Не представляю, как отреагирует Альфонсо на то, что ему нужно будет покинуть Энгибар и отправиться со мной в Ильварет. Однако точно могу сказать, что он заворчит о том, что ему не на кого будет оставить Священную Рощу. Чем больше пролетает лет, тем меньше Альфонсо стремится ввязываться в приключения. Ко мне это тоже относится. Дайте мне сидеть в Шато, собирать травки да грибки, и я буду счастлив. Тут мы с Альфонсо похожи. Впрочем… Герои не избирают пору, когда надо покинуть уют насиженных мест и отправляться вершить подвиги. Так случилось со мной, так произойдет и с Альфонсо. Я намеревался прихватить в Ильварет не только его, но и Бертрана, но неразбериха Магика Элептерум, вероятнее всего, не позволит ему сопровождать «половину» Грозной Четверки.

Вспомнив родных мне людей, я вновь переключил мысли на Магика Элептерум. Примечательно, что она не одна такая мире. В разных точках нашего континента, Олфолии, есть и подобные ей. В Бархатных Королевствах, во владениях прайда Шерстяного Хвоста дыбится практически точная копия Магика Элептерум. Копия, разумеется, сказано громко, но песчаник Когтистого Скарабея – монументального строения с шипами–парапетами, так же передвигает свои глыбы, как заблагорассудится. В Рунном Королевстве есть башня Двух Ликов. Оледеневшая и мерцающая своим собственным светом, она стала обиталищем для «морозных кудесников», общины лицегрудых виалов, практикующих магию холода и мглы. В прериях Камнепадов из Острохвостии так же виднеется силуэт башни, что изменяет самую себя. Из–за бесконечных землетрясений и схождений камней, подобраться к ней невозможно. Мышки Острохвостии (ну как мышки, – большущие крысы ростом с мягкошерста), нарекли её Ветреная. Ноорот’Кхвазам эндоритов и Островное Королевство так же имеют подобные башни. Первая, Паучья, оплетена молочными сетями и наглухо закрыта. Вторая – Шепот Моря – резиденция «молчаливых служителей». В Империи Хло и в Клирдвайте чернокнижника Юдвинга имеются тоже подобные Магика Элептерум пилоны. Ни в одной из них, кроме Свихнувшейся Башни, мне побывать не довелось. Однако я много читал о них и могу заявить, что они есть нечто нераздельное целое. Какие–то невидимые нити соединяют их между собой. Об этом пишут Рули Шури и преподобный Роджер, хранитель анналов Черного и Белого Знания – общины, собирающей сведения о мироздании в целом.

Некогда, будучи мальчишкой, голодным и до жути долговязым, я попытался поступить на обучение в Магика Элептерум, но провалился на вступительном экзамене. Меня осмеяли, и только Лорина, отпечатавшаяся в моей душе отблеском добра, соизволила направить меня на путь, что стал мне путеводной звездой в будущее. Я часто вспоминаю Лорину… Я хотел бы принести ей цветы на могилу, но не знаю, где ее упокоили… Бертран тоже мне в этом не помог… Кладбище Магика Элептерум занимает собою несколько акров земли у подножия Ночных Небес и таблички на саркофагах не имеют имен – такова традиция. Считается, что ушедший из жизни маг растворяются в потоке Вселенской энергии. Что он (или она) теряет своё мирское «я» и потому, в знак очищения и нового этапа Бытия, его (ее) эпитафии содержат лишь символы элементов – «вода, пламя, земля, воздух, дух».

Срэнити ерзала в седле, и её белоснежные волосы постоянно щекотали мне нос, щеки и лоб. Я чихал ей в затылок, а Великий инквизитор недовольно ворчала. Поездка вдвоем на одном коне, даже на таком, как Юнивайн, удобством не отличалась. Стесненные друг другом, мы мечтали о конце нашего путешествия. Особенно Серэнити. Ей не нравилось, что я к ней прижимаюсь и изредка хватаюсь за ее талию. Извините, Великий инквизитор, мне тоже не по нутру ваши космы! Из–за них практически ничего не видно! В очередной раз я убрал мелованную прядь от глаз и, повернув лицо вправо, я приметил, что наш курс сместился к югу. Шальх, по моему мнению, лежал куда восточнее. О чем я и крикнул Юнивайну. Призрачный конь заржал, но продолжил нестись туда, куда наметил. Что это с ним? Ответ на свой вопрос я получил через два часа. Юнивайн как–то почувствовал неладное… Он затормозил между двух оврагов. На расстоянии полета стрелы от нас шла сеча. Звуки соприкасающейся стали, стоны и хрипы погибающих, скорбно оглашали округу. Серэнити оглянулась на меня.

