Шакал. Багряный рассвет

Глава 1

Ты говоришь, мы попадем в ад,

Но ад уже внутри нас,

Ты говоришь, нас накажут за наши грехи,

Но грехи – это то, что делает нас сильнее…

Dawn of Ashes, «Serpents of Eden».

Судя по пятницам – а это единственный день, когда в аду выдавали хлеб, пусть плесневелый, но вкусный – прошло ровно две недели с тех пор, как меня вернули в прежний отряд.

И это значило, что я здесь чудом выживаю уже месяц.

Вот и лето прошло.

И учеба моя тоже. Навсегда канула в лету.

Больше я никогда не вернусь в северную столицу и не стану поваром в элитном ресторане. Как мечтала.

Больше никогда не увижу своих родителей.

Не положу цветы на могилу подруги.

Больше никогда…

Всё. Думаю, в этом году всё, до зимы уж точно убьют. Физически прибьют. Тело мое перестанет жить. Потому что как личность меня, эти твари уже истребили, растоптали, порвали и сожгли. Но не сломили. Не сломили…

– По пятеркам разбились живо! – приказала нам Виктория, лидерша первого отряда, временно замещавшая нашего командира.

Виктория, как и всегда покрытая платком по непонятной мне причине, зашла к нам в сарай прямо во время завтрака.

Вместе с ней – помятый и вечно недовольный чем-то Рудольф.

И нам всем пришлось оставить трапезу и повиноваться во избежание внеочередных наказаний от него.

– Ваша задача на сегодня – кормить скот, убирать загоны, колоть дрова и помогать с приготовлением еды. – по-командирски важно перечислила Виктория обязанности, добавив. – На кухню вас не звали. Ни одну из вас. Если кто зайдет хоть в коридор – получит сто ударов плетью. С инкубатором аналогично – туда вам вход строго запрещен. Зайдете – сразу смерть через обезглавливание. Ясно всем?

– Ясно, госпожа. Кто сегодня будет кормить свиней? – осторожно спросила её Лера.

– Ты боишься их? Тогда ты и пойдешь кормить!

Зло усмехнулась над ней Виктория, а затем прошлась по остальным пленницам нашего отряда, коих с каждым днем оставалось все меньше.

– Уборка территории на тебе, рыжая. Бери себе в пару кого-нибудь, и вперед. А дрова будешь собирать ты. Ты. – указала она на меня пальцем. – Возле кухни дрова оставишь. Внутрь заходить не вздумай. Остальные по загонам. Ещё вопросы будут?

Мы синхронно покачали головами в знак того, что всё поняли.

– Тогда вперед на выход. Работы валом. Нужно все успеть за сегодня.

Дождавшись, когда Виктория уйдет, а вместе с ней уйдет и Рудольф, который очевидно боролся с похмельем, мы лениво разбрелись каждая по своим делам.

– Кто она Шалхе? Та, что у них за порядком следит? – шепотом спросила я Леру, ведь этот вопрос давно не давал мне покоя.

– Его фаворитка. Она с ним уже давно в отношениях. Ей везде путь открыт. Именно благодаря ему. – сообщила Лера, но как-то холодно, без прежней отзывчивости.

– Как понять "фаворитка"? Жена его или любовница?

– Разве не видела, как он с ней обращается? Точно не знаю, женаты ли официально. Но ближе к жене она ему, я думаю. У них между собой что-то типа равноправия, хотя по сути Виктория такая же, как и мы.

– Такая же, как мы? Она пленница? – неподкупно удивилась я.

– Да. – Лера утвердительно качнула головой. – Просто она с ним сладилась, и теперь в шоколаде. А ты меня не послушалась, и вот что из этого получилось. Руки твои как?

– Да так себе… Побаливают, если опираюсь на них… И если приходится брать что-то тяжелое…

Я машинально ощупала свои запястья, пострадавшие от веревки той дождливой ночью в сарае с грызунами, и вздохнула.

– И как будешь таскать дрова? Как вообще тут будешь выживать теперь?

– Не знаю, Лер. Вот честно, не знаю. Как-нибудь буду. Иного выхода ну просто нет.

– Может Шалхе скажешь за свою травму? – предложила подруга Аня, подслушав наш разговор.

– И что он сделает? Руки отрубит, чтоб не болели? – выдала я с болезненной насмешкой, а про себя подумала.

И до зимы тут не протяну с таким раскладом. Ведь если вскроется, что я стала бесполезной, не пригодной для тяжелой работы нахлебницей – меня немедля удалят из списков живых. Причем, удалят максимально мучительно и напоказ. Чтобы другим пленницам неповадно было.

