Оперативный псевдоним «Ландыш»

– Он не встретит меня на вокзале? – Оля не представляла, как пойдет к «жениху» одна.

– Он не сможет. Ложись спать. – Ангелина Васильевна улыбнулась и ушла в спальню.

Ворочаясь на жестком диване, Оля задавала себе бесконечные вопросы. Утром, нацепив косу, она с Ангелиной Васильевной пошла в магазин.

– Видишь, вон то здание почти напротив, окна на последнем этаже? Голову не поднимай. Оттуда за нами наблюдают день и ночь. Так что иди и чуть-чуть прихрамывай. А в магазине молчи. Кто-нибудь за нами обязательно пойдет.

– Я поняла, – прошептала Оля.

– Денег нам с тобой выделили немного, а одеться надо. Начнем с белья.

И понеслось: темное платье с воротничком, юбка, блузка, кофточка, еще одна теплая и легкое то ли пальто, то ли плащ. Трусы, бюстгальтер, ночную рубашку, халатик, чулки тоже пришлось купить.

– Теперь туфли, тапочки. Сумку я тебе свою отдам. А то ты вся в новом получаешься. За дорогу, конечно, изомнешься.

В подарок «жениху» из закромов достали папиросы, кофе и шоколад.

– У меня есть два колокольчика. Подаришь детям или оставишь Густаву.

Днем снова обсуждали поездку.

– Так, Моника. Ты теперь только Моника. Привыкай. Не говори лишнего. Восторгайся закатом, детьми…

– А где я буду жить? – перебила Ангелину Васильевну Оля. – У жениха как-то неудобно.

– Да… Правда. Пусть он снимет для тебя комнату у фрау, которая убирается у него. Больше двух марок за ночь не соглашайся. Немцы очень чутко к этому относятся.

– Сколько я пробуду у Густава?

– Недели две максимум. Скорее всего, дней десять. Теперь обсудим выход.

Дмитрий Трофимович сделал паузу.

– Сегодня среда. Завтра четверг. Рассчитай, сколько времени тебе понадобится на поездку. Ты должна быть в Берне с двенадцати до тринадцати часов через воскресенье. Возможно, тебе лучше приехать в субботу. О гостинице скажу позже. Ты должна сесть на третью скамейку от магазина с часами в витрине, – Дмитрий Трофимович ткнул пальцем в карту. – И ты будешь читать вот этот журнал. К тебе подойдет мужчина и спросит: «Фрейлейн не знает, который час?» Ответ: «Мои часы спешат». После этого он назовет тебя по имени и передаст привет от тети. Поняла?

– Да. А если он не придет? – уточнила Оля, помня наставления Олега Михайловича.

– Вернешься в гостиницу. И снова придешь уже во вторник в то же время с тем же журналом. Пароль тот же.

– Хорошо. А если и во вторник никто не придет? Я могу позвонить вам, например?

– Ни в коем случае! Мы расстанемся с тобой навсегда завтра утром. Кстати, отдай свой паспорт.

– Ангелина Васильевна! Пожалуйста, – очень жалобно проговорила Оля. – Поймите меня. Если никто не придет, что мне делать?

Супруги переглянулись.

– Девочка права. Давай думать, – сказала Ангелина. – Моника, свари нам кофе, пожалуйста.

Дмитрий Трофимович оделся и ушел, а Ангелина Васильевна усадила Олю на диван рядом с собой.

– Ты уже была с мужчиной? – спросила она, как только за мужем захлопнулась дверь. – Нет? Я так и думала. Не форсируй событий с Густавом. Если поймешь, что ЭТОГО не избежать, я положила тебе в пудреницу сама понимаешь что.

– Я не умею, – густо покраснев, сказала Оля, не добавляя, что именно.

– Не волнуйся. Это умеют все мужчины. Постарайся, конечно, обойтись двумя-тремя поцелуями в щеку. Теперь о запасном варианте. Никто не пришел и во вторник. Маловероятно, но допустим. В гостинице не живи дольше трех дней. Перебирайся в Женеву. Там найдешь маленький магазинчик ковров. Мы покажем тебе на карте, где именно. Спроси хозяина. Скажешь ему: «Мы с мамой заказали ковер для спальни. Нет ли у вас такого же еще. Мне хочется взглянуть на цвет». И положи записку с названием своего отеля. Хозяин должен ответить: «Ковер еще не привезли. Но у нас есть почти такой же. Я вам позвоню». Все. Ты уходишь в гостиницу. Обедаешь в отеле. На тебя выйдут. Поняла? Повтори.

