Buch lesen: «Хроника одного забытого предательства»
Нет ничего отвратнее для человека чем война. Много можно спорить и доказывать, кто и как войны начинал, как и где они заканчивались. Сколько погибло людей, подробно описывать сражения и битвы. Историки, исследователи представили огромные тома скрупулёзных умнейших трудов. Все известно? Все понятно? Конечно. Все рассмотрено под микроскопом, с представлением неопровержимых доказательств и свидетельств. И вдруг из далекого прошлого к нам влетают осколки закончившихся войн. Убивают людей, калечат их судьбы. Может мы пока не поняли главного, что война заканчивается тогда, когда с почестями похоронен ее последний погибший солдат, и государственные деятели с их почетными капитуляциями, дипломаты с их контрибуциями здесь вообще не причем. И пока осталась хоть одна безымянная могила, война будет безжалостно продолжать свою кровавую жатву.
Глава 1
Комнату заливал яркий солнечный свет. Через приоткрытое окно врывался шум улицы и проезжающих машин. Старая казенная мебель делало помещение неуютным и неприветливым. Массивный стол с ободранными ножками и несколько рассыхающихся стульев, уныло дополняли грустный пейзаж. Лицом к окну стояла красивая молодая женщина в милицейской форме. Скрестив руки на груди, она смотрела в окно на маму катившую перед собой детскую коляску.
Вот ребенок в коляске, он для мамы самый лучший, самый красивый, самый любимый, самый… самый, она улыбнулась своим мыслям, как же тогда появляются эти никому не нужные «трудные» подростки, слово то какое придумали. Был любимый, стал «трудный», был самый желанный, стал ненужный. Как и когда это происходит? Как такое вообще может произойти? Она медленно глубоко вздохнула и покачала головой.
Елена Петровна Варфаламеева служила инспектором по делам несовершеннолетних, красивая, молодая, умная женщина несмотря ни на что, любила и детей, и свою зачастую неблагодарную работу. Вернее, положительные результаты своей работы. Здесь бывало всякое и любой свой промах, и неудачу она всегда относила на свой счет и сильно переживала. Сегодня у нее день приема подопечных, которые по очереди приходят на профилактические беседы. Все их биографии и тернистый путь от любимых в «трудные» она давно изучила не по бумажкам, а из долгих принципиальных разговоров с родителями, родственниками и учителями. Свою работу капитан милиции делал хорошо. В дверь постучали. Она еще раз мельком посмотрела в список на столе. И улыбнулась, этот подопечный ей нравился больше всех. Иван Титов. Отпетый хулиган и двоечник. Колония для несовершеннолетних не то, что плачет по нему, а уже широко открыла двери, и все-таки она видела в нем очень сильные человеческие качества. Отец герой пограничник, погиб, когда Ивану было три года, дед ветеран войны, мать труженица работает на двух работах, чтобы вырастить сына. Но сила и неписанные законы улицы взяли свое. Компания у него «печать ставить некуда». На контакт не идет, обижен. Только вот на кого? На весь свет? Как достучаться до него, понять причины этой злобы. Но не так прост этот Титов, каким хочет казаться в этой ужасной убогой комнате.
– Входи! Иван!
В комнату вошел рослый крепкий, для своего возраста подросток в не глаженой одежде и стоптанных туфлях. Пригладив рукой волосы, он подошел к столу и сел на стул.
– Здрасьте, Елена Петровна, товарищ капитан!
– Здравствуй, Ваня! Как дела?
Иван неопределенно пожал плечами, как будто предлагал самой Елене решать, как у него дела. Он поерзал на стуле и демонстративно зевнул.
– Это как? Хорошо, нормально, плохо, очень плохо? Как твои жесты понимать?
– Да, как хотите так и понимайте, вы же начальница. Я так думаю, что вам лично глубоко «по-фиг» как у меня дела. Так, что как вам надо, так у меня и дела.
– А, чего это дерзишь с порога? Натворил чего? Ларек вчера на Пушкинской ограбили. Не ты случайно с дружками?
Иван внутренне напрягся. Про ларек он все знал. Но теперь ему очень хотелось узнать, что знает капитанша. Дело оборачивалось не лучшим образом. Если Варфоломеева захочет она все размотает очень быстро в этом он не сомневался, свое дело она знает. Он внимательно посмотрел на Елену.
