Buch lesen: "Любовь под прикрытием", Seite 3

Глава 5. За десять дней

По спине пробежал холодок и протопали сотни мурашек. Я смотрела на страницу, открывшуюся на экране ноута, и не хотела верить своим глазам.

В Стамбуле Дмитрий работал в знаменитом дворце Топкапы. Сама я в Турции не была, но Интернет во весь голос трубил, что это чуть ни самое удивительное место в городе. В нем снимали известный турецкий сериал «Великолепный век». И вот наш сексуальный гид там почти три года работал. А два года назад во дворце случилась настоящая «кража века» – вполне под стать нашей: украли кольцо с бриллиантами самой Роксаланы…

О чем это говорит? Может и ни о чем. Тем не менее, учитывая количество краж такого уровня, слишком уж часто Дима работает в то же время в тех же местах.

***

С утра я иду к папе на судостроительный завод. В Сормово это достопримечательность своего рода. После смерти бабушки я живу в ее квартире, а родители неподалеку. Отец работает в отделе охраны. Может, чего подскажет. Он вообще обожает детективы, порой дает отличные советы. Хотя кажется, что дальше от жизни – только книжки и фильмы.

Лучше идти к отцу на работу – чтобы мама не охала и не перебивала.

У входа мне выдают каску, обязательный атрибут безопасности. Чтобы попасть к отцу, надо пройти через два огромных цеха. Там всегда стоит жуткий грохот и летят искры от сварки. Но мне нравится. В отдельных, большущих частях будущих кораблей есть что-то завораживающее. И в каждом цехе обязательно есть свой местный кот, которому плевать на шум и грохот, который ловко перебегает между станками, а то и лежит где-нибудь на «палубе» и спокойно дрыхнет.

Отца я предупредила и специально приехала к обеду. На заводе обед ранний – мне вполне сойдет за поздний завтрак. Мы садимся в столовой с подносами.

– Ну что? – подмигивает папа. – Ты по делу или как? Небось, по поводу ограбления музея?

– Точно! – киваю. – Пап, один чел есть весьма подозрительный. Я выяснила, что он работал в двух крупнейших музеях, когда там происходили ограбления. Но это же не доказательство, не улика. К сожалению, в голову никто больше не лезет, а надо бы еще в какую-нибудь сторону покопать.

Какое-то время отец ест свой борщ. Я не тороплю – он думает и не хочет говорить, что первое в голову придет. Да и суп остынет, я его понимаю. Наконец, он отодвигает пустую тарелку, пододвигает второе и начинает говорить:

– Дочь, мне приходит одна мысль. Но ты ее подумай. Может, поискать родственников купца? А черт его знает, остался кто-то. Захотел таким образом заполучить наследство. Покопай в архивах.

– О, спасибо! – Я вонзаю вилку в макаронину. Не спагетти, не паста, а обычные родные макароны. Под соусом… не-не, не бешамель… под простым коричневым от расположившихся рядом бефстроганов. – Покопаю! Пап, второй вопрос по сигнализации, – я описываю принцип ее работы в музее. – Как думаешь, могли отключить?

Отец жует и думает.

– Надо вскрыть коробку с проводами. Отсоединить их аккуратненько. Потом обратно присоединить и смыться за три минуты. Самое сложное – отсоединить. Потому что, на мой взгляд, отперев дверь, надо уложиться в три минуты, чтобы отсоединить проводки. Аккуратненько. Хотя могут быть и другие решения.

– Какие? – мне реально любопытно.

– Пришла в голову интересная мысль, – хмыкает отец, – а что если сигнализацию никто и не отключал?

– Как это? Как пройти в музей, не отключая сигнализацию?

– Предположим, только предположим, что драгоценности украли в рабочее время. Когда сигнализация и так отключена. На третьем этаже, ты сама сказала, код до ограбления меняли не каждый день. Значит, нужно было узнать код, а потом просто открыть дверь и вытащить драгоценности из сейфа. Сейф вскрыть в принципе не так уж сложно.

– Да, – киваю, – директриса говорила, что сейф там довольно простой. Вся надежда была на сигнализацию. Но постой. Это же какая наглость – взять и посреди бела дня забрать драгоценности. Спокойно с ними пройти на первый этаж. Выйти на улицу… Очень наглый поступок.

