Цикличность

18. Джесс

«После свержения Старого Короля чудотворцы далеко не сразу установили полный контроль над всеми землями. В отдаленных районах востока на протяжении двух лет даже не знали, что король свергнут. Но гарнизон одной крепости был прекрасно осведомлен, что короля больше нет, и при этом они отказывались преклонить колено перед новыми правителями страны. То была крепость Бретей в десяти верстах на запад от Столицы, а командовал ей лорд Кристофер Остлард. Они полностью перекрыли западный тракт, ведущий в Терриал и практический без запасов провианта, готовились принять осаду со стороны войск чудотворцев. Бретей простоял в плотной осаде восемнадцать месяцев, страшно представить, что пережили осажденные вообще без снабжения и поддержки извне. Да, войска чудотворцев довольно быстро организовали объезд Бретея, и тракт на запад вновь был доступен для проезда. Но крепость не сдавалась, пускай у нее и не осталось рычагов давления на Столицу. Холодным зимним утром войска Столицы в очередной раз попытались взять крепость штурмом. Они, как всегда, встретили отчаянное и грамотное сопротивление. Их поливали маслом, старалась закидать камнями, и деморализовали, запуская из баллист привязанные к стрелам трупы. Штурм захлебнулся, как и три раза до этого и столичные войска отступили. И тогда из крепости к осаждающим вышли Остлард и не более пятнадцати его солдат. Остлард объявил, что штурм они отбили именно таким количеством солдат и готовы стоять на смерть, но он не готов больше жертвовать своими людьми и сдается. С этими словами он отдал свой меч одному из своих людей и был им тут же обезглавлен. Вошедшие в город войска были поражены тем, что их полтора года сдерживали не более ста человек, большинство из которых не погибли в бою, а умерли от голода и болезней. Чудотворец Миррен так проникся подвигом солдат Остларда, что тут же распорядился переименовать крепость в честь ее последнего командира»

Нивек Огр «Твердыни столицы. Истории и легенды»

863 год со дня Возрождения. Неизвестная деревня.

– Сильно били?

С участием спросил старичок, которого, как и меня, держали взаперти. Некогда довольно крепкий, низенький дедушка обладал ярко выраженным северным говором. Сквозь редкие с проплешинами волосы на голове виднелись татуировки, а его густая и длинная длинная седая борода совсем свалялась. Сейчас он заботливо смотрел на меня своим ясным, добрым взглядом.

– Как обычно.

Я харкнул кровяным сгустком на земляной пол хлева, который ныне служил чем-то вроде тюремной камеры. От этого движения почему-то всполошились сухие, которых крепко привязали к стенам хлева. Ну, хоть зубы остались на месте и на том спасибо.

– Собаками травили? – внезапно спросил дед.

– Нет. А должны?

– Иногда бывает.

– Иногда?

– Ну, если старший их не в духе, то могут и собак привести.

Мужичок показал мне свою руку, на которой остались глубокие, плохо заживающие следы укусов. Мне и так было скверно на душе, а теперь сделалось совсем уж мрачно. Эх, надо было в Митарре оставаться! Валялся бы сейчас в теплой постели с Иррес и в ус бы не дул. Так нет, поехал на север. Раскусил план Исана, решил показать тому, что он неправ. Показал! Молодец! А зачем? Да сам не знаю. Глупая детская обида. Правду он сказал, гад, слишком много во мне человеческого

Я еще раз сплюнул на холодную землю. В этот раз в крови был какой-то подозрительный сгусток. Но, вроде не зуб. Вроде.

Сухой, привязанный ближе всего ко мне, повернулся на звук и начал «говорить». Вообще, люди потерявшие душу не могут осознанно говорить. Но их тела иногда «вспоминают» совершенные при жизни действия и произвольно повторяют их. Довольно несвежий сухой, абсолютно голый мужчина, повернувшись ко мне, издавал звуки, беспорядочно открывая и закрывая рот. В череде случайных звуков то и дело проскакивало «прости». По крайней мере, мне слышалось, что сухой произносит именно это слово.

В первый день своего заточения я даже переживал из-за судьбы этого человека. Но когда он две ночи подряд неустанно выл, то я его просто возненавидел. Вообще, как метод пыток ночлег в одном помещении с сухими был вполне действенной мерой. Ночью они непрерывно чавкали, щелкали, просили прощения, куда-то рвались, стонали. Уснуть в такой обстановке поначалу было просто невозможно. Но со временем можно привыкнуть и к такому. Гарантирую.

