Buch lesen: «Эмигрантская жизнь. Продолжение (сборник)»

© Фельдман В., 2018

© ООО «ЛИТЕО», 2018

Виктория Фельдман

Родилась в Одессе. По профессии инженер. Переехала в Германию на постоянное место жительства в 1993 году. Имеет двух сыновей, которые тоже живут и работают в Германии.

Я люблю свой город, он стал мне родным. Его улицы и скверы, бульвары вдоль рек и большое количество цветов вокруг. Но больше всего трогает мою душу цветущая акация под окном. Улыбающиеся и добрые люди.

Много лет прошло с того времени, когда я пересекла границу бывшего Советского Союза и оказалась без знания языка, одна с двумя чемоданами и 100 ДМ в кармане в чужой незнакомой для меня стране. Я смотрела на все с удивлением. Окружающий мир был для меня каким-то нереальным. Мне думалось, что я играю роль в чужом фильме, а сюжет его неизвестен. Мне было совершенно непонятно все в этой стране: – язык, одежда, порядки, отношения между людьми, правила поведения. Я всегда была уверена, что приехав из крупного портового города, который в Советском Союзе считался центром культуры, я многое знаю и умею. Однако попав в новый для меня мир, чувствовала себя в свои 45, совершенной школьницей.

Первое время незнакомая новая жизнь шла параллельно со мной, моим сознанием. Я наблюдала все со стороны. Так же как и я жили многие, они продолжали собираться на кухнях в новых своих социальных квартирах и делиться новостями. Ну, просто точно, как в той жизни. Но пришло время и мне просто надоело наблюдать. Я устроилась на работу, конечно не по профессии. Там, в прошлой жизни я была инженер-экономист на крупном заводе. А здесь? Но все прекрасно знают, что если не получить курсов переподготовки, (а мне был почти 50), не иметь связей, о профессии нужно забыть. А выживать было необходимо. Естественно, как и многие, в первый год жизни здесь, каждый день звонила в оставшийся далеко родной город. Выбирала вещи из склада красного креста и отправляла все это автобусом на бывшую родину, что бы оставшиеся там родственники не умерли с голоду. Но время шло, и я, все больше входила в новую жизнь.

Очень трудно давался мне новый язык. Сколько я прошла языковых курсов, сказать сложно.

Но мне улыбнулась удача, я нашла друзей. Мы объединили свои усилия и открыли Кафе. Работа была сложная. Это всем вначале, кажется, что работать в собственном кафе не надо, а деньги можно грести лопатой. Не хочется всех разочаровывать, но это далеко не так. Работать пришлось по 14 часов в сутки. Местный народ вначале очень опасливо заходил к нам. Но мы старались понравиться и народ появился. Работа пошла активно. Иногда приходили «наши». Те самые, которые привыкли сидеть на кухнях. Они, подходя к дверям, боялись зайти. стояли на улице, пока я не выходила и за руку не заводила их в зал.

Были среди наших посетителей и пожилые эмигранты из стран СНГ, приехавшие по еврейской эмиграции. Им очень необходимо было общение. Пришлось договориться с руководством еврейской общины и организовывать встречи на их территории. Часто приходилось приглашать музыкантов, артистов, лекторов.

Однажды в городской художественный музей русские искусствоведы привезли картины из Ленинградского Эрмитажа. Руководство музея предложило организовать русский праздник. Пригласили и нас. Мы приготовили много всего: русской еды, русской водки, русский самовар, пригласили русских музыкантов. Праздник удался. Немцы еду раскупили, чай из самовара пили с удовольствием. Опьяневшие немцы под конец праздника вместе с музыкантами распевали «Катюшу».

Когда приняли новый закон о совете иностранцев, общество рекомендовали меня кандидатом в совет. Прошло время и, меня выбрали.

Сложно начинать политическую деятельность в 56, но очень интересно.

Жизнь вообще штука замечательная. Всегда нужно верить в удачу и она придет.