– Беседовать то будете, или сразу в наручники, за пару коробок конфет?
– Дааа, Титов! Хитро! Самый умный? За пару коробок конфет говоришь? Дешевый развод, Иван, ты не хуже меня знаешь, что никаких конфет в ларьке не было. Или ты так ради красного словца тут решил поумничать?
Иван вжался в стул.
– Елена Петровна! Товарищ капитан! Ну, какой ларек? Не брал я ничего. Дома был! У мамы спросите. А много взяли?
Елена громко засмеялась. Как же глупо и неумело старается этот мальчишка выведать у нее хоть капельку информации. «Нет, Ваня, сегодня не твой день.»
– Друг мой, Ваня! Что в ларьке взяли ты и сам прекрасно знаешь. И с мамой я уже говорила, и дома тебя не было. А, знаешь, что? Не буду я тебя привлекать! Не буду и все! Ну, если только за вранье! Маму еще приплел! Отца еще вспомни, деда фронтовика! Одноклассников! Вот он какой, герой тут сидит! Стащил два ящика водки и мнит себя злым гением человечества!
– Какая водка? Откуда?
Их взгляды встретились, испуганный детский и колючий ироничный и торжествующий взрослый. Иван попался, сам попался в свои же ловко как ему казалось расставленные сети. Он опустил голову и замкнулся. Твердо пообещав себе, что больше капитанша ничего от него не узнает.
– Что, Вань? Горишь? Я хочу поговорить с тобой очень серьезно.
– О чем? О ларьке?
– Да, сдался мне твой ларек! О тебе! Как жить то думаешь Титов! Сын героя, внук героя! Мать зашивается. Просто объясни мне. Учиться не хочешь, воруешь, что дальше? Убьёшь кого ни будь? Или тебя? Что дальше?
– Отца и деда не трогайте они герои отец был офицер настоящий, дед сержантом войну в Берлине закончил, я тоже хотел, только вот получилось, как получилось.
– А, кто тебе мешает? Учись поступай и служи родине как твои родные служили.
– Не хочу я учиться, не мое это. Как-то не сложилось, да и поздно уже, – Иван грустно вздохнул. И как-то неожиданно смутился. Щеки его заполыхали «огнем», – в колонии доучусь похоже.
Елена с удивлением посмотрела на него. «Что это еще за поворот, такой? Ему стыдно? За, что? Что его так смутило в школьном вопросе?» Она пересела на стул по ближе.
– Рассказывай, что там у тебя не так в школе, классе? Не соврешь в очередной раз прощу тебе ларек, так и быть. Только правду.
–Да, чего рассказывать? Не сложилось говорю же? Просто не пошло.
– Понятно, с кем не бывает. Давай в другую школу, там заново все начнешь, я похлопочу.
Иван резко повернулся к ней и резко заговорил, боясь, что Елена его не поймет.
– Не надо в другую! Елена Петровна! Не надо! Я там вообще учиться не буду! Вот помяните мое слово!
Елену кольнула пришедшая вдруг в голову догадка. Ваня, влюбился? Поэтому и в школу ходить не хочет, и уйти не может. Кто ж так его там присушил? Или просто хандрит. А, вдруг его эта девочка вытащит из этой блатной ямы. Чудо прямо какое-то!
– Вань, а кто она? Как ее зовут? Из твоего класса?
– Ксюша.
Иван неожиданно сам для себя произнес имя девушки. Он посмотрел на Елену, каким-то обреченным взглядом. Несмотря, не на что он почему-то доверял этой молодой умной женщине. Доверял каким-то скрытым внутренним чувством. Не из страха перед милицейской формой и властью, а просто впервые видел человека, который был искренне неравнодушен к его судьбе. И за все время их общения слова и принципы этого капитана не разу не разошлись с ее делами. И еще было, что-то от детского чувства верности и преданности всему своему. Как будто Елена была многолетней доброй соседкой с его двора.
– Так это же здорово. Чего так напрягся? Этому только радоваться нужно!
– Чего ж тут хорошего? Маята одна безпантовая!
– Я надеюсь ты не пытался с ней вот так разговаривать вот этим жаргоном своим безпантовым? Знаешь, как-то слух режет.
