Buch lesen: «Это моя дискотека»
Глава 1
Глава 1. Фотография в альбоме
Ну, конечно. Кого еще могло принести в такую рань, – первая мысль Кати протыкает сон, как пузырь. Он лопается с глухим шлепком выбивалки для ковра. Это объясняет, почему мама не открывает двери после первого звонка. Ещё звонок, за ним ещё один. Кто-то жмёт на черную кнопку под цифрой 25 всё настойчивее.
– Иду! – закричала Катя неприветливо. Натянула халат и пошлепала босыми ногами. Хорошо, мать не видит.
– Привет, – сухо сказала она, открыв дверь, и сразу же пошла на кухню ставить чайник, бросив гостью в прихожей одну: разбираться с двумя дверными замками, разуваться и искать её в глубине квартиры.
Гостья ничуть не смущается. Ей не нужны зрители для того, чтобы болтать, одновременно щелкать замками, стягивая модные остроносые сабо. И она чётко знает, где кухня.
«Представляешь, Юля Ковалёва побила Ленку за домом, прям жестко так, бах ей в нос, кровищи-и-и-и… А всё из-за того, что Ленкина мама у Инкиной мамы купила ей такой же спортивный костюм, как у Юльки! Я ей говорю: розовый? Не гони! А эта дурочка додумалась во двор его напялить! А ты ж знаешь, Юльку лучше не злить».
– Настя, давай ещё раз и медленнее, – зевнула Катя, разливая кипяток в чашки.
– Катя, ну ты что, мы же никуда не успеем, давай-давай-давай! – Настя, полусидя-полустоя, сёрбала кофе 3в1, толсто намазывая маслом кусок хлеба.
Катя сонно смотрела в окно на маму, закончившую выбивать ковёр. Она теперь развешивала бельё, и Катя грустно представляла, как вечером ей придётся заправлять одеяло в этот пропахший донбасским летом пододеяльник.
Настя Иванова – лучшая подруга Кати с самого детского сада, если не раньше – любила приврать. Водился за ней такой грешок. Но история с костюмом походила на правду. С Юлей Ковалёвой особо ни в школе, ни во дворе никто связываться не хотел. Катя сама не раз сталкивалась с ней в неравном бою. В последний раз на озере, эта Ковалёва чуть не оставила её без волос. Ещё и с фингалом в придачу.
– Тихо тут, как в гробу, – с набитым ртом промычала Настя и включила древний пузатый телик, откомандированный на кухню за выслугу лет. Перебиваемый помехами, на экране томно пел Сергей Жуков мега-хит прошлого года:
«Фотография в альбоме о тебе напомнит… о тебе…»
Если говорить откровенно, Катю интересовало только то, что делал во время её отъезда всего один человек. Красавец, парень мечты, по которому сходила с ума вся женская часть двора, баскетболист и сердцеед – Егор Артюхин!
Обратил ли он внимание, что у Ленки такой же розовый костюм, как у Юльки или бедняга всё-таки зазря получила люлей? Выкрикивал ли он кому-то в след обидные слова (что во дворе считалось особым наивысшим комплиментом)? Или… не дай бог, он с пацанами пытались стрельнуть сигарету у «старших» девок, которые иногда стояли за гаражами.
Иванова заверила, что Егор для всех девочек от десяти до тринадцати лет их двора всё еще находится по популярности между Димой Биланом и Мануэлем из «Мятежного пути». И его сердце все ещё свободно. Катя лениво дожевала бутерброд и решила, что пора показаться «за домом» – так жильцы пятиэтажки на Ворошилова, 5 назвали двор, который, соответственно, находился за их домом и был для всех точкой сборки.
– Хоть бы этого Петрушенко не было, – вздохнула Катя, стуча босоножками по бетонным ступенькам.
– А куда же он денется, – захихикала Наська, – ждёт тебя твой Ромео.
Максим Петрушенко – щуплый и низкорослый Катин одноклассник. Он носил нелепые рубашки и брекеты. А над его чересчур смуглым лицом самым жалким образом торчал вихор. У них с Катей постоянно случались перепалки и драки, а всё из-за его безответной любви. Но шансов у него не было никаких.
Мало того, что Максим писал ей дурацкие любовные признания, так ещё и был двоюродным братом этого самого Егора Артюхина – мачо всея двора. В общем, мельтешил всё время под ногами её будущего ухажёра.
«Может, поэтому Егорик до сих пор стеснялся мне признаться в своих чувствах? Как бы в знак этой их мужской солидарности!» – вдруг пришло в голову Кате. Девочки разложили свои сокровища: блески для губ, выскребленные до самой последней пылинки пудренницы, заколки-гантельки разных цветов, крабики, а у Кати была даже самая модная цепь на пояс, купленная тетушкой на «Барабашово».
– А у меня дома есть тостер, вот та-а-акой, зелёного цвета! – привычно затянула подсевшая к ним Ленка. (Та самая).
– Зеленых тостеров не бывает – безапелляционно отрезала Наська. Она-то знала толк в качественном вранье. Её «домашний тостер» был стальным, как самолёт, на котором «она летала в Германию». Ну… как летала… очень достоверно об этом сочиняла.
– А мне мама из Турции тако-о-ой костюм привезла, а ещё двадцать платьев и во-о-от такую кучу водолазок, – чертила в воздухе рукой полукруг другая подружка из танцевального – Инна. И это, кстати, могло быть правдой. Мама Инны барыжила на рынке турецкими шмотками.
И тут произошло невероятное.
– А мне папа на день рождения подарил Мобильный Телефон, – слова выскакивают из Ленки.
Наступает молчание.
Такое, когда ты понимаешь, что проиграл и ничего нельзя изменить. Те-ле-фон. Мобильный. Все глупо таращатся в пол, стараясь не заплакать.