Оля повторила.

– Хорошо. Только помни, что это крайний случай. И никому про это не рассказывай. Дмитрий Трофимович, вообще, считает, что я зря тебе дала этот выход.

– А как меня отправят обратно? – мысль у Оли работала только в направлении «домой».

– Этого я не знаю. Я бы с радостью отвезла тебя обратно сама, но это невозможно. Ты лучше спроси, как доберешься до Густава?

– На поезде, – простодушно ответила Оля, чье сердце выпрыгивало из груди после этого вопроса.

– Не совсем. Мы вывезем тебя из посольства в багажнике машины. Да-да. Доедем до бензозаправки, там ты выйдешь, доберешься до станции. Может быть, найдешь такси. Купишь билет и поедешь в поезде. Имей в виду, мы отвезем тебя в обратном направлении, ты проедешь Берлин и поедешь дальше.

– Когда?

– Завтра утром. Ложись спать пораньше. Дмитрий Трофимович скоро вернется.

Ночь перед отъездом Оля провела в полудреме, бесконечно повторяя про себя пароли. У нее возникали все новые вопросы, на которые, она чувствовала, нет ответов.

Утром она послушно легла в багажник, стараясь не помять юбку, чтобы через двадцать минут вылезти оттуда и отправиться на станцию с небольшим чемоданчиком и сумкой в руках.

В Гордендорфе был крохотный вокзальчик, скорее станция. Метров восемьсот до фотоателье Оля шла, с трудом переставляя ноги, пропустив почтальона, который, она верила, нес ее телеграмму жениху.

– Густав, – тихо окликнула она худощавого мужчину неопределенного возраста, который стоял в дверях фотоателье. – А вот и я. Ты рад Монике?

– Заходи, дорогая. Я бы встретил тебя, но…

– Привет от дяди. Он очень скучает.

– Ему лучше? Мне казалось, он болел?

Это был пароль.

– Ты удачно приехала. У нас затишье. Привезла задание или опять контроль? – Густав провел Олю в ателье, по дороге зажигая бра и настольную лампу.

– У тебя очень мило. Не хватает только свастики на окнах. Какой контроль? Посмотри на меня. От тебя ждут полезных сведений. Интересуются, что у тебя нового.

Оля сочиняла на ходу. Густав был таким угрюмым и неприветливым, что слова застревали в горле.

– Дорогой! А где я буду ночевать? – пытаясь казаться беспечной и веселой, спросила Оля.

– Разве у меня нельзя? – Густав так удивился, что даже лицо разгладилось и помолодело – теперь на вид ему было лет тридцать.

– Я же твоя невеста, а не жена. У нас пара часов до темноты. Фрау, которая у тебя убирает, может сдать мне комнату?

– Не знаю. У нее два внука, сын на фронте, невестка сбежала.

– Сходи к ней, попроси. А сейчас слушай. Мы помолвлены с детства…

– Хорошо.

Оля подробно пересказала ему всю легенду.

– Теперь ты. Слушаю.

Густав говорил сбивчиво и неохотно. Он нервничал.

– Ты должен быть радостным. К тебе приехала невеста. Кстати, мне скоро двадцать два года. День рожденья – семнадцатого марта. А у тебя?

– Двадцатого февраля. Мне тридцать лет. Моника, я устал. Мне все надоело. Зачем меня здесь держат? Это невыносимо.

– Ты бы предпочел взрывать мосты?

Густав кивнул.

– Я тебя понимаю. Но ты нужен здесь. Это важно. И ты должен стоять как скала. Густав, я приехала не на одну ночь. Может, отложим разговоры? Я хочу спать.

– Да-да, конечно. Я сейчас. Знаешь, вам всем хорошо говорить. А я…

– А ты фотографируешь офицеров, которые уезжают на фронт, – продолжила фразу Оля. – Ты должен все узнавать про них. Да-да. Ведь любой из них может дать ценную информацию. Я уж не говорю о «пианино».

– Ладно. Иду к фрау Юте.

Пожилая женщина откликнулась сразу, и даже сама пришла за Моникой.

– О! Фрейлейн такая милая. Герр Шварцпин, наверное, счастлив. У меня есть комната сына, вы можете ночевать в ней. Две марки? Это чудесно. Пойдемте, дорогая. Мои внуки уже ждут вас. Хотите чаю?

