Buch lesen: «Червь»

Пролог

Автобус мерно качался на поворотах, отрывая меня от земли и тут же возвращая обратно.За окном тянулись поля, обрамлённые низкими серыми облаками, и редкие силуэты деревьев, чьи ветви гнулись под тяжестью влажного воздуха. Где-то далеко виднелись очертания гор – едва различимые сквозь завесу дождя. Я смотрел на это всё безучастно,как будто смотрел в пустоту. Родной город… Странно даже произносить эти слова про место, в котором я не был столько лет. Воспоминания о нём казались чем-то далёким,словно они принадлежали не мне, а кому-то другому. Узкие улочки, запах мокрой земли после дождя, старый дом у подножия холма – всё это теперь казалось декорацией, которую давно разобрали. Я думал о том, как всё изменилось за это время. И изменилось ли вообще.

Он умер. Я произносил это про себя, но слова словно теряли смысл, едва успев возникнуть. Просто звук. Пустой и холодный, как этот автобус, где, кроме меня, ехали только незнакомцы. Мы почти не смотрели друг на друга, только раскачивались в такт движению.Я хотел вспомнить его голос, его лицо. Но чем больше пытался, тем сильнее образы расплывались. Как будто воспоминания специально ускользали от меня.

Единственное, что осталось чётким, – это чувство. Оно лежало где-то глубоко внутри,тяжелым грузом, который я не мог сдвинуть.Я не знал, каким будет этот город теперь. Захочет ли он принять меня обратно? Или он останется таким же чужим, как и я сам для него.Остановки мелькали одна за другой, их названия звучали отдалённо знакомо, но не вызывали ничего, кроме лёгкой дрожи в груди. Словно я перелистывал страницы старого альбома, фотографии из которого поблёкли.

"Почти приехали," – подумал я. И сразу же вспомнил, почему. Похороны. Я еду на похороны. И всё же эта мысль не казалась реальной.Дождь барабанил по крыше автобуса, смывая остатки любых эмоций. Одиночество вытеснило всё.

Город встретил меня пустыми улицами и запахом мокрого асфальта. Казалось, он знал,что я приеду, но не хотел этого. Здесь всё было слишком тихо, слишком знакомо, чтобы чувствовать себя спокойно. Я вышел из автобуса и задержался на мгновение, пытаясь осознать, что снова стою на этой земле.

Улица, которая вела к дому, всё ещё была вымощена грубыми, потрескавшимися плитами. В лужах отражались неоновые вывески изредка открытых лавок, но света от них было недостаточно, чтобы разогнать сумерки. Я шёл медленно, стараясь не смотреть по сторонам, но взгляд всё равно цеплялся за знакомые очертания зданий. У каждой двери, у каждого поворота было своё воспоминание.

Здесь, у этого угла, мы с ним часто останавливались после школы. Я помню, как он смеялся, кидая камни в старую жестяную банку, пока я терпеливо ждал, когда он устанет. Тогда время казалось бесконечным. А теперь… Теперь его нет.

Я не могу объяснить, как это ощущается – потерять кого-то, кто был частью тебя самого.Это не просто пустота.

Лестница, ведущая к нашему дому, выглядела так же, как и много лет назад, только перила теперь покрылись ржавчиной. Внезапно я понял, что не хочу идти дальше. Дом был там, наверху, а я оставался здесь, словно ребёнок, который боится войти в класс после долгого отсутствия.Путь казался бесконечным. Каждый шаг поднимал в памяти образы прошлого, но я гнал их прочь. Если позволить себе вспомнить слишком много, я могу утонуть.

На подходе к дому я остановился и поднял голову. Деревья вокруг двора вытянулись к небу, как будто пытались скрыть этот мир от меня. Луна выглядывала из-за облаков,добавляя света, но не тепла. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. -Я снова оказался здесь, хотя надеялся, что этот день никогда не наступит.

Дверь открылась почти сразу, как только я постучал. Она стояла на пороге, слегка сутулая, с сигаретой в руке. Глаза её были усталыми, взгляд – отстранённым. На мгновение я подумал, что она меня не узнала.

– Ты? – Она сделала глубокую затяжку и выпустила дым в сторону, не глядя мне в лицо.

