Туман и Молния. Часть 19

– Я и шприцом своим могу сделать, если захочу. Сажа, моча и игла от шприца – все, мне больше ничего не нужно, – спокойно ответил Ник, никак не отреагировав на то, что Корс перешёл на крик.

– Нет! Ты не можешь врать, я сейчас умру! Признайся честно! Я не переживу, если ты наделаешь себе ещё татуировок! Я и так до сих пор не могу смириться и принять, что на твоем лице тавро, как у скота!

– Угу…

– Чернилами пишут на бумаге, а не на лбу, лучше этому бы научился!

– Я умею писать на бумаге!

– Да?

– Да!

– Что-то я не замечал, чтобы ты хоть раз за это время написал хоть что-то хоть на одном листке!

– Просто ты никогда не просил меня писать. Я умею писать!

– Напиши тогда!

– Сейчас ничего не буду для тебя писать!

– На лбу ты своём только и умеешь писать! Признайся, ты не можешь мне лгать, ты пошутил про татуировку?

– Да, я пошутил, – согласился Ник.

Корс выдохнул с облегчением:

– Не шути так больше, это глупо. Яд стал выходить из твоего шрама, как предупреждал Кассиэль? Ответь?

– Постоянно течет из него, – Ник нехотя ответил ему и склонился к ноге, чуть задирая вверх штанину.

– Ох, – едва успокоившись, что Ник пошутил про татуировку, Корс снова занервничал, – что течет?

Ник не отвечал, внимательно разглядывая свою ногу.

И даже сейчас, несмотря ни на что, Корсу хотелось его воспитывать, задать Нику хорошую трепку и как следует наказать за всю ту дурь, что он натворил. За то, что никогда не слушался толком, упрямо делал свое. За то, что ослепил его вчера и позволил ударить. И за то, как он выглядел сейчас: неаккуратный, грязный, одетый черт знает во что. Больной, с забинтованным лицом, но при этом упрямо продолжает гнуть свою линию. Глупо шутит, зная, что вызовет у Корса выплеск эмоций одним только словосочетанием «лицо – татуировка». Шмыгает носом, заткнутым кольцом, и беспрерывно подносит к нему руку, дотрагиваясь до него и теребя.

Не обращая внимания на Корса и, видимо, не слушая его эмоции и мысли на свой счет, Ник попытался приставить иглу к своей ноге. Корс смотрел на его черную от татуировок кожу и широкую черную полосу «браслета», опоясывающего щиколотку чуть повыше ступни. Позорная рабская полоса была хорошо видна и выделялась, даже несмотря на то, что к ней вплотную прилегали узоры других татуировок, что-то похожее на острые зубы. Зубы на ноге, ну, такое только его Ник мог сотворить, Корс уже не удивлялся. Разрушать себя ежесекундно – непреодолимая тяга его сына и Демона. Чуть развернув ступню вбок, Ник ввел наркотик во внутреннюю часть ноги чуть повыше щиколотки.

– Какой по счету укол ты себе уже сделал? – спросил Корс. То, с каким маниакальным упорством и без передышки Ник вливал в себя вещества, начинало пугать.

Молчит. Он обдолбан. Уже с утра. Как заставить его подчиняться? К сожалению, больше никак.

– Ты хочешь снова словить передоз?

– Нет, – Ник чуть мотнул головой в отрицательном жесте, лег на спину, – Мне тоже вода нужна, только другая, не дождевая.

– Опять?!

– Что значит опять?

– Ты же говорил, что колол её в своём Пределе?

– И? Сколько времени уже прошло?

– Нет, это никогда не закончится!

– Закончится. Скоро тело перестанет подниматься.

– Я не переживу, если ты умрешь!

– Я давно уже мертв.

– Ник! Почему ты выводишь меня на эмоции?! Ты бесконечно выводишь меня на эмоции! Хватит меня жрать!

Ник лежал, не шевелясь, согнув здоровую ногу в колене и чуть запрокинув забинтованную голову, растрепанная коса с вплетенными в нее бусинками лежит рядом, подметая пол. Он не отвечал Корсу, словно не слышал его.

Не подумав, в каком-то исступлении Корс бросился к нему, и, схватив за предплечье, рывком поднял со шкур. Ник быстро зыркнул на него из щели между бинтов, но ничего не сказал, остался сидеть. Но этот взгляд… У Корса всё внутри похолодело.