Нельзя привыкнуть к другому – к постоянным побоям. Особенно не зная, за что ты удостоился такой чести. Раньше я был «красным», подающим надежды чудотворцем, учеником Веллеса. Я был участником нескольких дальних экспедиций. Мне виделось вполне светлое будущее…

А теперь все! Весь отряд перебили. Исан мертв, наши ребята мертвы, наемники из Митарра мертвы. Прав был Строккур, когда решил в городе остаться. «К черту ваши «белые» делишки, чем дальше от вас буду, тем дольше проживу», – брякнул он мне на прощание. И ведь прав оказался, везучий голодранец. И Исан его не казнил у перевала, и холод его не взял, а теперь и боя смертельного избежал. Самого Исана уже, поди, вороны доедают, а Строккур в тепле да в сытости.

Ладно, даже чудотворцы время вспять вернуть не могут. Надо теперь самому соображать, и как-то выпутываться. А я ведь даже особо не понимаю, что происходит. Восьмой день тут. Бьют прямо по расписанию, через день после обеда. Но ничего не спрашивают, просто молотят что есть сил. Ума не приложу что им надо.

– Если бежать удумал, то брось это дело. Тут был один до тебя. Сильный, что твой вол. А толку? Стражников у двери он голыми руками укокошил, а дальше что?

– Что дальше? – подыграл я старичку.

– Их тут человек триста в этой деревне и собак целая псарня. От парня ничего не осталось. Говорят, собаки даже кости сглодали.

– Кто говорит?

– Люди.

– Какие?

Старик замолчал. Я понял, что никакой парень никуда не сбегал. Он, в общем-то, и не существовал. Старик просто так хотел меня предостеречь, что начал откровенно сочинять. И мне вдруг сильно неловко стало, что я бедного старичка в такое положение поставил.

– Сколько ты уже здесь?

– Меня еще по первым холодам поймали. В Митарр шел, просто чтобы куда-нибудь идти.

– А что эти хотят-то?

Тут мы вынужденно затихли. Стражник как раз медленно проходил мимо ворот хлева. Эти звери частенько в хлев заглядывают. И если ты в этот момент ешь, пьешь, говоришь, моргаешь или просто дышишь несколько громче необходимого уровня, то очередная образина врывалась в хлев и начинала колотить всех без разбора, даже сухим доставалось.

Не знаю, по каким городам и весям набирают этих убогих, но они явно являются достаточно отсталыми в развитии, чтобы быть настолько жестокими. Ладно бы хоть спрашивали что-то, так нет же, просто бьют! Может это какой-то метод ведения допросов? Но так через пару недель они мне всю память отобьют или челюсть сломают, что знал сказать не смогу.

Стражник упорно топтался у ворот хлева, видимо он очень хотел спустить на нас какую-то свою обиду, но мы все никак не давали ему повода. В конце концов, он невероятно расстроенный тем, что не удалось кого-то избить, ударил ногой по воротам и уныло зашаркал дальше. Только его шаги затихли вдалеке, как старик начал шепотом говорить.

– Я с Металлической долины шел. Старой дорогой двигался с востока. Сначала домой подался, на север к Бирдремму. – Старик неопределенно махнул рукой. – Да там будто вымерло все. Дом мой обрушился под тяжестью лет, похоронил брата моего под собой не упокоенного. Я ведь, знаешь ли, его так и не простил.

– А что брат такого наделал?

– Он… Да из-за зависти своей он со мной разругался вдрызг. Приехал я, в общем, починить дом не могу, ни денег нет, ни сил. Земля там и так плохая, так еще и не работали на ней несколько сезонов. Плюнул я, да подался на юг, думал, пройду за перевал и в леса рвану, а там может знакомых каких встречу. Уже почти до Митарра дошел, а тут бац! И сцапали.

Старик с грустью посмотрел на маленькое окошечко под потолком. В окно было видно только кусочек тяжелого, серого неба. Изредка ветер заносил в окно крупные снежинки, что медленно падали на холодную землю и постепенно таяли. Весна на пару дней решила вернуть поводья зиме, это кажется пустяком, но только пока ты сидишь в теплой таверне. Сидя же на земляном полу остается только умолять весну поскорее вернуться, пока не отвалились ноги.