Я кивнул. У меня не было слов. Всё, что я мог выдавить из себя, застыло где-то в горле. Она молча отступила, позволяя мне войти. Я переступил порог и оказался в комнате, которую не видел много лет. Но что-то во мне тут же сказало, что это место давно стало чужим. Воздух был тяжёлым, пахло старым табаком, спиртом и чем-то кислым. На полу валялись бутылки, под диваном скопилась пыль, стол был завален грязной посудой и какими-то бесполезными вещами.

– У тебя есть деньги? – спросила она, даже не пытаясь скрыть раздражение. Я не ответил сразу. Эта фраза повисла в воздухе. Вместо ответа я оглядел комнату ещё раз.

– Или выпивка? – продолжила она.Я посмотрел на неё. В её лице было что-то, чего я не мог разобрать. Усталость?Раздражение? Или, возможно, что-то большее, что она не хотела показывать.

– Нет, – тихо ответил я.

– Тогда зачем ты пришёл?

Этот вопрос задел меня сильнее, чем я ожидал. Зачем? Потому что я всё ещё её сын? Потому что я думал, что смогу хотя бы немного её понять? Или потому что мне просто некуда было пойти?

В углу комнаты кто-то кашлянул. Только тогда я заметил мужчину, который сидел на полу, прислонившись к стене. Его лицо было невыразительным, волосы взъерошенными,а в руках он держал бутылку с каким-то мутным напитком.

– Это кто? – спросил я.

Она пожала плечами.

– Не помню, чтобы у меня была нужда отчитываться перед тобой.

Я ничего не сказал.Я знал, что не останусь здесь. Эта мысль пришла сразу, как только я вошёл. Это место больше не было моим домом.

– Я остановлюсь в отеле, – сказал я, поворачиваясь к выходу.Она ничего не ответила, только сделала ещё одну затяжку и отвернулась.

Когда я вышел, воздух снаружи показался холодным, но свежим. Ветер качал провода,слышался слабый шум далёкой машины. Я посмотрел на небо. Оно было пустым, только одна звезда тускло светила где-то на краю горизонта.Город встречал меня молчаливой ночью. Фонари вдоль улиц едва освещали мокрый асфальт, и тени от редких машин вытягивались, исчезали, будто пытаясь раствориться в темноте. Воздух был прохладным, пропитанным сыростью недавнего дождя, и казалось,что он утяжеляет каждый мой шаг.

Я заметил отель ещё издалека. Его неоновая вывеска вспыхивала с перебоями, словно неуверенно утверждая своё существование. Простой фасад и узкие окна говорили о том, что место это было лишено каких-либо амбиций. Мне это подходило.

Но на подходе к зданию мой взгляд задержался на женщине, стоявшей неподалёку. Её фигура была слегка сутулой, пальто казалось слишком просторным для её худощавого тела. Она повернулась, и я заметил, как она вглядывается в меня, словно пытаясь распознать лицо в полумраке.

– Это ты, ****? – спросила она, и её голос пробудил во мне смутное воспоминание.

Я замер. Внутри что-то щёлкнуло, но образ не складывался полностью.

– Учительница? – произнёс я, как будто это было не больше чем предположение.

Она кивнула, её взгляд смягчился.

– Прошло много времени. Ты изменился.

Теперь я вспомнил её. Она преподавала литературу, её голос был таким же, как в те дни – тихим, но не робким.

– Ты приехал из-за него? – спросила она, едва слышно.

– Да, – коротко ответил я.

Мы молчали, стоя на пустой улице. Откуда-то доносился слабый звук воды, стекающей в канализацию, но, кроме этого, город был совершенно тихим.

– Я помню, как вы играли вдвоем.. Подобное событие, тем более при таких обстоятельствах…. Убить мальчишку в таком возрасте… А полиция даже носом не чешет— вдруг сказала она, и её голос стал неожиданно твёрдым.

Эти слова будто оборвали что-то внутри меня. Я не сразу понял, что она сказала, и повторил:

– Убить?

Она кивнула, избегая моего взгляда.

– Да. Это ужасно. Неужели, ты не знал?

Я не нашёл, что ответить. В голове звенела пустота.

– Береги себя, извини, мне надо бежать. Ты зайди ко мне как-нибудь, сможем поговорить за чашкой горячего чая, а не здесь – добавила она, слегка сжав плечи, словно от внезапного холода.Она ушла, растворяясь в тени улицы, а я остался стоять на месте, чувствуя, как ночь становится гуще.