– Ты видишь это?

– Как и ты.

– Львы Иль Градо против проклятых Лосей Плавеня!

По моим прикидкам на пятачке сошлось не меньше тысячи солдат, и рубились они, как полагаю, с рассвета. Конницы я, как я видел, было немного. С одной стороны тридцать рыцарей, а с другой где–то двадцать–двадцать пять. Я моргнул, а вдали пика пробила чей–то шлем.

– Твои предложения? – тихо спросил я.

– Надо ввязаться в драку! – ни секунды не раздумывая, рявкнула Серэнити. – Юнивайн, вперед!

Но призрачный конь не двинулся с места. Он ждал то, что скажу я.

– Серэнити, мы же погибнем! Ты погляди, сколько их!

– Твоя магия наведет переполох в рядах Плавеня, а моя булава поддержит её!

– Послушай…

– Ты, что? Трусишь, Шаттибраль?!

– У нас есть миссия…

– Знаю, однако тут гибнут люди Иль Градо, и я не могу их бросить!

– Хорошо, хорошо… Нам нужен план!

– Заряжай свою перчатку Молнией. Вклинимся в центр. Там я спрыгну, а ты поскачешь по кругу, испепеляя всех и вся.

– Как вариант, – с сомнением в голосе откликнулся я.

Перенаправив мысли на Лик Эбенового Ужаса, я втягивал в его турмалин под безобразным черепом некромантические чары, черпаные мною из вонючего и унылого жерла Назбраэля. Всполохи красной энергии, вышелушенные муками и агониями миллионов душ, образовали на навершии посоха багряную каплю. Она расщепляла пространство миазмами и само её присутствие отравляло реальность смрадом и разложением. Серэнити почувствовала Зло, что я сотворил. Она плотно сжала губы, а я вытащил Альдбриг и поместил его чуть ниже бедра. Великий инквизитор то же приготовилась. Щит Нолда Темного в одной латной перчатке и колючая булава – в другой.

– Юнивайн, мчи в середину. Там сбросим Серэнити, а затем понесемся к тем рыцарям. Нам необходимо их… угомонить.

Призрачный конь постучал копытами, после чего двинулся вперед, с каждым мгновением прибавляя в скорости.

Наше появление (Юнивайн – конь не какой–то там масти) переполошило как защитников Иль Градо, так и нападающих Плавеня. Призрачный конь, невзирая на опасность, пробежал через тонюсенькую тропку, не занятую ратниками, и метнулся в сердцевину бойни. Серэнити опустила булаву на чей–то шлем. Хршм! Донесшийся до меня хруст и капли крови, что оросили мою мантию, подсказали – бедолаге конец. Великий инквизитор грациозно спрыгнула и с воплем: «Урах! Урах! Иль Градо!» устроила вокруг себя настоящее побоище. Я мельком увидел, как промялся нагрудник под тяжестью её оружия и буквально сразу за этим кто–то получил щитом в лицо. Серэнити присела, подсекла острой рукоятью булавы сухожилие, размахнулась и сломала коленную чашечку человеку, чей вой ворвался в мои уши подобно шторму. В круп Юнивайна угодил арбалетный болт. Он промелькнул сквозь всполохи его естества и вонзился в глазницу солдата.

– Юнивайн! Гони по кругу!