– Не пытался! Я вообще никак не пытался. Ни жаргоном, ни буквами, ни жестами глухонемыми!
– И сколько ты уже никак?
– Три года почти.
– Почему? Зачем?
– А, что я ей скажу? Как такое скажешь? Как такое вообще можно девушке сказать?
Елена улыбнулась, движением руки шутливо взъерошила волосы Ивана. Она поднялась со стула и отошла к окну.
– Горе, ты горе! Как скажешь? Человеческим русским языком! Учился бы нормально, мог бы, наверное, еще на английском или на французском, только ты ведь учиться не хочешь. И долго ты еще собираешься молчать.
– Да не в этом дело, не в словах, а вообще в ней!
– О, как! В ней значит? Не в тебе? То есть она должна бегать за тобой и в любви тебе объясняться? Самому не смешно?
– Мне Елена Петровна, давно уже не смешно, мне тошно. Она сейчас даже и в сторону мою не смотрит, а если я еще и заговорю, то и подавно.
– Ну, если я правильно помню, ты там ни с кем не разговариваешь. Сколько времени, ты уже всех бойкотируешь? Месяц? Два?
– Сегодня ровно два.
– Ну, а чего же ты хотел? Они тебе просто платят той же монетой. Чему тут удивляться? Ну, а отдельно от всех говорить с ней не пробовал, без посторонних ушей. Может так и будет говорить, не молчать же ей.
Иван импульсивно махнул рукой, как будто отмахнулся от чего-то злого и наболевшего. И схватился за голову. Потом резко опустил руки и повернулся к Елене.
– Когда … ну, когда это все случилось, конфликт этот, она там была впереди планеты всей! Все собственно с нее и началось. С этой шуточки ее. Понимаете, Елена Николаевна, это было унизительно, а я повелся как последний дурень, до сих пор ее смешки слышу, как в тумане, и этот «ржач» общий. Как такое забудешь, а выбросить ее из головы не могу. Не выходит. Уже и пытаться перестал. Не будет она со мной говорить. Да и не знаю я, что говорить.
– Как есть, так и говори. Вот как чувствуешь, так и скажи.
– Прям вот так и сказать, люблю?
– А, точно любишь?
– Елена Петровна! Больше жизни!
– Значит простил ей все, раз любишь?
– Да давно уже. Если честно, в тот же день, да и не обида это была, досада была, что ли. Вот тут досада.
Иван похлопал себя по груди и махнул рукой. Елена смотрела на него с интересом. Кто ж такое сказал, что этот влюбленный мальчик неисправимый хулиган. Как помочь то ему? Как убедить?
– Тебе придется это сделать, Вань. Придется. Ты должен ей все сказать. Иначе ты обманешь ее. Никто не знает, что ты услышишь в ответ. Никто!
– Это еще не все, Елена Петровна!
– А, что еще?
– Так есть у нее парень уже, понимаете? Они оба из хороших семей давно дружат. Куда тут я еще со своим «рылом»?
– Это ничего не меняет! Все равно, вам надо говорить. Объяснись честно, не держи это в себе. А, ей уже решать, с кем быть. Это честно! По-людски! Не лишай ее этого выбора! И с самим собой нужно быть честным, Ваня тебя эта ситуация просто «сожрет» с потрохами.
– Чего ей выбирать то? Тоже мне выбор? Где я и где он?
– А, это не тебе решать, а ей. Ей решать с кем из вас быть. И никто знать не может, кого она выберет. А может сразу двух?
– Это как?
– Маленький ты еще совсем, подрастешь поймешь, как. Вот так! Жизнь, Ванечка, прожить не поле перейти, как говорят. Поговоришь? Обещаешь?
– Хорошо, поговорю. Завтра поговорю.
– Я, хочу, чтобы ты на лето к деду уехал! Уговаривать не буду, просто очень прошу.
– Сговорились уже. Спелись.
– А, хоть и так, у тебя прекрасная мама, чего ж с ней не спеться. Так как,
– Пообещал же, чего еще тут говорить. Слово дал, умри, но держи.
– Вань! Не надо умирать, надо уехать и все. Вернешься будем думать, как тебе помочь. Останешься колонии не миновать.
– Я понял, пойду я. Можно!
– Да, иди. Маме привет передашь.