Когда я вошёл в отель, свет ламп казался ослепительным после уличной темноты. Я машинально заполнил регистрационную форму, забрал ключ и направился в номер.

Комната была простой: кровать, стол и окно, за которым виднелись лишь редкие огни. Я опустился на край кровати и уставился в пол, чувствуя, как мысли медленно поглощает тягучее чувство опустошённости.

Его убили. Эти слова эхом звучали в моей голове, но казались нереальными.Я лёг, даже не раздеваясь. Ночь была тихой, но тишина не приносила покоя. Она только усиливала это странное ощущение, будто я снова потерял что-то важное, чего уже никогда не вернуть.

Когда я лёг в постель, то понял, что усталость не приведёт к сну. Комната была тихой,словно поглощала все звуки. Через тонкие шторы пробивался слабый свет уличного фонаря, и он мягко стелился по полу. Всё вокруг выглядело одновременно простым и незначительным, как детали давно забытого сна.

Я закрыл глаза, но мысли сразу же начали хаотично кружить в голове.Почему она была там, на улице, так поздно? Учительница никогда не казалась человеком,который выходит из дома без веской причины. В старших классах она всегда производила впечатление строгой, почти отчуждённой женщины, и в этом была её сила. Её голос,слегка хрипловатый, всегда звучал ровно, без лишних эмоций, даже когда она читала нам стихи Сандзё или рассказы Дзюна Итикавы, но сейчас она звучала взолнованной.

Теперь, встретив её вновь, я не мог избавиться от ощущения, что её облик изменился. В её глазах появилось что-то тревожное, и это странным образом контрастировало с её аккуратным внешним видом. Свет фонаря отчётливо высветил её высокое лоб, очки с тонкой металлической оправой, едва заметные морщинки у рта. Волосы, коротко подстриженные и зачесанные назад, выглядели словно специально уложенными, но всё это лишь подчёркивало её возраст. И всё же в её движениях, в том, как она смотрела на меня, было что-то цепкое и живое, как у человека, который слишком многое знает.

Что она делала у отеля? Я попытался найти этому объяснение. Встреча с любовником? Нет, это не похоже на неё. Её выражение лица, её тон не оставляли даже намёка на что-топодобное. Возможно, она кого-то ждала? Может быть, у неё была встреча с кем-то, кто Мог ответить на вопросы, которые волновали её так же, как теперь волнуют меня?

Но почему никто не сказал мне, что это было убийство? Разве это не то, что должен знать каждый, кто был близок с ним? Я вспомнил, как новость о его смерти дошла до меня. Это было письмо от общего знакомого, короткое и сдержанное. В нём не было ничего, кроме сухого факта: он умер. Ни объяснений, ни деталей. А теперь, услышав это слово – "убили", – я не могу понять, как так получилось, что эта истина до сих пор была скрыта от меня.

Может быть, никто не считал нужным говорить мне об этом? Или это было намеренное молчание, способ спрятать что-то, чего я ещё не знаю? Я чувствовал, как эти вопросы тяжелеют, словно свинцовые капли падают внутрь головы.В них не было смысла, но они не давали мне покоя. Я перевернулся на бок и посмотрел на тёмный потолок. В конце концов, я просто закрыл глаза. Свет за окном постепенно начал угасать, оставляя меня в тишине, которая казалась бесконечной.

Проснувшись утром, я долго не мог понять, где нахожусь. Узкие стены, мягкий свет, пробивающийся сквозь тонкие шторы. Часы на прикроватной тумбочке показывали что-то около семи утра. Всё выглядело стерильно и безлико, как кадр из фильма, где каждую деталь продумали заранее так, чтобы она ничего не значила.

Я сел на кровать, чувствуя странную тяжесть в голове, но эта тяжесть была не от сна. Воспоминания о вчерашнем вечере накатывали волнами, будто возвращались издалека. Слова учительницы застряли где-то глубоко, как заноза, которую невозможно вынуть. Его убили.

На миг я подумал, что, возможно, всё это был сон. Что встреча с учительницей, её слова – всё это лишь плод моего воспалённого сознания. Но реальность, как всегда, не оставила места иллюзиям. Всё это было правдой.

Я встал, привёл себя в порядок, накинул рубашку и брюки. В зеркале я выглядел немного лучше, чем чувствовал себя на самом деле.

Лицо всё ещё хранило следы усталости, а глаза казались темнее, чем обычно.

