Неживая земля. Воитель

Натаниэль склонился над противником и стал безжалостно избивать, превращая лицо воителя в кровавое месиво. Едва живой, Энэй поднял в защиту меч. Мальчик перехватил его запястье. В руке возник объятый черным пламенем серп. Натаниэль поднял его и выше локтя отсек воителю руку. Сквозь кровавое бульканье из глотки Энэя вырвался крик. Натаниэль отбросил руку с мечом в сторону, подошел к ней и начал небрежно тыкать носком, на некоторое время потеряв к воителю интерес. Энэй несколько раз выстрелил во врага из «Возмездия», но то ли искажение в пространстве уберегло мальчика, то ли не осталось сил твердо держать оружие.

– Старик Иерион говорил, если разрезать червя пополам – получится два червя. Я отрезал от тебя часть. Рука шевелится, но почему-то не ползает. Ты похож на червя, но выходит – ты не червь. Что же ты такое? – задумчиво произнес мальчик, переводя взгляд то на раненого воителя, то на отрезанную руку.

Детское лицо Натаниэля появилось из темноты. Оно будто освещалось призрачным светом, идущим из синей бездны глаз. Чуть повернув и запрокинув голову, он жутко, искоса смотрел на окровавленное лицо воителя. Мальчишка подошел ближе, одной ногой встал Энэю на уцелевшую руку, вторую поставил на грудь. Наклонился, пролез пальцами в брешь проломленного шлема и надавил на щеки.

– Может, ты – еда? – произнес жуткий голос.

«Отец! Помоги…» – беспомощно закричал в мыслях Энэй, но в ответ услышал лишь нечеловеческий вопль и понял, что кричит сам.

Натаниэль вырвал его язык, отошел в сторону, жадно затолкал обеими руками в рот и начал чавкать. В этот миг в мальчике пробудилось нечто настолько чудовищное, злобное и голодное, что от исходящих изнутри пульсаций энергии вселенского зла содрогнулись и взорвались фонтанами крови сотканные из стонущих мертвецов стены. Безумные синие глаза мальчика безотрывно следили за воителем. Он смотрел на Энэя как на добычу, которую можно сожрать.

– Ты не думал, что все так закончится, да? – спросил мальчик и стал приближаться.

Отталкиваясь ногами, воитель пополз назад и открыл огонь из револьстрела. Достигая искаженной области пространства перед мальчишкой, заряды уходили в стороны и разрывались во внутренностях логова, с шипением прожигали их.

– Сейчас ты ползешь точно как червь. Выходит, не старик обманул меня, а я отрезал от тебя не ту часть, – догадался Натаниэль. В его руке снова появился серп.

Силы покидали Энэя. Впервые более чем за сто лет противостояния исчадьям Тьмы он поддался отчаянию. Обитель Света повержена, все воины предательски убиты. Ждать помощи неоткуда. В самый трудный час Энэй остался наедине с порождением вселенской ненависти и мрака. Кто способен одолеть столь могущественное, сверхсильное Зло? На что он надеялся? Жалкий, искалеченный последний воин Света. Только сейчас Энэй осознал, насколько устал от вечной борьбы и пролитых рек крови. Утопая в них, каждый раз воитель находил в себе силы сражаться, продолжать борьбу и крушить, разить врагов по велению той грозной силы, частью которой стал много лет назад. Но теперь, когда все служители Света мертвы… Если Создатель допустил падение Ордена, может, так и должно было произойти? Возможно, это тайный замысел могущественного Всеотца, и лишь Энэй – беспомощный однорукий воитель – все еще сопротивляется неизбежному?

Казалось, так легко закрыть глаза, перестать бороться и вскоре раствориться среди звезд в бесконечности Вселенной. Энэй сомневался, что после смерти увидит могущественного Отца во главе войска из падших служителей Света. Но все же он хотел этой встречи, чтобы спросить Его: «Зачем все это? Как ты позволил этому произойти?». Сознание воителя захлестнул предсмертный холодный мрак. Мысли путались. Он умирал.

