Все же просто, так, глупый Бертран? Да, да, я знаю, как тебя зовут и кто ты такой. Вы у меня все были под платком.
В этот миг в зал вломилась Серэнити, окруженная боевыми инквизиторами. Её булава капала свежей кровью, а бледное лицо блестело от пота.
– Демон! – крикнула она, оценив ситуацию. – Немедленно отойди от Элизабет Тёмной!
– Слушаюсь и повинуюсь, моя дорогая дочь, – промолвил префект Канахес. Он напоследок крутанул кинжал у горла королевы и, не причинив той вреда, встал.
– Преподношу себя на забаву тебе и твоему Ордену Инквизиции, – смиренно заявил Канахес Илька, подходя к моей подруге.
– Ты! Псина! Какая я тебе дочь?!
Серэнити брезгливо ухватила Канахеса за длинные патлы и рывком опустила на колени.
– Волочите эту мерзость в казематы! Я займусь ей чуть позже!
Инквизиторы, числом в десять человек, взяли Канахеса под конвой. Они заковали его руки в цепи и грубо потащили из зала. Серэнити не глядя ни на меня, ни на Бертрана Валуа заторопилась к Элизабет Тёмной. А мы тоже не отстали. Великий инквизитор опустила ладони на виски старой королевы, и из них полился свет. Элизабет Тёмная утомленно открыла глаза и обратила свой взор на меня.
– Калеб… Калеб, нас связывает Уговор Предков… Ты помнишь?
– Да…
– Моя королева, не утруждайте себя. Вам необходим отдых, – перебила Серэнити.
– Нет… Уже слишком… Я не выживу…
Элизабет Тёмная закашлялась. Она перхала и хрипела, но потом приступ её отпустил. Королева Элизабет Тёмная надрывно заговорила.
– Ингри Звездный… Плащ… Предатель… Он пытал меня… Я сказала ему, как превозмочь Дроторогора… Если в обломок Короны Света он вставит Кость Ночи, то Дроторогор окажется слабее…
– Что за Кость Ночи? – тихо спросил я.
– Древняя реликвия Тьмы… Оно находиться в Вельдзе… В Гричинге…
– Гричинг никогда и никому не взять, – мягко промолвила Серэнити.
– Если Вальгард Флейт… Если он заполучит Кость Ночи, он побьет Дроторогора и раздобыв его часть Короны Света скует в Тысячелетнем Громе Корону Тьмы… Тогда Вальгард Флейт позовет Назбраэля… И нам всем придёт конец… Вальгард Флейт… питается кровью Фабиана… Так он становиться сильнее… Фабиан нужен ему живой, чтобы провести обряд Призвания… Если мой внук оденет Корону Тьмы и вскроет себе вены на Алтаре Нечестивого, то Назбраэль… Он станет Фабианом, а Фабиан ниспровергнется в Мир Тьмы…
– Что такое Тысячелетний Гром? – задал вопрос Бертран Валуа.
– Это… Это кузница, где… Урах… отковал Корону Света… Она находится…
– Где? – это я подал голос.
Элизабет Тёмная часто задышала. Целительство Серэнити не могло отодвинуть от неё надвигающуюся Смерть.
– Дроторогор… Ингри мне рассказал, что Он тут… Ему так же нужна вся Корона Света… Он пойдет в Плавень за…
Королева Соединённого Королевства Элизабет Тёмная, супруга Манфреда Второго, мать Вильгельма Тёмного, свекровь Констанции Демей и бабушка принца Фабиана умерла, так и не окончив свою фразу. Вместе с ней для меня ушла целая эпоха… Мои мысли путались и мешались… Дроторогор, Корона Света, Вальгард Флейт, Ингри Звездный Плащ, префект Канахес, Корона Тьмы, Тысячелетний Гром, Вестмарка, Блюдер Рови и Фабиан… Как вас много, фишек во Вселенском Спектакле… Тьма и Огонь вот–вот вцепятся в глотки друг друга, а мы, мы достанемся победителю… Нас не пожалеют. И молить о пощаде будет бесполезно. Секундная стрелка Предопределенности, что застыла в разбитых часах после Пророчества Полного Круга, вновь возобновила свой ход. Тик–так, тик–так – говорит она, – я не остановлюсь пока Белое и Черное, Плохое и Хорошее не сольются воедино, покуда пепел и смог не опустошат каждую пять земли, до тех пор, пока жива Надежда. И я боюсь, что скоро мы её потеряем…
Глава 17. Хрупкость восприятия
Я стоял как вкопанный и глядел на мертвую королеву. Ни я, ни Серэнити, ни Бертран говорить не хотели. Своим молчанием мы как бы отдавали последнюю дань Элизабет Тёмной. Вдруг… Мутные глаза, с застывшими капельками в уголках, вновь обрели зрячесть…
– Урах! Отец Небесный, вы…
– Не она. Я.