– Благодарю вас, фрау Юта. Только спать. И, если позволите, я умоюсь. У меня все есть, а дорогой Густав даст мне полотенце.

– Не волнуйтесь, дорогая Моника. Можно я буду вас так называть? Полотенце у меня найдется. Это так трогательно – приехать к жениху…

И уже по дороге фрау Юта добавила:

– Конечно, это ваш жених. Но вы правильно делаете, что ночуете у меня. Мужчины такие…

– Я дала слово тете. Слово немецкой девушки – это алмаз, не правда ли?

– Милая, – прошептала фрау Юта. – Это так правильно.

…В маленьком домике фрау Юты все сверкало чистотой, порядок был идеальным.

– Это дом моего покойного свекра. Пойду уложу внуков, а вы пока переодевайтесь. Это комната сына. Она ждет его. Мой бедный мальчик остался один. Эта шлюха сбежала от него с офицером, и мальчиков бросила.

– О-о! Это ужасно! Можно я поцелую ваших мальчиков перед сном?

Оля повозилась с детьми, пообещала им подарки, если они быстро заснут.

– Дети любят вас, – растроганно произнесла фрау Юта.

– Ах! Я так люблю малышей. А ваши внуки просто чудо.

Ольга разыграла сцену, которую сто раз видела в детстве. Вот так же всплескивала руками дорогая Матильдочка. Потом, правда, перестала, превратившись в усталую и больную Матрену, сиротливую и одинокую в своей вечной печали по незадавшейся жизни.

– Я привезла с собой мыло, но не взяла полотенце, – сообщила Оля.

– Я уже нагрела вам воду. Вы можете искупаться. Полотенце я повесила.

– О, спасибо. Мне нужно совсем немного воды. Простите, что побеспокоила вас.

В чудесном халатике поверх рубашки Оля вышла из ванной и прошла к себе.

«Надо поставить стул перед дверью, чтобы “добрая” фрау не пришла ночью».

Уснула Оля мгновенно и проснулась от детской возни в коридоре.

– Фрейлейн Моника, просыпайтесь. Бабушка ждет вас завтракать.

– Я сейчас, милые дети.

Оля подарила каждому мальчугану по плитке шоколада и пошла к дому Густава, раздираемая самыми противоречивыми чувствами.

– Уже ела? – угрюмо спросил «жених».

– Нет, дорогой. У тебя что-нибудь есть?

– Яйца. Я их ненавижу.

– А где булочная? Пойду куплю что-нибудь. Я привезла кофе, шоколад и папиросы.

– О-о, я так вчера хотел курить.

– Только после завтрака, дорогой, – тоном настоящей невесты произнесла Оля, и направилась к булочнику, а от него к молочнику.

Завтракали в молчании. Мимо окон прошли офицеры.

– У нас тут есть дом отдыха. Офицеры приезжают на две недели. Но они не хотят фотографироваться, хоть убей. Я теряю время, деньги…

– Мы их позовем на обратном пути. Уверена, они захотят послать домой свои фотографии. Ты умеешь делать фон? Вид города, например?

– Я все умею. Но эти ублюдки любят фотографироваться и уезжать. А их друзья просят передать им карточки. И ни слова про деньги.

– У нас все получится. Сколько ты берешь за фотографию?

– Три марки. Им кажется это дорого…

– Делай при них, они раскошелятся. Я уверена.

Оля зазвала офицеров, которые согласились на групповую фотографию по три марки с каждого. Потом они с удовольствием выпили кофе, который любезно предложила хозяйка.

– Уверена, вам понравится, – ворковала девушка. – Вы такие симпатичные. Еще кофе?

– Из рук милой фрейлейн я выпил бы даже керосин, – галантно ответил офицер постарше. – Но ваш кофе выше всяких похвал. И печенье тоже.

– Печенье пекут в соседней кондитерской специально для моего Густава. Ему всегда хочется угодить господам офицерам.

– Это похвально.

– Густав хотел быть пилотом. Но болезни, увы, никого не щадят, – грустно констатировала Оля. – Поэтому он стал фотографом. Ведь так приятно радовать людей.

Офицеры с удовольствием общались с Ольгой – это вам не угрюмый калека.

– Кстати, – продолжала щебетать Оля. – По выходным Густав фотографирует господ офицеров со скидкой. Приходите и приводите своих дам. Густав, дорогой, ты скоро?

Фотографии получились хорошими.

– Я советую вам подписать их с обратной стороны, – рассматривая карточки, произнесла Оля.

