Buch lesen: «Вся президентская рать»
Глава 1
Поезд мчался все дальше и дальше, увозя нас от того места, где нам так крупно повезло. Все вокруг было просто замечательно: красивые пейзажи за окном, мягкий вагон с услужливыми проводниками, радостные, улыбающиеся лица моих сотрудников. А кульминацией всему – номер нашего счета в банке, на который к этому моменту уже должна была поступить кругленькая сумма.
Честно говоря, я еще не до конца верил в этот успех. Вернее, везение тут было ни при чем, одержать победу нам помог точный анализ ситуации и принимаемые на его основе верные решения. И все же я был почему-то убежден, что госпожа удача тоже приложила к этому делу свою легкую изящную руку. Иначе как объяснить, что все с самого начала пошло, как по маслу. Как объяснить, что именно нашему малоизвестному центру политической технологии «Честная политика» в беспощадном соревновании с другими гораздо более именитыми аналогичными организациями достался этот очень выгодный заказ, что нам удалось с первых минут работы выйти на ту идею, которая и оказалась самой продуктивной. И даже не до конца верится, что это я еду сейчас в этом поезде такой счастливый и такой богатый.
А ведь прошло меньше года, как я покинул стены конторы, где, хотя и давно чувствовал себя не комфортно, зато со всех сторон был защищенным от холодных ветров окружающей жизни, и пустился в самостоятельное плавание. Все мои друзья и знакомые в один голос, как хорошо спевшийся хор, предрекали мне крах, уверяли, что из моей затеи ровным счетом ничего не выйдет, что этот рынок давно схвачен и поделен, как крестьянская запашка, и новичкам, особенно с таким прошлым, как у меня, делать там нечего, как в бане, в которой отключили воду. Было бы не правдой, если бы сейчас я сказал, что подобные заклинания не производили на меня ровным счетом никакого впечатления. Но я давно взял за правило, прислушиваясь к чужому мнению, думать все же своей головой. И принимать окончательные решения, исходя из собственных представлений. Именно за это позицию меня ценили в конторе, и продвигался, хотя и не так быстро, как хотелось бы, по служебной лестнице. И не то, что мне маячили какие-то головокружительные перспективы, для этого я был чересчур самостоятелен, если не сказать более, не независим, но пространство для повышения по службе все же имелось. Но я пренебрег всеми этими шансами и возможностями и решил, что хватит батрачить на других, что я вошел, как поезд в туннель, в такой возраст, когда хочется поработать на себя, почувствовать хозяином собственной жизни. Более всего, мне надоело бесконечное понукание, полная зависимость от воли других людей. А иногда эти люди вызывали во мне такое презрение или отвращение, что я с другом сдерживал, словно норовистых коней, рвущиеся через край эмоции. Весь этот набор кратко перечисленных обстоятельств сильно отравлял в последние годы мое существование. И однажды я все же решился покончить с таким положением. И, как оказалось, не прогадал.
– Шеф, вы опять о чем-то задумались. И, как мне кажется, о чем-то великом, – пробился сквозь густой лес моих мыслей голос Сабова. – Между прочим, я заметил, что вы всю дорогу о чем-то размышляете. Изобретаете план новой кампании?
Я улыбнулся и посмотрел на своего заместителя или официально вице-президента нашего Центра. Дмитрий Сабов был без преувеличения красавец-мужчина; если бы он играл в кино, успех ему был бы обеспечен, даже если бы все его роли были бы без слов. Они ему и не нужны, достаточно только показаться в кадре, чтобы все зрительницы оказались бы им покорены. И зачем он выбрал такую ненадежную профессию, как политические технологии, где ничего невозможно предсказать на длительный период, и если сегодня ты даже на коне, то завтра можешь лежать выбитым из седла в канаве.
– К сожалению, план новой кампании пока изобретать бессмысленно, для этого сначала нужно иметь заказ на проведение этой самой кампании, – ответил я. – А пока наш портфель совершенно пуст. И это меня, как руководителя, не может не беспокоить.