Голос был Элизабет Тёмной, но слова принадлежали ни ей. Королева легко встала, и мы все отшатнулись от неё. Нагота, кровоподтеки на теле, старческая дряблая кожа – все выглядело ужасно, гадко и неестественно. И это было оттого, что Элизабет Тёмная не была собой. Она богомерзко жестикулировала и припадала то на левую ногу, то на правую. Ей завладел мой поработитель из Гамбуса, мой Хозяин и мой Господин, Привратник. Мощь и лавина, что полились из королевы, проникали в каждый дюйм естества, крутили его и изводили в судорогах.
– Калеб. Ты слышал о Короне Света?
– Кто ты?! Что ты?! – крикнула Серэнити, остервенело замахиваясь булавой.
Привратник опередил Великого инквизитора, да, как и Бертрана Валуа. Элизабет Тёмная повела сухопарой рукой и два моих друга, как невесомые тычинки одуванчика, отлетели и ударились спинами о стены.
– Ты слышал о Дроторогоре и Вальгарде Флейте? О Вестмарке и Великом Лесе? И Тысячелетнем Громе?
– Да.
– Мне неважно, что Корона Света расколота напополам. Добудь мне её.
– Но как?
Мою душу (да, душу!) пронзила такая боль, что я упал на колени и захныкал.
– Разве ты забыл свое обещание?
– Нет!
– Я приберу тебя в Гамбус, если ты не будешь стараться. Ты хочешь этого?
– Нет!
Привратник почмокал губами Элизабет Тёмной. Как же это мерзко выглядело! Нелепо! Адски! Безобразно! Королевское тело сотряс озноб и та саднящая разум трясучка, что я лицезрел в Первородном соблазне у плешивого и червивого енота, коего потом съел.
– Найди Филириниль. Он путь к свержению Дроторогора и Вальгарда Флейта.
– Хорошо! Хорошо! Хорошо! – заскулил я, мучаясь и изнывая под гнетом Привратника.
– Мое терпение не безгранично. Займись уже делом. Нашим делом. Самым важным делом.
Привратник огляделся.
– И чтобы ты поспешил, вот тебе моя Отметка Арбитра.
На моём предплечье, там, где мне некогда вытатуировали фонарь над блеклым городом, засветилось маленькое пятно Тьмы. Оно словно ожило и расщепилось на щупальца, которые впитались в мои жилы. Отметка Арбитра растворилась во мне и засела, как поразит в кишечнике.
– Оно иногда, будет причинять тебе физические страдания. Это тебя поторопит.
– Я сделаю!
– У тебя нет выбора, – промолвил Привратник, опадая на пол. Последние его слова были произнесены шёпотом: – Ты мой.
Тут же вся магическо–геометрическая вуаль вобралась в королеву Элизабет Тёмную и исчезла, освобождая нас от своего влияния.
– Это тот Привратник? – выдохнула Серэнити, приходя в себя.
– Он самый.
Великий инквизитор подошла ко мне вплотную. Она стала меня прощупывать.
– Эта Отметка Арбитра… Я не ничего чувствую… Никакой опухоли или язвы.
– Я так думаю, её так не отыскать… Даже тебе.
– Я осмотрю тебя более внимательно, чуть позже. Ладно?
– Конечно.
– Что еще за Привратник?! Что это за чучело всемогущее?! – воскликнул Бертран Валуа.
– Мне надо о многом тебе рассказать. Он – одна из моих насущных проблем, – ответил я, потирая предплечье. – Серэнити, ты сейчас займешься демоном?
– Безотлагательно.
– Я бы сам пересказал тебе то, что он тут нам с Бертраном сообщил, но… Ты же захочешь получить сведенья из первоисточника?
– Так правильнее.
– Он поведает тебе страшные вещи. Я… Встретимся с тобой утром, чтобы обсудить как нам быть дальше.