«Так это странно – осознавать конец собственного пути и в то же время понимать, что жизнь продолжится, но уже без меня. Ради чего я жил? За что сражался? Что оставил после себя? Лишь отрубленную руку да меч в пропитанном кровью подземелье. Ничего больше… ничего не останется после меня: ни легенд, ни долгих историй, которые древние воины Ордена рассказывают послушникам. Имя мое никто не впишет на страницы «Наследия Мертвых». Обо мне останутся лишь воспоминания в памяти единственного любимого на Земле человека. Интересно, каким Майя запомнит меня: одноглазым чудовищем или будет помнить наш первый вечер? Как она проведет завтрашний день, когда я уже буду мертв? Каким встретит новое утро? Станет ли думать обо мне?»

– Нет, не станет, – ответил Натаниэль на мысли Энэя. – Она окажется здесь. Я сам приведу ее к брату. Пожиратель возьмет ее в жены и покажет, как сильно может любить великий князь Тьмы. Она родит ему сыновей, а потом князь отдаст ее крысиному воину.

Свирепой яростью полыхнуло сердце воителя. Черный гнев затмил его угасающий разум и вырвал из ледяных объятий небытия. Задействовав резервы доспеха, Энэй из последних сил поднялся и в самоубийственной, отчаянной атаке бросился на мальчишку. Воитель намеревался сбить врага и наплечником доспеха размозжить голову. Он прошел сквозь область искаженного пространства, промахнулся с ударом, но все же сбил Натаниэля с ног. Оказавшись над поверженным врагом, Энэй упал на спину и локоть уцелевшей руки направил противнику в лицо. Мальчик остался лежать на месте, но материя пространства между ними изменилась. Воитель провалился в искажение, как в колодец, выпал во мраке под куполом логова и с чавкающим звуком обрушился на ковер пульсирующей плоти. Впереди, под стеной брызгающих кровью внутренностей Энэй заметил тело человека, использованного в качестве приманки. Озлобленно мыча, однорукий воитель дополз к мертвецу, перевернул его и потянулся в карман за взрывателем.

– Тебе не выбраться из Тьмы, червь. Или надеялся, я не замечу это? – спросил мальчик и показал Энэю взрыватель.

Опираясь на стену из бескожих, растерзанных мертвецов, воитель поднялся. Его губы дрожали в свирепом оскале. Обезображенное лицо сочилось кровью. Она вытекала изо рта по подбородку, стекала по шее. Сжав руку в кулак, воитель с воплем умирающего зверя бросился на врага.

Сокрушительный удар темной энергии сбил Энэя с ног. Объятый пламенем серп пробил броню, вонзился в грудь, приподнял воителя и поставил на колени. Многоглаз торжествующе взревел. Его крик подхватили искривленные муками рты бесформенных человеческих тел, сплетенные в единый организм логова. Раздираемые ненавистью и агонией голоса слились в безумную какофонию, омерзительный хор, воспевающий великого князя Пожирателя и его брата. Вопли чудовищ оглушили воителя, но постепенно удалялись, доносились будто издалека, уступая место вязкой тишине наползающего мрака смерти. Энэй услышал голос мамы – самый родной и нежный голос, который когда-либо знал; увидел ее лицо – самое красивое и светлое из всех на Земле. Мама стояла рядом, гладила его по окровавленной щеке. Воитель ощущал тепло ее ладони. В беспросветной, наползающей Тьме она лучилась Светом – самым чистым во Вселенной, исполненным любви. Она звала его по имени – настоящему имени, которое родители дали при рождении.

«Не бойся, малыш, боль скоро пройдет…» – сказала женщина.

«Мама… мамочка, не уходи! Ты здесь?» – позвал ее воитель.

– Ее здесь нет, Энэй. Я сожрал ее. И тебя сожру, – ответил Натаниэль.

Заплывшим кровью глазом Энэй видел, как сквозь брешь в доспехе на груди поганый мальчишка вытаскивает маленькие красные кусочки и кладет себе в рот.