– Не трогай, – очень спокойно, и от этого его голос прозвучал ещё страшнее, сказал Ник.

– Прости… – прошептал Корс, но сразу снова закричал в отчаянии:

– Сколько еще ты будешь мучить меня, Черный Демон?! Видя, как ты разрушаешь это тело, я погибаю вместе с вами!

– Уходи, я тебя не трогаю, сам шкуру трешь вокруг меня!

– Что?

– Лезешь ко мне. Что ты лезешь ко мне? Ты понимаешь, что ты делаешь сейчас?

– Да, черт возьми, я не могу отцепиться! Зная, какая ты дрянь, все равно не могу! Крепко ты меня привязал! Ненасытная конченая дрянь!

– Уходи, – сказал Ник.

– Но тебе плохо! Дай помочь!

– Я Демон, который жрет тебя и мучит, отобрал у тебя всех близких тебе людей и погубил твою жизнь, кому ты собрался помогать?!

– Сыну.

– Сыну? Хромому дурачку с позорным … тавро на лице? Он тебя не достоин. Убирайся!

– Но куда мне идти?

– Куда хочешь!

– Ты что, меня отпускаешь? – не поверил Корс.

– Нет. На совсем я тебя не отпущу, не надейся. Просто сейчас проваливай, иначе я прибью тебя, просто убью! Не веришь?

– Ты сказал, что не разлюбил меня, несмотря на мой властный характер, а значит, все же разлюбил? Больше не любишь меня?

– Какая разница?!

– Если ты отражаешь мои чувства, услышь, как ты меня мучаешь. Ты меня мучаешь!

– Ты думаешь, ты мучаешься? Я тебя мучаю? Ну, тогда тебя еще ждет очень много сюрпризов! А сейчас пошел вон!

Ник вдруг как-то странно засипел, словно он задыхался, сделал резкое движение головой, как будто его сейчас стошнит, схватился за горло. Корс наблюдал за этим в ужасе.

– Убирайся и не появляйся, пока я не позову! – прохрипел Ник.

– Прогоняешь меня, как собаку?

– Не нарывайся!

– Мне плевать! В тебе живет мой сын! Ты в симбиозе с человеком, и ты наполовину человек, тебе плохо! Что с тобой сейчас?!

Ник снова резко дернулся, держась за горло, он словно пытался исторгнуть из себя что-то, раз, второй, третий. Корс слишком хорошо помнил, как тошнило и выворачивало его самого.

– Ник, у тебя передозировка! Чертов наркоман!

Ник упал навзничь, закрывая лицо руками.

Корса трясло:

– Ник, ты ведешь себя плохо со мной, потому что ты по сути остался ребенком! Ты не развился как человек и личность! Я видел тебя! Я видел, как твоя так называемая мать обращалась с тобой! Маленький одинокий заброшенный мальчик! Никому не нужный сирота, беззащитный от жестокости взрослых и их произвола. Зависимый от них в своей детской слабости. Эта тварь мучила тебя! Держала в каком-то чулане, как в могиле!

– А-а-а…

– Мне очень жаль! Ты стал принимать наркотики и алкоголь, чтобы забыться от нелюбви и равнодушия окружающих. Внутри себя ты так и не нашел стержня, даже расчёсывать волосы так и не научился! Ты пропащий человек социального дна, и ты никогда не сможешь подняться до нормального общества без поддержки! Наркотики, алкоголь, беспорядочные половые связи, извращения, жестокость, отсутствие чести и достоинства…

– Перестань! – буквально взвыл Ник и зажал руками скрытые бинтами уши.

– Посмотри на себя! На кого ты похож? В кого ты превратился? Ты перестал меня слушаться и мгновенно скатился назад в яму. Без моей поддержки, внимания и воспитания ты сразу опустился и сдал. И пары недель не прошло после нашей ссоры, а ты снова скатился туда, откуда я тебя вытащил! Вместо того, чтобы тупо пожирать меня, вызывая на эмоции и питаясь ими и моей кровью, ты должен был слушаться меня! Дурная бесовская сущность в слиянии с таким же дурным человеком, почему ты не слушаешь отца! Если бы ты слушал меня, все было бы хорошо!