– Но многое упрощающий. Если охранник не станет проверять сумку, то проблем нет. В камеру хранения сдают только крупные сумки и рюкзаки. А драгоценности вполне могли влезть в авоську обычного размера. Или нет?

– Я видела фото украденного. Вполне влезли бы.

– Вот-вот. Надо только незаметно пройти на третий этаж, воспользоваться отсутствием там сотрудников и все!

Довольный отец энергично принялся доедать второе. А я даже не знала, что подумать. Такой простой ход! Но наглый, как тот Дима. В его было бы духе. Более того, он, как сотрудник музея, вполне мог спокойно пройти в служебное крыло третьего этажа. Мог узнать код. Мог знать, когда там никого нет.

После обеда отец тащит меня показывать новые корабли. Я знаю – это ритуал. Отказываться нельзя. Мы стоим возле реки и смотрим на трех огромных исполинов, которые пока стоят на суше, но скоро будут спущены на воду. Папа рассказывает о каждом:

– …вот, импортозамещение. Справляемся своими силами. Ладно, иди расследуй свое дело. Не буду долго задерживать, – отец по-дружески хлопает меня по спине, подталкивая вперед. – В гости заходи, а то мама скучает.

– Хорошо, пап, обязательно! И спасибо!

Я бегу сдавать каску и в музей. До метро от завода далековато. Ничего, потрясусь в автобусе. Выйдя на Горьковской, пишу директрисе, что скоро буду. Но сначала покупаю себе гамбургер с картошкой – дальше не будет бывших Макдаков, а захотелось после музея сесть в саду и сожрать эту нездоровую пищу. Бывает…

Меня обволакивает еще большая толпа людей – канун первого мая. У нас-то в Сормово все как обычно: кто с работы пораньше пошел, мамы с колясками и детьми, которые уже ходят самостоятельно. Туристов нет. А центр кипит. Какой там рабочий день! Такое ощущение, что выходные здесь вечные.

К Кремлю подъезжают вереницей туристические автобусы. Они из себя изрыгают детей, взрослых, гидов. Ох, зачем я про гидов вспомнила! Нормально же день начинался. Ладно, продираюсь через толпу. У Чкалова тоже аншлаг – фоткаются, на Волгу любуются, по лестнице туда-сюда. В общем, жизнь кипит.

Несмотря на мою любовь к Нижнему, я не так часто гуляю по центру. Строго говоря, я и сейчас не совсем гуляю. Но невозможно идти и не смотреть по сторонам. Делать вид, притворяться, что ты не на работе. И вообще не местная – видишь все впервые. Кстати, туристам в этом плане на самом деле повезло.

Привычным маршрутом иду по верхней набережной к музею. Возле него стоят три автобуса. Из первых двух высыпают группы школьников лет двенадцати и заполоняют собой узкий тротуар. Я вздыхаю и терпеливо жду, пока они зайдут в усадьбу.

Наконец, и я толкаю тяжелую дверь. Охранник просит подняться в кабинет директрисы.

– Добрый день! – бодро здороваюсь, так как по пути нигде не наткнулась на Диму. Хочется его увидеть, но мне это вредно. Как фастфуд. Вкусно, однако здоровью вредит. – Мне бы хотелось поговорить с ученым, работавшим с пропавшими драгоценностями, и с главным хранителем музейных предметов. Как бы их застать?

– Главный хранитель у нас в отпуске, – директриса замялась. – Видите ли, он давно его подписал. Путевки были. Ну я его и отпустила. Полиция успела взять у него показания, поэтому никто не запрещал ему ехать. Ученый, наверное, у себя в университете. После кражи ему не с чем было работать. Я дам его телефон. А что вы у них хотите выяснить, чего нет в показаниях?

– Появились вопросы. Например, их почему-то забыли спросить, не говорили ли они кому-нибудь код от двери.

– Конечно, нет! Видимо, это было слишком очевидно, чтобы спрашивать уважаемых людей.

– Или, может, спрашивал кто код. Короче, есть вопросы. Никто их не подозревает. Но по регламенту положено все уточнить. Первые показания даются сходу. Часто потом всплывает что-то дополнительно. А когда приедет хранитель?

