Глава 9
Едва в городе появился тот, кого так долго ждали, всё тотчас преобразилось. Люди с ликованием встретили волшебника. Печаль и уныние в сердцах горожан развеялись, надежда и радость заняли их место. И пусть небо в ту пору затягивали тяжёлые осенние тучи, люди радовались так, будто снова видят тёплое ласковое солнце. Все воспрянули духом и только и говорили, что теперь-то прекрасные деревья излечатся от постигшей их болезни. В этом горожане были едины. Разошлись они только во мнении, когда именно произойдёт это счастливое событие. Одни утверждали, что не пройдёт и дня, как деревья вновь засияют золотом на солнце, ведь волшебник известен своим мастерством по всему свету, а потому, сто́ит ему лишь прочесть нужное заклинание – и деревья исцелятся. Другие же полагали, что даже столь знаменитый мудрец не сумеет вылечить деревья в одно мгновение, и вновь любоваться их сиянием и слушать пение людям доведётся лишь с приходом весны. Однако, какими бы ни были их предположения, все как один с нетерпением ждали, когда мудрец приступит к работе.
Долгожданный гость же, похоже, вовсе не считал, что дело не терпит отлагательств. Поселившись в гостинице, он принялся неторопливо раскладывать в своей комнате толстые старинные книги, которые привёз с собой. И книг этих оказалось так много, что никто не мог понять, как все они уместились в обычной повозке. Однако волшебник извлекал оттуда всё новые тома, и всё выше росли книжные башни, которые он сооружал. Горожане смотрели на это действо с удивлением и восторгом. И пусть им очень хотелось поторопить чародея, сделать это они не решались и потому терпеливо ждали.
Когда волшебнику предложили помощь в его деле, он вежливо, но твёрдо отказался, сославшись на то, что книги требуют крайне бережного к себе отношения. А на вопрос, зачем ему столько фолиантов, ответил, что ни один человек, будь он хоть трижды волшебник, не способен удержать в голове все знания до последней крупицы. Некоторым такой ответ пришёлся не по душе, и они тихонько перешёптывались, сомневаясь, что прибывший к ним чужеземец в самом деле волшебник, ведь, как они считали, настоящему магу не требуется то и дело заглядывать в книги. Большинство же горожан, услышав его слова, прониклись к нему лишь бо́льшим уважением.
На Лету прибывший тоже произвёл огромное впечатление. Никогда ещё не доводилось ей видеть подобных людей. Правда, когда ей удалось разглядеть его получше, она была немало удивлена. Лете всегда представлялось, что мудрый волшебник непременно должен быть седовласым стариком с длинной густой бородой, которую он оглаживает в часы раздумий, и что из-за преклонного возраста ходит он не иначе как опираясь на посох. Посох – затейливо украшенный витыми письменами и, судя по виду, немалого веса – у мага и в самом деле имелся, однако Лета недоумевала, зачем он ему, потому что чужеземец вовсе не был стар. И пусть висков его уже коснулась седина, доходившие до плеч волосы сохраняли глубокий каштановый цвет. Волшебник был высок и весьма крепок с виду, вышагивал уверенно и степенно, а в живых тёмно-синих глазах читались рассудительность и невозмутимость.
Кроме того, Лета была совершенно уверена, что любому настоящему волшебнику полагается носить высокую широкополую шляпу или расшитую звёздами мантию, а лучше всего – то и другое одновременно, и потому она в изумлении разглядывала одеяние мага, которое было почти ничем не примечательно. Одет он был просто и скромно, разве что облачение его было гораздо просторнее тех, что Лета привыкла видеть. Вместо широкополой шляпы голову его украшала повязка, по которой, как и по посоху, вились загадочные письмена. На мгновение Лете показалось, что они едва заметно светятся, и ей ужасно захотелось узнать, что именно гласят эти знаки, но подойти близко к волшебнику ей не удавалось – слишком уж много людей собралось вокруг него.
Тот же, хоть и был вежлив со всеми, в конце концов утомился от внимания к своей персоне и заявил: если его не оставят в покое, ему придётся возвратиться к себе на родину, потому что работать, когда вас обступили со всех сторон и не дают сделать и шагу, решительно невозможно.