Иван кивнул головой. Елена отвернулась к окну. Когда он уже почти вышел из кабинета она не поворачиваясь сказала.
– Старшина!
Иван остановился и удивленно посмотрел на нее. Но Елена не повернулась.
– Что? Кто старшина?
– Дед твой не сержант. А, командир взвода роты разведки, войну закончил в звании старшина и не в Берлине, а в Праге в 45-м.
Иван удивленно смотрел в спину Елены. Он вдруг сделал шаг вперед и возбуждённо сказал.
– Я докажу и вам и всем, что я смогу все исправить. Вот увидите. Докажу.
Елена повернулась к нему
– В нашей стране, Ванечка, порой, чтобы что-то доказать, человек должен геройски умереть, и ему все почести, положенные ему при жизни, будут нести к памятнику и сожалеть тихонько, что они не ценили и не понимали его живого. Не нужно ничего никому доказывать. Просто поговори с Ксюшей своей, и маму не обижай. Больше пока ничего от тебя и не нужно. Все твои подвиги еще впереди. А сейчас ты геройски должен вступить в битву с собой за самого себя.
– Вы такое мне говорите! Не боитесь?
– Нет не боюсь. Мы же теперь с тобой сообщники.
Елена подмигнула парню и махнула рукой на дверь.
Иван вышел из кабинета, пригладил рукой волосы. Какое-то волшебное чувство легкости переполняло все его тело. Он чувствовал себя на седьмом небе. Какой-то тяжелый груз свалился с его плеч и ему хотелось бежать, прыгать от радости, лететь. Он вышел из здания перешел улицу и шел по тенистому скверу городского парка. Как-то легко дышалось полной грудью, какие-то мелодии кружились в голове. Интересно, а битва с самим собой уже началась? А чего это такого знает Елена Петровна, чего он не знает. Вот смешная! Поеду к деду, отдохну, по рыбачу! Свобода! Ни матери! Ни Елены! Ни ментов! Ни дружков! Никого! Дед и я! Красота! Он, интуитивно почувствовав какое-то внимание к себе повернул голову в сторону ровно подстриженных кустов, высаженных по краям аллеи. В метрах трех от него стояла красивая палевая хаски с голубыми как небо глазами. Она теребила в зубах свой поводок и не сводила с Ивана пристального звериного взгляда. Он оглянулся по сторонам. Чего ей нужно от меня?
– И чего тебе? Зверюга.
Собака странно вильнула хвостом и подошла ближе, от поглаживания отпрянула, но не отходила от Ивана. Он удивлено смотрел то по сторонам, то на собаку. Ситуация начинала его забавлять. Он пытался понять, чего же нужно от него собаке, чего она пытается ему показать. Мама дорогая! Вот идиот! А, ведь он знает эту собаку. Она его не знает, а вот он знает ее прекрасно. Как же сразу не догадался. Иван занервничал, ведь он отлично знал не только собаку, но и ее хозяйку. Только этого еще не хватало. День каких-то страшных откровений сегодня. По спине парня пробежали приятные томительные «мурашки». Он помахал собаке рукой, та приветливо вильнула хвостом.
– Пальма! Красавица! А хоз…, – договорить он не успел.
С одной из боковых тропинок на аллею выбежала девушка.
– Пальма! Что еще за фокусы? Чего ты тут откопала?
– Меня, похоже.
Иван смущенно поднялся с лавки. Он просто не знал куда в данном случае себя деть, только если провалиться «сквозь землю». Он переминаясь топтался на месте и не представлял себе с чего начать разговор.
– Ой! Привет, Вань! Гуляешь?
– Нет…. Гуляю, не совсем……, ну почти.
Девушка засмеялась, понимая истинную причину растерянности Ивана.
– Мы помешали?
– Нет! Что ты? Присядешь?
– Ну, наконец-то, сообразил. Оттаивай уже быстрее, нам нужно решить несколько важных вопросов, а тебя переклинило. Это Пальма, наверное, сразила тебя своей красотой. Дааа, она у меня такая, ну просто очаровашка!
Иван стоял ни живой, ни мертвый. Он не верил своим глазам, не верил своим ушам, осталось только ущипнуть. Он схватил себя за руку.
– Да, я это, я! Вань проснись! Надеюсь меня щипать ты не будешь? Ну хотя бы не сегодня.