– Шестого мая выйдет на работу, – отвечает директриса, сверившись с компьютером. – Не знаю, поймаете ли ученого. Это у нас все на голове стоят, а у нормальных людей выходные, праздники.

– Попробую поймать, – я улыбаюсь максимально приветливо. – Ладно, не буду мешать. – И скрываюсь за дверью.

Внизу все-таки стоит он. Мой змей-искуситель. Ждет, когда соберется его группа.

– Привет, – он тут же меня замечает. – К нам или от нас?

– От вас.

– Жаль! А что это у тебя? Гамбургеры?!

Боже, такое ощущение, что у меня в пакете нечто невообразимое.

– Да, захотелось. Иногда бывает. Сейчас буду наслаждаться в саду.

– Ира, это несексуально, – он почти шепчет мне на ухо, обдавая меня своим горячим дыханием. – Когда ты надкусываешь бургер, из него течет сок по твоему подбородку, капает на джинсы. Тебе приходится открывать шире рот, чтобы он весь туда влез. Твой милый ротик, созданный совсем для другого. – Дима на мгновение отворачивается от меня: – Да, сюда, пожалуйста, через пять минут стартуем! Стоим, пока ждем! Я ваш гид. Ориентируемся на меня!

Господи, они и так на него «ориентируются». У дам прям течка.

– Короче, – он опять шепчет мне в ухо, – я тебе покажу, что надо есть. А то ты все-таки отсталая. Я заметил в ресторане. Так что лучше выброси этот пакет в ближайшую урну.

«Ага, сейчас, выбросила!» – думаю про себя. Через бумажный пакет я ощущаю тепло – не остыла, гадость моя, вкусненькая.

– Ир, мне пора. Но сделай, пожалуйста, как я сказал. Я тебе могу дать денег на «Джульетту». Или там дальше, напротив Кремля, есть вкусная хинкальная. Отличная восточная еда.

– Спасибо. Денег не нужно. Тем более, я при исполнении. И ты тоже.

Дима возвращается к своим обязанностям. Группа идет за ним в первый зал. Отстающих подгоняет охранник. Он похож на собаку, которая стережет своих овец, и загоняет домой.

Конечно, я не выбрасываю пакет с вкусной гадостью. «Щас!» – обращаюсь я к Диме в окно, выйдя на улицу. Он меня не видит, потому что рассказывает группе историю усадьбы. Пусть рассказывает. А я поем и подумаю. Заодно погуглю родню купца и позвоню ученому. Черт, не спросила, как его зовут, и в показаниях не обратила внимания.

– Добрый день! – бодро здороваюсь с незнакомым мужчиной. – Это следователь. Я веду дело об ограблении музея… Да-да, ужасно! Нам бы с вами поговорить. Сейчас? Могу. А куда к вам ехать? Ильинская… Через час могу быть, – даю себе полчаса на поесть и полчаса дойти до Ильинки.

Сок из гамбургера, действительно, капает на джинсы. Сглазил змей! Ладно, пошла допрашивать ученого. Пытать каленым железом.

***

Снова на Горьковской. Можно опять купить габмургер. Ладно, не буду. Одного несексуального блюда на сегодня хватит.

– Антон Владимирович, – протягивает мне руку импозантный мужчина. Слава богу, представился!

– Ирина. Извините, что побеспокоила, но редко когда мы останавливаемся на одной беседе, – вежливо улыбаюсь. – Всплывает новая информация, надо что-то уточнить…

– Ничего-ничего, присаживайтесь.

Разговариваем мы в небольшом, но уютном кабинете ученого. Выясняется, что он доцент, культуролог. Занимается старинными предметами искусства и преподает историю искусств студентам.

Ему около сорока. Потом посмотрела на сайте универа – действительно, Антону Владимировичу тридцать восемь. Если Дима – эдакий испанский мачо, то доцент выглядит, как обычный российский мужчина. У него светлые волосы, зеленые глаза. И когда он улыбается, морщинки разбегаются от его глаз. Он не очень высокий, не толстый, но довольно плотный. Самое в нем любопытное – маленькая сережка в левом ухе.

То ли Димино влияние, то ли у меня что-то с организмом, но я рассматриваю культуролога не с точки зрения следователя, перед которым сидит свидетель. А как мужчину. Дожили!

