Buch lesen: «Спец»

Серия «Наши там» выпускается с 2010 года

© Поселягин В. Г., 2019

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2019

© «Центрполиграф», 2019

* * *

Потянувшись, я развёл руки, подняв их на ширину плеч, и сделал несколько гимнастических упражнений, продолжая наблюдать со второго этажа бывшей школы, а сегодня армейского тылового госпиталя, как идёт разгрузка трёх машин. Привезли с санитарного эшелона новеньких. Уже наступила осень, середина октября, бойцы и командиры ходят в шинелях да телогрейках. Снаружи моросил дождик, а у нас ещё ничего, тепло. Вдали а мутным от стекающей воды стеклом и каплями дождя виднелись тёмные крыши домов Москвы. Да, меня отвезли в Москву. Сейчас расскажу, как дело было.

В общем, последствия первого взрыва защита погасила, а вот второго приглушить не смогла, тем более и оставалось там заряда процентов пять в накопителе. Я не знаю, что сделал медальон защиты, теперь и не узнаю – сгорел он, оплавившись, вон на груди остался след ожога, но частично он меня спас. Ни контузии, ни серьёзных травм, кроме одной: ногу мне собирали по кусочкам, причём по закону пакости именно ту, что у меня была повреждена в прошлой жизни. Пострадали и малая, и большая берцовые кости. Ладно хоть, коленный сустав целым остался, врачи сказали, ходить смогу, даже быстро, а вот бегать – увы. В общем, стала моя нога короче на пять сантиметров, и меня ожидала медицинская комиссия, что спишет меня из армии. Это особо и не скрывалось, да и я всё прекрасно понимал, сам в этом разбираюсь.

Ногу мне, скорее всего, отрезали бы, тут валом раненые, кому захочется возиться с очередным поступившим, пусть тот даже и командир? Однако, к счастью, очнулся я, ещё когда меня перевозили, с шиной на ноге и в бинтах. В медсанбате смог уговорить местного военврача связаться с нашим госпиталем, и меня отправили туда, – а там уже и Анна ждала, – где мои друзья-хирурги и поработали. Ну а когда меня отправили в тыл, ранение-то тяжёлое, Анна, получив разрешение, отправилась вместе со мной. Перевелась, если проще. Она сейчас тут же проходит службу, в госпитале, где я сейчас лежу. Жена. Мы поженились месяц назад, официально, к нам сюда сотрудник ЗАГСа приезжал, главврач всё устроил. Я рад, и жена тоже. Чудо она у меня. Сняла комнатку неподалёку, готовит вкусности, в основном пирожки, и приносит. Деньги есть, я даю, мол, скопил, а то цены сейчас в Москве ого-го!

По поводу магических амулетов: потерял я только амулет защиты, как его ни было жаль, остальные снял, убрал в сидор и отдал его Анне на хранение. В первое время чуть не возникла проблема со мной: документов-то нет, как оформлять? И я незаметно достал из кольца своё командирское удостоверение, решив проблему. А иначе меня точно комиссуют. Сейчас у меня вся правая нога до паха в гипсе, третью неделю только начал ходить на костылях, а как их снимут, вызову сапожника, и тот снимет мерки и сделает обувь, для правой ноги – с высоким каблуком. В этом случае я смогу ходить, пусть с лёгкой тросточкой, но вполне свободно. Опыт-то есть.