Иван присел рядом на лавку и повернулся к Оксане с видом обреченного на казнь мученика. Оксана улыбаясь смотрела ему в глаза. Пальма уперлась в колени хозяйки и положила мордочку.
– Почему?
– Что почему?
– Ты сидишь вот тут на лавке, рядом и разговариваешь со мной?
– Хочу и разговариваю, тебе не нравится?
Иван напрягся, щеки его зарделись, прошлый разговор он запомнил хорошо.
– Нравится.
– Ну вот, мы плавно и не принужденно подошли к первому вопросу. Ваня я лично от всего сердца хочу попросить у тебя прощения за тот случай. Вань! Я полная, круглая дура, ну не знаю, что на меня нашло. Я места себе найти не могу, я была просто сволочью! Прости меня, Вань, а!?
У Ивана все поплыло перед глазами. Эти слова девушки словно колокол, в который опустили его голову оглушили его. Она взяла его за руку. И посмотрела на него. Пальма жалобно тихо заскулила. Иван наклонился к собаке.
– А ты то, за что просишь прощения?
– Она тоже за меня, за свою непутевую, хозяйку!
– Я не сержусь, Ксюш, не сержусь…давно.
– Как ты меня назвал? Меня так только мама называет, больше никто. Только Мама и …ты.
Последние слова девушка произнесла каким-то волнующим полушепотом. Иван положил на их рукопожатие вторую руку. Что это? Очередная унизительная шутка? Или он и впрямь ничего не понимает в этой жизни. Оксана освободила руку, оглянулась по сторонам, подсела еще ближе и поцеловала Ивана в щеку.
– Мир!?
– Конечно мир! У меня и был мир. Почему ты вообще заговорила. Ребята ругать тебя будут. Со мной нельзя разговаривать. Я изгой в классе.
– А, мы им не скажем ничего. Правда?
– Теперь, когда я нахулиганю чего-нибудь, я тебя поцелую, а ты меня будешь прощать, всегда, всегда. Правда?
– И часто будешь хулиганить?
– Ну, жизнь длинная, а я такая глупенькая, все время со мной чего-то не так. Все время, Вань. А, ты хороший пообижаешься немножко и простишь.
– Больше тридцати секунд обижаться на тебя не могу, прости.
Иван вдруг вскочил с лавки.
– Да неправильно все это! Не правильно! Так не бывает!
– Что неправильно!?
– Вот это все сейчас не ты должна говорить, про длинную жизнь, про нас. Не ты! Это все должен говорить я тебе!
– Ну, так и говори! Кто тебе мешает? Ты молчишь и молчишь!
– Ксюш! Я хочу, что бы мы дружили, ну….встречались, ну в общем….вместе как бы!
– Да уж. Сказал так сказал! – Оксана засмеялась, – Пальма может ты переведешь?
Собака непонимающе посмотрела на хозяйку, и встала лапами ей на колени. Девушка обняла ее.
– Что? Думаешь надо согласиться на эту вот всю абракадабру, которую произнес этот пылкий юноша? А если он обманет нас? Если он плохой? Ты его съешь? Вань! Я ничего не поняла, чего ты там пробубнил, но я согласна!
Иван оторопел. Он присел перед девушкой и обнял собаку.
– На, что согласна?
– Ну как на что? На все, что ты там пролепетал, как бы дружить, как бы вместе, как бы встречаться. На все! Иван Титов! На все! Но у меня одно условие.
– Какое?
– Пусть это будет наша тайна и никому об этом знать необязательно. Никому. Справишься?
– Я понял, это из-за него? Из-за Сереги?
– Отношения с Сергеем, это мое личное дело и тебя, дорогой вообще не касаются. Хорошо?
– Хорошо! Он твое личное дело, а мое личное дело тогда что?
– Не что, а кто, двоечник! Я твое личное дело. Он мое личное дело, а ты моя личная жизнь, так понятно? Ну со вторым вопросом тоже покончено. Какие мы с тобой Пальмуша молодцы, сколько дел сегодня полезных сделали!
– Вы не молодцы?
– А, кто же мы?
– Вы у меня умнички!
– Наконец-то! Проснулся наш айсберг! Не прошло и полгода!