Образ мамы исчез, и воитель услышал звонкий смех сестер-близняшек. Они бегали в саду по густой зеленой траве между цветущих вишен. Их ветви распустились белоснежно-розовыми цветами. Энэй отчетливо, в ярких, весенних красках вспомнил тот день. Сестрам нравилось убегать и прятаться от младшего брата, но ему надоело, что девочки не берут его играть. Он устал за ними гоняться, обиженно развернулся и забрался на дерево. Устроившись на ветке, мальчик посмотрел вверх. Солнечный свет лился сквозь нежные цветки и листву. Они покачивались, тихо шелестели на ветру и, казалось, сверкают, наливаются золотистыми красками и весенним теплом. Пытаясь посмотреть на Солнце в просветах между листьев, почти у самой верхушки дерева мальчик заметил гнездо. Он никогда не видел маленьких птенцов, и потому полез вверх. Ветви становились все тоньше. Он знал, что долго они не выдержат, но до цели оставалось совсем чуть-чуть. Мальчик встал на ветку, подтянулся и заглянул в гнездо. В нем лежали два птенца: один мертвый, покрытый белыми личинками; второго облепил плотный слой мух. Заметив ребенка, умирающий птенец дернулся, забил крыльями и широко раскрыл клюв. Рой мух зажужжал и взлетел черным облаком. Испугавшись, мальчик отвернул лицо, соскользнул с ветки, не удержался и упал на землю.

«Мамочка, я… я не могу пошевелить пальцами… они не двигаются…» – сказал ребенок сквозь слезы.

«Не бойся, малыш, боль скоро пройдет… потерпи еще чуть-чуть…» – повторяла дрожащим голосом мама, дожидаясь, когда отец вернется с врачом.

Энэй ухватился за это воспоминание. Возможно, самое ценное воспоминание в жизни. Почему оно так важно?

Воитель стоял под цветущими вишнями, видел своих сестер и маму. Они сидели на траве возле сломанного мальчика и беспомощно рыдали. Ребенок лежал правой щекой на земле и ощущал ее прохладу. Трава щекотала кожу. Мальчик видел, как по зеленым стеблям ползают насекомые.

«Не заползут ли они в ухо, пока я так лежу?» – вспомнил Энэй мысли мальчика в тот момент.

Левая кисть оказалась вывернута, из-под правой коленки торчала окровавленная кость. Мальчишка отвел взгляд от сломанных конечностей и смотрел, как солнечные блики исчезают и появляются в густой листве деревьев. У мамы за спиной кто-то стоял под белоснежно-розовыми ветвями. Он привлек внимание мальчика, взгляды ребенка и воителя на мгновение встретились.

«Мамочка, это ангел пришел за мной? Я умираю?» – шепотом спросил мальчик, не отводя глаз с места, где только что видел человеческий образ в ослепительно ярком свете.

«Ты будешь жить, слышишь?! Заклинаю тебя, только выживи! Ты воин! Так борись же! Борись!» – обезумев от ужаса и горя, рыдала женщина.

Солоноватая, густая кровь толчками вышла изо рта Энэя. Закованная в илаадиум, объятая темным пламенем рука пролезла в чудовищную рану на груди воителя, прошла сквозь разорванную мышечную ткань и сломанные кости грудной клетки. Энэй ощутил, как пальцы Натаниэля коснулись и жадно обхватили его сердце, как оно стучит, истекает кровью, сжимается и готово разорваться в руке сына Тьмы.

Натаниэль замер. Его пальцы крепко вцепились в сердце воителя, но поганый мальчишка больше не двигался. Что-то происходило с его телом. Оно изменялось, обретало иную форму, чтобы выбраться из ставшего ловушкой доспеха. Энэй знал лишь одну причину, по которой окованный в тяжелую броню заклинатель может оказаться обездвиженным. Легендарное оружие Ордена «Эксплорум» выполняли без каких-либо видимых отличий по трехкомпонентной технологии доспехов «Грэхкрай». Воитель не представлял, что за сила таится внутри Натаниэля, но созданных мальчиком заклятий хватило для превышения критического соотношения энергии к илаадиуму и изменения его свойств. Чуда, сохранившего живьем голову Деонтирия в самом первом образце «Эксплорума», могло не повториться. На случай смерти облаченного в доспех воина во всех последующих моделях Кузнец предусмотрел независимый способ приведения оружия в действие.