Ну а насчёт планов, то я уже успел их обдумать, времени-то было вагон и маленькая тележка, хотя, откровенно скажу, мне было чем заняться, но об этом после. Так вот, я уже всё обдумал и, проанализировав ситуацию, вот что решил. Война хоть и идёт с заметными различиями, чем в моей истории, но не так и сильно. Просто немцы где быстрее захватывали какие-то города, а где-то с этим тянули. Например, Ленинград в блокаде был всего две недели, и оттуда до этого момента много что успели вывезти. В остальном так же. Киевский котёл тоже был, недавно немцы его окончательно переварили, но всё же не все войска там успели захлопнуть, где-то около трети вырвались. Именно они и создали тонкую цепочку обороны, которую немцы раз за разом рвали, двигаясь к Москве. Дивизии ополчения, как и в моей истории наспех сформированные, вставали на местах таких прорывов, погибая, но останавливая немцев на какое-то время. Однако, судя по рассказам новичков, а слухи по госпиталю так и ходили, я смог понять, что немцы будут у Москвы раньше, чем в моё время, а там и до городских боёв недалеко. Это если сибирские дивизии не подоспеют. Не хотелось бы оказаться среди этой мясорубки, да ещё в таком малоподвижном состоянии. Поэтому, проанализировав всё, я вот что решил. После выписки или, точнее, после того, как госпиталь будут эвакуировать дальше в тыл, как немцы подойдут к Москве, отправлюсь с ним. Не хочу Анну из виду терять. Потом я планировал комиссоваться, отправиться в какой-нибудь городок, например, меня вполне устраивала Казань, крупный тыловой город, сдать в местном институте все экзамены на врача, приобрести домик и, устроившись в больнице, обычным врачом, перетянуть жену к себе. Так же по военной службе. Правда, не знаю, получится что или нет. Ладно наш армейский госпиталь, оттуда Анну отпустили, несмотря на нехватку врачей, понимали ситуацию, а вот отсюда могут и не отпустить. Правда, была у меня одна мыслишка, беременность поможет, но я пока оставил её на потом.

По поводу амулетов, ладно те, коими я пользовался до ранения, все они при мне, сейчас речь о той цепочке с украшениями-подвесками, которую я нашёл у коллекционера в Минске. Единственная моя находка у немцев в тылу. Когда я немного отошёл и меня уже перевезли в Москву, я попросил Анну вернуть часть вещей, и она так и не поняла, куда они у меня делись, а когда обмывала меня, даже не поняла, что они на теле, она их не видела. Могла бы нащупать, но рисковать я не стал, руки сам обмывал. Около трёх дней я пытался понять, что это за амулет, работая преимущественно с наступлением темноты, чтобы соседи не видели. Я не был привилегированным ранбольным, общая командирская палата на три десятка коек, и одна из них моя. Цепочка не была шейной, как я поначалу думал, хотя по длине и похожа. Однако застёжки на ней не было, а голова в неё не пролезала. Но я попытался, вдруг растянется? Не вышло, зато я смог вступить с амулетом в контакт. Как оказалось, он работал только на голове, причём в таком положении, когда обе металлические пластины-подвески закрывали виски. Как диадема, но только из цепочки. Точно не скажу, но предположу, что это эксклюзивная модель, сделанная в единственном экземпляре или малом количестве каким-то магом-артефактором.

Если проще – это амулет-помощник. Буквально. Работал он левитацией, то есть способен дистанционно работать с предметами. Как грузчик или магический помощник. Поначалу я предположил, что он входит в комплект амулетов магического ювелира или артефактора, но нет, амулет явно не терпел конкуренции. Да и не мог амулет из комплекта того же артефактора работать на дальность в километр, а этот именно такой был. Я за эти два месяца успел всё изучить, что вокруг в городе происходило. Даже предотвратил четыре изнасилования, семь десятков краж, из них две трети уличные, остальные в квартирах, ну и остальное. Всё, что в моих силах, то, что успевал заметить. Тем более Анна сняла комнату рядом и была под моим постоянным присмотром, о котором я ей, конечно же, не сообщал.

Самое главное, амулет способен распараллеливать сознание на сорок пять потоков, и каждым потоком я мог работать как одной рукой. Сорок пять магических рук-помощников. Когда разобрался, я чуть не ошалел от радости, ну и от скуки стал активно тренироваться с амулетом. А тренироваться нужно было, требовались умение и опыт им пользоваться. Поначалу я мог стабильно держать шестнадцать потоков, но за два месяца активных тренировок поднял до двадцати девяти. Сегодня утром смог вытянуть до тридцати и пока остановился, нарабатывая опыт. Кстати, я могу дистанционно завести машину и, управляя ею, отогнать в другое место. У двух угонщиков так машины отобрал, а их, ничего не понимающих, выбросил из кабины.