Призрачный конь припечатал копытами парня со знаменем Лося (копыта, к моему удивлению, обрели материальность!) и сиганул на периферию военных действий. Туда, где махалась мечами кавалерия. Мы лавировали, и я тыкал Альдбригом куда придётся. Пару раз я точно попал. Между тем ор, мольбы и стенания все возрастали. Я, очутившись в самой гуще Смертельной Жатвы, был преисполнен жара и трепета. Как выжить в этой мясорубке?! Я всего–то пару раз участвовал в таких баталиях! Чем ближе я подбирался к закованным в латы рыцарям, тем больше волновался. Одного удара пики хватит, чтобы пробить меня насквозь! Бзынь–бзынь–бзынь, – говорил метал, и река крови текла подобно Альтараксису. Я чудом умудрился оббежать скакунов Плавеня и встать за их спинами. Они были так поглощены своими противниками, что не заметили одинокого наездника. А зря! Вытянув посох вперед, я, верхом на Юнивайне, как всадник из легенд, указал им на блестящие доспехи рыцарей. Со смычным чавканьем от Лика Эбенового Ужаса отделилась сфера разложения и пагубы. Она расщепилась на крупицы и как через сито, прошлась по поясам и плечам врагов Иль Градо. Я не всегда знаю, как то или иное чародейство сработает. В этот раз эффект был сравним с кислотой. Гадость Назбраэля, царя Мира Тьмы, прожгла в крепких, казалось бы, кольчугах и кирасах дыры размером с яблоко. Шипя и пенясь из разъеденных, моментально проржавевших щелей полились потроха. Потянуло горелой плотью. От этого запаха меня едва не стошнило. Едва, потому что времени опорожнить желудок не имелось – на меня неслось три разъярённых витязя. Опущенные забрала, копья наперевес…м–м–м! Хана мне! Один из троих упал на полпути. В его шее затрепыхалось гусиное оперение. Второго «отрезали» от меня рыцари Иль Градо. Ну, а третий, третий занес свой топор… Я отбил рубило и что есть мочи приложил посохом по бедру. В отместку мне рассекли бок. Мешком я брякнулся на землю и закряхтел. Боль, что посетила меня, затуманила сознание. Вот так, даже посопротивляться толком не получилось. Топор вновь взметнул ввысь. Я выставил Альдбриг и… Удача не покинула меня! Я отвел от себя верную Смерть. Концентрироваться в таком положении было невозможно, поэтому я доверился своим боевым навыкам. Ну да, ну да, с пробитой, видимо, селезенкой. Где–то рядышком вовсю горланили: «С нами Всеотец! С нами Великий инквизитор Иль Градо! Иль Градо! За Иль Градо!» С фанатичной Серэнити весы сражения перегибались в нашу пользу, но что мне–то с этого проку, если я вот–вот умру? Наседающий на меня рыцарь срубил пару неприятельских голов и опять переключился на меня. Он был огромным, словно медведь. С разукрашенным щитом и длинным плащом, накинутым поверх мерцающего доспеха, он хорошо поставленным командирским голосом, прокричал:

– Не отступать! Не смейте отступать, псины! За Гильберта Энтибора! За Лисий Дол!

Меня располовинит лендлорд Лисьего Дола, смекнул я. Кто бишь там обитает? Ах, это род Хайлов. Спесивцы те еще. Мелкие аристократы, всегда ошибочно мнившие себя знатным и старинным родом. Хайлы утверждают, что тянут своё происхождение от Аркенрама Лисы – сметливого и пронырливого воротилы, сколотившего состояние на мехах и шерсти. Ой, наверное, нынче не самый подходящий момент вдаваться в подробности семейного древа Хайлов?…

Отпрыск Хайлов врезал мне стопой в зубы, и от этого я едва не потерял сознание. Кобыла Хайла вроде как собиралась меня растоптать, но этому воспрепятствовал Юнивайн. Он обрел вид грозового облака (на нем замигали молнии) и боднул пегую лошадь в круп. И сразу раздался звук чем–то напоминающий легкий треск. Так орех ломается под тяжестью двери. Юнивайн, видимо, израсходовавший свой мистический потенциал, втянулся в Кампри, что покоился у меня в кармане. Легкий, невесомый парок вырвался изо рта кобылы и она, подкосив ноги, грохнулась чуть левее меня. Едва не придавила, окаянная! Лендлорд Хайл в последний миг смог покинуть седло как будто бы тренировал такие акробатические трюки каждый вечер, и как ни в чем не бывало, очутился рядом со мной.

– Цыплячьи испражнения!

Топор ретиво поцеловался с Ликом Эбенового Ужаса.

– Милорд Хайл? Так меня ещё не называли. Польщён…

Альдбриг процарапал предплечье, увы, не причинив его обладателю вреда.

– Дуглас Хайл! – кичливо оповестил меня лендлорд. – Запомни моё имя! С ним на устах ты испустишь последний вздох!

– Жирный Хайл, Образина Хайл. Правильно я расслышал?

– Ах, ты скот!

Залп стрел взметнулся над нашими макушками. Отважные «львы» Иль Градо теснили пехоту Плавеня. Но помощь от них пока запаздывала. Блеснул клинок – это телохранитель Хайла с десятком–другим гвардейцев держали оборону от наседающих на них латников Иль Градо. Где–то сбоку отдавала приказы Серэнити. О, да! Она неизменно берет контроль над кем–то. Всюду, везде! Ну же, моя драгоценная. Поспеши мне на выручку!