– Так, а что ты из долины то без денег шел? Там же хорошо разжиться можно. – Я начал подозревать, что старичок мне сильно недоговаривает или опять вывалил на меня свежесочиненную историю.

– Про пятнадцатый город слышал?

– Там где металл «белым» на посохи добывают?

– Ага. Слышал, что там произошло?

– Говорят, обвалилась одна из шахт. Вроде как адепты что-то начудили. Сказка, в общем.

– Так не легенда это! Ты что?

– Да брось, хватит заливать! – я уже и не рассчитывал на осмысленный разговор. Махнул рукой и начал бессмысленно ковыряться в земле пальцем.

– Клянусь тебе жизнью своей, было там большое дело! Я-то был там в этом городе, когда все произошло. Сам еле ноги унес, даже перехватить не у кого было. А барон долины… Он все это хотел поправить, да сделать уже ничего не смог.

– Деандир? А что он сделает то, адепты прямо под его носом орудовали, а он и ни сном, ни духом.

– Что-то я тебя не понимаю. Да причем тут адепты-то? Не глупи, нас не подслушивают, тут можно смело говорить не волнуйся.

– Сильно тут бьют, я смотрю. – Расстроено сказал я и встал, размять ноги.

– С глазу на глаз, между нами. Я был там, и все по нашему плану шло. Если бы кое-кто шахты не обрушил, то детишки бы спокойно в большой лагерь вернулись, жить-поживать. И я бы с ними пошел, как сопровождающий. Да, замысел-то наш осуществлен, да больно на сердце, детишек ведь уже не вернуть, жалко. А я ведь с ними больше года бок о бок прожил, еще одна большая беда, которую спровоцировала людская узколобость.

– Деандир? Адепты? Детишки? Наш план? Что?

Старик уставился на меня серьезным, изучающим взором. Мне показалось, что прошло минут пять, покуда старик продолжал сверлить меня взглядом. Потом вдруг его взор потух, и он расстроено покачал головой.

– Вы что, уже даже своих не жалеете? – расстроено сказал старик.

– Да о чем ты, старик?

– Тебе сколько за это платят?

– За что, черт возьми?

– Ну, не бесплатно же тебе бока наминают тут.

– Бесплатно.

– Повышение обещали по службе?

Теперь была моя очередь смотреть на старика пристальным взором. В голове возникла одна довольно очевидная догадка.

– Ты что, адепт? – вдруг выпалил я.

– Да простит меня Скип, а то зачем… Погоди!

Тут старик улыбнулся, затем покраснел как чайник, потом не сдержался и рассмеялся во весь голос, смотря прямо на меня. Представляю свою сконфуженную физиономию в этот момент, ведь я решительно не понимал, что так его развеселило. Он тем временем настолько неистово веселился, что повалился на землю и весело хохотал, держась руками за живот. Слишком громко он веселится, сюда наверняка уже бежал кто-то из стражи, готовясь с радостной улыбкой отходить нас дубиной.

– Ты что, старик, с ума сошел?

– Вы… Ха-ха-ха… Совсем уже помешались. Ой, прости мне Скип, радость подобную. Но вы, придурки, друг друга перебили! Хи-хи-хи – Старик никак не мог сопротивляться новому приступу смеха. – Ты что еще не понял!? Вас же свои разгромили!

В один момент произошло сразу несколько вещей. Во-первых, я с ужасом осознал, что на самом деле произошло на дороге чуть больше недели назад. Во-вторых, сразу за этим я сообразил, почему ко мне тут так относятся. В-третьих, я почему-то подумал о том, что если выберусь – брошу все и наймусь трактир где-нибудь на тракте. Буду людям напитки подавать, лесом пусть идут все эти адепты, «белые», «красные» и прочие цветастые. В-четвертых, удар сзади по спине дубиной очень помогает выйти из задумчивости…