– А я думаю, что беспокоиться нечего, – уверенно произнес Сабов. – Во многих регионах продолжается предвыборная страда, и после нашего успеха мы без дела не окажемся. И газеты и телевидение постарались рассказать всей стране, как мы утерли другим нос и какие мы замечательные. – Он довольно засмеялся.
В его словах был свой резон, говоря честно, я и сам на то же самое надеялся. Но одно дело питать надежды, а другое – пребывать в реальной действительности. Мне ли не знать, имея такой опыт работы в конторе, как это часто не совпадает.
Купе было набито моими сотрудниками. Я внимательно смотрел в их лица и видел, что их объединяет общее выражение радости от сегодняшнего дня и надежды на счастливое будущее. Они верят, что я поведу их от победы к победе. Ко мне пришла странная мысль, что достигнутый успех привел к одному странному и неожиданному для меня последствию, я стал его заложником. Если в следующий раз нас постигнет неудача, то она будет всеми восприниматься гораздо болезненней, чем в случае, если мы бы сейчас нам бы не сопутствовал успех. А к хорошему привыкаешь почти мгновенно и ждешь, что оно будет повторяться и повторяться.
– А мне кажется, что нам не стоит обольщаться, – подал голос Леонид Окулов, мой второй вице-президент и по совместительству мой старый и самый близкий друг. Мы с ним многие годы проработали бок о бок в аналитическом управлении ФСБ. Нас сблизило то, что мы оба испытывали по отношению к своей работе сходные чувства. И когда однажды я поделился с ним своими замыслами, он не только одобрил их, но и согласился поучаствовать в их воплощении. В нашем Центре он был самый пожилой, хотя ему исполнилось всего сорок три года. Однако молодые сотрудники наградили его прозвищем «Старейшина». И хотя он всегда внешне выражал недовольство, когда к нему так обращались, но я знал, что внутренне такое обращение ему льстило. Я его ценил не только за личную мне преданность, но и за тонкий аналитический ум, умение находить взаимосвязь там, где другие ее напрочь не видели, а также за кристальную честность.
– Дело не в обольщении, – возразил Сабов, – а реальной оценке ситуации. Сейчас вся наша политическая элита ищет политтехнологов, способных привести их к успеху на выборах. И то чудо, что мы сотворили в этом регионе, все взяли на карандаш. Вот увидите, как только мы вернемся в Москву, к нам сразу же выстроится очередь заказчиков. Останется лишь выбрать наиболее выгодного. Вы так не думаете, шеф?
Я неопределенно пожал плечами, хотя в целом был согласен с Сабовым. По всем параметрам выходило, что долго скучать без заказа нам не придется. Но я не хотел публично выражать поддержку этой позиции, а вдруг наши расчеты окажутся неверными. Лучше проявить осторожность в высказываниях. Мне следует поддерживать авторитет руководителя и не совершать непростительных оплошностей. А чем меньше я буду высказывать ошибочных суждений, тем будет прочней моя репутация мудрого и дальновидного начальника.
– Я думаю, что нам не стоит полагаться на то, что весь мир у нас уже в кармане. Если нам улыбнулась удача, то это сигнал для других, что следует приложить больше усилий, чтобы оттеснить нас на обочину. На самом деле, любой успех только осложняет нашу жизнь. Никто не любит сильных конкурентов. А потому от наших товарищей по цеху можно ожидать любых неприятностей и каверз. Так что нам придется хорошо постараться, чтобы не оказаться не у дел.
Я сознательно настраивал своих сотрудников на деловой лад. Я боялся не только за них, но и за себя, что мы все расслабимся как раз в тот момент, когда следует быть предельно собранным.
– А почему, шеф, вы решили вернуться на поезде? – вдруг спросил Сабов. – Из-за этого мы теряем целых три дня.