– Ночи с ним мне хватит, – согласилась Великий инквизитор, проводя латной перчаткой по волосам Элизабет Тёмной. – Я распоряжусь о том, чтобы королеву подготовили к погребению, и завтра отправлю птицу Констанции Демей. А ты… Сегодня отдыхай, Шаттибраль… Выспись, если сможешь.
– Тут не сон нужен, здесь необходим бочонок вина, – вклинился Бертран Валуа, убирая свой дротик куда–то за плащ.
– Ты, тролль тебя побери, прав, как никогда! – отозвался я. – Пойдем, напьемся!
– Только не переусердствуй, – насупилась Серэнити. – В девять утра, я жду тебя в Ордене Инквизиции.
– Договорились.
Мы тихо, друг за другом, покинули зал. То, что творилось за его пределами, меня буквально повергло в шок. Всюду, в разных позах, валялись живорезы, они же буревестники Канцелярии Правосудия. Над потолками болтались, словно коровьи туши у мясника, обглоданные и изрезанные люди. И не было им числа… Головы, отрубленные головы, как мячики, засели в штыках на стропилах лестниц. Повсеместно встречались письмена, куцые и тлетворные дипинти и граффити, они походили на руны Хрипохора, но теперь я знал, что их корни лежат во Тьме. Липкий пол, свечные огарки и плодящиеся за шторами тени… И всюду непереносимая вонь гниения! Замок Шальха, когда–то светлый и многолюдный, превратился в оплот сумрака и скорби. Повстречавшийся мне слуга с раздробленными колотушкой пальцами и вывернутыми наизнанку ребрами, заставил меня стошнить. Бертран тоже брел весь зеленый. Рыцари–плютеранцы, солдаты, их сержанты и капитаны, а также жрецы Братства Света сдергивали трупы людей с веревок, а живорезов скидывали в кучи. Серэнити задержалась у одного из инквизиторов, чтобы переговорить, а мы с Бертраном, чуть ли не бегом, зашагали к выходу, наружу. Воздух… Какой же он сладкий! Какой приятный! За воротами замка Шальха я втянул его в себя всеми легкими. Бертран тоже никак не мог отдышаться. Как две тряпичные куклы, мы на ватных ногах пошли по улицам и переулкам. Отыскать таверну, что снабдила бы нас спиртным, оказалось достаточно сложно. Столица Соединённого Королевства, как я ранее приметил, опустела и одичала. В Мышиной Дыре мы все–таки сыскали незаколоченное питейное заведение. «Шершавая Ящерица» называлось оно. В холле я насчитал всего десяток мужчин и трех скучающих куртизанок. Мы были никому неинтересны. Бертран плюхнулся на потертый стул в самом дальнем углу, так чтобы смотреть на входную дверь. Я умостился напротив него.
– Сначала ты или я?
– Давай я.
Нам принесли по пинтовой кружке отвратительного сидра. Первый же глоток обжег мою трахею едкой горечью, отдававшей яблоками и лимоном. То, что знахарь прописал. На закуску подали острые колбаски с зеленым свежим луком и вяленую рыбу. Я повел беседу о себе с того момента, как ко мне доставили в Шато письмо от Элизабет Тёмный и окончил её на третьей порции сидра. Бертран порядком охмелел, но его взгляд все так же неуклонно буравил мои глаза и изредка переезжал входную дверь (привычка).
– Говоришь, Эмилия теперь… другая?
– Светочь. Она может вернуть ей прежнюю красоту, украденную Таурусом.
–М–да… Надо за это взяться… Еще Укулукулун, Привратник, Корона Света, Дроторогор, Буль Золотобородый и его трухлявое Каменное Королевство! И прочие! Вселенная на тебя обозлилась, что ли? Что ты учудил? Достал звезду с неба? А Гамбус и Фарганорф! Толковая Каракатица, чего ты только не повидал за последний год! На толстую книгу хватит!
– Страниц в семьсот!
– Ничего, разгребем все это как–нибудь…
– Ты пойдешь со мной?
Бертран сделал маленький глоточек и промокнул рыжие усы салфеткой.
– Калеб, я хочу, очень хочу, но не могу. По крайней–мере в ближайший месяц–два.
– Из–за Магика Элептерум?
– Нельзя её бросать. Ну, нельзя вот от слова «никак»! Я остался в ней единственным магом, и кто его там разберет, что станет с Шальхом и остальной провинцией, если оставить её без присмотра. Ты сам видел, на что она способна.