19. Мисса

«Уимстер был основан совсем недавно. Годом его основания считается 642 год со дня Возрождения. Этот город стоит в основании перевала с южной стороны. И, казалось бы, здесь, в столь выгодном месте, должен стоять крупный город, ведь с севера вход на перевал охраняет прекрасный Митарр. Но дело тут в том, что в давние времена к перевалу вел не один тракт, а несколько. Связано это было с тем, что в тех землях хозяйничали бандиты, и торговцы зачастую сами не знали какой дорогой пойдут в этот раз, чтобы запутать разбойников. У перевала просто никто не останавливался, все старались как можно скорее уйти в горы. Когда чудотворцы навели порядок на ближнем севере и обустроили главный северный тракт, начались территориальные притязания с северянами и те часто совершали короткие набеги через перевал. Посему деревни, что возникали подле перевала, были уничтожаемы, иногда даже по паре раз в год и вскоре обезлюдели. Уимстер основали как перевалочный пункт для солдат. А на самом перевале построили внушительную крепость – Редин. С появлением Редина северяне утратили всякую возможность пересекать перевал и через несколько лет согласились на переговоры. По их итогам Редин был законсервирован, никому не позволялось занимать эту крепость под угрозой расторжения договора. Там могли находиться лишь сто человек из Уимстера и сто из Митарра. Предполагалось, что это были простые крестьяне, но на самом деле и Митарр, и Уимстер отправляли в Редин своих солдат. Они содержали крепость в порядке и держали постоялый двор для тех, кого на перевале настигла непогода. Когда север утратил независимость, Редин был полностью заброшен за ненадобностью. Зимой 824 года с даты перерождения на перевале произошло землетрясение и главное здание крепости обрушилось, повредив при этом единственные ворота. Попытки восстановления Редина не предпринимаются. А Уимстер со временем избавился от крепостной стены и стал полноценным торговым городом у основания перевала.

Уоллес Гринберг мл. «Моя Родина»

863 год со дня Возрождения. Столица.

Столица – огромный и грязный муравейник, в который, тем не менее, просто нельзя не влюбиться. Его узкие улочки, десятки живописных мостов через небольшие речушки и большие удивительно тихие скверы никого не оставят равнодушными.

Когда давно это был не один город, а целых три. Благодаря удачному расположению и благоприятному климату эти города быстро росли, пока, наконец, не срослись в единый, гигантский организм. Из ныне живущих никто и не помнит названий этих городов.

Ввиду того, что Столица выросла из трех разных городов, она имела целых три центра, три замка обнесенных высокими стенами, построенными еще правителями тех древних городов. Центр одного из городов, расположенного восточнее остальных, облюбовали под свою резиденцию «белые». За стенами второго замка, где брала начало главная дорога на север, ныне располагалось армейское командование. А третий замок, самый южный из всех, покоился ныне в руинах.

Именно здесь, в южном замке, тысячелетиями восседали старые короли. Затем последний монарх пал, и вся власть отошла «белым». Это было очень давно, еще до Возрождения. Страну потрясали гражданские войны, она де факто уже развалилась на части. Реальная власть короля распространялась не далее чем на пригороды Столицы. Но Старый Король вовсе не собирался сдаваться на милость «белым».

В конце той долгой и изнурительной борьбы за власть короля покинула даже свита. Он остался в своем замке окруженный четырьмя командирами и сотней самых верных людей. Супруга Старого Короля на тот момент уже умерла, а сыновья дальновидно поддержали «белых». Вся Столица уже принадлежала чудотворцам, только южный замок еще был оплотом монарха.

«Белые» не хотели проливать кровь. По сути, они в тот момент и так являлись единственной реальной властью в Стране. Поэтому они просто заблокировали все выходы из замка и установили там посты стражи. Но Старый Король, лишенный всего и брошенный всеми неожиданно очень дорого продал свою жизнь и свою корону.

До сих пор лишь слухи ходят о том, что он и его верные подданные там начудили. И никому доподлинно не известно, что же случилось в южном замке на самом деле. Все произошло внезапно. Однажды, одной теплой летней ночью город потряс мощнейший взрыв. Люди, высыпавшие на улицу, видели, что южный замок сильно поврежден и весь внутренний город горит странным пламенем с зеленым дымом.

