Buch lesen: «Месть злого духа»

Глава 1. За секунды до катастрофы

– Шевели копытами, опаздываем же! – крикнул я, придерживая входную дверь.

– Да не парься ты, – спокойно ответил Влад. – Без нас не начнут.

Он продолжал невозмутимо зашнуровывать свои кеды, в то время как я беспокойно поглядывал на часы. Репетиция концерта к 9 Мая была назначена ровно на три часа, и времени у нас оставалось в обрез.

Влад – а если официально, то Владислав Волков – мой старинный друг еще с детского сада. Знакомство наше получилось весьма курьезным: в один из моих первых дней в детском саду я отобрал у Влада чем-то заинтересовавшую меня машинку, а он в ответ вмазал мне по лбу резиновым динозавром. После этого мы, оба в слезах, долго выслушивали причитания воспитательницы. Главным образом о том, что негоже колотить ближнего резиновым динозавром по башке и отбирать у других то, что нажито непосильным трудом – тоже. Как ни странно, именно благодаря этому случаю мы и стали лучшими друзьями.

Нам обоим по четырнадцать лет. Наши дома находятся в одном дворе, друг напротив друга, и после школы мы частенько засиживаемся либо у меня, либо у Влада. Внешне мы совершенно непохожи: я – высокий и тощий, как жердь, Влад – чуть пониже и более коренастый.

Ах да, пардон, забыл представиться: вашего покорного слугу зовут Ян Орлов. Ян – это в честь художника Яна ван Эйка¹, от которого без ума моя мама, искусствовед по профессии.

Так вот: приятель мой обладает многими достойными уважения качествами, но есть черта, которая меня порой просто выбешивает – его маниакальная методичность во всем. Если он за что берется, так непременно выполняет все тщательно и выверенно.

Вы спросите – что же в этом плохого? И я отвечу – да, но у всего есть оборотная сторона. Или, если хотите, побочный эффект. В данном случае таким побочным эффектом была выводящая из себя медлительность. И, как следствие, полное отсутствие пунктуальности.

Набравшись терпения, я снова посмотрел на часы. Школа находилась в двадцати минутах ходьбы от моего дома. Если не поторопимся, точно опоздаем, а это не сулило ничего хорошего.

В этом году наша школа организовывала масштабный концерт к 9 Мая. Помимо ветеранов, на мероприятии ожидались важные шишки из мэрии и даже местное телевидение, поэтому администрация школы из кожи вон лезла, чтобы не ударить в грязь лицом. Нашему классу выпала честь исполнить хором две военные песни, и присутствие на всех репетициях, начавшихся аж с середины апреля, было строго обязательным для всех.

Не поймите меня неправильно – инициатива с концертом, безусловно, похвальная, и мы с Владом были совсем не против участвовать. Напрягало другое – частые репетиции, которые для нас, поющих в хоре, были по сути бессмысленными. По крайней мере, я не заметил, чтобы мы стали лучше петь после двух недель репетиций. Сольные номера – другое дело, там нужна практика, но мы… Короче говоря, пользы в этом было чуть, а времени отнималось изрядно, и из школы я приходил уже под вечер.

Сегодня, однако, нас ожидал приятный сюрприз. Последний урок, которым была физкультура, по каким-то причинам отменили, и уже в час дня мы с Владом были свободны. До репетиции оставалась еще пара часов, и мы единогласно решили провести это время у меня дома.

Наскоро перекусив, мы завалились на диван и принялись смотреть какой-то боевик по телеку. Влад параллельно играл с Барсиком, нашим рыже-белым котом. Помесь британца непонятно с кем, Барсик с радостью устраивался на коленях у любого пришедшего к нам гостя. Влада же он и вовсе принимал за родного. У матери моего друга имелась сильная аллергия на шерсть, из-за чего никаких домашних животных у них в доме быть не могло. Поэтому Влад отводил душу у меня, никогда не упуская возможности погладить хвостатого за ухом.

Настроение было отменным. Казалось, в такой отличный день просто не может случиться ничего плохого. Тишь да гладь, спокойствие, лепота…

До катастрофы оставалось несколько минут.

Каюсь – мы засиделись и забыли о времени. Когда я встрепенулся, часы уже показывали без двадцати три.