Глава 2

Проходя мимо места для разделки туш, я затормозила.

– Подскажи пожалуйста. Куда нести дрова? – неуверенно спросила я девицу из первого отряда, которая как раз занималась нарезкой мяса во дворе.

– Сюда. Сложишь стопкой у стола. На кухню тебе заходить запрещено. – отвечала она, не отвлекаясь от своего занятия и даже не взглянув, кто к ней обратился.

Меня при виде этой серьезной девицы непроизвольно бросило в дрожь. И дело было вовсе не в том, как искусно она управлялась большим разделочным ножом.

В отличие от камуфляжной униформы других пленниц первого отряда, шатавшихся по территории фермы, на этой девице была надета светлая рубашка, закрытая мясницким фартуком, и серая юбка ниже колена.

А я ведь однажды услышала и хорошо запомнила, что проблемами «человеческого инкубатора» занимаются некто, кто зовётся «монстрами в юбках».

– А от кого дети в «инкубаторе»? – спросила я как бы между прочим.

Понимая, что имею возможность говорить именно с той доверенной, кто знает об этом не из слухов и догадок, я не могла не воспользоваться шансом. Равно как и не могла предоставить самой себе гарантии, что эта девица захочет распространяться о тайном в принципе, а не нажалуется на меня командиру. Но я все же рискнула.

– От кого дети, спрашиваешь? Да от каждого, кто там побывал. – усмехнулась девица.

– И его дети тоже там есть?

– Кого его?

– Шалхи. Беременные от него чалятся в «инкубаторе»?

– Ха. Ну разумеется. – девица подняла на меня глаза и продолжала с насмешкой. – Думаешь, Шалха божий одуванчик, и ты единственная, с кем он ночи проводит? А, тупая овца? Так ты думаешь?

– Ничего я не думаю.

Обняв себя за плечи, я отвела беспокойный взгляд в сторонку.

Правда, не думаю. Разве что кроме…

Только б не попасть в этот самый «инкубатор», с моей-то задержкой месячных… Только бы это было от стресса…

– Там все на привязи сидят. Как собаки. В ожидании скорых родов. – добавила девица, с явным намерением нагнать страху.

– Откуда знаешь?

Я отнеслась к её заявлению наигранно скептически, хоть и понимала, что девице нет никакого резона лгать мне на этот счет.

– Ухаживаю за ними. Оттуда и знаю. – хвастливо пояснила девица, показывая, что ей положены самые особые привилегии из всех возможных здесь, и что я ей совсем не ровня ни по каким параметрам. – Лично прохожу через это каждый день. По большей части приходится делать всё в одиночку. Иногда набираю помощников, если не справляюсь. Но это бывает крайне редко. В основном, одна за всем слежу. Такие вот у меня полномочия…А ты, мамзель, с какой целью интересуешься инкубатором? Залетела от Шалхи, что ль?

– Вот еще! Нет, конечно! – струхнула я знатно, но виду не подав.

– Повезло. Если б Шалха тебя обрюхатил, Виктория б никогда тебя не простила за это. – с гонором высказалась девица, как будто у меня и впрямь есть выбор – беременеть или нет.

Поскольку девица упомянула о загадочной персоне по имени Виктория, я не могла позволить себе упустить столь удачный момент.

– Почему главная у вас Виктория? Чем она заслужила этот статус? Она ведь тоже пленница?

– Да, пленница. Но Виктория давно здесь хозяйствует. Очень давно. Она прошла через многое. Многое повидала. Это закалило её характер. Она бетон. Она лучшая из нас. На нее следует равняться всем без исключения. Особенно тебе.

– Мне? Почему?

– Ты сентиментальная. Здесь такие, как ты, попадают чаще других. С вас и спрос больше, и пытки поизощренней. Потому что вы слабые, а слабым всегда достается.

Девица приблизилась и тихо оставила мне напутствие.

– Учись держать в себе боль. Не показывай слабину, даже если боль кажется невыносимой. И никогда не умоляй их прекратить. Не пытайся вызвать жалость, ибо ее нет ни у кого. Ни у одного из них. – повторила она вкрадчиво. – Так ты дразнишь их. Так ты кормишь их безграничную фантазию…

Наш разговор был прерван душераздирающим ревом, который донесся из дальнего амбара. Мимо которого я не проходила ни разу. И видимо, не зря.

Там происходило что-то очень страшное.

– Что такое?! – отставив мясо, крикнула девица батраку, сторожившему вход в тот амбар.