– Не дышать тебе уже завтра утром!

Топорище едва не достало мою переносицу. Альдбриг сделал замысловатый кульбит (лежа – это неудобно провернуть!) и наградил шрамом подбородок Дугласа (шлем тот потерял, падая с кобылы).

– Точно дурак! – огрызнулся я.

По правде сказать, меня трясло как в лихорадке. Кровь из моей раны в боку хлестала, словно из родника, и я, опрокинутый на лопатки, доживал свои последние секунды. «Железная Гора» и я без всякой защиты – разве есть у меня шанс? Внутренне я молился, чтобы Серэнити подоспела и спасла меня… Да где же ты, зараза белобрысая?! Где тебя Всеблагой Урах носит?! Ты мне нужна здесь и сейчас! Позарез!

Дуглас заблокировал мой клинок своим, вывернул руку и таким образом принудил меня разжать пальцы. Все, Альдбриг я потерял. Лендлорд Хайл опустил топорище на Лик Эбенового Ужаса. А потом еще и еще раз.

– Ух, какой червяк! – сплюнул Дуглас, выхватывая кинжал с пояса.

– Изворотливый! – подтвердил я.

Кинжал вошёл мне куда–то в живот. Я терял сознание. Что же такое агония? Это явно она, щекочет мне кишки своими свинцовыми щупальцами… Рядом со мной прилег (в кавычках, отдохнуть) парень с пробитым булавою лбом. Его мозги забрызгали мне волосы, а глаза укатились под мою подмышку. Такие веселые мячики. Прыг–скок, прыг–скок! Хайл добил бы меня, но его вниманием завладела Серэнити. Она прорвалась сквозь заслон Плавеня и самозабвенно, с неизменным кличем «Урах! Орден Инквизиции! Урах! За Соединённое Королевство!» занялась своим страшным ремеслом – безжалостно повергать лиходеев в могилы. Я окинул мутным взором свою подругу. Она один на один сошлась с Дугласом в дуэли. Там и сям, добивали последних солдат Плавеня. Вернулась и конница Иль Градо. Я так думаю, она до сих пор гнала лучников, а теперь, покончив с ними, устремилась назад. Пики прошили парочку визжащих тел. Так поросят насаживают на вертел. Лендлорд Хайл, тоже поросенок хоть куда, оказался окруженным со всех сторон. Поделом ему, собаке!

– Сдавайся, клятвопреступник! – повелела Серэнити.

– Заткнись, девка трактирная!

Дуглас видимо вознамерился пасть храбро. Я не винил его за это. Где гарантии, что тебя пощадят? Великий инквизитор патологически любит причинять увечья (припомнить только Ральфи–людоеда, и то, как он болтался на крюке после доброй трепки), и Хайл вполне, по суждению Серэнити, мог сойти за предмет её правосудия… с пристрастием, разумеется.

Серэнити, закалённая сотней совсем не турнирных поединков, легко и даже как–то играючи, обошла Дугласа. Она наподдала его, неповоротливого, щитом, ухнула булавой по крестцу и сшибла на матушку сыру землю.

– Связать этого предателя! Позже я займусь им лично!– звонко распорядилась Серэнити. – Всех несерьезно и средне– раненых несите сюда, умирающим – оказывайте последнюю милость.

– Миледи, Великий инквизитор, я Фалго Дю Бод. Кирф Маян разместил мой гарнизон…

– Фалго Дю Бод, ты слышал, что я сказала!

– Серэнити…

Я поднял трясущуюся перчатку вверх:

– Стаканчик виски за этот столик! Будьте любезны!

– Шаттибраль, живорезы тебя раздери!

Великий инквизитор тут же отвернулась от Фалго Дю Бода и присела подле меня. Бегло оглядев членовредительную работу Дугласа, она разорвала на мне одежду.

– Не знаю, вытяну ли я тебя на этот раз. Слишком уж ты… нецелый.

– Порадей, малышка, – прошептал я. – Во имя наших будущих детей.

– У меня твои шуточки уже в печенках сидят! Помолчи хоть сейчас!

– У меня в печенках тоже что–то побывало… По мне видно?

– Видно.

Серэнити отложила рукавицы и наложила свои вспотевшие ладони на мой живот. Этакая прохлада… Исцеляющие касания Великого инквизитора, по ощущениям, были сравнимы с ледяной прорубью. Когда ты в неё окунаешься, то все конечности горят огнём, и ты не можешь дышать. Тут примерно то же самое, только «пламя» постепенно стихает и ему на смену приходит некая воздушность и даже невесомость. Разрубы стягиваются, порезы пропадают, а кровь сворачивается красными песчинками.