– Уходи.

– Хорошо я уйду, но знай…

– Да убирайся уже, блядь! – заорал Ник, и, резко сев на шкурах, с силой швырнул в Корса своим тяжелым сапогом нечистых.

Корс едва увернулся, вылетев за дверь.

Ему было очень обидно.

Глава 4

Дрожа от обиды и злости, Корс стоял у порога их походной палатки под моросящим дождём. В кружевах и наполовину застегнутом роскошном камзоле, украшенном пуговицами с драгоценными камнями и золотым шитьем на лацканах, в штанах из дорогой замшевой кожи, и при этом босиком. Он опустил взгляд на свои ступни. Истинный черный, благородный господин, элита Мира без неба, стоит босой в грязи, в дождевой луже. Корс вообще не помнил, когда последний раз ходил по земле босиком, наверное, это было в далеком детстве. И сейчас он пребывал в полном шоке. Его вот так выперли, босого, под дождь, в грязь, толком не одетого, да и одетого совсем не по ситуации. Ник вышвырнул его, как собаку! Не слушается ни в чем! Грозился прибить! И куда теперь ему идти? Но обратно он не вернётся, раз так! Проситься обратно, просить прощения, снова ползать на коленях – нет уж!

Едва превозмогая отвращение, Корс осторожно наступил в жидкую грязь, перемешанную с ошметками сена и кусками навоза. Боясь поранить ступни о какой-нибудь валяющийся гвоздь из подковы или осколок разбитой бутылки, он сделал несколько шагов вперед. Края его штанин уже намокли и загрязнились. Наверное, нужно было сразу подтянуть их вверх или закатать, но тогда он смотрелся бы еще глупее. Где его чертов конь, долбаный Грркх? Корс громко позвал его, сразу услышав в ответ ржание совсем неподалёку. Он быстро прошёл несколько низких шатров. Над ними вился дымок, наверняка там находились хозяйственный Верный и Валентин, может даже в этот момент они кипятили для Корса воду. Но Корс не хотел их видеть, и ещё больше не хотел, чтобы они видели его в таком жалком состоянии. Он нашел Грркха привязанным под прямоугольным навесом, установленном на высоких шестах. Его конь спокойно стоял рядом с Нечистой Силой и Красавчиком. Помимо того, что для коней соорудили крышу, защитив их от дождя, Грркх был рассёдлан и заботливо укрыт шерстяной попоной. Рядом с ним на чистом поддоне лежало сено и стояло ведро, доверху наполненное водой. «К коню относятся лучше, чем ко мне!» – гневно подумал Корс. Он поискал глазами своё седло, но не нашёл его, и вообще ни одного седла. Похоже, Верный унёс все сёдла и сбрую в свою палатку, подальше от сырости и дождя. «Кони ухожены, и здесь порядка больше, чем в шатре у Ника с Арелом! Только у вас вечно грязь, холод и бардак! Ну и хрен с вами!» – продолжая злиться, Корс грубо сдернул с коня попону и вскочил на него без седла, чувствуя, как по телу Грркха от загривка и до хвоста волной пробежала крупная дрожь. Коня передёргивало под седоком, и он ржал, нервно переступая копытами, но Корс не обращал на это внимания. Яростно выкрикнув команду и ударив коня грязными пятками по бокам, он погнал его вперёд, туда, откуда пришел вчера, и где были его Парки и Эдриан.

Отреагировав на зов, Парки выскочил из своей палатки, и, так как Корс застал его врасплох, нечистый не сумел сдержать эмоций, и буквально на секунду в его взгляде промелькнуло восхищение. Корс это заметил и понял причину. Да, камзол был действительно роскошным, а то, что носить его в такой ситуации неуместно, Парки не осознавал, так же, как и Ник, и впрочем, все другие нечистые тоже. И то, что на Корсе дорогая одежда, но при этом у него босые ноги в грязи, совсем не показалось Парки странным.

Корс слез с коня. То, что он был без обуви, невероятно его угнетало.

– Парки! Немедленно расставь мой шатер! У тебя пять минут!

– Есть, командир! Я могу вам предложить, командир, пока что укрыться в моей палатке. Дождь.

Корсу совсем не хотелось заходить в палатку нечистого, но стоять вот так, как болван, перед своими подчиненными, тоже было сомнительным вариантом.