То, что я набрал техники, главное, танков, – это в плюс. Уже сейчас могу сформировать экипажи для шести танков, это я о тридцатьчетвёрках, или для пяти КВ. Да и с авиацией так же. Важно эту технику освоить, а то я её не знаю. Цепочка у меня постоянно на голове, всё равно её не видят, снимаю, только когда с койки встаю, а так штука нужная. В будущем я её в шапку планировал вделать, удобно. А то постоянно опасаюсь, что Анна проведёт рукой по моим волосам, иногда так делала, – и нащупает её.

Как бы то ни было, но я активно шёл на поправку, причём такими темпами, что врачи дивились. Да и я слегка был удивлён, тоже в теме, понимаю, что с такими ранениями несколько месяцев лежат. Я должен был ближе к Новому году начать ходить, а тут в конце сентября стал аккуратно шастать по палате, пережидая приступы головокружения от долгого лежания, а потом уже и по коридору шаркать тапкой на левой ноге да постукивать костылём. Сначала было тяжело, а потом ничего, расходился. В палате нас шестеро ходячих, сестричек позвать или врача, воды поднести попить – это к нам. А причина такого скорого выздоровления мной была найдена. Я точно не уверен, но как-то другого ответа не было. А это то вино из магической фляжки. Я тут привык его по утрам и вечерам по пятьдесят грамм пить, для поднятия тонуса, да и крови сколько потерял, и, возможно, именно оно дало такой эффект. Что я о нём знаю? Вот к таким выводам я пришёл после довольно долгого анализа. Причём я не жадничал. Остальные парни в палате тоже получали вино, жена разливала, я его в обычной фляжке хранил. Она постоянно дивилась, что фляжка у меня каждый раз полная. Ещё бы, я её по ночам пополнял. И у других парней тоже были заметные улучшения, даже у летуна, который сильно обгорел. По крайней мере, по ночам он перестал стонать и скрипеть зубами, корка стал отпадать, и зарозовела молодая кожица. Правда, пришлось всё это прекратить, главврач как-то узнал, да и особист госпиталя тоже, нагрянули на днях. Опросили, отобрали у меня фляжку, к счастью, простую, армейскую, с остатками. Особист перевернул у меня все вещи. Но остался ни с чем, сообщил, что вино трофейное.

Причём ругались оба, чуть мне статью не пришили. Я уж потом понял, в чём дело. У одного из парней в палате, капитана-артиллериста, которого недавно привезли, гангрена началась, а с винца всё прошло. Ещё в нашем госпитале чин лежал с таким же воспалением, тут имелась генеральская палата, вот капитана к нему и поместили. Как я потом узнал от медсестёр, остатки вина ему и споили. Есть улучшения или нет, не знаю, это всё три дня назад произошло. А сам чин из политработников был, корпусным комиссаром. Это что-то вроде генерал-лейтенанта. По два ромба в петлицах. Этот тип мне сразу не понравился. Неделю как в госпитале – и бабу захотел. Причём физически он мог, ранения ног позволяли. Используя амулет-помощник, я с изумлением подслушал, как он отдал адъютанту приказ доставить ему женщину. Так прямо и сказал. Сразу видать, сам из простых рабочих или крестьян, дорвавшихся до власти, привык матом общаться. Адъютант от него мало чем отличался, видимо, комиссар подбирал себе под стать, и этот мордоворот выбрал медсестру посимпатичнее, втихую, без свидетелей, приставил к её виску пистолет, пояснив, что от неё требуется. Однако у него и привычки ухаживать за девушками… А та и мужчин-то ещё не знала, вот я и решил её спасти, и мне это удалось. Когда девушку завели в палату и та, плача, начала раздеваться, я просто сломал член этому комиссару, который в стойке был, не так и трудно оказалось. Ох как мужик орал, и винить-то никого, кроме себя, не мог, сам его в руке держал. Я хоть обезопасил медперсонал и свою жену. Адъютант комиссара на неё поглядывал, жена-то у меня видная, но возможности уединиться у битюга не было, а все попытки познакомиться Анна игнорировала, вот тот и переключился на медсестёр. Правда, осторожно, главврач на него наорал, да и та девушка ему пожаловалась. Главврач и сам пытался избавиться от комиссара, перевести в ведомственный госпиталь, но там открещивались, мол, мест нет. Видимо, знали этого кадра и иметь с ним дел не хотели. Осталось вылечить его побыстрее и отправить обратно к месту службы. Именно поэтому он так в моё вино и вцепился.