Имена и фамилии каждого, и даже воинская часть одного из них, отпечатались на промокательной бумаге.

– Что ж, Густав. Двенадцать марок и хороший улов. Вот этот с края – служит в Силезии. Он большой любитель карт и выпивки.

– И что? – усмехнулся Густав.

– Ничего. Только все это может пригодиться. У тебя есть микропленка? А негатив уничтожь, когда они уедут. Думаю, надо спрашивать, как поступать с негативами. Чтоб у них не было разных мыслей на твой счет.

– Негативы смывают, к твоему сведению. Улов! Ты знаешь, сколько стоят реактивы? А налоги? Кофе?

– Они придут еще. Я уверена. По одному.

– Не сомневаюсь. Чтобы увидеть мою милую невесту.

Жизнь закружилась. Офицеры стали фотографироваться все чаще.

Ольга предложила фотографировать их надписи в углу изображения.

– Густав, ты же можешь. Они напишут на листе бумаги: «Дорогой жене от любящего ее Фрица». Лучше с фамилией. Дольше, но дороже. Им понравится, я уверена.

И офицерам действительно понравилось. А у Густава появилась целая картотека, которую по вечерам он переснимал на микропленку.

В последний день пребывания Оля попросила Густава сфотографировать внуков фрау Юты.

– Это подарок, дорогая фрау.

– О-о, милая Моника, – восхитилась немка. – Вы сама доброта. Я пошлю снимки их отцу. Он будет счастлив.

– Вы позволите мне взять их фотографию с собой? – умильно попросила Оля. – Я так привязалась к малышам.

– Бог пошлет вам и господину Густаву много детей. Я уверена. Вы их заслужили.

До вокзала Олю провожал Густав.

– Не знаю, что теперь делать без тебя? – вздыхал он. – Я понимаю – это все игра. Но было так приятно…

– Мне тоже, дорогой.

– Я буду рад увидеть тебя снова.

Оля улыбнулась: через пару дней она надеялась быть в Москве. И навсегда забыть эту историю.

Первая поездка в Берн запомнилась Оле навсегда. Кто-то уже въехал по ее документам в Германию. Она просто «возвращалась домой». Пограничники с обеих сторон были весьма любезны.

– Что вы делали в Германии, фрейлейн Шеринг? – козырнув, спросил немец.

– Навещала жениха, – ласково улыбаясь, ответила Оля.

– Ему повезло. Его невеста – красивая девушка.

На швейцарской стороне все было проще: никто не спрашивает, почему девушка вернулась.

В Берн она приехала в субботу вечером. В гостинице – недалеко от вокзала – она сняла комнату и наконец смогла крепко заснуть, не боясь поползновений фрау Юты и ее любознательных внуков.

В воскресенье утром начал накрапывать дождь. К полудню он перешел в настоящий ливень. Зонтик, который Оле одолжили в гостинице, промок почти сразу. Сесть на скамейку? Об этом не могло быть и речи. Поэтому отсутствие господина – людей в городе вообще не было – ее не смутило.

«Дождусь вторника, не беда, – утешала себя Оля. – Всего два дня – и все закончится».

В понедельник она побродила по городу и очень рано легла спать.

Вторник был солнечным и ветреным. Оля прочитала весь журнал, но ни к двенадцати, ни к часу, и даже к половине второго, к ней никто не подошел. Еще утром она забрала чемодан из гостиницы и теперь мучительно соображала, что же ей делать.

– Поеду в Женеву. Ждать больше нельзя.

Через шесть часов она была уже во Французском кантоне. Снова гостиница, малюсенький номер, удивленный портье.

– Мадам сбежала от мужа? – уточнил он.

– От родни. Все считают меня ребенком. А я взрослый человек, и могу делать, что захочу, – капризно ответила она на французском.

Утром в среду она пошла искать магазин ковров.

«Я не спросила: на каком языке говорить, – с отчаянием подумала она. – Впрочем, все уверены, что я знаю только немецкий».

– Добрый день! – обратилась она к пожилому мужчине. – Мне нужен хозяин. Мы с мамой заказали у вас ковер для спальни.

Оля жестом показала, что ей надо написать.

Мужчина подал ей карандаш и подвинул стопку бумаги.

«Отель “Ференц”, № 303. Моника Шеринг», – написала она.

– Хорошо, фрейлейн Шеринг, – спокойно сказал хозяин.

– Хочу посмотреть цвет, – закончила Оля пароль, отодвигая бумагу от себя.