– Хорошо, поживее только!

Корс зашел в палатку своего капитана. К его облегчению, внутри было довольно чисто и уютно. У одной стены стоял стол и стулья, у другой располагалось спальное место – низкий настил, заваленный шкурами. На нем, поджав ноги, сидела Тютя. Раздетая, с растрепанными яркими волосами, она с ужасом смотрела на Корса, а он смотрел на ее жуткие шрамы от ожогов на месте груди и на глубокий вертикальный шрам на животе. «Каким нужно быть извращенцем, Парки, чтобы хотеть такое?» – Подумал Корс, и, видимо, отвращение непроизвольно отразилось на его лице, потому что рабыня, опомнившись, схватила свое платье, очень быстро его надела, в считанные секунды набросила накид и выскочила из палатки. Корс сел за стол, и, взяв из коробки, лежащей на нем, сигарету Парки, закурил. Он слышал, что на улице началась суета, крики нечистых, Парки раздавал отрывистые команды.

Постаравшись немного успокоиться, Корс решил проанализировать ситуацию.

«Что опять он сделал не так? Сейчас чем он его обидел? Что такого обидного он сказал Нику? Ничего! Ничего плохого он не сделал и не сказал! Это Ник его обижал, обманывал, высасывал и жрал, как хотел. Демон цинично жрал жертву, которая ничего не подозревала и была уверена в его честности. И даже после всего, что проделал с ним Демон, после того, как вскрылась ложь и предательство, он, как отец, искренне хотел помочь ему с лечением! А Ник в благодарность наорал на него и запустил сапогом! Эти его беспричинные вспышки ярости просто выбивают из колеи. Даже князь Арел, несмотря на всю свою дурь, ведет себя более адекватно и последовательно. Ник совсем больной. Как это бесит! Неадекватный придурок, сирота с покалеченной психикой, да ещё и с подселением наказанного Демона-изгоя. Как сказал ему Лис? «Я уже не удивляюсь, что твои дружки Демоны выперли тебя из своего мира!» Точно! Лис прав! И что я после этого хочу? Каких разумных действий от ненормального? А ведь, несмотря ни на что, я к нему по-хорошему, а он опять! Почему Ник снова разозлился? Он совершенно не переносит, когда ему говорят правду. Не хочет слышать правду о себе. То плачет, то злится. Но при этом ничего не делает, чтобы измениться в лучшую сторону, и ничего не слушает. Он выполняет задания только благодаря своей милой внешности, за которую, кстати, должен быть благодарен мне! И я всегда за ним ухаживал и его любил! И вот как ему помочь, если он все отвергает сам, топчет, отталкивает. Любое терпение лопнет!» – мысленно возмущался Корс.

Корс часто задумывался: а что, если бы в тот вечер он промолчал, не сказал, что увидел правду? Всё осталось бы по-прежнему, и Демон не наказывал бы его? Но! Тогда они бы продолжали считать его дурачком, над которым можно потешаться и нагло употреблять. Нет, это тоже не выход. Теперь они, по крайней мере, будут знать, что он все понял и его не так легко провести. «Какой же все-таки Ник обманщик! – Корс снова зашелся от обиды. – Но теперь Ник не сможет больше водить меня за нос. И все будет честно. Только вот как? «Я – Никто, я – отражаю», и что ты там собрался отражать? Я в тебя сапогами не швырялся!»

Корс постарался припомнить все, что делал с Ником, и всё, что сам Ник делал с ним.