Великий инквизитор не отходила от меня минут десять. Чтобы вернуть мне прежнее состояние здорового и бодрого человека, ей потребовалось выложить все свои силы. Постепенно, вдох за вдохом, я отодвигался от царства Привратника. Наконец, Серэнити утерла лоб.

– Повезло тебе… Сегодня.

– Благодарю тебя, Серэнити! – сказал я, еще лежа и затем тяжело поднимаясь на ноги. – Если бы не ты, то я бы ещё пару месяцем тому назад дрых бы в домике из досок.

Великий инквизитор пропустила мои «спасибо» мимо ушей. На нее навалилось слишком много забот. Отовсюду к нам стекались люди. Кто–то сам шёл, кого–то несли на руках, кого–то даже тащили волоком. Всех их объединяло одно – проколы, от стрел и мечей. В ноги Серэнити положили страдальца, утыканного арбалетными болтами. Два в груди, три в ногах. Он тяжело сипел и тихо приговаривал: «Отнесите меня к ней, отнесите меня к святой».

– Я не святая, – мягко промолвила Серэнити, бегло оценив человека своими глазами цвета айсберга.

Она нежно положила руку на чело человека.

– Как тебя зовут?

– Эндри Ревью из Велбшира, если вам будет угодно.

– Эндри, я уже ничем смогу помочь тебе. Слишком поздно, – ласково сказала Великий инквизитор, подбирая кинжал. – Урах примет тебя в Мир Света.

Движение, скользящее и едва приметное, но прекращающее тяжкие страдания, и Эндри Ревью из Велбшира уснул навсегда. Другому калеке повезло. Его Серэнити залатала. А потом потянулась вереница из ушибленных, хромых и травмированных. И конца ей не было и края. Пока Великий инквизитор исполняла свой жреческий долг перед Богом Света и Его детьми, я отыскал Фалго Дю Бода. Отдав советующие указания, он поведал мне, что имеет честь быть лендлордом Утеса Эрми и помазанным рыцарем Иль Градо. Кирф Маян подозревал, что Гильберт Энтибор попробует вклиниться в глубь Соединённого Королевства и потому наказал Фалго Дю Боду держать своё войско в боевой готовности. Разведчики во–время донесли лендлорду Утеса Элми о надвигающихся отрядах Хайла, и его атака на близ расположенный Глиняный город сорвалась. Самого Дугласа Хайла поместили в наскоро вырытую яму, откуда он по–волчьи на всех пялился. Глубоким вечером Серэнити, закончив со всеми страждущими, я и Фалго Дю Бод выволокли лендлорда Лисьего Дола на допрос.

– Я– Серэнити, Великий инквизитор Иль Градо и примас Братства Света, хочу, чтобы ты мне рассказал все, что ты знаешь о замыслах Гильберта Энтибора и его двора, – начала моя подруга. – Сразу предупреждаю, за каждую ложь – расплатишься одним из своих пальцев.

– По закону военного времени, – согласно буркнул себе в усы Фалго Дю Бод.

– Да пошла ты в задницу к Назбраэлю, кикимора! И ты туда же вали, жирный увалень! – хохотнул Дуглас Хайл, вздернув подбородок. Он хорохорился. Смелый какой гусь попался. Жаль, но эта смелость вскоре улетучится.

– Не желаешь по–хорошему, получай по–плохому, – мрачно улыбнулась Серэнити. Её белые зубы блеснули в свете походных кострищ. Великий инквизитор сейчас походила не на служительницу Ураха, но на восковое изваяние, с угловатыми чертами и маниакальной, блуждающей усмешкой на устах.

Она надавила Хайлу на плечи и усадила на камень, потом разжала его сомкнутые пальцы и поднесла к ним поданный нож. Фаланга на «мизинце» потеряла своё первоначальное место. Опальный лендлорд дико закричал.

– Ты, что, думал, я бросаю слова на ветер? Пускаю их в пустоту, да? Ты ошибся.

Наблюдение за такими вещами не входит в «топ» моих удовольствий. Серэнити же наоборот, прямо расцвела, когда алая струя намочила её рясу. Как Вселенная допускает то, что люди получают садистическое удовлетворение от пыток? Мне горько и противно, что моя подруга поражена этим, одним из худших, недугом. Я поглядел на Фалго Дю Бода – от сего представления его челюсти свело судорогой, и он молчал. В своём замке–то, небось, он отделывался розгами и иногда подвешиваниями в петле, а тут такое…

– Провались ты и все твои блошиные братья в тартарары!