– Ковер еще не привезли. Но у нас есть почти такой же. Я вам позвоню, – мужчина отвечал спокойно и приветливо.

Оля ушла в гостиницу, где ее охватила настоящая паника.

«А если мне никто не позвонит? Что я буду делать? А как я узнаю, что это он звонит? А если я что-то перепутала? Нет. Я все сказала правильно. Но он успел вставить свои слова. Это что-то значило? Мы были не одни?»

Только в семь вечера в номере раздался телефонный звонок.

– Фрейлейн Шеринг? Я по поводу ковра. Вы бы не могли подойти к нам завтра в одиннадцать часов?

Без пяти одиннадцать Оля уже стояла перед магазином.

– Вы не знаете, который час? – спросил ее по-немецки мужчина.

Оля машинально поднесла руку к лицу: часов у нее не было.

– Мои спешат, но думаю…

– Хорошо, Моника, – прервал ее мужчина. – Видите кафе через дорогу? Идите туда. Закажите кофе и ждите меня.

Оля даже не пыталась пить кофе, сидя в ожидании господина, которого не успела даже толком разглядеть.

– Расплатитесь, – раздался голос над ней. – И идите направо от кафе. Не оборачивайтесь.

Оля четко выполнила команду, и уже через несколько минут вышагивала по улице, делая вид, что разглядывает витрины магазинов. Неожиданно из-за угла вышел мужчина и, взяв ее под руку, куда-то повел, имитируя беседу. Оля пару раз улыбнулась, стараясь придать лицу приветливо-радостное выражение. Господин неожиданно остановился и открыл перед нею дверь в каком-то доме, пропуская вперед.

«Хорошо, что я микропленки оставила в камере хранения, – успела подумать девушка, заходя в темный подъезд. – Если это ловушка – у меня ничего не найдут».

Они поднялись на третий этаж и зашли в какую-то квартиру. В ней царил полумрак: задернутые шторы почти не пропускали свет.

– Что ж, Моника, будем знакомиться. Я – Штерн. Это я должен был встретить вас в Берне.

– Я что-то сделала не так? – уточнила Оля, пытаясь рассмотреть Штерна.

– Нет. Все в точности. Но у нас случились неприятности. Мне надо было убедиться, что за тобой не следят.

Оля облегченно вздохнула.

– Откуда ты знаешь про магазин ковров?

– Мне сказала Ангелина…

Смешно было выговаривать русское имя и отчество на немецком.

– Ангел. Понятно. Я не знал об этом. И был удивлен. Хорошо. О твоем задании поговорим позже.

– Да… я…

– Извини, что перебиваю, Моника. Сейчас важно другое. Ангел переправила тебя лично?

– Да. С мужем и дипкурьерами.

– С вами еще кто-то ехал? – Штерн был настойчив.

– Думаю, что нет. Потому что нас встречали две машины из посольства, и Ангел сказала, что прикрывает курьеров, ну и меня.

– Это дословно?

– Да.

– Хорошо. Ты сохранила журнал?

– Конечно. Он в гостинице.

Оля окончательно успокоилась: тот, кто знал о журнале, был явно «свой» человек.

– Отдашь мне. Сейчас пойдешь в гостиницу. Соберись, расплатись, вызови такси. Поедешь вот по этому адресу, – Штерн протянул ей клочок бумаги с адресом. – Я встречу тебя там.

– Если вас не будет на месте? – уточнила Оля.

– Тогда долго копайся в сумке, как будто ищешь деньги. Не волнуйся, я буду на месте. Ты должна уложиться в сорок пять минут. Деньги есть?

– Двадцать четыре франка, – отрапортовала Оля.

– Вот тебе еще двадцать. Иди.

Оля старалась не бежать до гостиницы, удавалось ей это с трудом. Через сорок минут господин Штерн высадил ее из такси, и они зашли в какой-то двор, чтобы выйти на другую улицу и через десять минут снова оказаться в той же квартире.

– Журнал! – потребовал мужчина и стал торопливо его листать.

Он, видимо, нашел то, что искал, и удовлетворенно откинулся в кресле.

– У нас провал, – спокойно сообщил он Оле. – И мы не можем понять, что именно привело к нему.

Оля молчала. Она не совсем понимала, какое отношение это имело к ней…

– Вы должны были переправить меня на родину, – наконец решилась сказать она.

– О-о! Это теперь почти невозможно. Увы, моя девочка. Пока мы не знаем, что случилось, мы должны затаиться. Кроме того, как ты понимаешь, мы провалили задание. Центр ждет информацию, а не наши оправдания.