Я посмотрел на него и улыбнулся. Нельзя сказать, что я уж очень тщеславный, но мне доставляет удовольствие, когда меня называют шефом. А во всем Центре только Сабов обращался ко мне таким образом. Все остальные в зависимости от возраста и служебного положения предпочитали называть меня либо по имени, либо по имени отчеству.
– На поезде гораздо дешевле, – ответил я.
– С каких пор вы стали таким экономным, шеф?
– С тех пор, как стало, что экономить. Между прочим, это весьма приятное ощущение.
На самом деле, мой ответ был не совсем честным, я решил прокатиться на поезде, чтобы немного отдохнуть. Эти два месяца, проведенные почти безвылазно в чужом крае, были невероятно напряженными. А последние две недели мы спали всего по нескольку часов в сутки. И после таких почти нечеловеческих усилий я решил взять небольшой тайм-аут. Путешествие по железной дороге через полстраны в комфортабельном вагоне не такой уж и плохой отдых. Тем более, кормили в ресторане хорошо, а время в промежутках между трапезами мы проводили весело, играя в карты, шахматы, рассказывая веселые истории и анекдоты, часто весьма непристойные. Да и мне, как руководителю, такое тесное общение с коллективом было весьма полезным, за это недолгое время поездки я узнал о своих сотрудниках больше, чем за весь предыдущий период. Так, мне было известно про своего заместителя Сабова, что он умница, эрудит, с отличием закончил университет. Именно эти качества и побудили меня взять его на работу, несмотря на отсутствие практического опыта. Я только рассудил, что главное – это обладать соответствующим потенциалом, а все остальное, как мясо на костях при хорошем питании, нарастет само собой. А вот теперь выяснилось, что он к тому же еще и компанейский парень, умеющий сделать любое застолье веселым времяпрепровождением. Я нисколько не сомневался, что все наши женщины влюблены в него и соревнуются между собой за обладание его вниманием. Но, кажется, пока он так никому и не достался, хотя почти все, работающие у меня представительницы слабого пола были приятными и умными. Но к некоторому моему удивлению, до сих пор эта крепость оставалась неприступной. Конечно, он мог иметь женщину, и не одну, на стороне, но ни один намек в его словах не указывал на это обстоятельство. Пожалуй, то было единственная вещь, которая вызывала у меня некоторое недоумение. А, следовательно, и настороженность.
Почему я уделял этому вопросу, который ко мне не имел никакого отношения, такое значение, я и сам точно не знал. Просто за время работы в аналитическом управлении ФСБ я привык особенно пристальное внимание обращать на любые факты, которые выпадают из привычного контекста жизни. Иногда они не имели никакого значения и объяснялись весьма просто и естественно, но иногда становились ключами к важным выводам.
Невольно я посмотрел на Ольгу Байдину, нашу первую красавицу. Я знал, что она влюблена в Дмитрия, но никаких телодвижений в ее направлении с его стороны до сих пор не наблюдались.
– А как вы собираетесь, шеф, потратить ваш гонорар? – вдруг спросил меня Сабов.
Я посмотрел на него, удивленный этим вопросом. Обычно на такие темы в нашем Центре было не принято разговаривать.
Я пожал плечами.
– Честно говоря, даже не было времени подумать об этом. Думаю, разойдутся деньги по мелочам. Тем более, и сумма не такая уж и великая, загородный дворец на нее не построишь.
На самом деле, я знал, куда уйдет основная часть средств. В этом году сыну надо поступать в институт, и моя бывшая жена уже намекала, что финансировать этот проект должен я. Хотя у ее нынешнего супруга денег хватит на то, чтобы дать высшее образование ста отрокам, но за своего оболтуса платить придется мне. Это было абсолютно справедливо, и не вызывало у меня никаких протестов. Протест вызывало у меня другое: а именно то, как воспитывался Игорь. На мой взгляд, все делалось для того, чтобы испортить парня, отбить у него желание что-либо делать, к чему-то стремиться. Я видел, как портился он, как становился все более безынициативным и безалаберным, но ничего не мог изменить, редкие с ним встречи не приносили большой радости ни мне, ни ему. Он жил уже в другом мире, где исключительно все ценности измерялось размером банковского счета. И мои робкие, и прямо скажу неумелые попытки доказать ему, что мир не сводится только деньгам, вызывали у него лишь насмешки.