– Ну что ж, попробую хоть чем-то помочь, хотя пока не знаю чем, – он улыбается и ждет моих вопросов.

– Я хотела начать с того, зачем вы ездили в музей. Чем вас так заинтересовали найденные драгоценности? И сколько вы планировали с ними работать?

– Видите ли, Ирина, это входит в сферу моих научных интересов. Такие находки – редкость! Я готовил серию лекций для наших студентов. Планировал показывать им фото драгоценностей и комментировать. На самом деле, ограбление этих планов не нарушило. Заодно руководство музея попросило во время планировавшейся осенью выставки тоже вечерами провести несколько лекций, но уже для обычных посетителей. Простым языком, так сказать. Вот это теперь под вопросом… И зависит от вас. – Он смотрит на меня лукавым взглядом.

А ведь ничего мужчина. Господи, о чем я думаю! Дима меня испортил.

– Скажите, а сколько времени вы проводили в хранилище?

– Приходил в перерывах между занятиями. Не сказать, что много. Фактически, мне нужно было посмотреть на драгоценности «живьем». И всё.

– В день кражи вы там были. Но вот точно время можете вспомнить?

Антон Владимирович, нацепив очки в дорогой оправе (не знаю, почему в дорогой, но выглядит именно так, с тонким ободком под цвет оникса – да, перстень навеял), листает свой ежедневник.

– Так… Двадцать четвертое апреля… У меня с утра пары. До тринадцати пятнадцати, – он отвлекается от своих записей. – Потом я пошел в музей. Пешком. Погода была хорошая. По дороге поел в кафе на Большой Покровской. То есть, в музее я был примерно в три. Точно не скажу. У меня в тот день других планов не было.

– А ушли во сколько?

– Это я говорил, должно быть записано в показаниях. Примерно в шесть, насколько я помню. Домой поехал на такси. От музея недалеко, но не очень удобно добираться. И самый час пик. Живу я в новом доме, рядом с торговым центром «Фантастика».

В прямо противоположном конце города от меня. Я в этой «Фантастике» всего один раз была – далековато.

– Никто у вас код от двери в хранилище никогда не спрашивал? Мало ли, зачем-нибудь. Это важно. Человек, скорее всего сотрудник музея, мог никаких странных чувств у вас не вызвать. Вспомните, пожалуйста.

Откинувшись на спинку большого офисного кресла, культуролог задумался. Я тоже думаю – о том, что драгоценности возбуждают. Их мерцающий блеск, переливающиеся бриллианты. И это только на фото. Как же они должны возбуждать, если их видишь перед собой! А если надеваешь? Мне кажется, что Димины пальцы касаются моей шеи и надевают на нее колье Марии Терезии…

– Нет, не могу такого вспомнить. Из сотрудников в хранилище часто заходил Олег Павлович, но ему по работе положено. И молодой гид. Дмитрий, кажется. Его тоже увлекает тема старинных предметов искусства, и ему разрешили иногда туда заходить. Заодно к выставке готовиться – он в основном мои описания читал. Я, знаете, приходил-уходил. Почти ни с кем особо не общался.

Я прощаюсь с Антоном Владимировичем. Он встает с кресла меня проводить, хотя я сама способна спуститься по лестнице к выходу. Но он настаивает. Мы идем, и он то под локоток поддержит, то спины рукой коснется, пропуская вперед.

Чего творится-то? Аншлаг! Нет, кому-то внимание двух мужиков, причем, второго весьма условное, вообще покажется ни о чем. А для меня уже много. Мне мама постоянно говорит: «Не смотри вниз, больше улыбайся!», «Ты чего всегда хмурая – мужчины таких не любят» и в таком духе. Она думала, я быстро найду мужа в полиции. Но у нас все бегают, как сумасшедшие. И бумаг много надо заполнять по делам, которые в сравнение не идут с моей «кражей века». А все равно пиши, заполняй… В общем, с личной жизнью голяк. Пока я с сексуальным гидом не столкнулась.

– Всего хорошего, – напутствует культуролог. – Если чего вспомню, позвоню вам. Или просто позвоню, без повода, – неожиданно добавляет он.

Отреагировать я не успеваю: к нему подбегает студентка в мини-юбке, кофточке, задирающейся на пузе (ладно, нет у нее пуза – на животе) и босоножках на шпильке. Ярко-красный лак на ногтях ног приковывает к ним внимание.