Теперь безымянный, весь, отделился от запястья.

– А–а–а–а–а–а!

Серэнити поддела лезвием ноздрю Дугласа Хайла.

– Нос у тебя некрасивый. Эта перегородка в нём лишняя.

Лендлорд Лисьего Дола весь сжался, а затем надсадно вскрикнул:

– Такие ты обеты давала в Братстве Света! Убивать пленников?! Да?!

– Я тебя еще не убила и быстро не убью, – вновь улыбнулась Серэнити, пронзая щеку Дугласа насквозь. Под розовым мясом оголились десна…

Нож в латной рукавице Серэнити струился кровью. Ба–бах! Пощечина сменила заточенную сталь (пощечины – фирменный знак моей подруги, жалует она их очень). Лендлорд Лисьего Дола покинул камень и завалился в кусты. Великий инквизитор лениво ухватила его за шкирку и водрузила обратно на «лобный» гранит.

– Итак. Пальцы. У тебя их еще восемь. Три на правой, и целых пять на левой. Я думаю, следует их сровнять в счете.

– Ты исчадье Тьмы!

– Семь! – утвердительно кивнула Серэнити, усекая другую пятерню Дугласа. – Я терпеливая, а вот они у тебя убывают.

– Гильберт Энтибор не посвящал меня в свои планы! – проскулил Хайл. – Я всего лишь его знаменосец, выполнявший свою задачу!

– Какую?

– Навести шороху в Иль Градо!…

– То есть выжечь Глиняный город?

– Что–то вроде того, – не стал юлить Дуглас.

Его осунувшееся и посеревшее лицо говорило: он сломался. Да и как тут не прогнуться, когда тебя «привечает» сама Серэнити – этакая служительница возмездия и муки. В Ордене Инквизиции Иль Градо, чей штаб пребывает в Шальхе, полным–полно средств, для развязывания языка, и я осознавал – моя подруга чуть–чуть расстраивается, что у нее нет их под рукой. Раскаленные щипцы, штыри, «колыбели грешников», воронки и их родственники – они бы позабавили Серэнити, а это – нож, так, игрушка для малышей.

– Ты присутствовал на советах Гильберта Энтибора?

– Пару раз.

– Какова его стратегия?

Серэнити придвинула нож к кадыку Дугласа.

Сглотнув комок в горле, лендлорд Лисьего дола тихо заговорил:

– Весь юг Иль Градо уже подмят нами. Заморыши этого маменькиного сынка Кирфа Маяна только и могут, что метаться от одной точке к другой. Однако они всегда на шаг позади нас и видят лишь пепелища и руины. Наши драккары, бриги и шхуны контролируют Оленью реку вплоть до Алтодоса – флот Иль Градо разбился в пух и прах в битве при Элингтоне. Там ваш королевский флагман «Нолд Тёмный» потонул, и его моряков смыло течением. Четыре крупных сражения так же окончились нашими победами при Рузе, Карповых Егерях, на болоте Перепелки и Гидбранге. Маршал Плавеня, Индванцио Гнобиль, не в пример лучше вашего тепы Кирфа Маяна. Вот–вот будет разбит последний оплот перед Шальхом – крепость Огнморт. Когда это случится, путь на столицу рухнувшего Соединённого Королевства будет открыт. Индванцио Гнобиль собрал в Эрменгере тридцать тысяч пехотинцев и десять тысяч конницы. Не сегодня–завтра они двинут на Огнморт. Устоит он? Ставлю все золото Лисьего Дола, что нет.

– Какова твоя роль?

Дуглас Хайл пожал плечами:

– Моя задача была лишь в том, чтобы прощупать обстановку близ Шальха. И я бы, клянусь, опрокинул пьяниц и шутов Фалго Дю Бода в преисподнюю, если бы не ты и твой приятель–колдун.

Фалго Дю Бод скривил рот.

– Чтобы ты, блоха лисья, и одолел моих парней? Ха! Кишка у тебя тонка!

– Смейся, смейся, не подоспей твоя ошалелая инквизиторша, то вы бы все сейчас болтались на тех деревьях с посиневшими мордами и обделанными штанами.

Лендлорд Утеса Эрми плюнул Дугласу Хайлу на замызганные сапоги.