– А как потратите деньги вы, Дима? – в свою очередь поинтересовался я.
– Я хочу купить «Ферари» – скоростную модель, почти гоночную машину. Только пока этих денег, что мы заработали, мало. Вот еще один такой заказчик – и можно идти в магазин.
Об его пристрастии к дорогим автомобилям я до этого момента тоже ничего не знал. Нет, не зря я все же затеял путешествие на поезде, узнаешь много полезного.
– Мне кажется, что мы должны сейчас проявлять осторожность, – вдруг подал голос Окулов. По своему характеру он был молчуном и все, что говорил, звучало веско, основательно, и главное, продуманно. Я еще ни разу не замечал, чтобы он просто болтал ни о чем.
– Почему? – спросил я.
– К нам могут поступать очень сомнительные предложения. Вы видите, какая обстановка в стране, в политику лезет много всякой мрази и швали. И многие из этой публики имеют большие деньги или богатых покровителей. И эти люди захотят обратить свой финансовый капитал в политический.
– А мне кажется, это не наше дело, – возразил Сабов. – Мы – политтехнологи, а не политики, мы занимаемся чисто технической работой. Нас просят обеспечить результат и платят за это деньги. И наша задача отлично выполнить свою работу. В этом как раз и заключается наш профессионализм. Если же мы будем разбираться с каждым клиентом, то просто прогорим. Где вы видели, Леонид Петрович, в нашей политике людей с чистыми руками и с незапятнанной совестью. Да таких просто не существует, как мамонтов. Разве только иногда можно обнаружить их скелет. – Он засмеялся.
– А если к нам обратятся фашисты или бандиты? Мы тоже будем их продвигать в Государственную Думу или в губернаторы?
– Ни фашисты, ни бандиты к нам не придут, у нас не та репутация. Да и работать с ними бесполезно, у них все равно не будет шансов. Ну а все остальные – милости просим.
Я с интересом слушал полемику между двумя моими вице-президентами. Я и сам периодически задавал себе подобные вопросы, как далеко должна простираться наша моральная веротерпимость? И, если говорить до конца честно, ответа на него не нашел.
– Если мы будем такими всеядными, то можем однажды попасть в крайне неприятное положение, – настаивал Окулов. – Нравственная чистота, на самом деле, всегда выгодна и с экономической точки зрения. Деньги, нажитые неправедным путем, приносят несчастья. Я это вам говорю, Дмитрий Игорьевич, как человек, который много занимался подобными вопросами по своей прежней службе. Мы изучали проблему влияния того, какими способами бизнесмен зарабатывает деньги на перспективы его бизнеса. И выявили очень четкую закономерность: те, кто это делали это не честным путем, быстро обогащались, но затем часто теряли и свои компании, и свои деньги, превращались в изгоев. А те, кто зарабатывали капиталы честно, развивались медленней, но зато их фирмы оказывались в большинстве случаев очень устойчивыми. Поэтому речь идет не только о морали, но и о том, как долго мы просуществуем на рынке.
Я увидел, что все дружно посмотрели на меня. Я понял, что мне предстоит выступить арбитром в этом споре. А это не так-то легко сделать, уж больно острую тему подняли мои подчиненные.