Но особист меня беспокоил больше. Не во всех госпиталях имелись особисты, обычно вербовали кого-то из персонала, и они, так сказать, несли параллельную службу, докладывая о разных случаях. Однако тут не повезло, был настоящий, который также был на должности начальника архива. Так вот, больно уж тот копать стал, как началась эта история с вином: откуда, кто приносил, ну и остальное. Напрягал изрядно, за эти три дня успел достать до печёнок. Такое впечатление, будто его накрутили сверху, и он отрабатывает меня, чтобы выбить информацию, откуда взялось это вино. Хотя, может, и сам инициативу проявлял, чтобы отметиться у начальства, тот ещё карьерист. Я уже серьёзно планирую свернуть ему шею, причём подальше от госпиталя, чтобы подозрения не навести, но этот гад и служит тут, и живёт. Ничего, я что-нибудь придумаю. Вон он дважды на машине уезжал, её а ним присылали, и один раз он пешком вернулся. Плохо, я засёк это, когда особист уже на территорию госпиталя проходил, не успел перехватить и сделать видимость нападения криминалитета, но надеюсь, такой шанс мне ещё представится. А что? Думаете, мне его жалко? Да нисколько, этот ради карьеры и по трупам пойдёт или по судьбам тех, кого за решётку отправит, а виновны они или нет, ему наплевать. Та ещё чёрная душонка.

Закончив уже привычную зарядку у окна, я положил на подоконник гантель. Мне её Анна принесла, но одну, второй в той комнате, которую она сняла, просто не было. В другой руке у меня был графин, полный воды. И, потянувшись, я с придыханием сказал:

– Эх, не могу смотреть, как люди работают… Пойду полежу.

От моей явно неожиданной реплики кто-то из парней хмыкнул, хотя некоторые и старше меня были, но тут мы запанибрата общались, кто-то засмеялся. А я сначала разлил из графина воду по поилкам, двоим дал сразу напиться, это моя обязанность на этой стороне палаты, надо же девчатам помогать, после чего, устроившись на кровати, руками помогая поднять загипсованную ногу, поставив костыль в головах, уже привычно проверил, какая ситуация в госпитале и в городе. Анна спит после дежурства. С ней всё в порядке. В городе ситуация обычная. И я подробнее занялся госпиталем. Двое умерли, не выдержали тяжёлых ран, трое стабилизировались. У одного гангрена пошла, готовят операцию, будет ампутация – это плохо. Однако из-за действий особиста приходится сидеть тихо, да и вино уже вряд ли поможет, слишком далеко зашло. Комиссар у себя в палате с шиной на прооперированном члене, адъютант рядом с перебинтованной грудью и плечом в гипсе. Вчера разозлил меня, слишком к девчонке одной приставал, видать, думал, что он такой неотразимый, уже хотел утащить в укромный уголок, да та отбилась с моей помощью. Здание тут трёхэтажное, бывшая школа, которую отдали под госпиталь. Палата генеральская на третьем этаже в бывшей учительской, наше крыло, где палаты с командирами, на втором, тут же и Анна работала с парой врачей, ну и когда адъютант решил покурить и начал спускаться, я и поставил подножку. Рядом никого, будто тот сам споткнулся, и в результате падения выбил плечо из сустава, правильно падать он не умел – одно сломанное ребро и в двух трещины. Хорошо ступеньки пересчитал. Мне кажется, весь женский персонал вздохнул с облегчением, когда всё это случилось.

Я не говорю, что девчата, пошедшие в армию медсёстрами, или местные помощницы, прям недотроги, хотя большинство были именно такие, но имелись и те, которых можно уговорить, и уговаривали, лихие парни из фронтовиков пользовались популярностью, но этих невзлюбили конкретно, особенно когда Тонечка, та самая медсестра, которой пистолетом угрожали, об этом случае рассказала. Теперь адъютанта третьей дорогой обходили, да к комиссару заходили вдвоём и только когда зовут. Хорошо, Анна там не работает.