На улице было тихо. Воздух был свежим, прохладным, будто ночь всё ещё цеплялась за утро. Я направился к месту, где должны были пройти похороны. Всё выглядело как обычно в таких случаях: люди в чёрных костюмах, тихие разговоры, смущённые взгляды.

Но я не мог не заметить, что здесь что-то было по-другому. Я ожидал увидеть его, ожидая, что он лежит там, неподвижный, в окружении цветов, но вместо этого на возвышении стояла ваза с его прахом. Она была простая, без излишеств, и от этого казалась ещё более пугающей.

В голове начали роиться мысли. Я пытался представить себе, что его тело, которое я так хорошо знал – его плечи, его руки, его улыбку – теперь превратили в этот серый прах. Это казалось невозможным. Он всегда был живым, таким настоящим, и теперь от него осталась лишь эта холодная, немая ваза.Этот факт казался абсурдным. Человек, которого я знал всю жизнь, с которым смеялся, спорил, обсуждал книги, фильмы и странности мира,теперь находился здесь, в этой холодной, бездушной форме.

Звуки вокруг стали глухими. Я видел, как люди подходили, кланялись, и даже шёпот их молитв казался отстранённым. Каждый из них что-то шептал про себя – слова прощания или просто статистические соболезнования. Но я молчал. Что я мог сказать ему? Что я мог попросить у него? Вместо слов я вспоминал, как мы гуляли вдоль реки, когда были подростками, обсуждая, куда мы поедем, если однажды у нас будут деньги вырваться из этого места. Или как однажды, уже в университете,он дал мне свою последнюю купюру, чтобы я смог пообедать, когда у меня не осталось ни йены. В этих воспоминаниях была жизнь. Тепло. А теперь – пустота.

Я пытался вспомнить наш последний разговор, но память подводила. Не потому, что я его забыл, а потому, что не хотел вспоминать. Он говорил о чём-то обычном, кажется, о книгах или о музыке, которые он недавно открыл для себя. Его голос был живым, его смех лёгким. А теперь – только прах.

"Что значит умереть?" – подумал я. Это не вопрос, на который можно найти ответ, но он всё равно звучал в моей голове. Умереть – значит стать чем-то, чего уже нет. Ты исчезаешь из памяти людей, становишься абстракцией. Даже те, кто тебя любил, в конце концов забывают о тебе.

Ладан продолжал гореть, и его аромат окутывал всё вокруг. Я вдруг подумал, что запахи обладают странной силой. Этот терпкий запах будет теперь всегда ассоциироваться с ним.С его исчезновением. С этим днём.

Когда всё закончилось, люди стали расходиться. Я остался стоять на месте, не двигаясь . Не потому, что хотел остаться дольше, а потому что не знал, что делать дальше. Что делает человек, когда его лучший друг исчезает?

Когда его жизнь обрывается, и ты остаёшься один с кучей воспоминаний, которые становятся всё более болезненными, чем дольше ты держишь их в голове?

Может быть, я хотел бы спросить его: "Почему так случилось? Почему ты ушёл первым?"

Но ответа, конечно, не было.

Кто-то из старших родственников тихо тронул меня за плечо, приглашая пойти за остальными. Я кивнул и медленно двинулся прочь, чувствуя, как пустота внутри становится всё глубже. Когда церемония закончилась, я заметил, что её не было среди присутствующих.

Учительница. Почему она не пришла? Её слова о том, что это было убийство, словно тенью висели надо мной весь день. Почему она сказала это мне, но не явилась сюда,чтобы проститься?

Я пытался найти этому объяснение. Возможно, она чувствовала себя лишней. Или, может быть, у неё были свои причины избегать таких мест. Но как только эта мысль появилась, сразу же рассыпалась. Нет, что-то здесь не сходилось.

Я смотрел на уходящих людей, на их фигуры, медленно растворяющиеся в сером свете позднего утра. Некоторые из них были нашими общими знакомыми, лица которых я с трудом узнавал, словно смотрел через мутное стекло. Я подождал, пока большинство разойдётся, а затем решил задать вопрос кому-то из тех, кто остался.

Первым был Кобаяси, старый друг из нашего круга. Он стоял в стороне, закурив сигарету,

и казался ещё более молчаливым, чем обычно.

– Ты не видел госпожу Саэки? – спросил я.

Он поднял брови, будто вопрос его удивил.