– Да, мы проводили такое исследование, – подтвердил я. – Правда, его результаты были не такими однозначными. Эта зависимость более сложная. Но в целом она верная. Там был целый пласт бизнесменов и компаний, которые на первоначальном этапе вели себя непорядочно, занимались даже криминальными операциями. Но, накопив определенный капитал, стали вести вполне цивилизованный бизнес. И одно как бы гасило другое. Многое определялось тем, когда была сделана остановка, и начался путь по-другому маршруту. Не было это сделано слишком поздно. Некоторые компании даже хотели измениться, но уже так завязли, что не смогли поменяться. А у некоторых это получилось.
– Вот видите, – обрадовался Сабов, – я говорю, что не надо ничего сразу никого отвергать. Мы должны проявлять гибкость.
– И осмотрительность, – добавил я.
– А я полагаю, что лучше проявлять принципиальность, – сказал Окулов. – В конечном итоге, это принесет нам больше спелых плодов.
И снова все посмотрела на меня, ожидая заключительного вердикта.
– Мы будем действовать по обстоятельствам, – сказал я сам недовольный своими словами.
Глава 2
Мы жили втроем в тесной двухкомнатной квартирке. После развода жена отказалась от претензий на нее, так как теперь переехала в просторный дом, где один холл больше всей моей жилплощади. И потому она благородно оставила ее мне.
Но ведь еще древние греки поняли, что надо бояться приносящих даров данайцев. Оставив мне квартиру, бывшая жена посчитала, что имеет право по своему усмотрению вторгаться в мою жизнь. Что она и делала не очень часто, зато достаточно регулярно.
В каком-то смысле, я ее понимал. Когда мы жили вместе, дабы пополнить наш скромный семейный бюджет, ей приходилось работать в одной богом проклятой конторе, где за целый день каторжного труда платили мизерную зарплату. И мне всегда казалось, что она ушла не столько от меня, сколько сбежала с этой беспросветной каторге.
Теперь же она не работала, ее свободное время было лишь ограничено природными факторами, такими как наступлением ночи. И чтобы хоть чем-то занять себя, она периодически вторгалась в мою жизнь. А для оправдания своих действий использовала фактор сына, которого в промежутках между нашими встречами настраивала против меня.
Я проверил память определителя номера и обнаружил, что все последние дни бывшая жена ежедневно звонила мне как минимум дважды в день. Понятно, что она хотела узнать, когда же я приеду.
Встречаться с ней мне, мягко говоря, не слишком хотелось. В свое время нас соединила вместе, как нам тогда казалось, большая любовь. Но почти за пятнадцать лет совместной жизни она сумела уменьшиться до таких микроскопических размеров, что к концу была, словно карлик, почти уже неразличима. И убило это великое чувство, как это чаще всего и случается, житейские неурядицы. Моя скромная зарплата и еще более скромное ее жалованье позволяли нам вести незавидное существование. Ее подруги, вышедшие замуж более удачно, ездили на роскошные курорты, одевались в престижных бутиках, катались на шикарных иномарках. А мы-то «Жигули» сумели приобрести только к концу нашего семейного альянса. Причем, чтобы осуществить эту голубую мечту, пришлось несколько лет проводить отпуска исключительно на даче.
Поэтому когда ей подвернулся богатей, она раздумывала недолго, поставила жирный черный крест на нашей совместной жизни и отправилась жить во дворец.
Удар оказался сильней, чем я предполагал. Пока мы жили вместе, я даже не пытался понять, какие чувства к ней испытываю. Я знал, что великая любовь умерла, а что пришла на замену, не очень представлял. Но когда она покинула нашу квартиру, то боль неожиданно оказалась сильней, чем я мог себе предположить. Понадобилось довольно много времени, чтобы анестезия сработала, и она бы окончательно утихла.
Если быть честным до конца, то я испытывал некоторое смущение, когда попадал в их дом. Богатство, которое бросалось в глаза на каждом шагу, уж больно зримо контрастировала с моим скромным достатком. Но сегодня впервые чувствовал себя, что наши положения, если и не уравнялись, то разницу между ними стала не такой безграничной, как океан. По крайней мере, теперь у меня тоже появились какие-то финансовые возможности. Да и по общественной лестнице я так же поднялся немного вверх. А потому едва ли не впервые за долгое время мне даже захотелось встретиться с оторвавшейся от меня второй половиной.