Услышав это, горожане тотчас начали расходиться. Тут только Лете и представился случай заговорить с магом. Дверь в комнату гостя была открыта, и с величайшей осторожностью девочка заглянула внутрь. Пока она раздумывала, как начать разговор, волшебник, стоявший к ней спиной, заговорил сам:
– Вижу я, кое-кому любопытство не даёт покоя. Что ж…
Тут он обернулся, и синие глаза пристально и строго взглянули на Лету. Как же он узнал, что она здесь? Она была совершенно уверена, что двигалась очень тихо. Пока она раздумывала над этим, волшебник, словно прочитав её мысли, сказал:
– Один вопрос, девочка, только один. – Он предупреждающе поднял палец. – На долгие беседы времени нет. Что же ты хочешь знать? Спрашивай.
– Лента, что у вас на голове… – смущаясь, проговорила Лета, – для чего она?
– Разве тебе не встречались подобные вещи? – удивился маг. – Обычно такие носят, чтобы волосы не падали на лицо.
– Встречались, – сказала Лета. – Но ваша… она ведь особенная. Должна быть особенной, вы ведь волшебник!
На миг ей почудилось, что уголки губ чужеземца приподнялись. Однако лицо его тотчас вернуло себе строгое выражение.
– Ты смышлёная девочка, – сказал он. – Что ж, ты права. Это… – тут волшебник коснулся лба кончиком пальца, – не простая полоска ткани. Мой старый учитель, которого, увы, давно нет на свете, называл её последним средством. Тому, кто прибегнет к нему, не будет пути назад, и плата за это…
– Что же случится? – поспешно спросила Лета, которой хотелось узнать обо всём поскорее.
Волшебник нахмурился.
– Я ведь сказал: один вопрос, – напомнил он. – Когда хотят услышать ответ полностью, не прерывают говорящего. Теперь довольствуйся тем, что получила.
С этими словами волшебник, взяв стоявший у стены посох, направился к выходу, и Лета поспешила за ним. Оказавшись на улице, он остановился и добавил:
– Прими добрый совет, девочка: не будь такой нетерпеливой.
– Меня зовут Лета, – тихо проговорила та.
– Милое имя, – ответил на это волшебник. – Однако на твоём месте я не спешил бы сообщать его всем подряд, в особенности тем, кто сведущ в чародействе. А теперь прошу меня простить, время не ждёт.
Сказав так, он кивнул и зашагал прочь. Те горожане, что пошли с ним, в тревоге наблюдали, как он поднимается на холм. Отчего-то они решили, будто волшебник сможет исцелить деревья, не приближаясь к ним, и теперь, увидев, как близко чужеземец подошёл к роще, заволновались, однако препятствовать ему не стали. Впрочем, сами они по-прежнему опасались подниматься на холм и держались поодаль.
Волшебник же принялся тщательно осматривать деревья. Не спеша переходил он от одного к другому, пока не обошёл все до единого. У каждого он останавливался, прикасался длинными пальцами к гладкой коре с золотыми жилками и, прикрыв глаза, что-то шептал, затем прислушивался и вновь начинал бормотать. Наконец он вернулся и попросил горожан показать ему котёл, что был у их пленника, когда того схватили. Получив закопчённый сосуд, он внимательно осмотрел его.
– Ни капли не осталось, – с досадой пробормотал он. – Плохо, очень плохо…
И вновь он поднялся на холм, где пробыл почти до самого вечера, затем наконец спустился и решительно зашагал к городу. Наблюдавшие за ним горожане встревожились ещё больше. Никак не ожидали они подобного. Многие полагали, что сто́ит лишь волшебнику прочесть заклинание или взмахнуть посохом – и их любимые деревья исцелятся в тот же миг. Однако то, что предстало их глазам, вовсе не походило на волшебство.
Ещё больше взволновало горожан то, что чародей был заметно озадачен. На вопрос, удалось ли ему что-нибудь сделать, он ответил:
– Странное что-то творится с деревьями. Пока, увы, не могу я понять, что за болезнь поразила их.