Теперь они уже засмеялись вместе. Лайма радостно запрыгала вокруг них виляя хвостом. Иван усадил ее рядом на лавку и все пытался рассмотреть, как будто видел впервые, как будто не знал ее десять лет. Она смеясь отводила его лицо. Он держал ее руки и тоже смеялся. Теперь это была его Ксюша. И ему казалось, что вместе они уже целую вечность.
– Я не знаю вообще, как мне быть. Как все это пережить? Блин зачем я тебе? Меня посадят ни сегодня, так завтра!
– А, ты не садись!
– Ну из школы выгонят точно!
– А, ты не выгоняйся! Вань, ну сделай что ни будь!
– Что!? Что сделать то!?
Оксана положила голову ему на плечо. Взяла его руку.
– Я знаю, что! Не нужно мне ничего. Ванечка, просто сделай так, чтобы я тобой гордилась. Больше мне ничего не нужно.
У Ивана дыхание перехватило. Вот они главные слова. Главные и правильные слова! В них и есть весь смысл. Жить надо так, чтобы близкие гордились тобой. Можно сколько угодно падать и подниматься, ошибаться и исправляться, беспощадно колотить себе шишки, но жить нужно именно для них своих близких и любимых людей. Всегда! И никогда для себя. Как просто все! Как просто!
– Я все сделаю как надо, можешь не сомневаться.
– Уверен?
– Конечно уверен. Все! Прозрел, мне кажется окончательно!
Они сидели на лавочке. Эта аллея укрывала их солнечным светом, душевным теплом. Слабое шуршание листвы пело им песни из их сердца, которые слышали только они вдвоем.
– Вот ведьма милицейская! Как же это все у нее получается?
– Кто?
– Елена! Инспектор мой. Она сегодня мне приказала пойти и сказать тебе, что я жить без тебя не могу. А, я упирался как сумасшедший.
Оксана удивленно посмотрела на него. И отстранилась.
– Я правильно поняла? Ты обсуждал наши отношения до нашего разговора? До того, как мы встретились? Да еще в милиции? И, что это еще за Елена, такая?
– Ничего себе такая Елена, красивая аж жуть берет.
Оксана отодвинулась от него и скрестила руки на груди. Притворно нахмурилась и отвернулась от него. Иван обнял ее за плечи.
– Да, нормальная она! Елена Петровна Варфоломеева, капитан милиции. Красивая очень врать не буду, но она только втором месте все равно!
– После кого?
– После Пальмы конечно!
– Ах…ты! Я тебе вот устрою сейчас!
Они громко засмеялись. И долго шутливо хлопали друг друга ладонями. Успокоившись Оксана обняла его.
– Хочу с ней познакомиться. Раз уж ты такой болтун и все ей растрепал. Сама решу кто на каком месте. А ты значит негодный мальчишка упирался там и не хотел ко мне? Это правда?
– Нет, не правда. Я сказал ей, что ты мне откажешь и вообще не станешь со мной говорить, и потому я боюсь тебя.
– Вот значит, как! Ты не только негодный мальчишка, ты еще и глупый, еще и трусливый.
– Да уж вот такой я.
– Вань! Мне так хорошо с тобой.
Иван обнял ее и прижал к себе.
Кто-то из мудрых сказал, что от «любви до ненависти один шаг», но, если бы он сейчас подслушал этих молодых людей, кто знает он бы понял, сколько шагов нужно сделать в обратном направлении. А, может юные сердца еще не знали других дорог и шли своей, когда любимых девочек нужно непременно дергать за косички и толкать, а любимых мальчиков изводить невниманием и бить портфелем. Все советы тут и хороши, и излишни одновременно. По крайней мере сейчас ни Иван и Оксана в них точно не нуждались. Почему? Потому, что весь огромный прекрасный мир сжался сейчас до их двоих, все хорошего, что есть на земле принадлежало только им, и никому кроме них.