– Значит, уйду без тебя…
– Клянусь своей честью и своей ненаглядной теткой, упокой Урах её в Мире Света, я присоединюсь к тебе и помогу расщелкать твои заботы, как только все в Магика Элептерум придёт в норму. Я разошлю воронов к другим магистрам и попрошу их вернуться обратно. Нам надо выбрать архимага, привести все в порядок… Калеб, я разыщу тебя. Где бы ты ни был. Ты веришь мне?
– Но потом?
– Да.
Я поглядел на Бертрана. Он искренне переживал за меня и… за Эмилию. То, что дама его сердца подверглась столь жестокой участи, отдавалось в нём глубоким страданием. И я тоже безмерно волновался за Весенний Шторм, потому что… Этого я Бертрану не открыл. Побоялся.
– Ты получил моё послание? Я отправлял тебе его из Ильварета.
– Послание? От тебя? Нет. Магика Элептерум до сегодняшнего дня выжигала всех и вся в радиусе семи футов. Недели подряд! Или того дольше?
Я достал из сумки блокнотик и показал Бертрану закорючки Джеда Хартблада.
– Расшифруешь их?
Мой друг задумчиво пожевал усы. Он повертел страничку так и эдак, а потом убрал к себе за пояс вырванную страницу.
– Мне не знаком этот язык.
– Я думал, ты все их знаешь.
– Ага, весь миллион и ещё десяток сверху. Калеб, я мастер–переводчик, филолог и лингвист, это так, но иногда мне попадается то, с чем я раньше не сталкивался. Твой Джед Хартблад, как пить дать, использовал тут свой собственный шифр.
– Но ты попробуешь его понять?
– Скажу больше. Я точно переведу этот текст. Мне просто нужно время.
– От твоих познаний зависит, умрет Серэнити или нет. Живая Вода может сработать в любую секунду. И я до сих пор поражаюсь, что этого еще не произошло.
– Пока Урах хранит её. Я запишу твоё задание в список – «важнее важного». Как только я составлю из «этого» что–то дельное – сразу перешлю тебе.
– Как?
– То мои заботы.
– Опять секреты?
– Если бы! – расхохотался Бертран, обливаясь водянистым сидром. – Ну вот, белую рубашку испортил! Кто постирает её, а? Ты?! Иди, стирай, тебе говорят! Правда, после боев с живорезами ее давно стирать пора…
– Не велика беда. У тебя их полным–полно в шкафу.
– Я слежу за своим гардеробом, да, не то, что ты. Весь в черном и только в черном. В одном и том же черном. Всегда!
Бертран Валуа улыбнулся своей фирменной улыбкой.
– Теперь моя очередь излиться тебе в уши.
Монолог Бертрана такими опасными приключениями как у меня, не блистал. Там он ведьму злую прижал, тут выявил тлетворного колдуна, сям победил болотных кикимор. В общем, его тоже покидало по поручениям Магика Элептерум, но все было ему по плечу, и со всем он прекрасно справлялся. За заслуги перед Свихнувшейся Башней и за долгие годы службы Уфций Ринаут вручил Бертрану жезл Шпицрутен, который умел утраивать потенциал творимых заклинаний – Огня, Мороза и Молнии. Бертран теперь усердно тренировал элементарную магию и достиг в ней определенных успехов. Мой друг продемонстрировал мне вполне сносную сферу дезинтеграции. Её появление на вытянутой руке Бертрана разогнало всех выпивох, что делили с нами кров «Шершавой Ящерицы». Трактирщик же и его дамы легкого поведения ретировались за дверь у барной стойки.
– Тебе бы Шпицрутен пригодилась больше, чем мне.
– Я и без неё прилично колдую подобные штуки, – хмыкнул я, воспламеняя Лик Эбенового Ужаса.
– Чего мне твоя палка–скакалка? Будем теперь меряться, кто в хитросплетениях волшебства осанистее да кто в мистицизме продвинулся дальше? – спросил Бертран, освобождая из покровов своего плаща десяток иллюзий–двойников. Все они стали тыкать в меня пальцами и показывать неприличные жесты. А кое–кто из них забавно кривил рожицы. Потом они обступили меня плотной гурьбой и стали плясать танцы живота.