Вслед за тем он попросил не донимать его расспросами и добавил, что ему необходимо заглянуть в свои книги. Там, уверил он, непременно отыщется ответ на эту загадку.
Возвратившись в город, волшебник велел его не беспокоить, закрылся у себя и не показывался два дня кряду. Наконец на третий день он вышел и уверенно направился к холму. Вновь принялся маг ходить между деревьями, что-то бормоча, а горожане в волнении ждали внизу.
Однако и на сей раз волшебник вернулся ни с чем. Нахмуренный, прошёл он мимо ожидавших его людей и, ко всеобщему огорчению, сообщил, что не может порадовать их доброй вестью. Теперь он не стал запираться у себя, не стал обращаться к старинным книгам, а велел горожанам отвести его к пленнику в башне.
К несчастью, как и многим до него, волшебнику не удалось услышать от Гиласа ни слова. Он нашёл пленника крепко спящим и, как ни старался разбудить его, усилия его ни к чему не привели. Вот уже несколько дней минуло, сказали волшебнику, как пленник погрузился в глубокий сон и с тех пор не пробуждался. И пришлось магу вернуться к своим книгам. Вновь и вновь поднимался он на холм, без устали бормотал заклинания, но всё было напрасно.
День следовал за днём, всё ближе подбиралась к городу холодная зима. И вот настало утро, когда горожане поняли: совсем недалёк тот час, когда на землю упадёт первый снег. Все чудо-деревья разом сбросили листву, предвещая скорые морозы. Все до единого листья лежали теперь на земле, голые ветви качались на осеннем ветру – роща на холме готовилась погрузиться в зимний сон.
Лета, вместе с другими наблюдая, как деревья сбрасывают листья, услышала слова, которые впервые за долгое время вернули ей радость. Говорили, будто не всё ещё потеряно, и что зима, которая уже стоит на пороге, явилась очень вовремя. Поначалу Лета не понимала, в чём причина. Отчего все так радуются? Разве может зима прогнать болезнь? Но потом всё прояснилось: сами по себе холода, бесспорно, не исцелят чудо-деревья, однако, когда те заснут на зиму, укрытые тёплым одеялом из паутины, глубокий сон не даст поразившей их болезни стремительно разгореться, и у волшебника будет довольно времени, чтобы найти лекарство. К тому же, как известно, сон обладает целительной силой, а значит, деревья смогут бороться с недугом. Так говорили люди. Правда, никто из горожан не был всецело убеждён в том, что это и вправду поможет, однако волшебник был с ними согласен, и это укрепляло в сердцах надежду.
– Да, – сказал он, впервые улыбнувшись за то время, что гостил в городе, – зима может помочь нам. Время – это всё, что сейчас важно.
Он уверил горожан, что приложит все силы, чтобы вернуть деревьям прежнее здоровье. К тому же теперь он сможет послать за другими книгами, что хранятся в его обширной библиотеке. В них, был уверен мудрец, непременно найдутся нужные сведения. Он немедленно написал письмо к себе на родину с просьбой как можно скорее выслать ему нужные книги, и гонец быстрее ветра умчался вдаль. Горожане же остались ждать следующего дня, когда на рассвете прибудут пауки.
И вот настало утро, и первые лучи солнца озарили горизонт. Рассвет разгорался, а вместе с ним и надежда в душах людей. В волнении смотрели они на север, откуда каждый год не спеша являлись большие чёрные пауки с серебристыми спинками. Горожане поёживались от утреннего холода, но столь велико было их желание увидеть тех, кто поможет им сберечь чудо-деревья, что расходиться по домам они и не думали.
Солнце поднималось над горизонтом всё выше, однако ни одного паука не было видно. И сколько ни ждали встревоженные горожане, сколько ни всматривались вдаль, их ожидало лишь разочарование. Впервые за всё время, что прекрасный город соседствовал с чудо-деревьями, пауки не явились к холму! Весь день напролёт, до самого заката, ждали люди, но напрасно, и горькое отчаяние охватило их.