«Ник сказал: «Не люблю тебя бить». Как же! В своем Пределе избил меня не слабо! Не жалел, бил с удовольствием. Отомстил мне сполна, и за свой допрос в тюрьме, и за Арела. Сломал мне нос, я был черным от гематом, а он трахал меня, наслаждаясь видом моего тела, покрытого багровыми кровоподтеками, любуясь моим обезображенным опухшим лицом. Все ему было нормально, и всё нравилось. «Не люблю тебя бить» – ну конечно! Чуть не убил меня совсем недавно. Если бы Арел не спас меня, не отвлек Демона, он бы меня убил. И вчера. Я чувствую этот удар до сих пор. Ударили со всей силы. У меня наверняка сотрясение мозга. Может, не он, конечно, а князь, но в любом случае, он наверняка приказал это сделать. Или, даже если и не приказывал, и это была полностью инициатива Арела, он не остановил его. Ничего не сказал. Я его так никогда не избивал! Что я делал с ним? Так… оскорблял, унижал, «бил словами», как он говорит, ладно, это меня меньше всего волнует, это просто слова. Я связывал его, держал на цепи и завязывал ему глаза. Что ж, это началось уже вчера. Он таскал меня на цепи и ослепил. Ещё… я бил его, не сильно, но бил. И мне достанется, это тоже понятно, это тоже началось уже вчера. Что ещё? Надел ему на голову мешок, засунул палку… О-о-о! – Корс буквально подпрыгнул на стуле, – Так, отвлечься сейчас от этого… Что ещё может быть? Может, есть что-то хуже? Я отлупил его как следует ремнем за невыученный урок, нет… палка, похоже, хуже. Черт! – Корс снова схватился за сигареты своего капитана. – Ещё на праздновании победы в Рудном городе я ударил его при всех за столом и выбил ему зуб. Но, черт возьми, я здесь ни при чем! У Ника и так все нижние зубы шатались! Я и ударил-то не слишком сильно, зуб сам вывалился, князь Арел первым их ему расшатал. Нет, палка хуже всего! Однозначно хуже! Надеюсь, он не сделает этого сейчас, в дороге, тогда я просто не смогу сесть на коня. Нет, он не станет. А вот когда вернемся в Чёрный город, его ничего не будет сдерживать. Что же делать?! Нужно бороться, просить пощады бессмысленно. Звать Зафа? Он предлагал. Он волнуется за меня, потому что знает своего Белого Лорда. Заключить с Демоном очередную сделку? Но что я могу предложить ему? Деньги, рабов? Демона это не интересует. Себя? Ха! Демон забрал у меня все! И гордость, и честь, и привязанности. И любовь. Тело и душу Демон тоже у меня забрал. Ничего не осталось. Мне нечего ему предложить. Так о какой сделке можно вести речь, если я давно все отдал? А о том, сколько я сделал для Ника хорошего, как заботился о нём, лечил, одевал и кормил, Ник и не вспомнит, это он «отражать» не станет, уж понятно, отражать любовь и заботу не интересно! Что же делать? В городе обратиться к Леонардо? Ведь мы действительно не ссорились, и формально остаемся друзьями. У Лео свои Демоны, пусть договорятся с моим придурковатым. Боги, о чем я думаю?! Ну, а что остается? Мне нужна поддержка. Без поддержки влиятельных друзей очень трудно, а когда с поддержкой, и тот, кто нужно, замолвит словечко, все совсем по-другому. Мне нужны покровители. Так. Заф сам предложил помощь, это отлично! И он уже предупредил о некой «критической ситуации». Дело серьезное, нужно выкручиваться. В этом Лис был мастером, вот кто бы мог сейчас помочь, успокоить Демона и дать мне толковый совет, как лучше себя вести. Да хотя бы просто разрядил обстановку и рассмешил грубоватой присказкой простолюдинов. Да, Лис, пошутить ты умеешь, рыжая бестия! Но как к нему обратиться? Лис ни хрена не слышит мысли, и дочка тоже. Черт! Салафаэль! Попробовать достучаться до него? Он ведь связь Демона с Лисом. Но, может, Салафаэль только Демона и слышит? Или Демон не позволит с ним общаться. А если позволит, что сказать Салафаэлю? «Иди к Лису и скажи…» Что скажи? Посвящать его во все детали? А вдруг Лис там со своим отцом занят делами города? Ну, это не важно, ничего страшного, отвлечется. А если он просто валяется пьяный? Это более вероятно. Наверняка теперь отец всё делает за него, как до этого все делал я. Лис умеет только лезть на рожон, пить и сыпать присказками. У Салафаэля есть Шаг! А у Зафа наверняка есть связь с братом! Уже что-то!» – обозначив круг возможных защитников, Корс чуть успокоился. Его не дадут в обиду.