*****
Мы идем. Идем уже более трех часов. Как странно все это, но приказ есть приказ и выбирать нам не приходится. Мы получили приказ оборонять переправу до последнего подразделения отступающего корпуса. Но теперь мы тут не командуем. Командуют эти! вон они впереди рядом с телегой в синих фуражках. Почему вместо того что бы идти на восток к своим отступающим войскам мы идем на юг, да еще и по правому берегу. Как много почему. Спросил у ротного, тот просто отмахнулся и показал на этих! Теперь они тут командуют. Они нам передали приказ, и мы бросили переправу. Это безумие, там за рекой было еще много наших в форме, и огромное количество гражданских. Но пришел приказ, и мы их бросили. Всем рассказывают про какой-то обходной маневр. Вот сейчас обойдем и как ударим по фашистам. Ротный смеялся до слез, когда узнал, а потом ругался и сказал, что, если не заткнемся он сам ударит и всех по тупой голове. И теперь мы смеялись. У на хороший ротный, смелый и заботливый. Смотрю как он чутко прислушивается к канонаде и смотрит в мою сторону. Да он слушает войну, и я слушаю, и он понимает, что я слышу и понимаю, тоже, что и он. Сначала канонада грохотала справа от нас, потом сзади, потом затихло все и теперь она слышится далеко слева. И это означает только одно, мы уже три часа идем в тылу у наступающих фашистов.
Глава 2
Как все изменилось для Ивана за эти часы и дни. Громады великолепных планов роились в его голове. Он хотел скорее все исправить. Сделать так, чтобы мама, дед, Ксюша и Елена гордились им и радовались его успехам. К своему неописуемому восторгу он быстро отыскал дневник. Хотя в нем не было ни одной полностью заполненной страницы, на полях ярко светились двойки, красные размашистые замечания учителей, и еще какие-то каракули его собственного творчества. Вздохнув он позвонил по телефону Оксане. Услышав, кто на другом конце провода, она шепотом сообщила занятия на следующий день и темы уроков, сказав после этого, что убьет и его, и эту глупую собаку, которая имеет дурацкую привычку лаять на звонящий телефон и поднимать весь дом на уши. Потом спросила, дома ли мать, и сказала, что скоро зайдет ненадолго. Иван положил трубку и осмотрел квартиру. Мать уходя на работу навела порядок, и принимать гостью будет не стыдно. Он пытался собрать необходимые учебники, но тут его ждало полное разочарование. Дома имелся только один учебник физики. Иван судорожно искал остальное, но безуспешно. За этим занятием его Оксана и застала. Она шутливо огрела его учебником физики по голове. И волевым решением прекратила поиски, решив, что завтра все можно получить в школьной библиотеке. Чем вызвала неописуемый восторг у Ивана, который вспомнил известный фильм, и представил, как на десятом году учебы будет искать дорогу в библиотеку. Оксана так смеялась, что в конце концов замахала на него руками пытаясь остановить его шутки. Тщательно проверив книжные полки, она положила перед Иваном двухтомник Толстого «Война и мир»
– Читать то умеешь?
– Ха-ха-ха!
– Тогда читай потихоньку, старайся уловить главное по тексту и запомнить героев Толстого. Война – это война, мир – это мир, любовь – это любовь, там они одни, тут они другие, все ненавидят войну. В дебри не лезь, этого на тройку с плюсом или даже четверку с минусом должно хватить. Чтобы ты, рыцарь мой, не обольщался, за каждую главу будешь получать один мой поцелуй, ни больше и не раньше.
Иван открыл задние страницы и начал быстро считать главы в оглавлении. Она улыбаясь резко захлопнула книгу перед его лицом.
– Ну, ладно два! Идет?
– Идет! А сейчас можно в долг?
– Милостыню не подаю. Завтра Маяковский, выучишь, что-нибудь, малюсенькое.
– А Маяковский у вас по чем?
– Вань! Я вот переживаю между прочим, а ты тут с пошлостями своими.
– Понятно, бесплатно значит! Субботник выходит у меня.
Оксана замахнулась на него томиком Толстого. Но передумала положила обратно и начала быстро писать формулы завтрашней химии. Исписав с полстраницы, она придвинула ему листок.
– Не вникай, это самый общий подход решения завтрашних задач. Таблица Менделеева справа у доски как раз напротив тебя, в ней все обо всем написано. Главное без паники.
– Я должен это все знать?
– Что все?
– Ну, Маяковского! Вот эту химическую чушь!?
– Объективно по программе намного больше, теоретически в тысячу раз больше, практически ты полный ноль, и завтра любой даже самый ленивый учитель тебя просто превратит в многочлен, причем не утруждаясь. Ладно Ванюш! Побегу дел еще полно!