Некогда весёлый город погрузился в чёрную тоску. Все оплакивали чудо-деревья, ведь некому было укрыть их от грядущего зимнего мороза. Отчего не явились пауки, никто не знал. Но что бы ни произошло, какова бы ни была причина, люди с ужасом поняли: теперь погибнут не только заболевшие деревья, но вся роща… И не останется на свете ни единого чудо-дерева, что светилось и пело в лучах солнца.
Совсем недолго оставалось людям любоваться прекрасными растениями – а там выпадет снег, и зимние морозы безжалостно погубят деревья на холме. Ужасная картина замёрзших деревьев с безжизненно поникшими ветвями предстала перед мысленным взором горожан, и горькие слёзы лились из их глаз.
Волшебник же без устали искал средство, способное помочь деревьям. Хмурый и мрачный, он не отходил от них ни на минуту и одно за другим шептал заклинания. Ему удалось воздвигнуть над рощей магический купол, который не пускал внутрь холодный ветер, но долго поддерживать такую преграду он не мог – для этого пришлось бы ему всю зиму безотлучно пробыть на холме, творя заклинания, да и силы на подобное требовались небывалые. Однако чародей делал всё возможное в надежде, что пауки всё же вскоре появятся, и люди были благодарны ему, пусть и не верили уже в благополучный исход.
Лета тоже видела, как старается волшебник и как тщетны его усилия. Она смотрела на беззащитные ветви чудо-деревьев, и всё тяжелее становилось у неё на сердце. Никак не желала она смириться с тем, что придёт день, когда не увидит она больше чудесного сияния и не услышит переливчатого пения. Но что же могла сделать маленькая девочка, если даже могущественному волшебнику не удавалось совладать с коварной болезнью? К кому ещё обратиться за помощью?
Не в силах больше смотреть на несчастные деревья, которым уготована была скорая гибель, Лета, не обращая внимания на кусачий ветер, принялась бродить по пустынным улицам. В задумчивости шла она, сама не зная куда. Она всё бродила по городу, не замечая ничего вокруг, и совершенно утратила счёт времени, как вдруг какая-то громада преградила ей путь. Лета оторвала взгляд от земли, и оцепенение, охватившее её, развеялось. Она поняла, что ноги принесли её к башне, где томился пленный Гилас. Как она очутилась здесь, Лета не помнила. Казалось, будто некая невидимая сила привела её сюда. Но зачем? Лета знала: Гилас не скажет ни слова, как бы она ни просила. И всё же, увидев башню, она почувствовала, как в душе её шевельнулось что-то едва уловимое и это что-то влекло её к Гиласу.
Лета немного помедлила, раздумывая, что бы это могло быть и сто́ит ли прислушиваться к едва различимому шёпоту. И тут она решилась. Следуя голосу сердца, который тянул её к башне, Лета снова отважилась поговорить с Гиласом. Она спустилась по лестнице и спросила стражника, что хранил ключи от подвала, можно ли ей увидеть пленника.
– Зачем это тебе, девочка? – удивился тот.
Лета задумалась, ведь она и сама толком не знала, зачем пришла и на что надеется.
– Я бы хотела просто взглянуть на него, – неуверенно сказала она наконец.
Стражник посмотрел на неё долгим задумчивым взглядом, и Лета уже было решила, что увидеть Гиласа ей не позволят. Что ж, придётся идти к окошку и опять вглядываться в темноту. Но тут, к её удивлению, стражник вздохнул и проговорил:
– Знаешь, ещё недавно я не позволил бы ребёнку зайти туда, но теперь… Пожалуй, он не сможет причинить тебе вреда.
Он снова вздохнул, и Лета вдруг испугалась: уж не случилось ли с Гиласом что-то дурное?
– А что с ним? – чуть слышно спросила она.
Её воображение уже нарисовало мрачную картину, от которой Лета ощутила страх и вину. Может ли статься, что Гилас погиб, томясь в башне? И хотя она знала, что пленник, сидящий в подвале, вполне заслужил, чтобы его туда посадили, гибели ему она вовсе не желала. «А может, это был вовсе не он?» – пронеслось в голове Леты, и сердце её испуганно забилось. Что, если она обвинила Гиласа несправедливо? Её мучили сомнения. Так была ли она права или ошиблась? Как же узнать? Поглощённая этими мыслями, Лета не сразу поняла, что стражник говорит с ней.