«Но почему Ник такой дурак? Почему?» – спокойствие оказалось недолгим, Корс не мог взять себя в руки. Мысли крутились в его голове снова и снова. Он перебирал все возможные варианты будущих событий по третьему кругу, раз за разом обдумывая ситуацию, в которой оказался, и искал выходы из нее с наименьшими потерями. Всевозможные версии накручивались друг на друга, предположения становились все более фантастическими. Одну за одной Корс курил сигареты Парки, чувствуя, что теряет в пустых измышлениях последние силы, и не мог остановиться и перестать.

«Что я мог упустить? Чему не придал значения? Что ещё можно придумать? И чем может помочь Лис? Лис сам прогибается. Лиса самого они валяли как хотели перед походом на Рудный. Ему здорово досталось, и он подчинялся. Чем он мне поможет? Шуткой? На самом деле, это я ему помогал. Я выступил в качестве его покровителя, пообещал уговорить Демона, сменить гнев на милость, чтобы Демон, наконец, разрешил Лису стереть позорный клоунский грим с лица. Я, правда, не успел этого сделать, но Лис ведь подумал, что я попросил за него, и сказал мне: «Спасибо»! Значит, Лис теперь должен помочь мне! Вернуть долг! А если в городе я откровенно поговорю с Леонардо? Разговор очень непростой, и что Леонардо скажет мне на это?»

– Задача выполнена!

Корс резко вздрогнул от неожиданности. Безумный поток его размышлений прервал Парки. Он зашел в палатку, бесцеремонно выдернув Корса в реальность, и теперь стоял перед ним, ожидая дальнейших приказаний.

– Командир, все готово, – снова отрапортовал нечистый, видя, что Корс, просто сидит, тупо уставившись на него, и молчит.

– А-а…а… коня. Моего коня вы поставили под навес? – наконец спохватился Корс.

– Так точно, – Парки отдал честь.

– Ладно, – Корсу не к чему было придраться. В палатке у Парки было чисто и без излишних роскошеств, по мнению Корса, не положенных его подчиненному. Аскетично, скромно, ничего лишнего. Шатер Корса нечистые поставили быстро. За конем ухаживают. Корс поднялся, гордо распрямил спину, и, сделав каменное выражение лица, направился к выходу. А заметив, что наследил у Парки в палатке своими грязными ногами, он постарался придать своему лицу еще большую надменность.

Войдя к себе, Корс увидел Тютю. Она сидела на коленях, низко склонив голову, покрытую черным накидом, и рядом с ней стоял таз с водой. Корс все понял, сразу сел на стул. «Если вода будет холодной, я вам такое сейчас устрою!» – зло подумал он, ему все еще хотелось сбросить на кого-нибудь свое раздражение. Но вода в тазу была теплой, приятно отогревая замерзшие ступни. Тютя очень аккуратно и бережно принялась смывать грязь с его ног мочалкой, намыленной мылом. Кисти ее рук были открыты, и Корс видел, что на пальчике рабыни поблескивает тоненькое золотое колечко с голубым камушком. «Ох, Парки, глупый волчок! Что же ты делаешь? Зачем задариваешь бесполезную хитрую лисичку драгоценными подарочками? Как она это делает? Как эта красная сучка умудряется раскручивать его? Ведь у нее нет ничего! Ни языка, ни груди, обрезанная сухая дырка. Нет ничего, но, однако, она имеет влияние на моего капитана, какую-то тайную силу, которой беззастенчиво пользуется в своих целях и для своего блага. У нее есть скрытые рычаги влияния, – размышлял Корс, – а у меня нет никакой возможности влиять на Ника! И почему у меня нет до сих пор такой невидимой силы, как у князя Арела! Только поэтому я не могу дать им достойный отпор. Конечно! Арел быстро задавит меня своей силой, а Ник тем более обладает ею в совершенстве. А я – нет! И мы не на равных! Почему я слышу бесполезные мысли, но не могу никого сжать! Сдавить горло!»

Корс попытался представить, как сжимает горло Тюте. Парки исполнил приказ Корса и покрыл рабыню накидом, но не таким, какой она носила в городе. Эта накидка была более легкой и свободной, из тонкой шелковистой ткани, ниспадающей вниз красивыми складками, она не так сильно сковывала движения. На голове, поверх длинного струящегося платка, была повязана широкая налобная повязка, затянутая узлом на затылке. Для глаз было оставлено немного пространства. Налобная повязка и ткань, закрывающая лицо, над переносицей соединялись вместе тонкой черной тесемкой. Глаза рабыни были опущены вниз и почти не видны, но Корс, сидя на стуле и глядя на девушку сверху вниз, видел, как подрагивают ее каштановые пушистые ресницы, когда она моргает. Видел, что ее верхние веки красиво подчеркнуты черной краской. Он и сам не понимал, почему его это так раздражает, и поэтому со злостью продолжал представлять, как двумя руками с силой сдавливает ей шею, но Тютя не поднимала глаз и спокойно продолжала натирать его ступни мочалкой. На нее ничего не действовало!