– Полевым судом ты проговариваешься к обезглавливанию.

Серэнити вскинула бровь.

– Не торопись с решениями вперед меня. Я еще не все услышала от него.

– Спеть тебе песню, что ли еще, отщепенка? Ведите на плаху уже, я устал от вас.

– При всем моем уважении к вам, миледи, тут я определяю, когда пора выносить вердикт, – напыжился Фалго Дю Бод. – Он сказал все, что знал. Пора проявить милосердие и отправить его к праотцам.

Великий инквизитор пошла пятнами гнева. Ух, этот её взор, он булыжник расплавить способен! Лендлорд Утеса Элми тоже смекнул, что ляпнул лишнего.

– Тебе напомнить, кто я? – спросила Серэнити. – Ты подчиняешься мне и будешь делать, что я тебе велю. Ты понял?

Робкое молчание. Фалго Дю Бод шустро пошевелил извилинами и уразумел, что бесить Серэнити своими высказываниями – себе дороже. Великий инквизитор Иль Градо – это вам не хухры–мухры, не крестьянка из села Рыбья Чешуя и не барышня какая–нибудь из графства Шишек, что умеет руководить поварами, повитухами да пастухами. Её диктатура в Соединённом Королевстве (в том, что от него осталось) неоспорима. Вельможа, барон, бургомистр или штабной генерал – все они стоят ниже Серэнити. Хоть её вотчина – духовенство, однако в мирских делах её голос, буде того ей захочется, имеет перевес над остальными. Притязать на что–то – её право. Оно заложено историей и укладом. Равные Серэнити по рангу лишь наместник провинции и магистры, а выше неё только понтифик Братства Света да королева Констанция Демей. Все. Здесь, этой сгущающейся ночью с намеком на дождь, она – Власть Соединённого Королевства.

– Индванцио Гнобиль пользуется поддержкой боевых монахов, в частности клевретами Шарлиз Орик?

– В наших рядах есть твои братья и сестры, да. Они не умеют, как ты, сращивать кости магией, но их пиявки, притирки и бальзамы спасли немало наших ребят.

Серэнити сокрушённо, как бы не веря сказанному, принялась теребить четки. То, что Братство Света Плавеня прияло на себя телесную заботу (а значит и привилегию Гильберта Энтибора на трон) о крамольной рати Индванцио Гнобиль, говорило одно – Шарлиз Орик, она же лжепонтифик, согнула в рог всех высокопоставленных персон Ураха, тех, что пребывали на территории бывшей центральной провинции.

Дуглас Хайл осклабился.

– Хочешь, поведаю, какое у тебя прозвище в Плавене? Как тебя величают во всех захудалых дворах и придорожных трактирах, а?

– И как? – натянуто, спросила Серэнити.

– Блевотина Ураха! Его Отрыжка и Понос!

Я отвернулся, потому что догадался, что последует за этим высказыванием. Ладно, то, что Серэнити назвали за глаза «блевотиной», но «блевотиной Ураха», Всеотца, которому моя подруга преклонила всю себя – это прозвучало… не просто оскорбительно для Великого инквизитора, это было кощунственно по отношению ко всей её личности и системе ценностей. Фалго Дю Бод предложил лишить Дугласа Хайла головы, но тому на долю выпало нечто более болезненное и позорное. Серэнити заколотила его латными перчатками. Да, бум, бум, бум. До смерти. Когда уже лендлорд Лисьего Дола перестал подавать признаки жизни и превратился в кровоточащий мешок с потрохами, я еле отволок Серэнити от её «занятия». Мне сгоряча, при этом досталось в солнечное сплетение и по ребрам. Буйство и психоз Серэнити покинули её не сразу. Она как с цепи сорвалась. Даже мне, её другу, стало страшно в эти минуты.

Великий инквизитор тяжело дышала.

– Его можно было бы обменять на одного из «наших» в Плавене, – осторожно укорил я Серэнити.

– Он нужнее Назбраэлю. Там о нём позаботятся.

– Вы совершенно правы, миледи, – подал голос Фалго Дю Бод. Он помолчал, затем хрипло, все еще находясь под впечатлением садистического представления, добавил: – Утес Элми в двадцати лигах отсюда. Если вы пожелаете, то станете моими гостями на эту и другие ночи.

– У нас нет на это времени, – отрезала Серэнити. – Заночуем здесь.

– Среди трупов и слетающегося воронья? – опешил Фалго Дю Бод.

– Нам не привыкать.