Оля вопросительно посмотрела на Штерна. Сейчас он не казался ей таким бравым как утром.

– Буду краток. Параллельно с тобой были заброшены еще двое. Как? Не знаю. Один из них должен был в Берлине получить бумаги от нашего агента и положить их в тайник. Больше ничего. Только Ангел лично знала агента. Тайник был мой, и очень надежный. Агент мог бы воспользоваться им сам, но раньше мы никогда так не рисковали. Ангел контролировала процесс. Это было ее решение. Перед самой встречей она, вероятно, увидела слежку. «Вели» новичка. И она выпрыгнула из окна магазина, где вела наблюдение за ними. Наш агент успел скрыться.

– Боже!

– В Центре уже знают о ее смерти. Но никаких объяснений мы им дать не можем. А главное, нет документов и ясности – за кем все-таки следили.

– Может, ее кто-то толкнул? – высказала предположение Оля.

– Исключено. Она разбила окно коленом. Агент, видимо, поднял голову, увидел ее и ушел. А она выбросилась из окна. Я знаю подробности из полицейской сводки, и от ее мужа, который ждал ее в машине. Он стал наблюдать за связным. Потом «передал» его нам.

– И что?

– Парень или абсолютный дурак, или его перевербовали. За ним ходят до сих пор. Он становится крайне опасен… для нас.

Мужчина замолчал.

– Ты обучалась в группе? – неожиданно спросил Штерн.

– Одна. Но люди там еще были. Мужчины, судя по запаху.

– У меня была надежда, что ты знаешь хоть кого-то и сможешь опознать. Хорошо. Сегодня отдыхай. Завтра утром мы поедем к границе. Чемодан возьмешь с собой. Кофе и галеты на кухне.

После ухода Штерна Оля впала в оцепенение. Она не могла представить, что Ангелины Васильевны больше нет.

«Как ей, наверное, было страшно, – думала девушка, – и больно. Бедный Дмитрий Трофимович. Он остался один. Они были такими дружелюбными, такими заботливыми…»

На рассвете за Олей зашел Штерн, и они выехали из Женевы. И ехали, почти не останавливаясь, весь день.

– Констанц – приграничный город. Здесь можно переходить почти бесконтрольно. Встреча была в Берлине. А теперь парень переехал сюда. Я покажу тебе его. Может, он клюнет на тебя. А я попробую отвлечь его «друзей». Улыбнись ему, но не переигрывай. Иначе еще и тебя придется выпутывать.

Довольно высокий парень шагал посередине улицы, привлекая внимание прохожих одеждой, слишком «взрослой» для него. За ним, не скрываясь, шли двое мужчин, от одного взгляда на которых хотелось перейти на другую сторону улицы.

– Сейчас он поравняется с машиной. Постарайся рассмотреть его. Мы отъедем на квартал, и ты пойдешь ему навстречу. Поняла? Что случилось?

– Я его знаю.

Оля наклонилась так, чтобы ее не было видно.

– Кто он? – тихо спросил Штерн, когда мужчины прошли мимо. – Не поднимай голову, они могут повернуться.

– Этот парень учился со мной в институте. Он был комсоргом. Я видела его пару раз. Его зовут… Миша. Да. Миша Лосев.

«Спасибо Олегу Михайловичу, – подумала Оля. – Даже об этом он предупредил меня».

– Уже лучше, – сказал Штерн, – Значит, из своих. Как он мог попасться? Думай, детка! Вы были где-то рядом. Вас учили одни и те же люди. Где он мог проколоться?

Они немного отъехали и вышли из машины. Ольга вдруг до мельчайших подробностей вспомнила и разговоры с Олегом Михайловичем, и занятия с профессором. И пока они прогуливались по скверу, Оля рассказывала.

– Немецким со мной занимался профессор из Германии. Думаю, «профессор» – это был псевдоним. На последнем занятии он попросил, если я вдруг попаду на его многострадальную родину…

– Так и сказал? – перебил Штерн.

– Да. Дословно. Надо было дать объявление для воскресной берлинской газеты из местной редакции того города, где я окажусь.

– Что именно? Не тяни.

– Продам одноствольное охотничье ружье в хорошем состоянии. Абонентский ящик 246. Профессор сказал, что так его дорогая женушка будет знать, что с ним все в порядке.

– Ты дала объявление?

– Нет.

– Почему?