Тело мальчишки омерзительной, бесформенной массой выбиралось из доспеха, но обезумевшие глаза сына Тьмы продолжали следить за воителем, все ярче разгораясь холодным, темно-синим пламенем. Уцелевшей рукой Энэй потянулся к шее Натаниэля, положил руку на бронированный ворот. От ладони воителя отделилась частица Света, ее энергия перешла в начальную руну и запустила структуры ударных заклятий внутри «Эксплорума».

…трава щекотала лицо. Сквозь просветы листвы на вишневых ветвях маленький мальчишка с переломанным позвоночником все-таки смог разглядеть Солнце и зажмурился. Оно пылало так ярко, что казалось: в мире больше ничего не существует кроме ослепительного, безжалостно испепеляющего Света…

…неистовые потоки ударных заклятий неслись вокруг сына Тьмы и воина Света, пронзали их плоть и кровь. В пространственно-временном искажении, вызванном огромным количеством гроноэнергии внутри воронки энергетического смерча, тела Энэя и Натаниэля многократно раздваивались, будто отражались в лабиринте зеркал. Не давая вырваться, воитель до последнего удерживал мальчишку за ворот доспеха, но в какой-то момент рука опустела. Натаниэль исчез. Его поглотил испепеляющий вихрь заклятий. Энэя вдавило в кипящее месиво из внутренностей людей и монстров. Растерзанное и обессиленное сознание воителя угасло…

Глава 25. Вторжение

У Казанского моста на причале лодочной станции бездомный бродяга пережидал нахлынувшее на Петербург ненастье. Он бывал здесь каждый летний сезон. По ночам за небольшую плату приглядывал за лодками, днем помогал с разгрузкой продуктов в нескольких столовых. За это ему полагался набор горячего обеда и ужина, пара свежевыпеченных слоек и несколько стаканов чая. Накинув на плечи телогрейку, пропахшую моторным маслом, бездомный дремал у сторожки на деревянной скамейке. В нагрудном кармане у него лежал небольшой радиоприемник на батарейках и негромко транслировал старые хиты хеви-метал. Тревожный сон о прошлой жизни заставил бродягу проснуться. Он открыл глаза и увидел над городом дождливое, затянутое тучами небо. Пальцами обеих рук с огрубевшей кожей и грязными, ломаными ногтями, говорившими о частой, тяжелой ручной работе, он обхватил стаканчик остывшего сладкого чая и поднес к губам.

Над Петербургом разразился гром. За все годы жизни еще никогда бездомному не доводилось видеть настолько скверной погоды. Сперва решив, что ему кажется, он внимательнее присмотрелся к воде в канале. Она стремительно темнела. Из привычного для дождливой ночи свинцового цвета становилась угольно-черной. На волнистой поверхности появились разводы, будто что-то большое двигалось под водой, оставляя позади расползающийся по каналу густой, непроглядный мрак. Раздался всплеск, и в двадцати метрах от лодочной станции из воды поднялось существо. Оно вытянуло вверх огромную лапу, схватилось за каменное ограждение и выбралось из канала на набережную. Тело монстра окутывал густой черный дым, будто он горел изнутри, но этот живой мрак не разлетался под порывами ветра, а хаотично преображался, менял формы, размеры, позволяя рассмотреть только огненно-желтые глаза, смотревшие на мир с отравляющей все живое ненавистью.

За монстром из воды появились несколько менее крупных, но более отвратительных внешне созданий, отдаленно напоминавших людей. Руки бездомного задрожали, стаканчик упал на мокрый настил причала. Одна из выползающих на набережную тварей посмотрела в сторону бродяги. Крысиные головы, покрывавшие тело существа, тоже обернулись по направлению звука. Грызуны зашипели, с мокрым чавканьем начали выбираться из тела безобразной твари, оставляя после себя огромные, кровавые дыры, сквозь которые виднелись внутренности и металлические конструкции экзоскелета. Лишенные шерсти и кожи, десятки мутировавших крыс пробежали по гранитной стене канала, набросились на бездомного, повалили на причал, прогрызли кожу и забрались в рот. Тело бродяги мерзко подрагивало. Крысы жрали его изнутри. В кармане телогрейки играло радио.