– …и с тех пор он спит, – услышала она обрывок фразы. – А потому, раз тебе так хочется взглянуть на пленника, думаю, ничего дурного не будет.
Стражник зазвенел ключами и, открыв перед девочкой дверь, вручил ей фонарь с зажжённой внутри свечкой.
– Я не стану закрывать дверь, – добавил он, – но ты всё же не задерживайся.
Лета кивнула и переступила порог. Она без труда отыскала Гиласа – тот лежал на полу в дальнем углу, свернувшись клубочком, словно забившийся в нору маленький зверёк. Лета опустилась на пол рядом с ним и присмотрелась – Гилас исхудал и осунулся. Девочка вздрогнула: неужели горожане морили его голодом? Нет, не может быть! Здешние люди никогда не отличались жестокостью. Кажется, стражник сказал, будто Гилас давно отказывается от пищи. Или ей только почудилось? Ведь она толком не слушала, что ей говорили. Однако неподалеку стоял поднос, полный нетронутой еды – значит, Гилас и вправду сам не желал есть. Эта мысль и успокоила Лету, и взволновала её. Она вновь ощутила, как чувство вины кольнуло её в самое сердце. Отчего же Гилас не ест? Неужели он ни в чём не виноват, и она обрекла его на незаслуженные муки? На глаза Леты навернулись слёзы. Она осторожно тронула Гиласа за худенькое плечо и чуть слышно произнесла его имя. Тот не отозвался. Лета позвала громче и снова не получила ответа – пленник спал слишком крепко.
И тут в отчаянии принялась она рассказывать Гиласу, что случилось с деревьями, как понапрасну бьётся волшебник в попытках спасти их от неминуемой гибели, которую принесут с собой настоящие морозы. Она говорила, в какой печали живёт их прекрасный город и что скоро печаль эта станет лишь глубже. Говорила, что не будет в их краях прежней радости, когда чудесные деревья погибнут. Слова беспрерывно лились из неё вместе со жгучими слезами, и казалось Лете, что этому не будет конца.
Но вот она замолчала, потому что излила своё горе, и не осталось у неё больше сил плакать. Со вздохом поднялась она, чтобы уйти, как вдруг увидела, что Гилас шевельнулся. Её лесной друг не проснулся, увы. Глубокий сон не выпустил его из своего плена, но Лета услышала слабый голос. Хриплым и чуть слышным был он, но она разобрала два слова.
– Лиловые лепестки… – пробормотал Гилас сквозь сон. – Лиловые лепестки…
Потом он замолчал, и Лета, как ни прислушивалась, не услышала больше ни звука.
Глава 10
Лета возвращалась домой, не зная, что и думать. Что значат эти загадочные слова? Вправду ли Гилас услышал, как она взывала к нему, и ответил сквозь сон, или это была случайность? Быть может, ей и вовсе всё почудилось, и Гилас ничего не говорил? Всю дорогу она обдумывала произошедшее и спрашивала себя, не сыграло ли с ней воображение недобрую шутку.
Не сомневалась Лета только в одном: она должна немедленно рассказать обо всём маме. Кто знает, может, та поймёт, что всё это означает. А потому она отправилась прямиком к ней и поведала, как невзначай оказалась у башни, как захотелось ей увидеть Гиласа, как долго она звала его и не получала ответа, и как с губ его наконец сорвались два таинственных слова. Со всем вниманием мама выслушала её и, немного поразмыслив, сказала:
– Да, весьма странные слова. Ума не приложу, что они могут значить. Уверена ли ты, милая, что всё верно расслышала?
Лета покачала головой.
– Выходит, ты думаешь, что ошиблась, и наш пленник вовсе не хотел губить деревья? – спросила мама.