– Антон Владимирович! – верещит. – У меня вопрос по курсовой!

Я пользуюсь моментом и выхожу из универа.

В музей идти смысла нет. Да, у меня прибавилось забот. Теперь, кроме беседы с хранителем, который приедет шестого мая, придется беседовать с Димой. Ох, вот это тяжело! Подруга мне говорила, что якобы женщина, которую дико возбуждает мужчина, становится привлекательной для других мужчин. От нее, типа, какие-то флюиды исходят… Или черт знает что. Короче, что-то от меня, видимо, исходит.

Я даже не могу сказать, что мне это не нравится. Но меня бесит то, что я себя со стороны не вижу. Я же внешне такая, как была: джинсы, кроссовки, футболка и рюкзак. Хвост из волос. Ноль макияжа. Что со мной не так? Я же не последовала совету Димы и не надела короткого платьица и не распустила волосы. Хуже того – я жру несексуальный гамбургер.

Кстати! Я же опять рядом с бывшим Макдаком! Пойду-ка я на работу. А то мне голову снесут из-за отсутствия отчетов. Значит, надо купить с собой еды. «Гранд де люкс» – что в этом такого несексуального? Все-таки не понимаю. Короче, беру «гранда» с картошкой. Пусть у меня сегодня будет день нездорового питания. Хотя, когда у меня сильно здоровое.

На работе накануне первомая пусто. Народ смылся-таки! На дачки-клячки. Но это к лучшему. Часто накануне праздников и выходных пьют. Значит, я не смогла бы поработать. А отчеты сами себя не напишут.

Вот так вообще о сексе забудешь – я сверяюсь с инструкцией, сколько мне еще бумаг надо заполнить. Рука сама тянется в пакет с бургером. Несексуально ему, видишь ли. Я опять вспоминаю Диму и застываю с булкой в руке. Как же я хотела бы оказаться рядом с ним. Или чтобы он рядом со мной – какая разница. Ощутить этот запах… Какой интересно он покупает парфюм? Сходить что ли в магазин и перенюхать все подряд? Найти и купить. Дома нюхать вечерами и возбуждаться только от этого…

Так! Приказ – доделать работу. Я вгрызаюсь в несексуальный бургер и со всей силы продолжаю барабанить по клавиатуре.

За окном темнеет. Я включаю свет. Если бы все это время я потратила на расследование! Но тут я не босс. Заканчиваю печатать отчеты, когда уже совсем темно. Хотелось бы полюбоваться на закат – лучший в мире закат над Волгой, но так устала, что лучше домой. В метро, а там пешком пройтись и немного прочистить мозг.

Завтра – первое мая. Музей, как и я, работает. Мы с музеем вечные работнички. Без перерывов, без выходных. Придется поговорить с Димой – уверена, в такие горячие даты у него нет выходного.

Иду от метро по темной улице. Неприятно. В нашем районе прохожих мало. Это тебе не вечно гудящий центр. Кто-то идет за мной. У меня явная профдеформация: я постоянно автоматически сканирую пространство вокруг. Зачем? А когда-то на меня пытался набросится маньяк. Именно у нас – в Сормово. Я сумела убежать. Его поймали в итоге. Но неприятное ощущение осталось. Как говорят психологи – травма детства.

Сейчас резко ощущаю то забытое чувство – опасности. Стараюсь не показать своего страха: не идти быстрее, не оглядываться. Наконец дохожу до перекрестка. Слева парк. Мне туда не нужно, но человек, который идет за мной, заставляет свернуть налево.

Из парка доносится смех, видно, как взлетают в небо фейерверки. И тут я припускаю – почти бегу.

– Девушка, куда вы так торопитесь? – пьяный парень является мне спасением.

– Домой тороплюсь. Но не туда свернула, – я торможу и чувствую, что сзади тоже тормознули.

– Так я вас провожу, – заплетающимся языком предлагает «кавалер». – Пошли!

Я соглашаюсь. Парень берет меня под руку, и еще неизвестно кто кого ведет.

Сбоку исчезает тень – мой преследователь понимает, что дальше я пойду не одна. Шатаясь, мы с моим спасителем идем к моему дому. Я без всякого труда, возле подъезда, отправляю его в одиночное плавание. Не очень красиво получилось, но вроде он нормально ориентируется, слегка протрезвев, пока мы шли.