В одной из палат на втором этаже, через три от нашей, трое политработников отмечали выписку. Вот, кстати, палата большая, а лежали втроём, привилегированные, это уж точно. Причём двоих выписать можно было ещё пару недель назад, так нет, они третьего ждали. Из одной армии были, решили вместе возвращаться. И сейчас, где-то достав водку да закуски, заперлись в палате и нажирались. Госпиталь завтра покинут, форму уже получили. В принципе, не возражаю против такого отмечания, главное, чтобы пристойно себя вели и их вечеринка не выплеснулась за пределы палаты. Потренировавшись в использовании амулета-помощника, несколькими «руками» я на складе поднимал и опускал вязанки нательного белья, тренируя использование, другими в шести стоявших в разных местах машинах делал вид, что управляю, крутил рулём, переключал передачи и нажимал на педали. Нормально, с некоторым трудом, но тридцать параллельных сознаний работали, и это хорошо. Потом потренировался в стихиях, например, почистил тело от грязи, поправил матрас, не обращая внимания, что лежу на нём, ну и так, по мелочи. Помедитировал и решил, что пора прогуляться. Лечащий врач разрешил мне это делать, но только осторожно. Надо новичков навестить, тем более ажиотаж вокруг них схлынул, другие любопытные, получив информацию, разошлись, можно и мне навестить их.

Сев, я взял костыль и, встав, сообщил сопалатникам: – Пойду к новичкам, узнаю свежие новости.

– Узнай, как там Тула, держится или нет, – попросил старлей-танкист, который как раз из Тулы был и очень беспокоился, что его город практически в осаде.

– Две недели уже оборону держат, – вздохнул я. – Хорошо, узнаю.

Я сунул в карманы по нескольку яблок и груш из своей тумбочки. В ней-то у меня с десяток их лежало, и множество – в браслете было. А что, левитацией владею, вот и обобрал сады на километр вокруг, всё равно мало кто их собирал. В результате с полсотни мешков витаминов теперь было. Причём не только яблоки и груши, но и вишня, и смородина. Правда, засветил я пока яблоки и груши, жене сказал, мол, знакомые принесли. И теперь, обходя раненых, оставлял у кого яблоко, у кого грушу и расспрашивал новичков. Мне охотно отвечали, уничтожая фрукты. Из моей армии новоприбывших не было, да и вообще из нашей Четвёртой в госпитале всего трое были, считая меня. Все комиссию не пройдут, спишут на гражданку, как и меня.

Вернувшись в свою палату, я рассказал парням новости:

– Тула держится, хотя и тяжело приходится. Калуга пала, наши отходят, немцы давят. Неразбериха там. Один из новеньких оттуда, пулемётчик стрелкового полка. Насчёт Твери слухи оказались правдивы, двое с той стороны прибыли. Пала два дня назад, наши отходят, хотя вроде на реке их притормозили. Ситуация там непонятна. Крым сдали, говорят, немцы наших в Чёрном море топили, столько пленных было…

– Может, врут? – спросил обгоревший летун Сергей.

– Морячок там из Новороссийска, каплей, от него информация.

– Что ещё? – спросил капитан.

– О сдаче Харькова вы знаете, неделю назад немцы его оккупировали, но пока дальше не двинули, резервы подтягивают, потери у них большие вышли при захвате города. Наши этим пользуются, километрах в тридцати от него укрепляют оборону. О Ленинграде тоже знаете, в блокаде, плохо там всё… В Одессе немцы уже месяц сидят, об остальном новички не в курсе, тоже слухами живут. Кроме морячка, все с местных фронтов, многого не знают.

– Да, держатся наши, – вздохнул капитан.

Лёжа на боку, я включился в полемику, обсуждая ситуацию на фронтах, и она никого не радовала. Скучно было, вот и чесали языками, по нескольку раз перетирая услышанные события. Недолгая удача наших войск под Ельней, она и тут была, не сильно порадовала. Всё равно выжать из этой операции максимум наши не смогли и упустили немцев из колечка. Пусть те всю технику и тяжёлое вооружение бросили, но главное – люди. И как бы Политуправление ни превозносило эту операцию как величайшую победу, мы-то понимали, что всё закончилось пшиком. Вон, артиллерист был оттуда, так что информация из первых уст.