Этого Лета тоже не знала, хотя в душе отчаянно надеялась, что Гилас и вправду неповинен в злодеянии и что услышанные ею слова вовсе не случайны.
Тогда мама вздохнула.
– Что ж, это не много, совсем не много. Но ведь вчера у нас и того не было, потому давай-ка подумаем, как это может помочь нашей беде. Быть может, нужно отыскать лекарственное растение с лиловыми лепестками, и оно излечит деревья? – Мама задумалась на несколько мгновений и добавила: – Однако я не могу припомнить ни одного подходящего с такими свойствами. К тому же скоро зима. Где же мы найдём цветы в такое время?
Лета с грустью взглянула в окно, за которым сердитый ветер колыхал ветви деревьев, и впервые в жизни ей захотелось, чтобы зима никогда не приходила, чтобы и осень никогда больше не являлась в их город. Вот бы в их краях вечно царили весна и лето! Тогда удалось бы найти тот самый цветок, что может спасти чудесные деревья. Теперь же, обыщи хоть всю округу, отыщешь только сухие прутики и тростинки.
И тут Лета вспомнила: ведь у неё в комнате, среди множества прочих вещей, лежит давно позабытый гербарий, заполненный разнообразными листьями и цветами! Девочка заволновалась. Конечно, в её альбоме может и не оказаться нужного цветка – она уж и позабыла, какие растения собирала всё лето, – однако нельзя упускать ни единой, даже самой малой возможности! Не сказав ни слова, она вскочила на ноги и бросилась к себе. С громко бьющимся сердцем схватила она пухлый альбом и поспешила обратно.
– Вот, – сказала она, протягивая маме свою забытую драгоценность. – Может быть, здесь найдётся то, что нужно?
Мамино лицо осветилось улыбкой, которая, впрочем, быстро угасла.
– Доченька, – сказала она, листая страницы, – мне так хотелось бы, чтобы в твоём чудесном альбоме нашлись те самые лепестки. – Мама посмотрела на Лету с сочувствием и, вздохнув, продолжила: – Но, увы, я не вижу здесь ничего подобного. Смотри… – Она развернула альбом на середине. – Есть одно растение… Его лепестки можно назвать лиловыми, однако никакими целебными свойствами оно не славится. Вдобавок, даже окажись этот цветок тем самым, мы не смогли бы приготовить из него целебный отвар. На это потребовалось бы куда больше, чем одна-единственная травинка.
Увидев, что Лета опять сникла, мама поспешила добавить:
– Однако мы не станем сдаваться так быстро. Если я ничего не могу придумать, обратимся к тому, кто сможет. Одевайся-ка потеплее, не будем терять время.
Захватив с собой альбом, они отправились к волшебнику, который, невзирая на холод, в раздумьях сидел на холме. Вокруг холма то появлялся, то исчезал чуть заметный переливчатый купол, которым волшебник пытался укрыть рощу. Он то бормотал заклинания, то замолкал и вновь погружался в напряжённые думы. Видно было, что маг чрезвычайно устал. Он был мрачен, и нездоровые тени залегли под его потускневшими глазами.
Лету и её маму встретил он неприветливо и тем не менее выслушал всё, что они пришли ему сказать. Он окинул альбом безрадостным взором и, покачав головой, произнёс:
– Твоя мама права, Лета. У этой травы нет никаких особых целебных свойств. А то, что ты услышала из уст пленника, едва ли сто́ит принимать всерьёз. В бреду он мог сказать что угодно. Быть может, ему попросту привиделись цветущие чудо-деревья, ведь лепестки у них тоже лиловые. Отчего ты решила, будто эти слова были ответом тебе?
– Я не знаю этого, господин волшебник, – ответила Лета, едва сдерживая слёзы.
– Потому мы и пришли к вам, – добавила мама, обнимая дочку. – Вам ведомо несравнимо больше, чем любому в нашем городе. Но, быть может, что-то ускользнуло от вашего внимания? Возможно, у вас найдутся редкие травы из дальних земель?
Поразмыслив, волшебник снова покачал головой.