Она поцеловала его в щеку, он обнял ее и попытался поцеловать в губы. Она увернулась и юркнула к двери.
– Глава, Толстого! Нет главы, нет твоей Ксюши. Пока, родной. Долго не сиди. До завтра!
Завтра! Завтра в школу придет новый человек. С желанием, стремлением, старанием. Иван почесал затылок. Вот только осталось узнать примет ли обратно эта самая школа. Поймут ли ребята. Все завтра, а сейчас, где тут это волшебство химическое, и главное Лев Толстой, это главное, потом Маяковский, это напоследок, бесплатно же. Иван улыбнулся своим мыслям и придвинул к себе листок, исписанный формулами. Звонок Оксаны застал его за чтением Толстого.
– Не спишь? Чем занимаешься?
– Дочитываю второй поцелуй.
– Не густо! Так ты меня любишь? Я тут скучаю извелась вся, а он только второй.
– Я тебе предлагал в долг!
– Никаких долгов мой рыцарь, не ищите легких путей. Все! Доброй ночи, хороший мой! Не сиди долго.
Как хорошо вот так заново родиться. И жить, просто жить и радоваться всему чему увидишь, без зависти, корысти, ревности. Как хорошо, что все эти близкие ему люди встретились ему на жизненном пути. Мать так и нашла его мирно спящим над томиком Толстого. Убрав книгу, она завела будильник и выключила свет. Толстой? Чудны дела твои господи! Она перекрестилась и поправила покрывало на спящем Иване.
Выгнали Ивана из класса на третьей минуте первого урока. Наверное, выгнали бы сразу, но учитель задержался немного. Иван вышел к доске и подняв руку обратил на себя внимание ребят.
– Ребят! Я прямо секунду вашего внимания украду! Я прошу у вас всех прощения! Я вел себя как полный кретин! Простите меня, я обещаю, что никогда не позволю себе так к вам относиться.
После минутой паузы класс загудел. Все по очереди уверяли Ивана, что сами хороши, и тоже больше так поступать не будут. Что бойкот – это гнусно и подло! Иван плохо все слышал, он встретился взглядом с родным человеком, она не сводила с него восхищенных глаз, не выдержав закрыла их ладонями, оставив Ивану только мгновение счастливой улыбки. Увидев, что учитель заходит в класс, быстро сел на место. Но учительница все это восприняла по-своему.
– Титов! Ты чего опять? Кривляешься тут! Возомнил себя учителем? Ты, клоун? Тебе нравится, когда все смеются с тебя! Что за балаган ты тут устроил? Вон из класса! Что бы я тебя на своих уроках не видела! Все равно тебе экзамены не сдать! Вон я сказала! Иван, молча собрал тетрадки вышел из класса в полной тишине. Новый человек уходил, не приняла его школа, наверное, не простила. Иван подошел к учителю.
– Простите, Нина Николаевна! Ничего плохого я не хотел. Извините!
Иван вышел из класса и аккуратно закрыл за собой дверь. Он вышел из школы и отправился в парк на любимую аллею, на любимую лавочку. Сам для себя уже решил, что сегодня с него эмоций достаточно, в школу он больше не пойдет. Он так и провел весь день на этой лавке в парке, наедине со своим отчаянием. Тут его и застала Оксана. Иван сидел на их лавке и спичкой двигал большого жука. Пальма обнюхала жука и уткнулась Ивану в колено.
– Привет, красавица! Только ты меня и понимаешь.
– Привет, натуралист! С жучками играешь? Собачке жалуешься на свою горькую долю?
Иван даже головы не поднял. Он упорно продвигал жука и не обращал на Оксану никакого внимания.
– Ксюш! Любимая! Я прочитаю Толстого без всяких твоих поцелуев за каждую главу, но Маяковского я не стану учить даже если ты раздеваться начнешь! Давай ты не будешь сейчас жалеть меня, сюсюкать тут, баюкать. Я уже взрослый и все понимаю. Русские не сдаются!
– Ну, а мне можно? Я хочу посюсюкать!
Иван встрепенулся от неожиданности и ужаса. Рядом с ней стояла Елена. Оксана с раскрасневшимися от стыда щеками и широко раскрытыми от негодования глазами, и глотающими пустой воздух губами стояла рядом и держала ее под руку.