Пожиратель вышел на Невский проспект и остановился на дороге неподалеку от сквера Казанского собора. Могущественная первородная Тьма исходила от него, погрузив ближайшие кварталы в непроглядный мрак. Долгое время князь удерживал Тьму на привязи, но сейчас спустил с цепей и позволил пировать. Оголодав, Тьма проникала всюду, куда только могла дотянуться: в квартиры домов, в круглосуточные магазины и кафе, в гостиницы, больницы и роддома, в проезжающие мимо машины. С неутомимым голодом бросалась на беззащитных людей, сдирала кожу, заживо сжирала до костей, вырывала внутренности и лепила для великого князя новых слуг. Часть Петербурга, еще недавно убаюканная дождем, а теперь объятая Тьмой, содрогнулась от раздирающего ночь многотысячного крика страданий и ужаса.

Пожиратель одобрительно заурчал. Это лишь начало. Он чувствовал, как опробованная в Пограничье сила рвется изнутри. Князь сел на задние лапы и начал постепенно освобождать созревшую внутри энергию. Оголив мышечные волокна, плотная, грубая кожа лопнула, разошлась мокрыми трещинами. Из них брызнула темная кровь. Она сочилась из культи передней лапы и поврежденных в поединке с воителем глаз. Выгнув шею от напряжения и боли, великий князь оскалился и зарычал. Его могучее тело объяла дрожь. Разве так должно быть? Почему унаследованный дар отца доставляет такие муки? Князь на мгновение потерял контроль над обретенной силой и пронзительно завопил. Полный яростной ненависти крик вырвался за пределы Тьмы и вместе с раскатами грома разразился над ночным, охваченным дождем Петербургом. В ближайших машинах и домах лопнули стекла, сработали звуковые сигнализации. Разбуженные, испуганные люди подходили к разбитым окнам и с тревогой смотрели, как, поглощая целые дома, над городом расползается мрак, рожденный по ту сторону Вселенной…

* * *

Обезображенное лицо воителя застыло в студенистой, зловонной слизи. Его измученное тело в пробитом доспехе увязло в месиве из разложившейся человеческой плоти. Кровянистая жижа набилась в глотку, уши и ноздри. Вернувшись в сознание, Энэй ощутил во рту окружавшую мерзость и закашлялся. Тело изнывало от ран. Застонав от боли, воитель поднялся из окровавленного, мерзко чавкающего при каждом движении месива. Оно доходило почти до пояса. Обессиленно пошатываясь, воитель попытался сплюнуть остатки мерзости изо рта, но вышло неудачно. Энэй ощупал и вытер лицо. Зрение понемногу возвращалось к нему – один глаз все же уцелел, но его закрывало разбухшее от ударов Натаниэля веко. Энэй все вспомнил. Потрогав правую руку, он ничего не нашел ниже плеча. Вместо ругани изо рта донеслось невнятное мычание – от языка в горле остался кровоточащий обрубок. Страшное, изуродованное лицо воителя скривилось от злости. Разбитые губы задрожали. Он свирепо завопил и ударил уцелевшей рукой по болоту из разложившихся мертвецов. Со дна сквозь слои булькающей плоти пробился свет. Разгребая густую мерзость рукой, Энэй пошел туда, нагнулся и поднял составной меч.

Хранимая в оружии энергия придала воителю сил, усмирила гнев. Воитель осмотрелся. Сын Тьмы, обитавший в мальчике, повержен испепеляющими заклятиями «Эксплорума». Его прогнившие кишки плавают где-то под ногами.

«Прощай, мелкий», – подумал воитель и отправился за хозяином истребленного логова.