Мы как раз поужинали – всего одиннадцать из всех, кто лежал в нашей палате, могли делать это самостоятельно, и я в том числе, остальных кормили, – когда к нам заглянула Аня. Она была в белом приталенном халате и шапочке, смотрелась чудесно. Чёрт, я ведь действительно люблю свою жену. Её приходу я искренне порадовался, хотя и вижу её каждый день. Она чмокнула меня в губы, это максимум, что можно было ждать от неё при свидетелях, и присела ко мне на кровать. Мы немного поговорили, и Анна стала обходить остальных парней, всем мерила температуру. У танкиста оказалась повышенная, как бы не воспаление, и Анна велела везти его в процедурную, будут снимать бинты, смотреть, что с ранами.

Вроде бы обычный вечер в госпитале, даже обошлось без воздушного налёта из-за непогоды, но часов в девять вечера в палату забежала санитарка.

– Кирилл, там к твоей жене эти пристают, что завтра уезжают. В палату ещё затащили, а главврача ударили, когда он пытался Анну Андреевну защитить. Нос разбили. Револьвером угрожали.

Меня аж перекосило от этого известия. Парни заматерились, кто-то застонал. А Василий, лейтенант-разведчик, лежавший весь в гипсе – у него парашют не полностью раскрылся, – завозился и рухнул с кровати, явно собираясь ползти к двери. Санитарка ахнула и кинулась к нему. А я пришёл в такую ярость, что был готов на безумные поступки, но всё же некоторая частица твёрдого расчёта у меня присутствовала. Поэтому, сунув руку под подушку, достал амулет-помощник. Причина, почему я стал не постоянно его носить, имелась веская. Да, на нём тоже были чары отвода глаз, и никто амулет не видел, но вот следы от него – вполне. Бывает так: долго шапку носишь, а когда снимаешь её, остаются кругом прижаты волосы. Наверняка ведь у многих это замечали. Вот и амулет, хоть и скрыт, но волосы прижимает. Сам я этого не видел, а у соседей вопросы стали возникать, оттого и стал таиться. Хорошо, меня недавно постригли, и на голове короткий ёжик, но всё равно видно. А снимаю я амулет в присутствии посторонних довольно просто: делаю вид, что провожу рукой по волосам.

Надев амулет, всё равно никто не поймёт, что это я с головой делаю, хотя ранее так открыто его не надевал, я подхватил костыль и, грохоча им, направился к двери под причитания санитарки, одновременно изучая обстановку в палате у этих трёх уродов, у которых зачесалось кое-где, а в руки попала моя жена. Там вдруг приглушённо хлопнул выстрел. Я успел заметить, что, пока двое пытались раздеть Анну, бившуюся в их руках, стараясь вырваться, третий целился из ТТ в сторону двери. Просто отлично. Он удивлённо моргнул, когда ствол его пистолета, направленный выше голов, просто для испуга, вдруг слегка опустился и дёрнулся в повторном выстреле. А в дверях-то стоял особист, присланный туда главврачом, да трое бойцов, из тех, что были записаны как ограниченно годные, если проще – им по пятьдесят лет было, с винтовками – вся охрана тылового госпиталя.

Пуля, выпущенная мной с помощью амулета, попала особисту точно в лоб. Не мог я не воспользоваться такой возможностью, достал. Хозяин пистолета мгновенно протрезвел от осознания того, что случилось, а в это время пистолет, выкручивая его запястье, под мат полного ужаса стрелка снова загрохотал выстрелами. Это офицер в упор расстрелял двух подельников, потратил два патрона на одного и три на другого, с гарантией пристрелил. Под визг стрелявшего, который пытался остановить взбесившееся оружие, я заблокировал ему левую руку, и ствол ткнулся ему в висок. Прозвучал последний выстрел. Ну вот и всё. У дверей своей палаты я сделал вид, что от эмоций поскользнулся и упал, санитарка теперь бросилась ко мне, зовя коллег на помощь, чтобы поднять меня, но алиби у меня теперь стопроцентное.