– Саэки-сэнсэй? Нет, не видел. Она должна была быть здесь?

– Не знаю, – я покачал головой. – Просто хотел узнать.

Кобаяси затянулся и махнул рукой в сторону другой группы.

– Попробуй спросить у Танаки. Она хорошо знала его семью и знакомых.

Танака оказалась женщиной лет пятидесяти, с добрым, но уставшим лицом. Её голос был

мягким, но едва слышным, как шелест листьев.

– Саэки-сэнсэй? – переспросила она, нахмурившись. – Да, она знала его. Но я давно её

не видела. Кажется, она сейчас редко общается с кем-либо из учеников или их семей.

Я почувствовал лёгкое разочарование, но спросил:

– У вас случайно нет её номера?

Танака задумалась, достала телефон и некоторое время что-то искала в списке контактов.

– Вот, кажется, это её. Но я не уверена, ответит ли она сейчас.

Я записал номер и поблагодарил её. Всё это казалось странным и немного неловким,словно я пытался добраться до чего-то, что не должен был трогать. Когда я вернулся в гостиницу, я набрал номер. Один гудок. Второй. На третьем она ответила.

– Саэки-сэнсэй? – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Да, это я, – её голос был таким же, как и вчера: чуть хрипловатым, но уверенным.

– Это я, – сказал я, – мы виделись вчера.

Она молчала несколько секунд.

– Я помню.

– Можно ли встретиться? – спросил я.

Пауза была долгой, будто она обдумывала каждое слово.

– Хорошо. Завтра в четыре. Я пришлю тебе адрес.

– Спасибо, – сказал я.

Она ничего не ответила и просто повесила трубку.

Когда вечер наступил, я не чувствовал ни облегчения, ни тревоги. Всё смешалось в одно расплывчатое чувство, как звук далёкого поезда, который ты слышишь, но не можешь определить, в каком направлении он идёт.

На следующее утро я направился к ней. Улицы были пустыми, и воздух казался терпким, как перед дождём. В голове крутились вопросы, один за другим. Что она собирается сказать? Что она делала той ночью у отеля? Было ли это просто совпадение?

Но был один вопрос, который звучал громче остальных: зачем я всё это делаю?

Её дом оказался двухэтажным, старым, но ухоженным. Отсутствие современных деталей придавало ему что-то меланхоличное, почти символическое.

Серые стены, крыша, потемневшая от времени, и сад, который выглядел запущенным, но не до конца заброшенным, будто кто-то всё ещё пытался поддерживать его в порядке, но делал это без особого энтузиазма.

Я остановился перед калиткой, глядя на дом. Странное ощущение, будто я оказался в месте, которое видел раньше, но не мог вспомнить, когда и при каких обстоятельствах. Когда я вошёл, всё внутри выглядело так, как я себе представлял: простая обстановка, немного старомодная, но аккуратная. На стенах висели картины – не дорогие, скорее любительские, с изображениями деревьев, рек и тихих улочек. В доме было тихо, но эта тишина казалась не мёртвой, а наполненной каким-то скрытым шармом.

Я снял обувь в прихожей и огляделся. Полы скрипели, но этот звук был скорее успокаивающим, чем тревожным. Весь интерьер словно отражал её характер: простота, смешанная с долей утончённости, но без попытки произвести впечатление. На книжной полке, которую я заметил в углу, стояли томики японских и западных авторов – Мисима, Оэ, Хемингуэй. Среди них я увидел несколько фотографий, но, подходя ближе, я не мог заставить себя рассмотреть их. Сложно было сказать, что именно вызывало у меня это чувство – смесь любопытства и лёгкой тревоги. Казалось, я оказался не просто в её доме, а в её прошлом, которое тихо наблюдало за мной из каждой детали обстановки.

– Чай? – её голос вывел меня из размышлений.

– Да, пожалуйста, – ответил я, но сам не понимал, что происходит. Всё это – дом, её голос, воспоминания о друге – казалось, переплетались в странную и не совсем понятную картину, которую я ещё только предстояло разгадать.

– Если быть честной, я надеялась, что вы сможете мне что-то рассказать, – сказала Саэки-сэнсэй, ставя чашку чая передо мной. Её голос звучал ровно, но в нём слышалась скрытая усталость. – Вашу мать я попросила позвонить мне, когда вы приедете. Это был мой единственный способ связаться с вами. Так же было довольно очевидно, что вы направитесь в отель.