– Свинья рожает! – известил батрак. – Все сюда! Воды несите! Быстрее!

Бросив свои дела, девица в юбке прихватила два полных ведра и тотчас ринулась к амбару.

Я так запаниковала, что не смогла с места сдвинуться.

Крики и одичалый вопль роженицы нагоняли на меня смертельный ужас. Ведь роженица была вовсе не свиньёй. Она кричала неистовым человеческим голосом, она молила о помощи, и от осознания всего этого, что происходило почти что на моих глазах, всего в нескольких метрах, кровь застывала в жилах.

Оторопев от страшных воплей, я простояла как вкопанная достаточно долгое время. Даже если бы не запрещали приближаться к «человеческому инкубатору», я б осталась стоять тут и смотреть на расстоянии, как к тому амбару сбегается первый отряд в полном составе.

Я понимала, что свихнусь раз и навсегда, если увижу беременных пленниц, сидящих на привязи. Измученных, беспомощных, воющих от безвыходности и недоедающих на протяжении нескольких месяцев девушек, которым суждено умереть в ужасных муках.

Я не могла и мысленно представить себе этот кошмар, потому продолжала стоять столбом и игнорировать, как мне кричали.

– Еще воды сюда! Что ты стоишь?! Быстрее!

С большим трудом я все же заставила себя пересилить первобытный страх и оцепенение, и толком не соображая, понеслась к амбару.

Спотыкаясь буквально на ровном месте, я в очередной раз поднималась и снова пыталась добежать до амбара.

Нужно было успеть.

Но ноги не слушались, они не хотели нести меня туда. Равно и все тело сопротивлялось приказу мозга.

По мере приближения к эпицентру боли и ужаса, преодолевать условные метры становилось все тяжелее и невыносимее. Руки тряслись, ноги подкашивались, голова шла кругом, а в груди больно и так сильно сжималось.

Существовало стойкое ощущение, что я вот-вот упаду в обморок от страха и переживаний за девушку и ее малыша. Но спустя неисчислимые дикие мгновения, роженица вдруг стихла.

Крики несчастной разом прекратились, а первый плач новорожденного так и не раздался. И это значило лишь одно – самое страшное, что только могло случиться.

Я только и успела, что схватить пустое ведро, валявшееся возле ног охранника, как девица в юбке уже вышла из того амбара. На руках у неё, багряных по самый локоть, покоился младенец, завернутый в грязную окровавленную тряпку.

– Этот не выжил. Жаль его. Хорошенький был бы детеныш. – вздохнула девица и, немного помедлив, вынула из кармана мясницкого фартука паркет для мусора.

Без каких-либо эмоций, которые просто должны были отпечататься на ее лице, девица подождала, пока другая из отряда развернет пакет, и опустила в него младенца.

Затем девица обратила на меня взгляд, не выражавший абсолютно ничего человечного, и хладнокровно приказала.

– Выбрось это.

Глава 3

– Что??? Как выбрось??? – ошарашенная заявлением девицы, я отшатнулась назад.

– Как, как… Руками. Возьми и выбрось, тебе говорят. – ответила она омерзительно спокойно и потрясла пакетом.

– Но его похоронить надо… По-людски. Это же ребенок… Это человек…

Выдала я дрожащим шепотом, категорически не желая исполнять ее чудовищный приказ.

Тогда девица подошла и грозно поглядела мне в глаза.

– Не торопись с выводами. Здесь никого не хоронят. Здесь этим кормят скот. Я не хочу потом собирать его косточки по всему свинарнику. Потому приказываю тебе. Сейчас же выбрось это в мусорный бак!

Выбросить ребенка в мусорный бак…

Это ж какими тварями надо быть, чтоб додуматься до такого!

Но, с таким выбором даже не знаю, что человечнее – выбросить или же скормить свиньям. Наверное, у этой девицы, следящей за «инкубатором», всё же осталась душа, которую тщательно скрывала под маской убийственного безразличия…

Не дожидаясь, когда выйду из состояния шока, девица грубо всучила мне пакет с новорожденным и жестом показала направление, куда следует двигаться.

– Вон там стоит бак. Возле забора найдешь. И постарайся, чтобы собаки не учуяли запах крови и не растрепали пакет. Держи высоко. Давай быстрее.

Прижав к груди мертвое тельце в пакете, я покорно ушла исполнять приказ. Мне пришлось подчиниться.

Собаки лаяли и прыгали на меня, пытаясь вырвать пакет из рук. Они учуяли кровь и теперь сходили с ума. Они шли за мной по пятам.