Я позвонил бывшей супруге.
– Наконец-то ты объявился, – без предисловий набросилась на меня Вероника. – Нам надо срочно обсудить, что делать с Игорем. А ты где-то путешествуешь.
– Я работал. Приехал всего полчаса назад. И уже звоню тебе. Ты должна ценить такое отношение к своей персоне.
Я решил, что в данной ситуации некоторая доля иронии – лучший способ воспрепятствовать выбросам наружу взаимного раздражения. А оно возникало часто во время наших контактов.
– Приезжай, я тебя жду, – сухо сказала она и положила трубку.
Вероника жила в небольшом элитном поселке, защищенным от атак недружественного мира высокими крепостными стенами. Чтобы проникнуть внутрь этой крепости, нужно было пройти спецконтроль. Всякий раз, попадая сюда, я испытывал нечто вроде комплекса неполноценности. Почему этих людей так берегут и защищают? Только потому, что у них много денег. Но сами-то они зачастую представляют из себя обычные серые посредственности, не имеющими никакой ценности. А о том, каким образом они заработали свои несметные богатства, мне было многое известно по своей прежней работе. Да и новая моя профессия так же поставляла мне на этот счет массу любопытной информации. Вот бы когда-нибудь ее обнародовать, сколько бы больших скандалов бы, словно летом гроз, разразилось.
Мне никогда не нравился этот дом. На мой взгляд, в его архитектуре превалировала сумбурность стилей и вычурность форм, чем тонкость вкуса. Это сооружение создавалось не для того, чтобы радовать глаз совершенством форм, а для того, чтобы проинформировать всех, кто его видит, как у его владельцев много денег.
Вероника ждала меня на веранде. Она сидела за столом и пила чай. Я сам обнаружил ее там, она же не дала себе труда выйти гостю на встречу.
Я решил, что буду вести себя в ее стиле. Не здороваясь, я сел за стол, налил себе в чашку чай и стал хлебать. Мне хотелось пить, и это было весьма кстати.
Несколько минут продолжалась это молчаливое чаепитие. Вероника изумленно поглядывала на меня. По-видимому, она считала, что ее богатства позволяют ей вести себя так, как заблагорассудится, я же, как человек бедный, должен скрупулезно соблюдать правила этикета.
Я же продолжал отпивать из чашки. Я решил, что не заговорю первым. Затем самому упускать из рук инициативу. Мое молчание – это мой важный козырь. А козыри надо приберегать до нужного момента.
Пока мы молча чаевничали, я рассматривал ее. Конечно, теперь у нее появились деньги, а с ними и время и возможности, и она могла целиком отдаться исключительно заботе о своей особе. И все же мне не нравилось, как Вероника выглядела. Когда она жила со мной и была вынуждена, чтобы выжить, крутиться как белка в колесе, то смотрелась лучше. Тогда в ней ощущалась энергия и решимость, сейчас – только расслабленность и лень. И кто сказал, что безделье – лучший образ жизни, на самом деле, он противоречит божественному замыслу, согласно которому, как сказано в одной книге, человек обязан в поте лица зарабатывать себе на хлеб насущный. А если необходимость в этом отпадает, он неизбежно опускается и деградирует. И это подлинная проблема богатых.
Я подумал, что если выскажу ей все эти мысли, то в ответ на меня обрушится целый град упреков, оскорблений и обвинений в зависти. Поэтому я предпочел оставить их в своей голове.
– И долго ты собираешься молчать? – вдруг раздраженно проговорила Вероника.
– Как мужчина, я хотел предоставить право начать разговор тебе.
– Ах, вот какие мы теперь стали, с издевкой проговорила Вероника. Она прищурилась, рассматривая меня. – С каких это пор? Впрочем, можешь не отвечать, сама знаю. Ты же добился успеха. Об этом трубят все газеты.