Влад наконец завязал свои несчастные шнурки, и мы понеслись вниз по лестнице, я впереди, Влад за мной. Я был уже почти внизу, когда почувствовал, что друг остановился у почтовых ящиков.

Обернувшись, я увидел, как Влад поднимает с пола пачку листовок. Красная надпись крупным шрифтом гласила: «Бытовая техника в кредит, под 0 %!» Листовок в пачке было много, штук, наверное, сорок. Видимо, нерадивый разносчик не потрудился засунуть по листовке в каждый почтовый ящик, а просто бросил их на пол.

– Вот же свиньи, – скривился Влад. – Даже до ящика донести не могут.

С этими словами он положил всю пачку поверх почтовых ящиков.

– Кому нужно будет, возьмут, – пояснил он.

Тем временем до катастрофы оставались считанные секунды.

Впоследствии я часто прокручивал в голове этот эпизод, размышляя о том, как бы сложились дальнейшие события, не подними Влад эту пачку листовок. Или, к примеру, если бы разносчик добросовестно выполнил свою работу и разложил листовки по ящикам, как положено. Ведь, как ни крути, именно этот эпизод запустил цепочку загадочных событий, в эпицентре которых и оказались мы с Владом.

Итак, мизансцена: мы на первом этаже, на всех парах мчимся к подъездной двери. Я привычным движением тянусь правой рукой к светящейся в полумраке кнопке домофона. Раздается характерное пиликанье: замок открылся.

Вот только в суете я не заметил важную вещь – звук открывающегося замка раздался за мгновение до того, как я нажал на кнопку. Будь у меня чуть больше времени, я бы сообразил, что кто-то в этот самый момент открывает дверь с той стороны…

Но было поздно. Я с силой толкнул плечом металлическую дверь и тут же услышал звонкий удар со стороны улицы. На секунду дверь как будто уперлась во что-то твердое. После короткой паузы послышался еще один звук, уже глуше, словно на пол бросили мешок с картошкой.

У меня неприятно засосало под ложечкой. Аккуратно приоткрыв дверь, мы выглянули на улицу.

На дорожке у подъезда, кряхтя и постанывая, лежал Григорий Павлович Кутемкин, мой сосед сверху. Холодный пот выступил у меня на лбу. Это был последний человек, которого я бы хотел треснуть дверью…

В правой руке пенсионер держал старую лакированную деревянную трость, вытянув ее перед собой, словно защищаясь. В левой руке он сжимал пакет, из которого по всей дорожке рассыпались яблоки. Одно из них откатилось аж метров на пять.

Сначала мне показалось, что Григорий Павлович – или Палыч, как его за глаза называло большинство соседей, – получил дверью по голове, а в таком случае у него могло быть сотрясение. Но мне хватило пары секунд, чтобы правильно оценить обстановку.

Когда я толкнул дверь, то четко услышал звук удара металла о дерево. Получается, удар пришелся в трость, которую пенсионер зажал в руке, и от толчка он просто опрокинулся на спину. Это, конечно, не снимало с меня вины, но, по крайней мере, серьезных травм можно было не опасаться.

Я бросился поднимать Григория Павловича с земли, попеременно лопоча самые вежливые извинения, на которые был способен. Влад в это время собирал в пакет рассыпавшиеся яблоки.

Разумеется, я предвидел поток справедливых обвинений и ругани в наш адрес, но реакция пенсионера превзошла все ожидания. Едва поднявшись на ноги, Палыч вырвался из моих рук и со всей свирепостью дикого зверя бросился на Влада.

Не знаю, что им тогда двигало: может, подумал, что тот хочет украсть его яблоки, или посчитал, что именно Влад сбил его дверью с ног. Отобрав пакет, Палыч с поразительной для его возраста резвостью размахнулся тростью и чуть не снес моему другу голову. Влад едва успел пригнуться, и тяжелая трость просвистела в сантиметрах над его макушкой. Все это время раскрасневшийся Палыч, брызжа слюной, выкрикивал неразборчивые проклятия.

Я поспешил на выручку другу, что не укрылось от внимания пенсионера, быстро переключившего все внимание на меня. То ли из-за шока от происходящего, то ли из-за своей природной неловкости, но я не сумел увернуться от летевшей в меня трости и получил два болезненных удара в левое плечо. После этого, по-видимому, силы у старика закончились.