«Ну, уж если такую слабую дрянь я не могу потрогать, то что говорить о других! Да они хоть сейчас меня убьют, если захотят! На расстоянии!» – в отчаянии Корс снова попробовал сжать Тютю, и снова ничего не произошло. Он отступил. Тютя стала ополаскивать его чистые ступни водой из кувшина.

«Тютя… Тютя… а есть вообще у этой сучки имя? Может, зная ее настоящее имя, я смогут воздействовать на нее?» – и как только Корс об этом подумал, перед его глазами появился какой-то набор из цифр и букв. Корс видел его очень отчетливо – «мс13590вг». Он всегда легко запоминал числовые комбинации, часто помечая цифрами свои документы. Говорил своему секретарю: «Принеси мне из архива папку номер такой-то или такой-то…», знал наизусть все номера статей кодекса. Нет, похоже, у Тюти никогда не было имени как такового, но у нее был инвентарный номер!

Ночь. Низкий серый барак с рядами плетеных циновок на полу. Много девочек, пара десятков, а то и больше, лежат на циновках и спят. Вот и Тютя. Она не спит, прижимается к девочке, лежащей рядом, они обнимаются, льнут к друг дружке. Тюте лет восемь-девять, но девочки могут быть и старше, Корс уже привык, что дети в его видениях всегда выглядят не на свой реальный возраст, от тяжелых жизненных обстоятельств они худенькие и маленькие. И у Тюти еще есть язык, и грудь пока не тронута, ее просто нет, потому что она еще не выросла. Мимо его взора вихрем проносится целый калейдоскоп из очень ярких, теплых и приятных моментов, всегда связанных с этой другой девочкой, чей инвентарный номер «мс137100оф». Она и Тютя лучшие подружки, постоянно вместе, смеются, обнимаются, целуются. Он видит какие-то занятия, на которых рабынь обучают труду. Девочки также приучаются носить накид, у Тюти и всех других учениц нет лица. Они беспрерывно что-то моют, скребут, трут и убирают. Им не очень это нравится, но деваться некуда, и они покорно выполняют задания: подметают и моют полы, отмывают до блеска грязную посуду, пропалывают какие-то грядки, собирают с высоких кустов спелые темно-красные ягоды. Ежедневная работа с раннего утра и до позднего вечера. В определенный день их бьют, не за какие-то провинности, а просто для порядка, бьют довольно ощутимо. Корс быстро пролистывает историю жизни рабыни, как страницы не интересной ему книги. Он не хочет смотреть воспоминания, состоящие из бесконечного труда, побоев и насилия. Но он видит, что каждую ночь Тютя и «мс137100оф» прижимаются к друг дружке на своих жалких циновках и любят друг друга. Как ни странно, их воспитатели не обращают на это особого внимания. Взрослые женщины, покрытые накидами и безликие, они не интересуются жизнью своих подопечных.

Да и сами девочки воспринимают их равнодушно, как день и ночь, дождь и ветер, некие силы природы которые существуют в окружающем их мире. Тютя со своей подругой покорно живут в предложенных обстоятельствах и одновременно в их личном маленьком мирке, до которого никому нет дела, и вот там подружкам интересно, и они счастливы. Но лишь до поры до времени. Корс отмечает, что девочки повзрослели, и слышит, как одна из наставниц говорит другой, указывая на «мс137100оф»:

– Эта очень ленивая, ее в госпиталь, раненым воинам нужна кровь. А эта, – и она указывает на Тютю, – более трудолюбива, и чуть сообразительнее, ее в помощницы по хозяйству.