– Я вижу, ты не слишком этому рада.
По выражению ее лица, я понял, что не далек от истины. Пока я находился, говоря прямо, в дерьме, то все ее действия и, прежде всего, уход от меня, имели свое оправдание. Но теперь ее позиция становилась уязвимой. Не может же она утверждать, что бросила меня из-за великой любви. Вернее, любовь была, только не к человеку, а к его деньгам. Хотя, не исключено, что в наше время это почти одно и тоже. По крайней мере, различие становится все тоньше и тоньше.
– Но почему же, я рада, – кисло возразила она. – Все-таки мы не чужие. И Игорю ты теперь можешь помочь не только отеческим советом. – Теперь ее голос, как зуб змеи ядом, наполнился сарказмом.
– А где, кстати, он?
– Ушел к друзьям. Появится только поздно вечером. Он же не знал, что ты сегодня приедешь. Нам надо с тобой подумать об его будущем. Его успехи в школе не слишком блестящие. Поэтому образование он сможет получить только за деньги. Конечно, я могу обратиться к Мише, он не возражает платить за нашего сына. – Последние слова она выделила своим голосом. – Но я считаю, это недопустимым, когда по сути дела чужой человек будет выкладывать деньги за мальчика при живых родителей.
– Но живые родители не возражают платить за своего сына, – возразил я.
– Я рада, что ты тоже так считаешь. Я подумала, почему бы не получить ему образование за рубежом. Слава богу, единственное, что он хорошо знает, это английский. У Миши есть знакомые в Америки, они помогут с поступлением в Гарвард. И мальчик очень хочет поехать туда. Ему нравятся Штаты. Но платить за его любовь придется нам. – Она наклонилась ко мне и одарила меня пристальным взглядом.
– Сколько? – спросил я.
Вероника назвала сумму. Я почувствовал себя так, словно меня ударили палкой по голове. Не так сильно, дабы потерять сознание, но достаточно чувствительно, чтобы несколько мгновений приходить в себя. Это как раз ровно столько, сколько я заработал. Если я отдам эти деньги, то снова останусь ни с чем. А я так надеялся, хотя бы немного пожить как человек.
– Хорошо, нет проблем. Заплатим за его обучение.
Я заметил, как Вероника облегченно вздохнула. Теперь она налила мне чай.
– Может быть, ты хочешь пообедать? – вспомнила она об обязанностях хозяйки.
Пообедать я был бы совсем не против, так как мой желудок давно напоминал мне о такой необходимости, но почему-то не в этом доме. Больше находиться мне здесь не хотелось, тем более Игоря я все равно не увижу.
– Я сегодня только приехал и у меня много дел. Если нет других вопросов, я поеду.
– Подожди. С тобой хотел о чем-то поговорить мой муж.
– Я не могу его ждать.
– Он обещал скоро подъехать. Сейчас мы узнаем, где он?
Вероника взяла телефон и стала звонить.
– Миша подъедет буквально через пятнадцать минут, – сообщила она.
Пятнадцать минут я готов был ждать, несмотря даже на голод. Мне хотелось узнать, о чем желал поговорить со мною Загрядский. Мне было немало известно о нем, так как в свое время была начата оперативная разработка его.
Это был типичный бизнесмен, приближенный к кормушке власти. Он владел целым рядом компаний, которые действовали в тесном взаимодействии с ней. А зачастую под ее прикрытием. Он получал государственные заказы и преференции, иногда весьма сомнительные с точки зрения чистоты закона, а взамен финансировал угодные нынешним правителям политические силы.
Нам тогда удалось выявить ряд мошеннических операций с его стороны, но затем внезапно последовал приказ прекратить против него следственные действия, и вся немалая проделанная огромная работа оказалась не нужной. Как аналитик, я тогда провел много часов, распутывая его хитрые, как шахматные ходы, финансовые комбинации.