Дверь подвала открылась, воитель выбрался на улицу. На сильно поврежденном доспехе остались окровавленные ошметки уничтоженных монстров, но у Энэя не было другой брони, и он решил остаться в ней. Ночной мрак разрывался от тысяч нечеловеческих, воющих голосов, сравнимых с хором стонущей плоти в логове Пожирателя. За спиной раздался крик. Несколько человек вывалились из окон и с мокрым хрустом разбились об асфальт. Обезображенные Тьмой самоубийцы поползли навстречу друг другу, волоча за собой вылезшие кольца кишок. Их внутренности и безобразные тела соединились между собой, превратив мертвецов во что-то ужасное с двумя головами. Встав на ноги, уродливая тварь закричала на весь двор и направилась к воителю. Энэй закрепил меч на броне. Выстрелами «Возмездия» разнес в кровавые ошметки обе головы существа, но и после этого она продолжила идти. Воитель отстрелил ей ноги. Тело монстра рухнуло на асфальт, продолжив мерзко булькать кровью и шевелиться.

В форточке окна на втором этаже появился рыжий кот. Выгнув спину, он зашипел на безобразное существо внизу, спрыгнул на карниз и по бордюру вдоль стены убежал в другую часть двора. Изуродованные Тьмой люди продолжали подходить к окнам и выбрасывались на асфальт. Несколько упавших с верхних этажей тел лопнули, как перегнившие плоды, и забрызгали стены домов кровью и пульсирующими внутренностями. Вся эта мерзостная плоть дребезжала, вопила, сочилась, брызгала кровью и прирастала друг к другу, превращаясь во что-то абсолютно безумное, источающее больную ненависть и злобу. Воитель оттолкнул ногой напавшую тварь и выстрелил в самую крупную. Усиленный заряд прожег существо насквозь, но отверстие тут же стало затягиваться плотью и внутренностями прирастающих людей. Энэй отступил и начал выбираться из двора.

Центр Петербурга поглотила Тьма. Темные небеса будто обрушили на спящий город весь свой гнев. Энэй посмотрел вверх, но разбухшее от крови веко и бровь мешали ему. Он закрепил револьстрел на броне, снял кинжал. Осторожно разрезал набухшую кровью плоть, оторвал ее и выбросил. Теперь он видел, что дома совершенно терялись в темноте уже на уровне третьего этажа. Тысячи порабощенных Тьмой горожан продолжали сыпаться сверху, выпадали из окон целыми семьями в пять-шесть человек и с мокрым чавканьем разбивались об асфальт. Даже после смерти эти люди, воскрешенные жуткой, иной формой жизни, притягивались друг к другу, сплетались воедино и огромной, кровавой, стонущей массой ползли к воителю.

За проведенное без сознания время организм Энэя остановил внутреннее кровотечение. Жуткие раны на плече и груди, откуда поганый мальчишка отрывал красные кусочки мяса и съедал, затянулись розовой кожей. Если бы мальчик повредил серпом или пальцами вуэльми-орган, воитель не смог бы оправиться от ран и сгнил в зловонном болоте подземелья. Энэй мысленно поблагодарил Кузнеца. Доспехи не раз уберегли его от смерти за последние дни. Воитель включил защиту головы. За счет отсутствия руки аварийная система «Ордлер Грэхкрай» частично распределила незадействованный илаадиум на восстановление целостности брони и шлема. Вышедшие из строя системы поиска и обзора не работали, но режим разведки оставался доступен. Воитель переключился на него и стал практически невидим. Его выдавали только запекшиеся на броне внутренности и кровь, но Энэй надеялся, что дождь постепенно смоет их.