– Будь у меня нечто подобное, госпожа, – сказал он, – я бы вспомнил. Уверяю вас, мне неизвестно ни одного растения с лиловыми лепестками, что могло бы помочь нам. К тому же, прежде чем применять лекарство, неплохо бы для начала понять, с каким недугом мы боремся. Я же этого не знаю. А теперь прошу меня простить. – Волшебник степенно склонил голову. – Я должен опробовать ещё несколько заклинаний до наступления вечера, а затем набраться сил для следующего дня. Признаться, я очень устал.
Но едва чародей собрался вернуться к своему занятию, как Лета, неожиданно для самой себя, воскликнула:
– И вы даже не попытаетесь помочь нам? Вы, могущественный волшебник, отказываете тем, кто обращается к вам за помощью! Без вас нам нипочём не отыскать это растение!
На это волшебник обернулся и спокойно промолвил:
– Не будь я так изнурён, я рассердился бы на тебя за такую дерзость. Однако у меня нет сил для гнева. И потому я повторю то, что уже сказал: я помог бы вам, если бы думал, что имеется хотя бы слабая тень возможности отыскать лиловые лепестки, хоть я и уверен, что эти слова пленник проговорил в бреду. И я повторяю тебе вновь: мне неизвестно ни единого растения, которое…
Внезапно волшебник умолк, не договорив. Слова его повисли в воздухе и растаяли, как утренний туман на солнце. Он застыл, словно статуя, а взгляд его вдруг преобразился: чародей по-прежнему смотрел на Лету, но не видел её. Девочке показалось, будто она сделана из стекла и ясные синие глаза смотрят сквозь неё.
– Ни единого растения… – повторил волшебник.
Лета с мамой заворожённо смотрели на него. Перемена в нём была поразительна, и они ждали, что будет дальше. Узнать, о чём думает волшебник, они не могли, однако одно было ясно: он что-то понял, пусть и сам до поры не вполне сознавал, что именно. И они затаив дыхание ожидали, когда он поделится своей мыслью. Однако маг не спешил.
– Ни единого растения… – только и твердил он, словно перебирая воспоминания и вызывая в памяти нечто давно позабытое.
– Вы что-то вспомнили, господин волшебник? – осторожно спросила мама, когда тот перестал бормотать.
– Не уверен, – ответил чародей, – но, вероятно, так и есть. Должен признать, мне вовсе бы того не хотелось, однако… если это так… Но возможно ли?
Лета с удивлением взглянула на маму, но та лишь пожала плечами.
– Да, определённо, – тем временем продолжал волшебник, – совершенно определённо. – Тут во взгляде его словно вспыхнул огонь, и маг твёрдо и уверенно заявил: – Нужно найти эти лиловые лепестки, и чем скорее, тем лучше!
Лета с мамой не представляли, где их искать, однако с готовностью закивали.
– Судя по всему, они должны быть неподалёку, – будто прочитав их мысли, сказал волшебник. – И если мы поможем друг другу, полагаю, отыскать их будет несложно.
С этими словами он взял посох, что стоял у дерева, произнёс несколько слов на ведомом лишь ему языке и добавил:
– Внимательно смотрите по сторонам и, если заметите что-то необычное, сразу скажите мне.
Затем он ударил посохом о землю, и тотчас по всей округе разлилось лёгкое мерцание. Оно охватило весь холм и большой луг, до самой речки. Воздух наполнился едва заметными глазу искорками, и Лета невольно подумала, что никогда ещё не доводилось ей видеть ничего подобного. Всё вокруг, казалось, осталось таким же, как прежде, и в то же время чудесным образом преобразилось. Залюбовавшись волшебством, Лета начисто позабыла, зачем она здесь и что ей следует делать.
– Не отвлекайся, – услышала она голос волшебника, который, прикрыв глаза и склонив голову, обеими руками сжимал посох. – Смотри во все глаза!
«И как он всё видит?» – подумала Лета, но волшебника, который снова зашептал загадочные слова, послушала и принялась осматриваться.
Однако, как все они ни старались, ничего примечательного – если, конечно, не считать разлившегося повсюду волшебства, – им увидеть не удалось.