Послышался звук мотора, и через пару минут на веранде появился сам Загрядский в сопровождение телохранителя.
Загрядский направился прямо ко мне.
– Здравствуйте, Станислав Всеволодович. Рад вас видеть.
Если память мне не изменяла в предыдущие мои посещения этого дома, подобных фраз я от него не слышал. Это наглядный пример изменения моего статуса.
Загрядский сел напротив меня. И что она в нем нашла, кроме денег? Лысая голова, неприметное лицо, в общем внешность клерка проведший всю жизнь в какой-нибудь скучной конторе.
– Вы давно возвратились в Москву? – неожиданно спросил он меня.
Выходит он знал, что я уезжал, мысленно отметил я. Раньше ему мои перемещения по планете были до лампочки.
– Сегодня.
На его лице появился интерес.
– И прямо к нам. Это замечательно. – Он о чем-то задумался. – Я предлагаю пройти в мой кабинет. Извини, дорогая, нам надо поговорить, у нас чисто мужской разговор, – обратился он к моей бывшей и к своей нынешней жене. – Прошу вас, – это было уже снова сказано мне.
Я не стал возражать.
Кабинет Загрядского отличался не только великолепием, но даже неплохим вкусом. По крайней мере, мне все там понравилось. Разумеется, все стоило бешеных денег, вернее, для меня бешенных, а для него совсем небольших.
– Садитесь, – показал он мне на мягкое кожаное кресло. – Желаете что-нибудь выпить?
– На ваше усмотрение. – Мне, в самом деле, было все равно, что пить.
– Обычно каждый месяц я пью что-то одно, а потом меняю. Сейчас у меня месяц шотландского виски. – Загрядский вопросительно посмотрел на меня.
Я кивнул головой. Он плеснул в бокалы виски и один подал мне. Затем тоже сел в кресло. От всех его движений исходила некая вальяжная надменность и самоуверенность превосходства.
– Вы только что вернулись с передней линии фронта. Каковы ваши впечатления? – спросил он.
– На войне, как на войне.
Загрядский рассмеялся.
– Вы, верно, заметили, что это война. Но все же войны бывают разными. В чем особенность этой, где вы только что побывали и участвовали в сражениях? И не только участвовали в сражениях, но и выиграли кампанию.
Я пожал плечами.
– Мы выиграли потому, что пошли не традиционным путем. Вот собственно и весь секрет.
– А что хотят люди? Какие лозунги вызывают у них наибольший отклик.
– Люди хотят перемен. Но в тоже время опасаются, что они приведут лишь к худшему. Они устали и разочаровались в прежних политиках, но не очень верят, что новые окажутся лучше. А потому по большому счету они сбиты с толку.
– Это интересный вывод, – задумчиво произнес Загрядский. – Он во многом совпадает и с другими исследованиями. Я не открою вам секрета, если скажу, что предстоящие губернаторские выборы в целом ряде регионов вызывают наверху немалые опасения. Боятся неожиданностей. А те, кто стоят у власти, их тоже не любят.
– Не все во власти нашей власти, – заметил я.
Мое замечание вызвало у Загрядского смешок.
– Но наша власть хочет, чтобы в ее власти была бы вся власть. Или, по крайней мере, ее большая часть. Так уж она устроена.
– Поэтому во всем мире ее и стараются ограничивать.
Загрядский отпил из бокала и посмотрел на меня.
– А скажите, Станислав Всеволодович, вы предпочитаете служить власти или заниматься ее ограничением?
Я нутром почувствовал, что ответ на этот вопрос может иметь важные, хотя еще и неизвестные мне последствия.
– Я ушел с государственной службы для того, чтобы работать исключительно на себя. Поэтому мне не хочется заниматься ни тем, ни другим. Я над этой схваткой. Я занимаюсь бизнесом, зарабатываю деньги. Этим и определяется моя позиция.