Громко захлопываю за собой дверь подъезда и перевожу дыхание. В квартире тщательно запираю замки. На кухне достаю давно подаренную мне бутылку российского рома. Наливаю в чашку. Разбавлять все равно нечем. Если только водой. Выпиваю. Успокаиваюсь. Сажусь. Еще наливаю. Хочется секса. Одновременно с этим – страшно. Странное сочетание. Возбуждающее.

Мне кажется, я наступила на чью-то мозоль. Наверное, это паранойя. Наверное. Надеюсь. Может, показалось. Но почему-то я уверена: я что-то нарыла. Культуролог? Дмитрий? Один только Олег Павлович, спокойно где-то там отдыхающий, ни при чем. Главный хранитель музейных предметов. Единственный не знает, как тут идет расследование.

Допиваю ром. Еле доползаю до кровати. Шарлотта Холмс – наверное, так меня теперь зовут. Что же я нарыла? Проваливаюсь в сон. Головная боль мне обеспечена!

Глава 6. За девять дней

Я просыпаюсь возбужденная. Говорят, так с мужчинами по утрам бывает. Нет, с нами тоже. Хочу уловить остатки сна. Хотя бы понять, с кем я там…

Кровать у меня односпальная – как была у бабушки, так и осталась. Подруга говорит, что нужно купить двуспальную. Во-первых, будет куда мужика позвать, а так и лечь негде. Ага, смешно, согласна. Во-вторых, это типа фен-шуя – раз нет двуспальной кровати, то нет и второго человека на это место. Начинаю в это верить. Осталось найти время и купить.

Пока готовлю завтрак, думаю, что ведь Антон Владимирович вполне мог украсть драгоценности. Прямо по папиному сценарию. И кто бы его заподозрил? А никто. Важно лишь одно: чтобы пропажу в тот день не обнаружили. То есть, чтобы никто не зашел в хранилище после него. Если уйти попозже, то шанс есть. Главный хранитель видит закрытый сейф, не проверяет его – а чего проверять. Закрывает хранилище на код. Ставят сигнализацию. Утром обнаруживают пропажу.

Немного бредово, но в свой блокнот записываю плюс к Диме культуролога.

Про преследовавшего меня от метро человека стараюсь не думать. Может, это мой бзик и это ничего не значит.

Ем и пытаюсь найти хоть что-то про родственников купца. Но Сеть молчит, что для нее вообще не характерно. Или я ищу неправильно. В общем, к Диме есть вопросы.

***

Он, действительно, в музее. Я дожидаюсь, пока Дима закончит экскурсию и пытаюсь в десятиминутный перерыв впихнуть оба своих вопроса.

– Ир, так быстро у нас не получится, – он улыбается, будто имеет в виду что-то совсем другое. – Я в шесть закончу и поговорим. Найдешь чем себя занять?

О да. Я найду, это точно.

К шести возвращаюсь в музей. Дима опять зовет в ресторан.

– Не-не-не. Давай здесь, на рабочем месте.

Я и так не уверена в своей способности сосредоточиться. Какой уж ресторан.

В хранилище усаживаю его, чуть ни силком, напротив. Сел бы рядом – у меня появились бы все признаки сексуального возбуждения. Напротив, тоже опасно, но нас разделяет стол. Уже лучше.

– Первый вопрос. Вспомни… те, пожалуйста, спрашивал ли кто-то код от двери в хранилище. И поднимались ли вы сюда в день кражи.

Дима театрально вздыхает и закатывает глаза к потолку.

– Про код не вспомню. Скорее, нет, чем да. Думаю, отложилось бы. В день кражи я заходил сюда минут на пять. Поболтать с Антоном. Это ученый, который здесь работал.

Киваю. Ладно, пусто. А что я ожидала? Если он как-то замешан, то правды все равно говорить не станет.

– Вопрос второй. Не могу найти ничего о родне купца. Вы можете что-то рассказать? Кто-то остался?

– Да. Самые известные родственники по прямой линии живут в Москве. Про совсем молодое поколение не знаю, а праправнук купца – художник.

– В Нижнем никого не осталось?