– А знаете, что? – вдруг загадочно пришёптывает Настя и делает многозначительную паузу. – А знаете, что Кате присылает любовные письма… сам… Егор Артюхин, – выпаливает она вдруг.
У Кати расширяются глаза. Улыбка Ленки сползает вниз. Какой Гоголь – вот, настоящая немая сцена! Все поражены, они не успели отойти от новости про телефон, а Катя офигевает от Настиной наглости.
Вот это подстава.
– Ты чё творишь? – больно щиплет она подругу, уводя в сторону. – Какие ещё записки?! Я получаю какие-то сопли на бумаге только от Петрушенко.
– Слушай, ну никто не сможет проверить. Думаешь, у них хватит наглости спросить Егора. Тут она кривляясь изобразила то ли Инну, то ли Ленку: – Егооо–рррр, а ты шо это… пишешь Кате записки? – И захихикала.
– А ну быстро пошла обратно и сказала, что ты перепутала.
– Ну, Катя! Мы же теперь самые крутые во дворе…
– Я сказала! Настя!
– Да хорошо-о. Будет подходящий момент, и я скажу.
Девочки вернулись к подружкам. Темы сменились уже трижды, пока Настя снова открыла рот, набрала воздуха в лёгкие и… хотела, было, сказать, что она, мол, всё перепутала, как к ним подошёл Петрушенко.
Если бы девочки тогда знали про силу намерения, визуализацию и марафоны желаний, то они бы точно списали это совпадение на знаки вселенной. А Максим тем временем так буднично говорит: «Катя, привет. Слушай, ты нравишься моему брату. Короче, он просил твою фотографию. Если не жалко».
Чё за? Какому брату? – проносится в Катиной голове. А потом лампочка загорается.
– Егору?
– Ну, да, моему двоюродному брату Еге. Он вон там стоит. – Максим тыкает пальцем в красную точку на другой стороне двора. Это футболка Того Самого Егора.
«Вау, ничего себе», – восторг проявляется пятнами на щеках. Раздумывать некогда. Она кивает и несется домой. Босоножки стучат по бетону в десять раз чаще, чем час назад.
Катя забегает в квартиру, проворачивая ключ дважды. Значит, мамы нет. Это хорошо, сэкономит время на ненужные расспросы. Катя ныряет в шкаф, как есть, не разуваясь. Ну, некогда же! Она ищет свою фотографию. Фотографий немного. На каждой то родители, то брат, то тётка, то глупое лицо. Вот! Вот эта вроде ничего… но Настю надо убрать. Катя безжалостно вырезает Настю и пишет на обороте:
Дорогому Егору, на память от Кати.
Август, 2003
Уже через пару минут, которые казались ей вечностью, она возвращается за дом. Идёт прицельно к точке, показанной пальцем плюгавого одноклассника. На лавке сидят пацаны, летит в стороны лузга. Навстречу Кате поднимается красавец Егор с фирменно-безразличным лицом, из-за его плеча чуть выглядывает макушка Петрушенко.
Все дворовые девчонки в шоке. Во-первых, Настя в кои-то веки не соврала, во-вторых, «да правда что ли? Вот так Катька у всех из-под носа уведет Егора что ли»?! Они, заворожённо, словно бандерлоги, за великим Каа, притягиваются к Кате.
Уже через секунду она касается Его руки, отдаёт фотографию. Тут девчонки подходят всё ближе. Пацаны сдвигаются со скамейки, чтобы закинуть ухо и узнать, что за кипеж. В общем, весь двор в сборе.
И тут… Егор берёт и просто рвёт фотографию. На мелкие части. Смотря Кате в лицо. Улыбаясь. И Катя Петренко вдруг сжимается, она становится такой маленькой Катей, которая стоит, с разбитым сердцем. Она чувствует… что начинают течь слезы, что она не сможет сдержать нарастающую внутри лавину.
Она разворачивается и летит домой, рыча, как реактивный самолёт, закусив губу. Ей правда кажется в эти секунды, что за ней вслед несётся всепоглощающая мгла. Проваливается асфальт. И стоит только замедлиться, как пропадет она сама. Сгинет не за что.
На самом деле мглы нет. Есть орда детей, которая бежит за ней, включая Максима Петрушенко. Он-то знает, кто заварил кашу. Кто случайно подслушал разговор о любовных письмах, кто разозлился и заревновал, кто пришёл к брату и убедил, что девчонки смеются над ним, а Катя придумывает и хвастается, что Егор в неё влюблён. Он-то знал, кто спланировал месть, кто сочинил весь план, разыграл его, как по нотам.
Только Максим не ожидал, что это настолько сильно заденет Катю. Подумаешь: всего-то порвал одну фотку. У неё их, стопудово, десять альбомов.
Катя отбила по ступенькам самую быструю в жизни бетонную чечётку. Захлопнула дверь и разревелась. Она ревела так, что слышал весь дом. Все дети, забежавшие в подъезд следом. И мама… которая как раз возвращалась из гастронома. Мама Кати шла по подъезду, просто устеленному детьми, к своей двери, за которой кто-то отчаянно выл. И не хотелось понимать, что это убивается её дочь.
Все дети одновременно начинают что-то ей объяснять, перекрикивая друг друга. Из этого галдежа долетают только обрывки «тётя Таня, мы не хотели», «тётя Таня, Егор не со зла», «тётя Таня, скажите Кате, что это я виноват», – тише всех, но почему-то отчётливее и твёрже говорит Максим Петрушенко. Мама боится, что Катя повредила себе что-то, сломала, что кто-то её сильно ударил. Она быстро заходит в квартиру и закрывает двери. Она обнимает дочь, одновременно ощупывая.