Этот странный пожар быстро погас сам по себе уже на утро. Только странный зеленый дым все еще курился над руинами. Через пару дней «белые» сняли стражу и вошли в бывшую резиденцию короля. А затем, буквально через пару недель, в столицу пришла Хворь. Люди, которым не повезло поселиться рядом с южным замком, начали заболевать неизвестным страшным мором. У них открывалось кровохарканье, все тело покрывали струпья, страшная лихорадка губила взрослых мужчин за десяток дней, детишки же не выдерживали и этого. Клирики ничего не могли поделать с болезнью, у них просто не было столько людей, чтобы спасти весь город. Во избежание распространения Хвори «белые» решили просто окружить замок и близлежащий квартал еще одной высокой стеной, а все живое внутри только что огороженной территории они просто выжгли дотла при помощи чудес.

Это помогло, распространение заразы прекратилось, а южный замок со временем перестал испускать зеленый дым. Ужас тех дней давно забылся. Дожди и ветры за долгие годы сильно повредили бывшую резиденцию короля. Без ухода, поврежденные огнем, многие дома в прилегающем квартале обрушились, и теперь южный замок представлял собой огромную свалку посреди крупнейшего города Страны. До сих пор «белые» запрещали кому-либо проникать за стену, поскольку даже они толком не понимали, к каким силам обратился в своем отчаянии Старый Король.

Раз в пару десятков лет мародеры успешно проникали на запретную землю. В поисках чего-то ценного они забирались даже в то, что осталось от замка. И с этого обычно начиналась очередная эпидемия. «Белые» в таких случаях не юлили и не лукавили. Когда им попадался очаг этого странного мора, они, без особых раздумий, просто выжигали огнем дом и несколько соседних вместе с жителями. Именно с какой-то небольшой побрякушки из южного замка началась Хворь на востоке, и сегодня каждый житель Страны знает печально известные красные ленточки, которыми подвязали конечности людей, отмеченных Хворью.

Я достоверно знаю, что за все время, покуда живет Столица, только один раз кто-то успешно проник на заброшенную территорию забрал то, что ему было необходимо, и выбрался оттуда живым и невредимым. Это случилось совсем недавно по моему велению. Но это немного другая история.

И, если вернутся к истории, то именно с тех пор в Столице безраздельно воцарились «белые». За века своего правления они вернули Столице власть над севером, а затем захватили и запад.

Ах, запад. Прекрасные, плодородные земли! Чудесный Терриал! Жаль что все это в прошлом. Как же стыдно теперь сознавать, что я служил «белым» столь долго, не ведая, что творю.

Я вошел в Столицу никому не нужным и неизвестным путником много лет назад. Жажда славы и нужда заставила молодого юношу по имени Мисса войти в тот день в столичные ворота. На родном востоке я в то время уже зарекомендовал себя мастером меча, но, если коротко, я встал на кривую дорожку, и оставаться в родных краях было рискованно.

Затем потянулись долгие годы службы. Сначала городская стража, затем я перевелся в армейскую дружину, с которой я провел на западе целых десять лет, влюбившись в этот край. Затем повышение до главы столичных войск на западе. И, наконец, меня вызвали в Столицу, чтобы я стал главным мечником при чудотворцах.

Я достиг всего, чего только можно было желать. Мальчишки у ворот нашей крепости громко спорили, кто же из них сегодня будет Миссой. Каждый воин, даже в отставке, приветствовали меня, когда я шел по городу. Иногда мне даже кланялись, будто я высокий господин. Я достиг вершины, и гордился этим до поры до времени. Многие бы хотели быть мной, но сейчас я и сам не хотел бы быть Миссой.

Все изменилось, когда одиннадцать лет назад меня отправили с большим войском на запад, ликвидировать последствия Ночи пожаров. Никогда не забуду, как впервые увидел поросшие сорной травой, некогда, знатные пашни. Вид нищих деток у дорог, с ненавистью смотрящих на нас. Я дал монету одному пареньку у трактира, так тот в ответ со злобой швырнул мне ее прямо в лицо.

Я не понимал, за что все нас так ненавидят. Не понимал до тех пор, пока своими глазами не увидел Терриал. Тяжким грузом остался на сердце вид погибшего города. Хорошо, что на мне был шлем, и никто не увидел, как по моему лицу катятся слезы.