Я же несла этот свёрток словно хрупкое, ценнейшее в мире сокровище. Несла его и плакала, мысленно провожая невинного маленького ангела в последний путь.

Как вдруг под ладонью я почувствовала шевеление.

С ужасом осознала, что ребенок жив, и что теперь я не смогу его выбросить, я остановилась и замерла на месте.

Прогнав пинком назойливую псину, так и норовившую выхватить у меня ношу, я аккуратно развернула пакет.

И увидела смуглую ручку. Маленькую. Крохотную. Во мне в тот же момент проснулся материнский инстинкт.

Затем взору предстало обезображенное детское личико.

Этот мальчик, являясь ребенком Шалхи, был рожден с физическими патологиями. И судя по дыханию, был крайне слаб. Ему оставалось жить всего ничего.

И я это понимала. Но также понимала, что его нельзя выбрасывать. Его необходимо спасать.

Прижав к груди малыша, я побежала к охранникам.

– Кто-нибудь! Скажите Шалхе, что его сын живой! Позвоните ему срочно! – попросила я двух батраков, стороживших главные ворота.

Но они лишь рассмеялись в ответ на мою просьбу, идущую от сердца.

– Еще чего тебе сделать?! Ишь свиноматка раскомандовалась!

– Пожалуйста! Его сыну нужна помощь! Я не мать! Меня попросили!

– Кто тебе его дал?

– Из первого отряда девушка…

– Что тебе велено с ним делать?

– Выбросить.

– Так выбрось!

– Но…

– Подчиняйся! – гаркнули на меня оба охранника.

– Нет же! Поглядите сами! Он живой! Но не протянет без медицинской помощи! Нужно немедленно звонить его отцу! Неужели хотите, чтобы ребенок умер по вашей вине? Неужели вы сможете жить с этой виной? – умоляла я их, пытаясь воззвать к человечности.

– Ну-ка дай погляжу. – второй охранник нехотя согласился и протянул руку.

Не подозревая о том, как он поступит, я передала ему ребенка. Наивно веря, что ничего ужасного не случится.

Но охранник, брезгливо покосившись на лицо малыша, холодно воспроизвел.

– Брак. На выброс.

– Отдайте! Вы не посмеете! Он живой! Он живой! Скажите Шалхе!

Я попыталась отнять у него малыша всеми силами, что во мне были, но безуспешно.

Отбросив меня на землю, охранник развернулся к собачьим вольерам и позвал.

– Эй, Тузик! Иди сюда, малыш! Хочешь вкусненького?

– Нет! Не смейте! – в ужасе завопила я, схватившись за его ногу и намереваясь укусить.

Но не успела – его напарник приставил ко мне автомат и оттащил за волосы.

А сам охранник взял малыша за ножку, вынул из пакета и швырнул к вольерам, отдав на съедение собакам.

Голодные, привычные к человечине собаки молнией сбежались в кучу и принялись рвать крошечную плоть на куски. Они ели его. Ели живого ребенка. А он был так слаб, что не вскрикнул ни разу. Они ели его на моих глазах…

Я не знаю, что было после. Я не контролировала ни себя, ни то, что происходило вокруг.

Только лишь помню, что кричала так громко и надрывно, что казалось сошла с ума.

А потом – размашистый удар прикладом по голове, и вдруг наступила тихая темнота. Безмолвная, удушающая темнота. Которая утихомирила мое разрывающееся от боли сердце. Но к сожалению, не навсегда.

Глава 4

На протяжении всего оставшегося дня, я приходила в себя после пережитого… Даже не знаю, как это назвать. Ужаса – слишком примитивно. Зверства – не передает той душераздирающей картины в полной мере…

И только ближе к вечеру осознала, где я вообще и почему оказалась зарытой в прицепе с сеном.

На мое счастье, девушки из первого отряда оттащили меня от собак, пока валялась без сознания, и припрятали под сеном.

И когда я, к вечеру того же дня пошла обмыться от присохшей к коже грязи и травы, то столкнулась лоб в лоб с Шалхой.

Он, черт проклятый, поджидал меня у душа и был невообразимо пьян. Настолько пьян, что едва ли стоял на ногах.

Таким пьянющим я его еще ни разу не видела. И очень понадеялась, что Шалха из-за того так сильно напился, что его ребенка заживо сожрали собаки.

– Не хочешь побегать по лесу? – томно воспроизвел Шалха, к моему досадному удивлению, пребывая в поразительно игривом расположении духа.

– Предлагаешь испытать удачу, да? Мне, да?! – выдала я непроизвольно истеричным шёпотом.