Каждому свое

В нашем доме всегда был культ детей. Детей баловали, холили, они всегда получали все самое лучшее. Моя мать была женщиной строгой, но меня, как первенца, любила и жалела. Ей всегда чудилось, что именно со мной может случиться что-то плохое. Мне, конечно, такие предчувствия были в тягость. Но, когда в доме действительно случилась беда, умер мой отец, я стал больше времени проводить с семьей. Мне казалось, что я для моей мамы значу многое. Именно с моей учебой и карьерным ростом были связаны все ее помыслы и надежды. Ведь все знали, что стать инженером, а потом руководить группой в престижном институте-для еврейского мальчика было очень важно.

Время шло, моя мама вышла на пенсию, а я все ходил в солидных женихах.

Сестра моя была девочкой более свободной и независи – мой, чем я. Она не была предназначена продолжать фамилию, и за ней не наблюдали так, как за мной.

В 25 лет она удачно вышла замуж, родила дочь и полностью перебралась к мужу. И я остался вдвоем с мамой. Теперь контроль надо мной стал повсеместным. Что ел и что пил, с кем говорил по телефону, почему на 15 минут задержался после работы. Я старел, и ко мне во сне приходила молодая и длинноногая красавица. Мама при этом вполне счастлива, а дальше – много детей. Однако, сны развеивались, реальность не радовала. Зарплату платили все меньше и с перебоями. Брюки совсем протерлись и туфли прохудились. Голова стала седеть, а спина сутулиться. Я все яснее понимал, что шансов на молодую и длинноногую у меня с каждым днем все меньше.

В один из очень безрадостных периодов меня направили в город Рязань, на научную конференцию. Конференция была очень скучной. Я решал шахматные задачи на маленьком компьютере. Справа от меня сидела миловидная женщина лет 36-ти, которую тоже заинтересовали шахматные головоломки. Она попросилась посмотреть, и мы стали решать вместе. После конференции мы отправились гулять по городу, зашли в недорогой ресторан пообедать. Я оплатил заказ и, наконец, почувствовал себя мужчиной.

То, что женщина была не очень молода и не длиннонога, оказалось совсем несущественно.

Она приехала из Ленинграда. Тоже математик. Рассуждала грамотно и толково. Почему она не была замужем, я не спрашивал. Меня в данной ситуации устраивало все. Слава богу, мама не звонила и не интересовалась, что я ел на обед. Как оказывается, хороша жизнь, когда ты имеешь друга. Жили мы в гостинице на разных этажах, но это нам не мешало каждый день встречаться.

На третий день, после обеда, мы зашли к ней в номер. На столе чай и печенье. Кругом тишина. Тут мне очень захотелось ее обнять, а дальше все произошло само собой. Я даже не очень помню, как мы оказались с ней в постели. Я чувствовал себя совершенно неподготовленным школьником, а она тихо все время говорила: «Ну, погоди, не так! Не спеши!»

Последние дни конференции мы с утра отмечались в бюро, а после первой паузы исчезали и до конца дня находились в ее номере. Нам это нравилось все больше и больше. Но вот и время командировки подошло к концу. Пора было домой, к маме. Моя новая пассия ни на что не претендовала. Я твердо решил. Поеду к ней в Ленинград с предложением руки и сердца, распишемся, а там будь, что будет.

Мама встречала меня очень радостно. Наконец-то сыночек дома. Она никак не могла понять, что я уже давно вырос. Ничего ей не сказав, я через неделю уехал в Лениниград. Боже, как радовалась Вера. Она принимала меня по – королевски, хотя жила примерно в такой же «хрущевке» и ее финансовое положение было почти, как мое. Мы подали заявление в Загс, но сразу не расписывали. Приходите через месяц, – сказали нам. Мы очень из-за этого расстроились. Но закон есть закон, и я снова уехал к маме.

Прошел месяц переживаний и звонков. Все вроде налаживалось. Я пытался несколько раз завести с мамой беседы о моей предполагаемой женитьбе, не называя при этом ничьих имен, чтобы не вызывать у нее подозрений. Мама намеков не понимала, потому что не видела предмета моих желаний. Она считала меня неудачником и закостенелым холостяком. Основной ее фразой было: «Что ты, сыночек. Нет такой девушки, которая могла бы заменить тебе мать, а вместе мы не уживемся. Да и поздно уже, твое время ушло.»