Тьма ликовала! С голодным чавканье пожирала горожан, их детей и не обращала на воителя никакого внимания. Утонувшие в черном, густом тумане улицы Петербурга заполонили десятки тысяч уродливых монстров. Где-то недалеко раздался многоголосый вопль. От него исходили слепящая ярость и боль, мрачное ликование и гнев. От него дрожала земля, вибрировал отравленный Тьмой воздух, раздираемый энергией всепоглощающей ненависти. Пробираясь через город, Энэй уже несколько раз слышал этот жуткий крик, но сейчас он стал громче и ближе. Учитывая способность монстров к образованию новых форм, воитель мог представить, что за существо преследует его во мраке улиц. Завыли городские сирены. Во Тьме они звучали еще более пронзительно и тревожно. Где-то сверху послышался гул пролетающих вертолетов, а значит, Тьма распространилась не так сильно, как Энэй опасался. Будто по команде, заполонившие улицы чудовища прекратили бестолковое шатание и направились за вертолетами…

* * *

Из расположения воздушно-космических сил шестой Ленинградской армии в небо по тревоге поднялись два вертолета «Ми-28 Ночной Охотник». Грозные машины приближались с юго-запада, пролетели над парком Победы, заложили вираж вправо и, не пересекая Обводного канала, зависли под грозовыми облаками перед Александро-Невской лаврой. Константин Северов находился на месте штурмана-оператора ведущей машины. Его сердце учащенно забилось. То, что экипажи «охотников» видели сверху, ужасало, превосходило самые мрачные кошмары человечества о потусторонних, таинственных силах, обитающих за гранью реальности.

Усыпанная огнями центральная часть Петербурга, хорошо видимая с неба даже в пасмурную погоду, исчезла в темной бездне, будто созданной из холодной космической черноты. Она пребывала в постоянном, хаотичном движении и вздымалась над погребенным городом многообразием причудливых форм. На бурлящей поверхности бездонного мрака рождались замедленные подобия штормовых океанских волн в десятки метров высотой. Они тянулись к пылающим грозами небесам и, не доставая до них, обрушивались и разбивались на более мелкие. Волны разбегались в стороны, вытягивались в сотни длинных лепестков, тянулись к последним, виднеющимся из мглы высотным зданиям, обвивались вокруг плотными кольцами и похищали из человеческого мира в беспросветное царство Тьмы. Иногда на поверхности появлялось подобие кратеров, из них вырастали высокие стебли. Они оканчивались чем-то, напоминающим ладонь с множеством пальцев. Стебли медленно шатались из стороны в сторону. Они казались живыми, разумными существами. Пальцы на них мерзко шевелились, как будто втягивали вовнутрь стебля темноту дождливой ночи и охвативший город страх, витающий в воздухе. Жизнь стеблей длилась не более минуты. Кратеры под ними затягивались. Они обрушивались в чернильную мглу и поднимали новые волны, которые старались дотянуться до небес и, разбиваясь, порождали причудливые завихрения и хаос.

Область тумана диаметром в десять-двенадцать километров накрыла целиком Васильевский остров, захватила часть Морского порта; практически вровень по Обводному каналу достигала берегов Невы, после чего перекидывалась на Петроградскую сторону. С правого борта вдали мерцали огни телевизионной башни. Константин с замиранием сердца наблюдал, как живая темнота обвивает ее тугими петлями и тянется вверх. Этот туман, или чем бы он ни являлся, не мог быть природным явлением или другим феноменом, имеющим земное происхождение. Он был живым. Там, над крышами Петербурга, расползалось что-то абсолютно чуждое и враждебное человеческому миру. Северов ощущал его больной, воспаленный ненавистью и злобой разум. Он никогда не испытывал ничего подобного. Константин с тревогой посмотрел вниз. Кроме голодной, охватившей улицы Петербурга темноты ничего не увидел, но руки его задрожали, дыхание затруднилось. Внизу оставались люди. Сотни тысяч людей. Он не видел их, но чувствовал, как никогда раньше. Из носа потекла кровь. Константин вытер ее, унял дрожь в руках, восстановил дыхание и закрыл глаза.

Его сознание освободилось, вышло за материальный барьер тела и потянулось в психическое инфопространство, сквозь которое могло погружаться в мысли и память других людей. Константин открыл рот в немом крике. Его скрутило, из ушей потекла кровь. Окружающая психическая материя превратилась в нескончаемую агонию и необузданную ненависть сотен тысяч безобразных существ. Их многоголосый вопль страдания безумным хором прогремел в голове Константина и едва не взорвал ее. Существа бродили среди улиц, источая в пространство ярость и неутолимую злобу. Но все это было не сравнимо с беспощадным разумом, который повелевал ими из глубин мрака. То же прикосновение к голодной бездне Северов ощутил, когда Андрей Кравцов после допроса смотрел на него чужими, наполненными темнотой другого мира глазами.