А через минуту я уже обнимал и успокаивал Анну. Она сидела у нас в палате, рыдая мне в пижаму, а я гладил её по спине и обдумывал проблемы, которые могут свалиться на жену. А ведь её могут сделать крайней. Для местных спецслужб, особенно удальцов из политуправления, не важно – кто, главное – назначить виновного. А раз жена была в палате, когда это всё случилось… Надо думать. Отдавать жену на растерзание я и не подумаю. Если они захотят войны, они её получат. Поверьте, я использую все возможности, но не дам её в обиду, а возможностей у меня немало.

Одновременно я амулетом-помощником вскрыл сейф особиста, достал папку, которую он на днях завёл на меня, и через форточку, левитируя, вынес на улицу. Там она мгновенно промокла под дождём, после чего я сбросил её в дымовую трубу котельной, где вскоре папка превратилась в пепел. Ладно, время покажет, чем эта история закончится.

С некоторым трудом мне удалось успокоить жену. Парни – кто молчал, сочувственно сопя, кто словами пытался пожалеть. Правда, в тоне так и проскальзывала ярость в сторону наглецов. А когда пронёсся слух, что один из них сошёл с ума и начал расстреливать всех вокруг, тон сменился на удивлённый. Я же, прижав жену к себе и убедившись, что она перестала дрожать, тихо зашептал ей на ушко:

– Сиди, внимательно слушай и запоминай. То, что случилось с теми уродами, – это кара, но сейчас не об этом. Погибли работники политуправления, значит, будет следствие, а у следователей одна забота: не искать, кто виноват, а назначить виновного. Для них ты – идеальный вариант, была в палате. Если главврач не струсит, он тебя прикроет, тогда проблем не будет. Просто запомни: я хоть и лежу в госпитале, но у меня тоже есть возможности. Если тебя пригласят в машину, чтобы проехать в управление, значит, тебя списали, отобьют всё, что можно, сама признаешься и всё подпишешь. У меня знакомцы есть, я же детдомовский, из Ленинграда, встретил тут парней из банд, дам сигнал, и они будут караулить снаружи. Когда тебя повезут, они перехватят. Ты их не увидишь, даже не крути головой, просто прими это как факт. Запомни: если вдруг зазвучат выстрелы, и все, кто с тобой будет в машине, погибнут, сразу открывай дверь и уходи в снятую комнату. Собери вещи и оденься в гражданскую одежду. Сними другую комнату, деньги у тебя есть. Там свяжемся друг с другом, я дам новые инструкции. И ничего не бойся, я с тобой и никогда тебя не брошу и не отвернусь. Я не прощу только предательства, но я в тебе уверен, как в себе.

Анна только крепче прижалась ко мне, сосредоточенно сопя. От её волос шёл аромат яблока, сводивший меня с ума. Это от трофейного шампуня, пузырёк которого я подарил жене на день рождения, ей двадцать три исполнилось, у меня его целая коробка, из Минска. Конечно, вот так вываливать на неё всё сразу после пережитого не стоило бы, но Анне надо понять, что она под моей защитой и я помогу всегда, пусть будет уверена во мне.

Когда прибыли следователи, и из НКВД были, и из политуправления, и из комендатуры столицы, я стал ожидать оргвыводов. Как ни странно, прояснилось всё довольно быстро, правда, пришлось посетить кабинет главврача. Было забавно видеть его с повязкой на лице, нос ему таки сломали. Оказалось, он был в курсе, что жена планировала отправиться со мной, а терять сотрудника при кадровом голоде не хотел, вот мы и пришли к соглашению: он её прикроет, но она обязана остаться в его госпитале до конца войны, ну или пока не найдётся замена. Я ещё вытребовал условие по поводу беременности: три месяца на декрет, а потом она вернётся к службе. Главврач скривился, но согласился. На этом мы и ударили по рукам. Нас обоих устраивали условия, жена при этом была больше сторонним наблюдателем, полностью отдав переговоры в мои руки.

Главврач условия выполнил полностью. Этот старый коммунист нажал на нужные рычаги, так что Анна была потерпевшей, а я, как муж, мог присутствовать при её опросе. Всё списали на сумасшествие того стрелка, который всех положил, усиленное алкоголем. В общем, пьяные пострелушки, бывает. У многих взяли подписку о неразглашении, у Анны тоже, и на этом всё. А в освобождённой и отмытой палате уже устраивались новые жильцы, шесть коек поставили. Анна не стала уходить, хотя ей и разрешили, чтобы прийти в себя, и продолжила эти сутки дежурства. К себе в палату я вернулся за полночь и уснул. Да уж, тяжело день закончился, но, к счастью, всё же благополучно, и даже с некоторыми плюсами. Для меня, по крайней мере. Да и почему мне было не воспользоваться моментом? Вот я и воспользовался.