Подруг разлучают, и Корс понимает, что Тютя больше никогда не видела «мс137100оф», скорее всего, в госпитале ее очень скоро распотрошили на органы для раненых воинов. А Тютю искалечили согласно традициям, окончательно замотали в накид и отправили работать. Но, как ни странно, у Корса создается такое впечатление, что эта девочка словно всегда рядом с Тютей. Тютя продолжает мысленно возвращаться к ней, вспоминает их детские игры, и абсолютно каждую ночь видит ее во сне, где они вместе играют и любят друг друга. Нет, она не страдает, и, наверное, даже не скучает по подруге в прямом смысле этого слова, испытывая скорее легкую грусть – так получилось и значит, так было суждено. Полное принятие ситуации и покорность судьбе, какой бы несправедливой она не была. Принять ситуацию. ПРИНЯТЬ и ОТПУСТИТЬ.

«Да пошла ты в задницу, Тютя! – с негодованием вспылил в своих мыслях Корс, – только твоего бессмысленного детства мне еще не хватало! Ну что за напасть, этот дар – видеть чужие жизни! Зачем мне эта информация? Значит, ты, Тютя, неравнодушна к девочкам, но мне-то какая разница?!»

Сделав своё дело, Тютя спокойно ушла, а что теперь делать Корсу?

«Приказать принести еще воды и вымыться? Привести себя в порядок?» —но ему не хотелось. «Приказать принести обед?» – есть не хочется. «Приказать принести вина?» – но Корс знал, что в таком настроении, вино ему не поможет, а лишь усугубит ситуацию. Опьянение даст ложное облегчение на короткое время, а выпить для этого придется очень много, и когда он протрезвеет, его начнет накрывать невыносимыми приступами страха, гораздо сильнее, чем сейчас, и придется снова пить, чтобы успокоиться, он завязнет, и будет долго и мучительно выбираться из всего этого дерьма. Так уже было.

«Может, лечь спать? Но время полдень», – Корс потерял интерес к жизни, и ему все было безразлично. Он лег на свою походную кровать и просто тупо лежал, не шевелясь, пока его не побеспокоил Парки.

– Командир, разрешите доложить? Там пришел Верный, просит вас.

Корс вскочил, его сердце бешено заколотилось, но он взял себя в руки и с кривой усмешкой произнёс:

– Что, пришёл твой дружок, такой же волчок-дурачок?

Но Парки качнул головой в отрицательном жесте:

– Нет, командир, не сравнивайте нас. Я из свободного племени, а Вер сторожевой пёс.

– Пусть пройдет!

Но, к разочарованию Корса, Верный не сказал ему: «Хозяин зовет вас обратно», или что-то подобное, он лишь принес высохшую одежду, сапоги и бутылку воды.

– Господин, ваши вещи. И вы просили воды, я хорошенько прокипятил ее и остудил. Перелил в бутылку, чтобы удобно было пить. Вот ваша питьевая вода.

– Спасибо, – буркнул Корс.

«Интересно, что там сейчас делает Ник?» – подумал Корс и не удержался:

– Верный, что делает господин?

– Господа спят, – ответил Верный.

«Ну конечно! Что еще они могут делать!» – и Корс сказал:

– Верный, переложи своего господина с пола, накрой одеялом, позаботься о нем.

Верный кивнул:

– Но только если он сам захочет, вы же понимаете.

– Да. Но постарайся! Неужели тебя не волнует, что твой хозяин лег на пол и может простудиться?

– Я стараюсь как можно лучше выполнять свои обязанности, но у меня нет права говорить ему, что делать, – объяснил Верный, – ДЕЛАЙ СВОЕ И НЕ ЛЕЗЬ НЕ В СВОЕ.

– Вот глупый пес, – возмутился Корс, – ладно! Но я надеюсь, ты все же любишь своего хозяина!

– Люблю, – согласился Верный и ушёл.

А Корс взглянул на груду одежды, которую принёс ему нечистый. «Смысл одевать её сейчас? Переодеваться?» Он достал из кармана куртки свой золотой портсигар и с грустью покрутил плоскую коробочку в пальцах.

Поход на Рудный город.

– Витор, на!

Говорит ему Ник, и Корс с непониманием вскидывает взгляд.

Ник держит в руке его золотой портсигар:

– Я положил в него твои любимые сигареты.

– Мой портсигар?

– Да, ты бросил его у нас в комнате ещё давно и совсем забыл о нём. Он тебе что, больше не нужен?