– Если и остались, то не прямые потомки. Какие-нибудь племянники внучатые, дети двоюродных, троюродных… У них с женой было семь детей, а у отца – шестеро. То есть, у владельца этой усадьбы было пять братьев и сестер. Если покопать, то, думаю, можно отыскать их потомков. Но работа эта неблагодарная. Плюс, еще дети могли быть внебрачные. Особенно у Рукавишникова-старшего. Оттуда могли пойти ответвления, которые вообще не отследить.

– Почему особенно у него?

– Говорят, очень был по бабам ходок. Времена такие были. Нетолерантные по отношению к женщинам, особенно к тем, кто в услужении. Вот представь. – Дима откидывается на спинку стула, кладет ногу на ногу и смотрит мне прямо в глаза.

Первый рассказ о купце

За столом, покрытым зеленым сукном, сидит грузный мужчина лет пятидесяти. Сверяет счета. В комнату тихонько заходит девушка в косынке на русых волосах, фартуке на простом, но добротном платье. В руках у нее поднос с рюмкой водки, куском хлеба с салом.

– Просили, барин. – Она протягивает поднос, но близко подойти боится.

– Иди сюда, что там встала. – Купец захлопывает амбарную книгу и отодвигает в сторону. – Подойди, говорю!

Девушка медленно подходит к столу.

– Ближе, ближе подходи.

Она обходит стол и встает совсем рядом. Купец берет рюмку, запрокидывает в рот. Довольно кряхтит и закусывает хлебом с салом. Забирает из рук девушки поднос и швыряет его в сторону. Хватает ее за талию и притягивает к себе. Она сопротивляется.

– Не кочевряжься, – купец стягивает с нее фартук и начинает расстегивать пуговицы на блузке. – Ох, какая грудь! Крепкая! – Он снимает верхнюю часть блузки, довольно кряхтит.

– Не надо, барин, – тихонько лепечет девушка.

Купец ее не слушает. Он встает из-за стола, обходит девушку и резко наклоняет так, что она ложится на зеленое сукно, охая. Купец вытягивает ей руки вперед.

– Лежи так, не шелохнись. И молчи!

Он снимает штаны, поднимает на ней юбки. Они накрывают ее спину и голову.

Купец резко в нее входит. Из-под юбок слышится стон.

– Молчи, сказал!

Мощными толчками он входит в ее узкое девичье лоно. Кончив, купец натягивает брюки. На его лице довольная усмешка.

– Право барина. Проверить, какую девку привели в услужение. Нормально. Потом пристроим тебя, не волнуйся. После барина кто ж откажется такую в жены взять.

Девушка продолжает лежать на столе, накрытая юбками. Всхлипывает.

– Вставай. Чего разлеглась?! Мне работать надо.

Она с трудом одергивает юбки и сползает со стола.

– Да, и еще рюмочку принеси. А лучше графинчик. И закуски пусть там Марфа соберет. Она знает.

Девушка берет поднос и пятится к двери.

Купец пододвигает амбарную книгу и больше на нее внимания не обращает.

Вскоре она возвращается с нагруженным подносом. Купец заставляет ее выпить рюмку водки и снова входит в нее на столе, застеленном зеленым сукном…

***

История меня ужасает, хотя ничего нового – наверное, тогда это было в порядке вещей. Хуже того, мне хочется, чтобы сейчас со мной тоже самое произошло на этом столе, за которым мы сидим с Димой. На мне, правда, нет длинных юбок, и Дима мне ничего приказать не может – не купец, а я не прислуга.

Неожиданно Дима встает и направляется ко мне.

– Я вижу по твоим глазам, что тебе мой рассказ понравился, – говорит он почти шепотом. – Повторим?

– Нет, – у меня почему-то совсем сел голос.

А он разворачивается, и я думаю, что он передумал… С облегчением ли? Скорее с разочарованием. Дима набирает на двери код и возвращается.

– Вставай, – почти приказывает. – Вставай и поворачивайся ко мне спиной.

Я не двигаюсь, и он поднимает меня, взяв за руку. Я не могу сопротивляться. Он ставит меня, как девушку в своем рассказе про купца, и наклоняет к столу. Его руки скользят к застежке на джинсах. Он аккуратно, медленно расстегивает пуговицу и молнию. Стягивает джинсы.