Мы с Владом, воспользовавшись передышкой, отбежали не несколько шагов назад, готовые спасаться бегством в случае новой атаки.

На Палыча страшно было смотреть. Редкие волосы всклокочены, лицо перекошено в злобе, а глаза горят такой неприкрытой ненавистью, какой я не видел даже в кино. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, не двигаясь.

– Я с вами еще поквитаюсь, сопляки! – прошипел пенсионер. Затем, подхватив пакет с яблоками и трость, он стремительно вошел в подъезд.

Сказать, что я был потрясен, значит ничего не сказать. Повернув голову, я увидел такое же удивление на лице у Влада. Я потер ладонью ушибленное плечо и осмотрелся. На одной из дальних скамеек сидели три старушки в платках. Они явно обсуждали развернувшийся перед их глазами бесплатный спектакль, периодически поглядывая на нас. Поглядывая, как мне показалось, с некоторым сочувствием.

Только сейчас я осознал, что никто из них не подбежал помочь Палычу. Будь то обычный пенсионер, во дворе мгновенно бы собралась толпа, готовая линчевать молодое поколение за неуважение к старшим. Но Григория Павловича Кутемкина никак нельзя было назвать обычным пенсионером. Наверное, в каждом подъезде есть такой неприятный сосед, которого большинство жильцов старается при любой возможности избегать. Но здесь случай совершенно особый.

О нем много чего говорили. Говорили, что Палыч – колдун и некромант², умеющий навести порчу, сделать приворот, а то и отправить кого на тот свет. Говорили, что он собрал у себя редчайшую коллекцию книг по черной магии, равной которой нет во всей стране. Говорили, что он умеет призывать души умерших и разговаривать с ними. Говорили, что у дверей его квартиры иногда видят странных гостей с копытами вместо ног…

Да мало ли что еще говорили. Слухи, они и есть слухи, что с них взять.

Факты же состояли в следующем: Палыч жил один в двухкомнатной квартире на пятом этаже. Невысокий, крепкий старичок лет семидесяти, совсем не дряхлый. Никогда не был женат, детей не имел. Где работал до выхода на пенсию – неизвестно. Всегда держался обособленно, ни с кем из соседей не общался.

Большинство взрослых в глубине души не верили, что Палыч промышляет оккультизмом. Как-никак, двадцать первый век на дворе: эра смартфонов, планшетов и электрокаров. Какое уж тут колдовство… И все же таинственная фигура одинокого пенсионера с неприятно прищуренными, словно заглядывающими в самую душу глазами у многих вызывала неясный трепет. К нему относились с подчеркнутым уважением, а некоторые откровенно побаивались. Я слышал, что им даже пугали маленьких детей – мол, если будешь плохо себя вести, то придет Палыч из первого подъезда и утащит тебя в свое логово…

Бредни, конечно. Впрочем, благодаря ходившим о нем слухам Палыч был хорошо известен во всем нашем дворе. Естественно, знал о нем и Влад – держу пари, он не обрадовался, увидев, кто стал нашей случайной жертвой…

Отойдя на некоторое расстояние от подъезда, так, чтобы нас не слышали старушки со своей скамейки, Влад произнес:

– Ничего он не сможет нам сделать. Может, родителям твоим нажалуется, и все…

– Знаю, но все равно неприятно как-то, – признался я. – Надо будет сходить к нему, извиниться. Не сейчас, конечно, через пару дней. Пусть пока остынет.

– Можно еще коробку конфет купить, так сказать, в знак примирения, – предложил Влад. – Между прочим, за побои мы сами можем ему претензии предъявить. Чего он сразу на нас с тростью полез? – Влад недвусмысленно покосился на мое ушибленное плечо.

Мы шли через стадион по направлению к зданию школы. Легкий апрельский ветерок приятно обдувал разгоряченное лицо, напоминая о приближении лета…

И все-таки на душе у меня было неспокойно. Вспоминая искры чистейшей, незамутненной ненависти, проскользнувшие в глазах соседа, я просто не мог поверить в то, что мы отделаемся извинениями и коробкой конфет.

И я оказался прав.