– Вы в порядке? – спросил по связи пилот.

– Да, нормально, – ответил Константин, приходя в себя.

Он успел поверхностно коснуться сознания пилота и экипажа второго «охотника». Ими овладели страх, отчаяние, ощущение безнадежности и неотвратимости смерти. В сравнении с Константином, они были менее восприимчивы к происходящему в психической материи, но тоже ощущали безумствующий там ужас.

– Эти волны и другие образования кажутся достаточно медлительными, но держитесь от них подальше, – передал Северов по связи пилотам.

Темные глубины неба озарились росчерками молний. На горизонте ненадолго показался шпиль Адмиралтейства. Призрачный огонь небес отразился в потемневшей позолоте куполов Исаакиевского собора, но вскоре вырастающие из мрака вихри поглотили их.

«Откуда бы ни пришла эта сила, Бога она не страшится», – подумал Константин.

Колонны армейской спецтехники стягивались к области, охваченной мглой неизвестного происхождения. Константин распорядился блокировать из территории происшествия все выездные пути и организовать усиленные пропускные пункты, укрепленные пулеметными расчетами. Он ожидал потока зараженных людей и не мог пропустить их в другую часть Петербурга. Но из пораженных тьмой территорий никто не выходил, будто ни людей, ни машин там вовсе не было. Северов посмотрел в левое окно. С Московского на Лиговский проспект выехала бронеколонна из двух танков «Т-72МБ» и восьми БТР «Бумеранг». Колонна добралась до назначенного места и остановилась перед мостом у Крестовоздвиженского собора.

– Спектр – Прогнозу. Мы на позиции, – доложил головной «Бумеранг» по закрытому каналу связи.

– Принято, Спектр. Выдвигаемся, – ответил Константин.

Бронемашины внизу тронулись, пересекли мост и друг за другом исчезли во Тьме. «Охотники» развернулись, правым бортом вышли на Невский проспект и начали продвижение к месту, от которого, по данным систем внешних наблюдений, началось распространение тьмы. Константин переключил обзорно-пилотажную систему на тепловизионный канал, но ничего не увидел. Густой мрак поглощал исходившее от двигателей машин тепло. Он посмотрел вниз через окно. Внутри него все сжалось. Одно дело – наблюдать за бушующими, вызывающими чувство панического страха потоками мрака издалека. Совсем другое – оказаться над ними. Из кабины складывалось впечатление полета над бездной.

– Спектр, что у вас там? – спросил Константин, но ответа не последовало.

Над городом сверкнули молнии, дождливая ночь содрогнулась от яростного грома. Поднимая черные вихри, из темнеющей внизу бездны поднялось огромное, омерзительное темно-красное существо и ударило во второй вертолет. Он не успел уклониться, резко накренился на левый борт, закружился и, размешивая винтами черные клубы, скрылся во мраке. Уходя от столкновения, охотник-один заложил крутой вираж вправо и стал резко набирать высоту. Внизу, сквозь брешь, проделанную во мраке корпусом падающей машины, Константин увидел то, что заставило его похолодеть от ужаса. Охотник-два упал. Его тут же захлестнула вопящая волна живой, бесформенной плоти.

Пролетев над Петропавловской крепостью, охотник-один прошел над Марсовым полем и завис над Летним садом. Внизу показались трассирующие линии пулеметной стрельбы. Северов попытался связаться с бронеколонной, но слышал в ответ только шипение радиопомех. Неподалеку от Казанского собора раздался взрыв и разорвал изнутри поглотивший улицы черный туман.

– …зачистить проспект с воздуха… даем целеуказание… – сквозь стрельбу пулеметов и хор нечеловеческих воплей кричал военный.