– Почему нет, мон шарм?

Смерив меня глазами и не переставая кидать пошлые намеки, изрёк Шалха с коварной насмешкой.

Понимая, что ему могли даже и не сообщить о случившемся, посчитав это чем-то незначительным, рядовым, обыденным, меня всю раздирало упрекнуть Шалху в том, что он отсутствовал в лагере в столь чудовищный день. Но в последний момент я передумала поднимать скандал на повышенных тонах и требовать максимально сурового наказания для виновных в гибели ребенка.

А точнее – одумалась, а не передумала.

Ведь Шалхе могли и сообщить уже.

Вряд ли этот факт стали бы утаивать от правой руки хозяина филиала ада. Пусть, инцидент и незначительный для таких чудовищ, как все они без исключения, но тем не менее.

Да, скорее всего, Шалха в курсе случившегося.

Только загвоздка в том, что самому Шалхе, вероятнее всего, плевать, съели его очередного ребенка собаки или же свиньи, либо его умертвили иным способом. А раз так, не стоит и пытаться воззвать к его совести. Совести там с роду не водилось. Впрочем, как и всего того, что свойственно нормальному человеку.

Кое-как я все же усмирила в себе взрывной порыв пылающего в груди гнева и смиренно отвернулась, сдержанно проговорив.

– Я уверена, что не добегу. Потому и пытаться не стану.

– Уверена, что не добегу… И пытаться не стану… —раздражающе насмешливо коверкал он мои речи. – Жаль, жаль… Я б поохотился на тебя в полёте. Пташка ты моя залетная…

К моему опасению и непримиримому негодованию, Шалха после того взялся приставать ко мне, желая отыметь у всех на виду. И несмотря на мои стоические отпирания и попытки оттолкнуть его, ему все же удалось залезть рукой ко мне в штаны.

– Жаль, что меня ждут обязанности. Потому не могу провести с тобой время. А так бы я тебя ух… как натянул бы… да прямо здесь…

Ядовито шептал он мне в лицо, грубо теребя между ног и с каждой секундой вызывая во мне лишь одно желание – расправиться с ним максимально безжалостно.

– А ты снова ёжиком притворяешься? С чего вдруг? Где же твоя любезность к хозяину?

– Собаки съели! – огрызнулась я, свирепо поглядев ему в глаза.

– Ах, вот оно что… Вот оно что…

Шалха вынул из меня пальцы и чувственно облизал их, не обрывая зрительного контакта со мной.

– Надеюсь, ты будешь скучать по мне, мон шарм. И когда вернусь, – а вернусь я с рассветом, – ты вспомнишь, как следует разговаривать с хозяином и трепетно выразишь мне свою любовь при встрече.

– Не надейся, Шалха. Я тебя ненавижу. – решительно прошипела ему в лицо, едва удержавшись, чтобы не плюнуть туда же вдовесок.

– Грубо. Очень грубо, мон шарм. Ты разбила мне сердце. Но я не против, чтобы ты меня ненавидела. Ведь ты имеешь на это право. Только на это, кстати. – изъяснялся он с нескрываемой иронией. – И еще. По поводу сегодняшнего инцидента…

Я невольно напряглась и замерла, опустив глаза. Ведь сейчас Шалха заведет разговор о растерзанном маленьком ангеле…

– Ты впечатлила всех своей выходкой. Любишь детей? – с таким холодным, невыносимым безразличием добавил Шалха, словно вещал о погоде на другом континенте.

Теперь нет сомнений, что Шалха в курсе случившегося. И его совсем не тронуло это. Ни грамма скорби на его лице не заметно даже если очень сильно приглядеться.

– Люблю. Очень люблю. Дети – это ангелы. Они посланы, чтобы отдать нам, грешным, погрязшим в пороке и мирских слабостях, свои небесные крылья. Дети – это чудесный подарок от Господа! С ними нельзя обращаться так, как обращаетесь вы! Гореть вам всем в аду за это!

Выпалила я на одном дыхании и затихла, ожидая услышать в ответ вовсе не то, что этот презренный дьявол во плоти изрёк дальше.

– Да, да, мон шарм… – с переигранным сожалением вздыхал он. – Хороший ты человек, раз так думаешь о детях, чудесах и прочей лабуде. Очень хороший человек. Однако не во всём ты так хороша, как хочешь показаться. Далеко не во всем…

Шалха смолк пугающе резко и обратил на меня свой гневный, пробирающий до костей, взор.

– Почему не справилась со своими обязанностями?