А я лежу на столе, не шевелясь. Вслед за джинсами он снимает с меня трусы. Все, я сейчас умру от желания. Он залезает рукой под мою футболку, гладит живот и двигается наверх – к груди.

Мне хочется, чтобы он в меня вошел. Срочно. Но моя мука пока не закончилась. Он гладит набухшую грудь обеими руками, снова сползает к животу. И я уже двигаю бедрами, показывая, что пора завязывать с предварительными ласками.

…за дверью слышатся шаги. Кто-то дергает за ручку, пытаясь ее открыть.

Дима меня сдергивает со стола. Я быстро натягиваю трусы и джинсы. Одергиваю футболку. Раздается стук в дверь.

Дима идет открывать. Я сажусь обратно за стол, пытаясь привести в порядок растрепавшиеся волосы. Мы оба выглядим, как нашалившие школьники.

– Я уж думала, тут нет никого, – вошедшая директриса выглядит удивленной.

– Я автоматически зачем-то закрыл, – Дима разводит руками. – Рассказывал следователю про родственников купца.

– Понятно. Вы, Дмитрий, автоматически нашего следователя с другой стороны не заприте. Она код не знает, и выйти не сможет.

– Если что, я позвоню, чтобы меня вызволили, – бормочу я.

– Хорошо. Ладно, перейдем к делу. С нас требуют результатов. Выставка на осень запланирована, но непонятно, что с ней делать. Сверху на меня наседают. Поэтому я наседаю на вас. Мы вам оказываем всю помощь, какую можем. Дело двигается? – она сурово смотрит на меня.

– Движется, – проклинаю себя за бормотание. – Но конкретно пока ничего не могу сказать. Так быстро такие дела не раскрываются.

За директрисой закрывается дверь. Некоторое время мы с Димой сидим молча. Я успела стряхнуть с себя наваждение, хотя его присутствие не дает до конца успокоиться.

– Ты реально думаешь, поиск потомков купца что-то даст? – спрашивает он.

– Сказать сложно. Но надо копать одновременно во всех направлениях. Я и копаю.

– Понял. Я попробую узнать побольше информации. То, что я тебе попробовал представить в виде сцены из жизни купца и его прислуги, на самом деле, было. Тебе будет сложно откопать потомков. Тем более, после революции многие скрывали свое происхождение. А незаконнорожденные в принципе его не афишировали, а часто не знали. Выясним ли мы истину?

– Надо постараться, – отвечаю я.

– Хорошо. У тебя есть еще дела здесь или я могу закрыть за нами?

Я встаю. Нет, у меня больше тут дел нет. Хотя, на самом деле, их выше крыши. Только что я смогу еще выяснить сегодня? Надо подумать.

– Пошли. Закрывай.

Дима закрывает за нами дверь и вводит код. Дверь защелкивается.

– Кто-то должен был как-то узнать код, – говорю я.

– Видишь ли, преступники обычно умеют его подбирать, – справедливо замечает Дима. – Зачем его узнавать?

– А если грабитель не профессионал? Если это его первое дело?

Дима на меня смотрит странным взглядом. Пожимает плечами.

– Возможно. Хоть и странно. Пойти на такое?! Ни разу не попробовав?

– У всех бывает первый раз, – я произношу эти слова, а думаю о сексе, о возбуждении, о желании. Я их в такой степени испытываю впервые.

Дима меня ловит на лестничном пролете между третьим и вторым этажом. Целует в губы со всей своей страстью. Затем распускает мне волосы.

– Ты моя распущенная девочка. И где наши платья и юбки? Опять ты в джинсах. А ведь я тебя просил.

Он смотрит опасно. Даже коленки подгибаются.

– Мне так удобнее, – я защищаюсь. Не хочу ему подчиняться.

– А знаешь, пойдем в театр. Ты любишь театр? Туда придется надеть что-то более изысканное, – Дима поворачивается ко мне спиной и спускается по лестнице, словно ему плевать на мой ответ.

– Театр я люблю, но далеко не все спектакли, – говорю ему вслед.

– Значит, пойдем. Я куплю билеты.

Почему я соглашаюсь? А если потомок незаконнорожденного ребенка той девушки из его рассказа, – он?! Недаром он так красочно описал ту ужасную сцену!