Следующая неделя прошла нормально. Сегодня утром мне сняли гипс и, осмотрев на ноге швы, обработали их и отправили меня на рентген. Стараясь не наступать на всю в красных полосах шрамов и точках от швов ногу, которая казалась мне жутко худой и бледной, стуча костылём, я добрался до нужного кабинета. Изучив снимок, хирург велел мне побольше ходить, но ногу беречь, а гипс больше не нужен. А ещё через неделю, второго ноября, собралась очередная медицинская комиссия, которая, осмотрев меня, постановила: списать и выдать справку об инвалидности, чтобы я мог получать военную пенсию.

К выписке меня стали готовить через три дня, пятого ноября, и я постепенно стал собираться. Заказал сапожнику три пары обуви. Первая – обычные чёрные ботинки для весенне-осеннего сезона, которые подходят для повседневной жизни и практически к любой одежде, даже к форме. Потом – лёгкие летние туфли, тоже чёрные. Ну и унты, зимняя обувь с меховым голенищем до колен. Вся обувь, естественно, с высоким каблуком под правую ногу. То есть я сделал заказ на все сезоны, чтобы обувь была в наличии. Надо ему ещё домашние тапки заказать, тоже вещь нужная.

Теперь о форме. Красноармейская, в которой меня в немецкий тыл отправляли, пришла в негодность, да и осталась в том медсанбате. Однако моя командирская форма осталась при мне, тем более на френче награды были прикручены, да и шинель по размеру имелась. И я сказал жене не подбирать мне на складе форму по размеру, мол, всё есть, мою старую привезли. И когда наступил день выписки и мои документы были готовы, я сходил в туалет и, пока там никого не было, достал из браслета форму, правда, пришлось срезать петлицы и снять с фуражки звезду, и вернулся в ней, глухо постукивая тростью, которую изготовили мне недавно в столичной мастерской. Лаком ещё пахла.

Я попрощался с парнями, забрал нехитрые вещички и, прихрамывая, направился к выходу, по пути благодаря за заботу медперсонал. Аня отпросилась сопровождать меня.

Мы пока будем жить в комнате, которую она снимала, хотя жена в курсе, что я планировал приобрести домик де-нибудь на окраине, но с той стороны, что подальше от приближающихся немцев, а они за эти недели существенно приблизились к Москве. Выйдя на крыльцо бывшей школы, я осмотрелся и вздохнул. Снова дождь, ледяной. Хотя идти всего метров четыреста, но мокнуть не хотелось. Я был в шинели. Когда началась непогода, я вынул Ане из кольца свою плащ-палатку, и она в дождь закутывалась в неё. Вот и сейчас была в ней. Эх, жаль, ни одну из машин достать не могу! А у меня среди легковых было с два десятка разной трофейной техники, включая пару итальянских с открытым верхом – всё добыто в Минске, угнал у оккупантов, и ключи имелись, – и несколько советских машин. Пара фаэтонов и три эмки – чёрная и две армейского зелёного цвета. Одна из армейских была в виде вездехода, модели ГАЗ-61, и выше других. А чёрная, между прочим, из той брошенной колонны, где было две зенитки и два броневика. Почему её не перекрасили, не знаю, но предполагаю, что просто не успели, реквизировав из какой-то организации на нужды армии. И сейчас она пригодилась бы, тем более заправлена и подготовлена мной к выезду. Это ещё когда я у немцев в тылу был, со скуки несколько машин привёл в порядок, чтобы использовать можно было. Конечно, трофейной техникой воспользоваться нельзя, сразу привлеку внимание, а вот советской почему бы и нет? Но не сейчас, Аня рядом, а я продолжал скрывать от неё информацию о магии. Не стоит ей об этом знать. Только в крайнем случае я расскажу о ней, в самом-самом крайнем случае. Поэтому мы вдвоём накрылись плащ-палаткой и двинулись.