– Хватит! Хватит! – расхохотался я, расплескивая недопитый эль на колени. – Твои фантомы кого угодно от смеха заставят умереть!
– Ты хохочи громче, так треснешь по шву!
– Моя голова скоро треснет от этого сидра! Чую, ночка выдастся в обнимку с графином воды.
– Или с тазиком?
– Типун тебе на язык!
Я и Бертран пропустили еще по паре стаканчиков захудалого виски. Мы сами взяли его с полки и положили на прилавок, в уплату за него, серебряного Манфреда Второго. Предаваясь воспоминаниям прошлого и превратностям грядущего, я и не заметил, как за окном проступила ноздреватая луна. Её бледные лучи легли между мной и Бертраном.
– Канахес Илька, наверное, уже испустил дух и… Насчет Серэнити… – как бы нехотя заикнулся Валуа.
– Ты про то, что Канахес наплел ей о том, что ею предводительствовал Дроторогор?
– Не наплел, а сказал правду о её родстве с Хрипохором.
– Она не поверит ему. Да и кто докажет, что префект не лжет? Никто.
– А я бы с горяча так не судил.
– Ты веришь ему?
– Как и ты.
Бертран попал в яблочко. Я уже давно подозревал о том, что Хрипохор приложил свою паклю к челу Серэнити, но… Я гнал эти мысли. Потому что, если все так и есть, то… То, что?
– Ты клонишь к тому, что может случиться что–то непоправимое?
– Я твою подругу знаю только заочно. Известная персона, конечно… Как она отреагирует на трепотню Канахеса? Просто пропустит мимо себя или совершит что–то дурное?
– Ты намекаешь на…
– Ага. Та история с Эмилией и потеря ею красоты. Что она сделала?
– Попыталась утопиться.
– Тут не будет такого же?
Я откинул стул, на котором сидел.
– Бертран, твои мысли, я надеюсь, летят быстрее действий! Бежим!
Как ошалелые, мы выкатились из «Шершавой Ящерицы» и понеслись к Вилика Ура Светелик – внушающей пиетет площади, на которой незыблемо, уже века и века стоит Храм Ураха. Преодолев несколько мощеных булыжником дорог и десяток аллей и бульваров, Грозная Четверка в лице меня и Бертрана, запыхавшись, заколотили в золоченые ворота. Бум! Бум! Бум! Пока мы ждали какого–то отклика изнутри, я уставился на рдеющую жаровню, что находилась неподалеку. Её угли практически прогорели… как, возможно, и жизнь Серэнити… Спустя долгих пять минут нам открыли. На пороге нас встретили четыре боевых жреца и ключник Храма. Я сбивчиво объяснил им кто я такой и кого хочу видеть. Видимо, Серэнити отдала какие–то распоряжения насчет меня, поэтому нас пропустили вовнутрь. Мне было некогда любоваться великолепным убранством Обители Всеотца, и оттого я лишь мельком отметил, как вокруг восхитительно всё устроено. Золоченые ходы–выходы, лестничные марши, колонны с канелюрами, пульсары в рамках из факельных зарниц, алтари с куманикой и слюда с хрусталем. Робкие монахи и монахини, завидев нас, нарушающих покой анфилад своим топотом, отскакивали. как от огня, и жались к вездесущим барельефам, восхваляющим подвиги Ураха. Пухленький дьячок, что должен был нас сопроводить в личные покои Великого инквизитора, пыхтел и причитал, так мы торопили его побыстрее устроить нам аудиенцию с Серэнити. Палаты Ордена Инквизиции занимали в Храме Ураха самую западную его часть, а моя подруга жила в их ядре. Перед лилейной дверью застыл лысый инквизитор с алебардой. Он растерянно перегородил нам путь своим оружием.
– Великий инквизитор никого не принимает в такой час! – попытался остановить нас инквизитор.
– Открывай! – рявкнул Бертран. – Открывай, пока я из тебя кучу навоза не сделал!
– Урахом заклинаю! Открывай или я ее выбью! – вторил ему я.
– Вы с ума сошли?!
Тут из–за угла вывернул наш ключник. Он принялся сумбурно втолковывать стражу, кто мы такие и зачем пожаловали. Пять секунд, семь, двенадцать… Я схватил инквизитора за наплечник и, откинув в сторону, повернул дверную ручку. Заперта, зараза! Концентрация… Лик Эбенового Ужаса осклабился Пламенным Цветком.