Наконец чародей перестал шептать заклинание и, тяжело вздохнув, проговорил:
– Увы, за то время, что я здесь, сил моих заметно поубавилось. Я должен немного отдохнуть.
Он тяжело прислонился к стволу чудо-дерева, и мама с тревогой спросила, могут ли они чем-нибудь помочь.
– Не думаю, – ответил волшебник, покачав головой, но потом, обернувшись к Лете, сказал: – Разве что ты выполнишь одну мою просьбу. Это мало поможет делу, и всё же лучше так, чем ничего.
– Я сделаю всё, что скажете! – с готовностью заявила Лета.
– Это совсем не сложно. – Волшебник улыбнулся. – Отправляйся в гостиницу и попроси хозяина пустить тебя в мою комнату. Скажи, что я послал тебя за одной важной вещью – думаю, он не станет чинить препятствий. Затем отыщи на полках маленькую бутылочку жёлтого стекла. Ты узнаешь её по вьющимся по горлышку письменам.
– Там что-то опасное? – с тревогой вмешалась мама.
– Весьма, – признал волшебник. – Однако вам не о чем волноваться. Никто, кроме меня, не сможет откупорить этот сосуд. – Снова обратившись к Лете, он добавил: – На полках есть и другие подобные сосуды, но этот особенный. Как только сожмёшь бутылочку в руке, жидкость в ней потемнеет. Найдёшь её – тотчас же возвращайся. Сделаешь?
– Я мигом! – воскликнула Лета и со всех ног бросилась вниз по холму.
Ей чудилось, будто сам ветер несёт её к городу, и она не заметила, как оказалась у гостиницы. Хозяин пустил её внутрь, едва услышал, что её прислал сам волшебник, и без особой надежды в голосе спросил, нашёл ли тот способ спасти деревья.
– Очень может быть, – ответила девочка, – но мне нужно торопиться.
– Конечно-конечно, разумеется, – поспешно сказал хозяин гостиницы, провожая Лету в комнату. – Не просил ли господин волшебник чего-нибудь ещё?
Лета покачала головой и поспешила к полкам, на которых ровными рядами расставлены были небольшие сосуды с таинственным содержимым. В девочке заговорило любопытство. Ей отчаянно захотелось заглянуть в каждую бутылочку – все они были так красивы и так манили к себе хранящейся в них загадкой! Но она помнила, что не за этим явилась сюда, и принялась искать то, о чём говорил чародей. Много времени ей не понадобилось. Едва она увидела бутылочку, как сразу поняла: вот то, что нужно! В подтверждение её догадки заключённая внутри жидкость потемнела, едва бутылочка оказалась у Леты в руках. Тогда она поспешила обратно к роще и вскоре, тяжело дыша, протянула магу сосуд с зельем. Тот кивнул в знак благодарности и откупорил бутылочку. Тотчас письмена на горлышке задвигались, затем слились в одну тонкую линию и пропали.
– Попробуем ещё раз, – сказал волшебник и одним глотком выпил всё содержимое бутылочки. – Смотрите внимательно.
И снова ударил он посохом о землю. И снова воздух наполнился мерцанием, но на сей раз искорки стали куда ярче, а волшебный свет разлился дальше, добравшись до самого города. Лета и мама спустились с холма и, разойдясь, принялись обводить взглядом окрестности в надежде разглядеть что-нибудь необычное. Увы, ничего подобного глаза их не видели и теперь. Солнце тем временем неспешно клонилось к закату, и Лета невольно залюбовалась, как лучи его мерцают в водах речки, так и маня подойти поближе.
«Быть может, они где-то за рекой, – подумалось Лете, – и отсюда мне попросту ничего не видно?»
С этой мыслью она отошла от холма и решительно двинулась к городу. На мосту она остановилось и огляделась снова – ничего не изменилось. Лета напрягала зрение изо всех сил, однако так и не смогла заметить ничего особенного. Она вздохнула: неужели всё напрасно? Неужели чудесных деревьев не станет, и совсем скоро придёт время, когда не будет на холме ни одного прекрасного создания, радостно протягивающего к солнцу свои веточки?