– Тогда постараюсь предоставить вам хоть какие–то удобства.

Лендлорд Утеса Элми кликнул капитана, солдаты которого расчистили нам поляну у кромки леса. Натасканная трава и нарванные лопухи плохо заменяли кровати, но это было лучше, чем спать на голой земле. По обыкновению я подсунул под ухо сумку и задремал. Так спать, после сечи, в пятидесяти футах от тысячи распластанных мертвецов, что ещё недавно вспахивали поля и поднимали кружки эля, рыбачили и охотились, мне доводиться нечасто. Больше не дождутся их дома. Да разве все они хотели попасть на войну? Поставленные в строй, они должны были сражаться. И пали…Сон погрузил меня в Воды Забвения, и Луковое Спокойствие сохранило меня от скребущегося на задворках перцепции Укулукулуна. Я чуял его желчное, издевательское присутствие. Приторно гнилое на «вкус», оно отягощалось невообразимым и острым желанием добраться до меня. Пока, впрочем, Луковое Спокойствие действовало как надо. Мне мерещились только пауки и их мелкие лапки, что беспрестанно ползали по моей одежде и забирались под неё. В конце моих грез я как бы весь опутался паутиной. Некто взирал на меня с вышины небес, не архонт, кто–то могущественнее его. Рифф? Наверное. Праматерь ждала моего отклика, моего служения и моей души…

Меня разбудила Серэнити. Первые застенчивые лучики солнца ласкали изрубленные доспехи и красную от крови почву. Птицы, что кружили над побоищем, беспрестанно перестраивались. Они то планировали вниз, то взлетали вверх. Гвардейцы Иль Градо занимались тем, что копали глубокую рытвину – туда скинут всех павших витязей и навалят над ними холм. Серэнити заочно прочла молитву об упокоении их душ и мы, оседлав Юнивайна, махнули в Шальх. Я даже не завтракал (не беда, конечно, но все же). Серэнити попросила призрачного коня нестись во всю прыть, и он послушался ее. Картина, нарисованная мастихином, – так выглядел передо мной мир, покоряющийся скорости Юнивайна. Где–то мелькали речки, а где–то виднелись коричневые линии троп. Чащи обращались зелеными кляксами, валуны же вторили им дымчатым прочерком. Я немножко сожалел, что красотища Иль Градо, его дубняки, рощи и лощины, были недоступны мне для восприятия. Глаза просто не успевали различить обстановку вокруг. Единственно, что четко маячило передо мной– так это синева поднебесья и окатанные огромные облака, что парили, словно раздутые пузырями мешки. Ветер холодной струей овевал мне бока, мотал плащ туда–сюда и теребил волосы.

Скача на Юнивайне, я думал о прошедшей битве. Затем мои мысли заняла катастрофа под названием Дроторогор – вот, кто наша проблема номер один. Пока он далеко, пока… Маморгамон, Ворг, Вилисивиликс, Ливан, Нургахтабеш, Захваш, Мрахарафат, Дуни, Шигхломар, Вайри, Кварцарапцин, Кхароторон и Кчорохорох – все они Боги–Идолы Хрипохора. Замыкающий эту деспотичную касту – Дроторогор самый лютый и зверский из них. Корни появления Богов–Идолов теряются в легендах, ветхих книгах летописцев и в истертых сказаниях полуслепых старух, шепчущих их у очагов в канун Солнцеворота. Если кратко, то, сублимируя их все, получается выделить следующее. Задолго до того, как первые наши предки вышли из Великого Людского Окна Перехода, две квинтэссенции Черный Огонь и Сумрачный Лед породили отпрыска – Дроторогора, даровав ему в наследство от отца Иглу Пламени, а от матери – Иглу Стужи. Потом Черный Огонь и Сумрачный Лед – Духи Вселенной женились на иных разумных Стихиях, на Лавовой Проточине, Морском Вихре, Урагане Слез, Шторме о Шестисот Ятаганов, Зыбучем Громе, Землетрясении, Утопающем в Себе Крике, Эхе Гор и прочих, рождая других Богов–Идолов (Старых Богов, как их еще иногда называют), но их первенец всех превосходил в силе и мощи. Дроторогор подчинил себе всех живорезов тогда ещё бескрайнего Великого Леса и объявил войну драконам, что населяли шири от Хло и Клирдвайта до Альтараксис и Бумфамара. Красные, золотые, серебряные, фиолетовые и бронзовые вирмы яростно противостояли Богам–Идолам.