Я все это слушал и втайне, как нашкодивший мальчишка, радовался тому, что будет. А вот и месяц прошел. Я снова в Ленинграде. Мы с Верой расписались и пошли в ресторан. А потом я предложил Вере поехать со мной в Москву. Она сильно волновалась, но согласилась. Я купил большой букет цветов, позвонил маме, что приехал не один и попросил ее подготовиться к встрече. Мама, конечно, не ожидала, но, благодаря своему дворянскому воспитанию, надела на лицо дежурную улыбку. Вечер в нашей новой семье прошел относительно спокойно.

На другое утро моя жена поехала в Ленинград за вещами. В ее квартире осталась жить ее родная сестра, которая из-за Веры не могла выйти замуж.

Как только Вера уехала, моя мама ворвалась ко мне в комнату с гневным лицом.

– Как ты мог! – кричала она. – Почему ты со мной не посоветовался, она тебе совсем не подходит! Как же мы теперь будем жить? Это что же, в доме еще одна хозяйка?

Я молчал, заранее ожидая подобного скандала. Потихоньку шум затих и мама ушла к себе. А через неделю приехала Вера с вещами и у нас началась новая жизнь.

Как положенно, через 9 месяцев у нас родился сын. Когда мы с мамой забрали ее с ребенком из роддома, мама заявила, что сама будет воспитывать внука.

Я был совершенно счастлив, ведь теперь можно было с уверенностью сказать, что я прожил свою жизнь не напрасно.

Но тут вскоре грянула, как гром среди ясного неба, политическая борьба между Горбачевым и Ельциным. Все полетело в тартарары. Мое НИИ закрыли, и мы всей семьей остались не у дел. Моя жена вспомнила, что можно попробовать выехать в Германию.

Она долго оббивала пороги всяких организаций, собирая документы, и вот мы в пути, конечно, вместе с мамой.

Первое место нашего пребывания на ПМЖ – общежитие в маленькой немецкой деревушке.

Поселили нас всех в одной комнате, где стояли двухъярусные кровати. За все время пребывания в общежитии мама не произнесла ни слова. Она была шокирована условиями жизни. Она не понимала немецких телевизионных программ, она боялась выходить на улицу. Ей в тот год исполнилось 70. В глазах ее читался постоянный ужас. Прожив в таком напряжении 4 месяца, она попросила разрешения поехать в Москву, проведать дочку.

Я купил ей билет на поезд до Москвы и мы с Верой и Костиком проводили ее на вокзал. Билет был в два конца, она должна была вернуться через неделю. Каково же было наше удивление, когда за 2 дня до ее приезда позвонила сестра из Москвы и сообщила, что мама назад не вернется, а все вещи просит выслать ей попутной машиной.

Теперь мы остались втроем и наша жизнь опять переменилась. Мы нашли жилье и решили переехать, ребенку пора было в школу.

Мы прошли наш путь, как вся еврейская иммиграция, – общежитие, курсы немецкого языка, интеграционные курсы по поиску работы и большие проблемы с трудоустройством. Время шло, а найти работу было практически невозможно.

Мы писали везде, что можем работать инженерами или преподавателями математики, но, из-за отсутствия правильного немецкого, нас нигде не брали. Я приобрел компьютер и все свободное время учил язык. А Вера, как любая женщина, была вся в заботах. Совершенно случайно ей повезло, и она нашла работу по уходу за больной еврейской бабушкой, бывшей жительницей Ленинграда.

Эта работа была очень непривычна, но что делать, ведь не работать тоже нельзя. Эта бабушка уже отпраздновала 80 лет. К моменту встречи с Верой она прожила в Германии более пяти лет. Приехала в Германию с дочкой, зятем и внуком. Однако, все прежние отношения в чужой стране разрушились. Дети посещали ее редко, а внук вообще переехал учиться в Берлин. И бабушка, которая всю жизнь была окружена людьми, осталась совсем одна.

– Ой, деточка, – говорила бабушка, когда Вера бралась за тряпку и веник.