– Много причин. Если честно, я и забыла про него. И профессор мне не нравился. И потом, какая женушка, если у него были амуры с буфетчицей?

– Ты рассказала своему куратору?

– Нет. В тот же день меня увезли с базы. Тайно. Понимаете? Никто не должен был знать об отъезде. Но буфетчица нас подслушивала. То есть она знала о дате отъезда. Это точно.

Штерн пожал плечами.

– Я спросила профессора, всех ли он просит об этом. И он сказал «да».

Оля понимала, что все еще не убедительна для Штерна.

– Скажите, – изменив тон, обратилась она к нему. – Вы слышите мой акцент?

– Однозначно. Поэтому ты здесь, а не, скажем, в Вене.

– А профессор не слышал. Не исправлял ошибки. Однажды я видела, как он обнимал нашу буфетчицу. И они о чем-то говорили. Господи! Я только сейчас сообразила: он же не знал русского. Как же они говорили?

– Допустим. Но это требует проверки. Сейчас поедем в гостиницу.

Сутки Оля изучала породы собак, о существовании которых она не имела ни малейшего представления еще вчера. Из гостиницы она не выходила. Штерн жил в другом месте и не показывался до вечера.

– Я кое-что уточнил. Ты была права. Оперативный псевдоним этого парня – Лось. Теперь о твоем задании. Ты поедешь в Берлин. С твоими документами это возможно. Завтра закрывается выставка собак. Будет много людей. Собак меньше. Вместе с билетом ты купишь каталог. Обойди всех декоративных собак и спрячь каталог во внутренний карман плаща. К тебе подойдет господин. Пароль: «Вы, кажется, уронили это?» и протянет тебе сложенный поперек каталог. Запомни, поперек, а не вдоль, что было бы удобней. Ответ: «Спасибо. Я и не заметила». Откроешь сумочку, и господин положит тебе в нее каталог. Он откланяется и уйдет. Вслед ему не смотри. Вообще пристально не смотри. Но постарайся запомнить. Через пару минут выйдешь и на такси уедешь на вокзал. На поезде доедешь до Женевы и положишь каталог в камеру хранения. Ключ отдашь мне в кафе на вокзале. Поняла? Ты должна успеть все сделать за один день.

– А если он не подойдет?

– Тогда пройдись пешком два квартала от выставки. Он может догнать тебя.

– А если не догонит?

– Тогда просто уезжай. И еще не заходи в кафе, не ешь в Берлине. И поменьше там говори. Документы положишь в верхний внутренний карман. Сумку после выставки не открывай. Деньги отсчитай заранее и положи в карман: справа – марки, слева – франки.

Оля едва заметно улыбнулась.

– Детка! В нашем деле мелочей нет. Запомни! Справа – марки, слева – франки. Все должно быть на автомате. Иначе ты запутаешься. Возникнут вопросы. Ты вызовешь ненужный интерес. Губы не крась. Все неяркое. Поняла?

– Да.

– Вопросы есть?

– Да. У меня в Женеве на вокзале остались микропленки…

– Что на них?

– Фотографии немецких офицеров. Образцы их почерка. Имена. Номер части или место службы.

– Хорошо-хорошо. Вернешься – обсудим.

В Берлин Оля выехала рано утром. В очередной раз пообщалась с пограничниками.

– Надолго в Берлин? – спросил немец в очках.

– Вечером вернусь обратно. Выставка собак уже закрывается.

– Если тебе нужен друг, заведи собаку^[8]. Хотите купить щенка? – допытывался немец.

– Увы! Только полюбуюсь. Я обожаю собак!

– Счастливого пути, фрейлейн!

На выставке было действительно много людей. И, что не предусматривалось, закончились каталоги.

– Вам придется подождать, может быть, вынесут последние, – сообщили Оле в кассе. – Зато билет будет дешевле. Через три часа мы закрываемся.

«О ужас! – думала Оля, прохаживаясь возле кассы. – Что же делать?»

– Я уже побывал на выставке, не желаете каталог? – неожиданно обратился к ней мужчина. – В этот раз было мало охотничьих собак.

– Благодарю вас…

Мужчина приподнял шляпу в знак приветствия и ушел. А Оля стремглав бросилась к собакам. Обойдя круг, она спрятала каталог в карман и почти сразу услышала сзади голос:

– Вы, кажется, уронили это?

Тот же мужчина протягивал ей каталог, сложенный поперек.

– Спасибо. Я и не заметила.