– Назад! – скомандовал я.
– Чего ты творишь?! – в один голос завопили ключник и инквизитор.
Бабах! Моя преграда разлетелась в щепки.
Инквизитор ткнул в меня алебардой, но её пресекла Пиявка.
– Бертран! Прикрой меня!
– Стража! Стража! Стража!
– Иди! – тряхнув рыжей шевелюрой, отозвался Бертран. Его фантомы уже вовсю сновали промеж меблировки и чинных статуй героев и святых.
Небольшая приемная и три комнаты… которая из них? Та или эта?! Мне повезло с первого раза… Веревку она завязала над балкой, над той, что поддерживала люстру… Валяющийся табурет и силуэт, что повис в холоде и тишине… Заливаясь слезами, я обнял её ноги и поднял их вверх…
– Бертран! Бертран!
Мой друг с рассеченной бровью появился почти сразу.
– Руби веревку!
Не говоря ни слова, Бертран установил на прежнее место табурет, забрался на него и рассек узел Пиявкой. Серэнити опала в мои руки… Ее синее лицо и остекленевшие глаза пронзили моё нутро, как меч. Я уложил её на кровать и, судорожно, сбивая пальцы в кровь, стал рвать тугую петлю на тонкой шее. Сзади послышались крики, и Бертран метнулся за мою спину, но я не обратил на это никакого внимания. Серэнити… Серэнити, очнись! Ну, пожалуйста! Пожалуйста! Я, как безумный, тряс свою подругу и умолял не покидать меня… Мои бока взяли в стальные тиски… Меня оттаскивали, а я брыкался и вопил, вопил, вопил…
– Жреца! Приведите сюда жреца!
Какой–то старичок в зеленой мантии склонился над Серэнити. Он потрогал взбухшую жилку на виске моей подруги и принялся за искусственное дыхание. Вдох–выдох, вдох–выдох…
– Помогите мне! – распорядился он. – Поднимите ноги вверх, чтобы её голова оказалась их ниже!
Тут же два послушника выполнили это.
Старичок сделал массаж в области трапециевидных мышц и шеи, используя принцип от центра к периферии, то есть от лопаток к голове. Потом он сильно потер за ушами и повторил вдох–выдох. Потом снова затеребил за ушами. О, чудо! Чудо из чудес! Серэнити надрывно закашляла, а я зарыдал как ребенок…
– Серэнити! Что ты натворила?! Что ты только наделала?! – мой голос срывался на хрип. – Дура! Дура! Дура!
– Калеб… – чуть слышно промолвила моя подруга, обессиленно откидываясь назад.
– Ей необходим покой! – гаркнул старичок. – Все вон! Вон!
– Нет… Пусть он побудет со мной… Пусть… А ты, Роджер, уйди…
– Миледи…
– Я приказываю… И если кто–то проболтается об увиденном… Я лично прослежу за его незавидной судьбой… Всем ясно?
– Да, Великий инквизитор! – хором ответили мужчины и женщины.
Человек двадцать нас было в опочивальне Серэнити. А осталось двое. Бертрана, так как про него разговора не было, ретиво увели за дверь.
– Серэнити, глупая моя Серэнити…
Я уперся мокрым лбом в рясу своей подруги. Её ладонь коснулась моих волос.
– Он все рассказал мне … Я чудовище, Калеб. Чудовище. Мне нельзя жить.
– Нет! Нет! Тысячу раз нет!
– Я наполовину живорез. Наполовину та, коих ненавижу. Я демон. Я исчадье Бездны.
Только сейчас я заметил, что её руки были все изрезаны. Те символы, что Дроторогор поместил на Великом инквизиторе, покрывала застывшая пленка крови. Она пыталась срезать их с себя.
– Серэнити, милая моя, послушай… Ты не такая! Ты человек! Ты Воля и Длань Ураха! Он тебя любит! Я тебя люблю! Эмилия тебя любит! Грешем! Снурфи! Малыш Снурфи! Помнишь его? Мурчик, тот вредный кот! Вспомни о нас, мы есть у тебя! А это уже не мало! Ты нужна нам! Такая как есть! Зачем?…
– Мой Бог и вы… Да. Но я… Я грязная, нечестивая, испорченная… Как я смогу теперь с этим быть… Носить в себе это Зло…
– А я? Я–то кто такой тогда? Я некромант! Попиратель всех Устоев и Канонов Храма! Призыватель Мрака! Убийца и осквернитель Сущего! Я – тлен и разложение, именующее себя Калебом Шаттибралем! Но ты показала мне, что такое Свет. Ты выволокла меня к Нему! И я сражался за Него, за Ураха! Такой как есть! Мы необходимы Ему! Мы – Его Орудия и Ему все равно, какое у нас происхождение! Важно только то, что есть внутри! Только это!