Глава 2. Похороны

С тех пор прошло три дня. За это время происшествие с Палычем уже начало постепенно стираться из памяти и терять свою первоначальную остроту, все больше представляясь досадным недоразумением. Жизнь текла своим чередом, а мы старались лишний раз не попадаться Палычу на глаза. Как оказалось, в этом не было необходимости.

В субботу утром, закинув на плечо спортивную сумку, я вышел из лифта и направился к выходу из подъезда. Сегодня мы с Владом договорились сходить в городской бассейн. Чтобы избежать скопления народа, туда следовало приходить как можно раньше. Взвесив прелести спокойно поплавать в пустом бассейне против возможности подольше поспать, мы пришли к компромиссу, решив встретиться в девять утра.

Палец на секунду завис над кнопкой домофона – неприятные воспоминания о недавнем инциденте, уже почти забытом, снова всколыхнулись в моей памяти. Тряхнув головой, я нажал на кнопку и очень, очень медленно приоткрыл дверь.

И сразу понял: что-то не так. Возле подъезда, разбившись на небольшие группки, стояли люди, много людей. Почти все одеты в черное, у многих в руках цветы. Тихие разговоры слышались то тут, то там.

Похороны.

В этот момент мой взгляд опустился ниже, и прямо перед собой я увидел простой деревянный гроб, установленный на трех табуретках. Внутри у меня все оборвалось, когда я узнал лежавшего в гробу человека.

Палыч был облачен в торжественный черный фрак. Бледное, словно сделанное из воска лицо смотрелось неестественно и жутко в обрамлении красной материи гроба. Глаза покойника были закрыты, а руки сложены на груди.

От подобного неожиданного зрелища ноги у меня подкосились, и я едва не сел прямо на пол. Сохранить самообладание помогло то, что на меня посматривали соседи – застывший в дверях подъезда подросток начал привлекать всеобщее внимание.

Собрав все силы, я на ватных ногах обогнул гроб и отошел от столпившихся возле подъезда людей. Находясь на безопасном расстоянии, я вновь обратил взор на разворачивавшееся у подъезда действо.

Первое, что бросилось в глаза – людей было не так уж и много, как мне показалось вначале. Навскидку человек двадцать. Большинство из них я знал, то были старушки из нашего и окрестных подъездов.

Отметил я и то, что никто не выражал откровенной скорби. Люди стояли с постными лицами под стать обстановке, но я не заметил никого, кто был бы по-настоящему опечален смертью Палыча. Создавалось впечатление, будто собравшиеся скорее выполняют некий тяжкий долг, нежели действительно переживают по поводу случившегося.

Тут я заметил двух соседок с третьего этажа, тетю Клаву и тетю Валю, по праву носивших звание главных сплетниц нашего дома. Они увлеченно беседовали, стоя немного в стороне от остальных. Я, как мог незаметно, приблизился к ним и встал неподалеку – так, чтобы слышать все, о чем они говорили, но не создавать впечатления, что я откровенно подслушиваю.

За десять минут шпионажа удалось узнать немало ценной информации. Выходило, что Палыч умер утром в пятницу (стало быть, через два дня после нашего с ним инцидента). Насчет причины смерти мнения разошлись – тетя Валя уверяла, что это был сердечный приступ, а тетя Клава – что Палыч от старости помер. Далее последовали долгие и весьма жаркие дискуссии о том, являлся ли Палыч на самом деле колдуном или нет. Обе соседки в итоге сошлись на том, что все-таки «якшался старый с нечистой силой», и перекрестились.

После этого разговор резко перескочил на тему повышения цен на гречку, и я потихоньку отошел в сторону. Требовалось бежать на встречу с другом, силуэт которого уже виднелся в дальней части двора, на нашем обычном месте.

Выслушав новости, Влад присвистнул:

– Надо же, как в жизни бывает. Еще пару дней назад он нас чуть не прибил, а теперь…

При этих словах мне вдруг пришло в голову, что мы так и не успели извиниться перед Палычем за тот инцидент. Услышав об этом, мой друг философски заметил:

– Ничего не поделаешь. Как говорится, прожитого не пережить, а прошедшего не воротить…

Вполне резонно.