Она открыла сумочку, куда мужчина и положил ей буклет.

Дрожащими пальцами Оля защелкнула замок сумки и побрела дальше. Окончательно она пришла в себя только в поезде.

«О, мой Бог! И как все правильно с деньгами и документами. Я бы прокололась на кассе. Спокойно. Только спокойно!»

Отдавая на вокзале Штерну ключ от камеры хранения, Оля была уже почти без сознания.

– Синяя машина справа, третья от столба. Садись на заднее сиденье, тебя отвезут. Вот ключ от квартиры.

Добравшись до уже знакомого места, с трудом открыв дверь, Оля бросилась на кровать и заснула, успев снять только обувь и платье. Она проснулась только на следующий день от запаха яичницы.

– Моника, у тебя десять минут. Жду тебя на кухне, – услышала она голос Штерна.

Смывая с себя ужас вчерашнего дня, Оля обретала спокойствие и уверенность.

– Поешь, – сказал Штерн, подвигая ей чашку кофе и тарелку. – Ты справилась отлично.

– Спасибо.

– Ты запомнила его лицо? – Штерн говорил таким тоном, будто речь шла о продавце мороженого, который обсчитал ребенка на копейку.

– О, да!

– Теперь ты его связная. Помни, никто, кроме тебя, не знает его лично. Ангел передала его тебе вместе с сумочкой. Светлая ей память!

– Значит, он узнал меня по сумочке? – Оля выстраивала в памяти вчерашнюю встречу.

– Все потом. Сейчас ешь.

С первым глотком кофе Оля поняла, как же она голодна.

– Почему Ангел отдала мне свою сумку? – спросила Оля, когда они перешли в комнату.

– Не знаю. Возможно, еще один опознавательный знак для меня. Эта сумка была ее талисманом. Пусть теперь будет твоим.

У Оли на глазах навернулись слезы.

– А как ее муж?

– Уехал в Москву. Это провал и для него тоже. Кстати, они не были мужем и женой. Он был ее прикрытием. Весьма удачным. Теперь о первом задании. Расскажи об этом парне.

– Густав действительно подавлен. Надеюсь, что немного взбодрила его.

– В чем дело? – Штерн рассматривал Ольгу, подмечая, как ей казалось, все в ее лице.

– Ему нужна жена, которая привлечет офицеров, отвлечет внимание от него. Хотя… в идеале лучше сестра, то есть свободная женщина. Ангел предложила мне на выбор две роли. Я выбрала невесту. Это была ошибка.

– Если Ангел не настаивала на сестре, значит, сомневалась сама. Сестру сыграть сложнее, поверь мне. Есть тонкости, очень заметные со стороны. Ты ведь не поняла, что Ангел – не жена Дмитрию? Вот видишь. Пленку мы переслали в Центр. Картежник из Силезии – ценный фрукт. Людские пороки – наш основной крючок.

Оля покивала.

– Теперь о Михаиле. Расскажи, что знаешь.

– Мало. Честолюбив. Нравится девушкам. Любил выступать с трибуны. Как попал к нам, не знаю, – вспоминала Оля свое счастливое время.

– Это характеристика любого из нас, с небольшими поправками. Добавь еще смелость и осторожность. Ты слышала о двойных агентах? Что ими движет? Честолюбие. Азарт.

– Возможно. Только я вот не такая…

– Ты еще себя не знаешь. Если бы не честолюбие, ты до сих пор спокойно училась бы в институте. Многие владеют языками, но боятся говорить. Скованны. Теряются. Ты из другого теста. И поверь – разведчиками рождаются. Потом… просто оттачивают свое мастерство. Вспомни Ангела. У нее было чутье. Она отказалась от этого Лося в Москве. Ее не послушали.

– А что с профессором? – решилась спросить Оля, хотя то, что было в Москве, уже не казалось ей актуальным.

– Проверяют. Очень осторожно. А вот с объявлением все оказалось просто. Человек приходит в редакцию. Ему, естественно, предлагают дать объявление и в местную газету. Ружье в Германии – вещь ценная. Многие захотят просто посмотреть, прицениться. Нет. Человек просит именно в столичную газету. Это вызывает подозрение. Он называет номер абонентского ящика. А это пароль. Его просят оставить свой адрес, он либо отказывается под предлогом того, что скоро уезжает, либо называет. Теперь представь, что объявление с паролем приходит в берлинскую редакцию. Агент узнает, что в такой-то город прибыл наш разведчик. Дальше дело техники.