Моя подруга устало прикрыла глаза.
– Без тебя Хрипохор поставит нас на колени. Король вампиров, Вальгард Флейт, заполонит Соединённое Королевство призраками и ходячими мертвецами. Констанция Демей лишится своего самого преданного заступника. Орден Инквизиции придет в упадок, а я, я осиротею…
– Все они… вы…
Я стиснул кулаки и гневно крикнул:
– У тебя есть долг, Серэнити, треклятый долг! И будь добра выполнить его! Тряпка ты или Великий инквизитор?!
– Шаттибраль, как же я ошибалась в тебе…
– Пообещай мне, поклянись Урахом, что больше не повторишь такого. Никогда!
– Тебе?
– Мне, твоему лучшему другу! Здесь и прямо сейчас!
– Я… Я… Я… клянусь…
– Урахом!
– Урахом.
Я лег рядом с Серэнити и нежно обнял её за плечи.
– Спи, моя родная, спи… Сон освободит тебя от страданий.
– Спасибо… Калеб…
Так мы и заснули. Серэнити с тесьмой на воспаленной шее, а я весь в слезах, неумытый, потный и радостный…
Великий инквизитор разбудила меня с первыми лучами солнца. Она была бледна, но её льдистые глаза горели прежним холодным огнем. Новая чистая ряса, отороченная серебром по рукавам и чудесный шелковый шарф, повязанный у горла, – такой она предстала предо мной. Серэнити, видимо, успела омыться, и от неё шёл приятный запах жасмина и эфирного масла.
– У меня есть незаконченное дело.
– Канахес? – спросил я, садясь на кровати. Вчерашний сидр бередил жилы и ломил мне все тело. Похмелье! Как интересно Бертран себя чувствует? Небось, завалился прямо на порожках Магика Элептерум и засопел.
– Твой перегар отвратителен.
– Прошу прощения, леди.
– Да, Канахес. Я велела сжечь его.
– Прилюдно?
– Нет. На заднем дворе моего Ордена. Народу Шальха видеть его отвратительный лик воспрещено.
– И это произойдет вот–вот?
– Мне нужно… Чтобы ты был рядом со мной. Иначе я могу… Сорваться.
– Я тебя понял. Идем.
Не каждый календарный день инквизиции Шальха ознаменовывается аутодафе. А тут… предавать огню будут не мелкую сошку, а самого префекта Канцелярии Правосудия, живореза–буревестника, пособника Хрипохора, личного ставленника Дроторогора и отца Серэнити. Как я уже много раз говорил – я не тот, кто приходит в восторг от чьей–либо смерти. А такая вещь, как костер и живое на нем существо… Нет, это не про меня. Однако я должен поддержать Серэнити. Я обязан не позволить ей потерять саму себя и предотвратить её прыжок на пылающие дрова Канахеса. Ведь, он… её отец. О, Вселенная, он её папа! Что сейчас творится внутри Серэнити?… Шторм…
Дворик, где треугольником накидали поленьев, сиял зеленью и ухоженностью тропинок. Птички пели в кронах деревьев и поклевывали зерно в кормушках. Сливы, сочные мягкие сливы, гроздьями свисали с веток. Я сорвал одну, потер о полу мантии и надкусил. Кислая! Почему? Я выкинул фрукт и начал готовить себя морально к тому зрелищу, что должно было тут произойти. Серэнити судорожно крутила медальон Ураха. Её челюсти, казалось бы, сжались до хруста. Она заплела свои роскошные волосы в тугую косу и теперь, грозно красивая, но необычайно дерганная, ждала, когда приведут живореза. В цепях на руках и ногах, его спустя пятнадцать минут, вывели к лобному месту. Следы вчерашнего допроса мириадами засечек и нарывов, исполосовали Канахеса Ильку сверху донизу. Глядеть на него было страшно! Заплечные мастера Ордена Инквизиции постарались над ним на славу. А ведь когда–то, не так давно, если бы не Серэнити. меня бы запекли в «медном быке». Тогда Эмилия поскользнулась и из её сумки выпал амулет, извращенный Дромбильхвалем, покровителем Лунных Врат. Послушники инквизиции тогда схватили нас и пытали, но Серэнити появилась вовремя и спасла наши души. В ту зимнюю пору Сон–Травы (первый месяц зимы) она еще не стала нам подругой, и только приказ Констанции Демей – не причинять вреда королевским гостям, отодвинул её десницу от желанной потехи.