Дальше мы шли молча. Честно говоря, чувствовал я себя паршиво. То было не только угнетающее чувство, которое всегда остается от созерцания похорон. Нет, имелось и что-то еще, ощущение чего-то мрачного, неумолимо надвигающегося на нас, точно сгущающиеся перед грозой тучи…

* * *

Ближе к вечеру того дня я решил, что настало время духовно развиваться. Иными словами, что-нибудь почитать. Поразмыслив, я взял с полки «Мастера и Маргариту» Булгакова, завалился на кровать и принялся за чтение.

Точно не помню, когда начались те странные звуки. Я, как и любой городской житель, привычен к различного рода шумам, периодически возникающим у соседей. Оказывается, у этого явления даже есть название – феномен катающегося шарика. Суть его вот в чем: в многоэтажных домах люди периодически слышат звук, похожий на катающийся по полу металлический шарик. Звук раздается в квартире сверху и обычно вызывает лишь ворчание в адрес соседей, в очередной раз что-то уронивших на пол.

Но если разобраться – никакого шарика там нет и быть не может, да и в квартире, возможно, в тот момент никого нет. Откуда берется этот звук, неизвестно. Существует множество версий, но ни одна так и не смогла объяснить его причину. Отличная городская легенда.

Должно быть, мой мозг некоторое время игнорировал необычные шумы. Обратил я на них внимание, лишь когда они стали громче и начали откровенно раздражать. Попеременно слышались стуки, скрежетания и поскрипывания, словно переставляли мебель.

Я посмотрел на потолок, так, будто соседи сверху могли видеть мой укоризненный взгляд и устыдились бы того, что мешают окружающим, которые в эту самую минуту пытаются духовно обогатиться.

И тогда до меня дошло, кому принадлежала квартира сверху.

Палыч. Человек, которого несколько часов назад увезли в гробу на кладбище. Переставлять мебель в его квартире было некому.

Вдруг сверху раздался грохот, такой, как если бы на пол со всей силы бросили диван. Я аж подскочил на месте. Потом подскочил еще раз, когда моя прислоненная к стене гитара упала на пол, а ее струны при этом звонко тренькнули.

Пару секунд было тихо, затем снова послышался противный скрип, словно по полу двигали деревянный стул.

В квартире Палыча бурно справляют поминки? Или его родственники, не теряя времени даром, уже приступили к освоению наследства?

Ответа я не знал, но отчего-то догадывался, что ни то, ни другое не являлось истиной. В квартире не слышалось разговоров, которые бы указывали на присутствие людей. Да и сами звуки были какими-то резкими, отрывистыми.

Я встал и вышел из комнаты, отметив, что в прихожей шум почти не слышен. Значит, источник звуков находился прямо над моей комнатой.

Ради интереса заглянул в гостиную. Папа, как обычно, уткнулся в телевизор, а мама читала газету. Никакого шума они, похоже, не слышали.

До конца не осознавая, что же намерен делать, я приоткрыл входную дверь и на цыпочках вышел на площадку нашего четвертого этажа. Подошел к лестнице, заглянул наверх. Света на пятом этаже было мало, и разглядеть что-либо не представлялось возможным. Постояв некоторое время в нерешительности, я начал подниматься по лестнице.

Вскоре передо мной предстала пустая, утопающая в полумраке площадка пятого этажа и четыре двери. Дверь квартиры Палыча – первая по левую руку. Обычная металлическая дверь, обитая снаружи дешевым черным кожзамом.

Здесь и вовсе не слышалось никаких звуков – либо они прекратились, либо вовсе не проникали в подъезд из-за хорошей звукоизоляции. Приложив ухо к двери, я пытался различить что-то, что указывало бы на присутствие людей в квартире, но тщетно. Все выглядело так, словно внутри никого не было.

После пяти безрезультатных минут я решил, что пора ретироваться. Застукай меня кто-нибудь из соседей Палыча за подобным занятием, я вряд ли смог бы объяснить свое поведение.

Уже захлопывая дверь своей квартиры, я краем глаза различил какое-то движение на лестнице. Словно неясная тень на мгновение скрылась за углом, в том самом месте, где я только что прошел. Сначала я подумал, что это кто-то из соседей спускается вслед за мной, но в подъезде было, как всегда, тихо.