Buch lesen: «Сапожник дядя Зина»

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

У нижних ворот Мытного рынка, что был в самом центре города, до Кремля рукой подать, испокон веков стояла небольшая, чуть больше домашнего холодильника, будочка по ремонту обуви, вечно пахнувшая удивительными запахами клея, кожи и крепкого табака.

И в этой самой будочке, сколько я себя помню сидел, вечно согнувшийся над очередным ботинком, сапожник дядя Зина. Мастером он был от Бога. Половина жителей города ходила в пошитой или отремонтированной им обуви. И даже говорят, что весной 1945 года он самолично пошил и послал в подарок маршалу Жукову сапоги, и маршал в этих самых дяди-Зининых сапогах принимал парад Победы в Москве на Красной площади.

Дядя Зина в молодости был кудрявым брюнетом, ходил в жилетке, шикарных лаковых из тончайшей кожи полусапожках и слегка приспущенных на них шароварных брюках.

С годами дядя Зина поседел, полысел, сапоги его потускнели. Но глаза! Его глаза оставались все такими же неизменно живыми, как и в молодости.

Долгие годы дядя Зина сидел и стучал своим уникальным молоточком в своей будке, никому не мешая, чинил обувь, слушая то, что говорят люди вокруг.

Но в пылу демократических реформ шустрые молодые архитекторы города попытались убрать будку, как анахронизм прошлого времени, а вместе с ней и дядю Зину.

По слухам, вмешался наш кудрявый губернатор, приходившийся ему родственником по маме, и дядю Зину вместе с его сапожной будкой оставили в покое. Правда, после этого будку почему-то перекрасили в синий цвет и даже немного подновили внутри.

Сам я жил в двух шагах от рынка в старом деревянном домике у Черного пруда и каждую свободную минуту бегал на рынок к дяде Зине, который всегда, независимо от моего возраста, охотно вел со мной беседы, как с равным, причем самым серьезным и доверительным образом.

Я любил дядю Зину и люблю до сих пор.

Я помню всех его жен, но многоженцем дядя Зина никогда не был. Просто жены его, за исключением первой, быстро умирали. И поэтому знакомился я с ними постепенно, по мере их вхождения в семью дяди Зины.

Кстати, не все его жены были еврейками. В его сильных руках побывали и русская красавица, и мордовка, и татарка. В общем, почти все представительницы нашего многонационального края.

Злые языки поговаривали, что дядю Зину один раз после смерти очередной его жены арестовали и держали несколько месяцев в тюрьме по подозрению, но потом, опять же по слухам, после вмешательства самого Кагановича (Каганович Лазарь Моисеевич (1893–1991) – политический деятель.) отпустили.

Но несмотря на эти частые трагедии, у дяди Зины от всех его жен осталась целая куча детей, которые никогда не оставляли его одного в его будочке.

И если в пятилетнем возрасте я торчал у него в сапожной будке просто из-за того, что он давал мне послюнявить сапожные гвоздики перед тем как забить их в ботинок, то впоследствии я пропадал там из-за его дочерей, больше похожих на сказочных принцесс, чем на земных созданий.

Всех своих дочерей ДЯДЯ Зина называл «цветочками жизни». И я полностью был с ним согласен. Невероятное смещение кровей выдавало таких красавиц, что мы, мальчишки, только зубами скрипели от сильного желания завладеть их вниманием и расположением.

– Цветочки вы мои, цветочки. Только рвать вас будут другие, – приговаривал дядя Зина, гладя красивые головки своих дочерей.

– Как это рвать? – спрашивал я, с ужасом представляя, как у Сары, черноглазой красавицы, кто-то отрывает голову или что-то еще.

– Подрастешь, узнаешь, – говорил мне дядя Зина.

Как всегда, дядя Зина был прав.

Подрос. Узнал.

В юности своей Я влюблялся поочередно во всех дочек дяди Зины. И меня всегда поражало, что у них у всех глаза были разного цвета: у Розы – карие; у Сары – черные; у Сони – голубые; у Маши – серые; у Риты – зеленые; у Доры – синие, Я, смущаясь, все же задал вопрос, мучавший меня все время, почему у его дочерей такое разноцветье глаз.