Канахеса подняли на эшафот и грубо привязали к столбу. Поленья обильно полили смолой и закидали сухим валежником. Инквизитор, весь в черном и в бесстрастной маске, оцепенел с факелом в руке. Через прорези маски он неотрывно смотрел на Серэнити, ловя любой признак её «отмашки» начать.
Моя подруга подошла к живорезу.
– Я, Серэнити, Великий инквизитор Иль Градо и примас Братства Света, начинаю судилище над отпрыском Тьмы…
Её голос чуть дрожал. Усилия, которые она прикладывала к себе, чтобы не сорваться на крик, ощущались мною почти физически.
– Моя доченька так выросла, – улыбнулся Канахес выбитыми зубами.
– Во благо Соединённого Королевства!…
– Так возмужала!
– И всего человечества!…
– Моя жестокая и непримиримая малышка!
– Властью и Законом Ураха!…
– Ах, как же ты хороша!
– Я приказываю!…
– Любуюсь тобой! Скажи это уже своему папочке!
– Казнить тварь Великого Леса!
Костер вспыхнул озорно и весело, а дикий ор Канахеса Ильки лишь подстегивал его темперамент. Запахло жаренным мясом…
– Ты принадлежишь Дроторогору! Ему! И Хрипохору! Тебе не изменить саму себя!
По щекам Серэнити потекли прозрачные ручейки, но она стояла с высоко поднятым подбородком. В этот момент я гордился ею и, вместе с тем, испытывал жгучую боль за неё. Серэнити страдала, ох, как она страдала.
– Катись в Бездну к Назбраэлю! – заорал я в ответ, заслоняя собой подругу.
– Шаттибраль! Ааааа! Калеб Шаттибраль! Сердобольный и глупый маг из Шато, что у Моря Призраков! Уааааа аааа! А ты не знал о том, что… уаааа, что… Серэнюшка, твоя Серэнюшка, эта льдинка–снежинка, моя плоть от плоти, она… над ней надругались в монастыре Ордена Креста, как над панельной девкой!…ааааа! Когда она была послушницей, аббат запирал её в своей келье совсем не для того, чтобы читать молитвы! Ууууууу! Ааааа!
– Ложь! – несвойственно тонко воскликнула моя подруга.
– Шаттибраль! Я же… аааааа… говорил тебе, что у моей дочери нет от меня секретов… ааааа! Тот аббат, я специально вклинил ему в голову похоть… Уаааааа! Я разжигал ненависть в Серэнити и зачинал в ней отчаяние… Ааа! Пока он, раз за разом, брал её, скованную моей магией, она опускалась в яму самобичевания, которая потом, как море… Уаааа! Вылилось из неё потоком линчевания, деспотии и репрессий…
– Заткнись! Заткнись! – иступлено взревела Серэнити. – Подохни, уже! Подохни!
– Ааррррххх… Жаль, доченька, Калебу тебя жаль… аааааа, ты стала безумной, испорченной и одержимой, как я того и хотел!…ааа! Ха! Исковерканная душа, познавшая грубость и распущенность жирного борова, облаченного в рясу Всеотца… Она ненавидит всех мужчин, и стыдиться саму себя! … аааааа! Не выйти замуж моей доченьке, нет, не выйти…Уаааа! Расскажи Калебу, что ты учинила с тем аббатом, когда мои буревестники заявились в Орден Креста? Ты убила его! Забила жирандолью! Любо–дорого было смотреть! Не мои рабы, а сама! Аааааа! Тогда ты убила человека в первый раз! Уууу… Как же я праздновал тот день! Как пьянствовал! Ныне ты убиваешь всех и вся! И меня… Лапочка моя… Аааа! Меняяяя…
– Какой же ты мерзкий–премерзкий гад! – хрипло заорал я, неосознанно оголяя Альдбриг.