Я никогда не был излишне сентиментален. Всегда строг и корректен с подчиненными и учениками. Но когда я увидел Терриал, во мне что-то сломалось. Десять долгих лет я отдал этой земле. Будучи солдатом, я много путешествовал по этому краю и знал здесь каждый закоулок, каждую деревеньку. А когда я стал во главе западного войска чудотворцев, то и вовсе осел в Терриале, покуда не был призван в Столицу.

В тот день я шел пешком по разрушенному городу, а в памяти всплывали образы былых времен. Вот булочная Ротмайзера, над ним все по-доброму смеялись из-за его странной манеры говорить. Он приехал сюда из Столицы, и, почему-то, был уверен, что тут все говорят на старом западном языке. Он выучил огромный талмуд, а приехав сюда обнаружил, что здесь все давно говорят на языке Столицы. Но он никак не хотел, чтобы его труд пропадал зря и всегда в разговоре вворачивал западное словцо, что очень веселило народ.

– Доброе утро, Мисса. Дравен таг. – Говорил он мне, когда я заходил к нему перед службой за выпечкой. – Я пожелал вам доброго дня на старом языке.

– Спасибо, Ротмайзер. Очень приятно.

– Вечером зайдете?

– Разумеется.

– Кальтер мир, Мисса.

– И вам до свиданья.

Я вспомнил эти моменты и улыбнулся. Но реальность в виде разрушенной и выгоревшей лавки была беспощадна. Скорее всего, Ротмайзер погиб, когда солдаты штурмовали город. Во всяком случае, так сказала старуха Лирри жившая в одной из квартир над лавкой. Она была единственным человеком, который решился со мной говорить. Хотя я видел, что некоторые горожане меня узнают:

– Он погиб! Как и многие лавочники с этой улицы. Когда на эту улицу пришли ваши войска, он спрятался в подвале. Никто же не знал, что вы подожжете дома.

– Ужасно.

– Так ведь ты один из них! Ты с ними! Что ты теперь сокрушаешься? Мой сын погиб в битве, три дочери от голода умерли следующей зимой. И это ты виноват! Ты один из них! Если хочешь, вели убить меня, терять мне больше нечего.

С этими словами старуха плюнула мне прямо в лицо, развернулась и пошла прочь.

– Догнать ее, командир? – неуверенно спросил один из солдат.

– Нет… Пускай идет.

Это были те дни, когда старый Мисса умер в агонии. Уже через три месяца меня отозвали обратно в Столицу, так как ситуация на западе уже не требовала такого количества войск. А в Столицу как раз прибыло множество мальчишек из Терриала, которые стали «красными» и теперь их нужно было обучать.

Однако, как я говорил, в Столицу вернулся уже совсем другой человек. На западе, на всем протяжении командировки, я сознательно искал силы противостоящие «белым». Единственной организацией, которая имела хоть какой-то план противостояния чудотворцам, оказался культ. Пускай его присутствие на западе и было практически незаметным. Я добровольно примкнул к культу Ольберта Невидимого. Мне было глубоко плевать на самого Ольберта, как и на конечные цели и средства его последователей.

Мне было важно только то, что в их планы входило полное уничтожение Ордена Чудотворцев. Уже позже, когда адепты стали мне доверять, я узнал насколько древний культ на самом деле громадная и развитая организация. Однако, даже личное знакомство с «древним ничем», как сам себя называл Ольберт, не меняло самой цели моего теперешнего существования.

Что ж, я мнил себя на вершине. Считал себя достойным человеком. Но когда я увидел Терриал своими глазами, то понял, что на самом деле, я долгие годы, с большим трудом забирался на вершину горы дерьма. Я осознал, что являюсь цепным псом людей, которые ради мнимого общего блага готовы погубить целый прекрасный край. И эти люди вполне достойны той участи, которую мы для них уготовили.

Я, наконец, позволил себе открыть глаза. Необходимый настрой был достигнут. С такими мыслями я теперь просыпался каждый день. И сегодня, лежа в своей кровати, я, как ритуал, вспомнил историю своей жизни. Тот нелегкий путь, который в итоге превратил меня в жука в муравейнике. Нужно было постоянно воскрешать в памяти картины погибшего запада. Наша память всегда стирает острые углы, и я старался не позволять ей этого сделать, дабы не усомниться в своем выборе.

Я встал с постели и подошел к окну. Оно выходило на площадь возле Госпиталя. По площади медленно сновали редкие прохожие. Те несчастные, кто страдал от сильных болей, уже начали занимать очередь подле входа в Госпиталь Перерождения. Сонный, неторопливый люд. Те, кому принадлежит короткий час рассвета.

Жутко пьяный фонарщик вяло гасил фонари. Кто-то только шел на службу, а кто-то наоборот медленно возвращался с ночной работы. Однако людей на улице еще было очень мало, город еще спал. Уже через пару часов площадь под моими окнами заполнится толпой людей, повозками и вездесущими попрошайками. Люди будут кричать и галдеть, Столица наполнится привычным, равномерным гулом. Так было всегда. Даже в тот день, когда я впервые вошел в город и случайно оказался на этой площади. Тогда меня это ошеломило и даже напугало, я абсолютно потерялся в людском водовороте, и привык я отнюдь не сразу.

Но сейчас еще было тихо. Я всегда вставал очень рано, и отчасти именно для того чтобы насладиться этим часом тишины. Эта привычка, которую я приобрел еще простым стражником, так и не покинула меня спустя годы. Хотя старость уже немного ослабила мои кости, и с каждым годом я все больше боялся того что мой ночной сон перейдет в вечный и Столица однажды проснется без меня.

Иногда, утром в выходные, я тренирую простую ребятню. Началось это с того дня, когда я прибыв с запада просто бесцельно шел по городу в беспамятстве. Я забрел в бедный район и в одной подворотне я увидел малышей, что дрались на деревянных мечах. Мальчишки именно дрались, а не фехтовали. Секретом успеха в этих схватках была сила и точность первого удара. Ничего более.

Не знаю, что на меня нашло, я подошел к ним и принялся учить их фехтованию. Я почему-то проявил небывалое рвение, и утратил счет времени, объясняя мальчишкам базовые стойки и простейшие удары. Я понял, что уже прошло несколько часов лишь в тот момент, когда один парнишка подошел ко мне и спросил, уставившись в пол: «Вы придете завтра? А то мне пора домой, мать будет ругаться».

С того самого дня я тренирую простых ребят с улицы. Я как будто готовлю свою маленькую армию, которая будет готова дать отпор «белым». Теперь, ища искупления, я с одинаковой отдачей обучаю и «друзей», и «врагов». Признаться честно, мне больше нравятся обычные мальчишки с улицы. Они обычные люди, которые кого-то любят, а кто-то любит их. Им есть, за что страдать и ради кого стараться. Такой отдачи ни за что не получишь от маленьких «белых». Они словно бы пустые внутри, остов нормального человека без чувств и эмоций.

Больно кольнуло в сердце. В те моменты, когда я вспоминаю своих маленьких учеников, тяжелее всего думать о моем задании. Одно дело – загадывать наперед, когда находишься в Металлической долине, когда за закрытыми ставнями бушует песчаная буря. Тогда еще легко думать о том, что тебе предстоит сделать. Так уж устроен человек, наша уверенность всегда тверда, когда мы далеко от цели. Но, когда руки доходят до дела, всегда сомневаешься в себе.

И вот, я стою у окна своей спальни, смотрю на медленно просыпающийся город и мне тяжело смириться со своей ролью. Именно для этого каждое утро я просыпаюсь и вспоминаю Терриал. Память о разоренном крае стала той опорой, которая не дает мне одуматься, свернуть с намеченного пути. Вспоминаю лавку Ротмайзера, нашу уютную канцелярию, что в нижнем квартале, рядом с речным причалом. Теплые летние грозы, запах у цветочной лавки леди Грешии, милую официантку Низзель, что работала в пабе рядом с канцелярией. Она всегда неловко краснела при виде меня. А я, дурак, так и не успел выразить ей свою симпатию.

А потом сразу стараюсь вспомнить, как впервые увидел дым над холмами. А затем и вид сгоревшего, разоренного города. Где речной причал уничтожен пожарами, леди Грешия сумела уплыть на север, где погибла на подходе к Митарру, а милая Низзель высохла в первую зиму после смерти всех родных.

Это разжигает во мне огонь, то чувство, которое в решающий момент поможет мне, не позволит дрогнуть моей руке.

Но, глубоко в душе мне жаль, что этому огромному городу осталось всего пару дней жизни. Ибо я, старый Мисса – главный мечник чудотворцев, уничтожу его.