Дорога к искуплению

Еще два дня Бэрвин и Хагард потратили на преодоление первой ступени, они здорово вымотались, но были очень довольны и горды собой, это и придавало им новых сил, чтобы двигаться дальше. Здесь приятели, побродив по ступени, обнаружили вполне себе уютную пещеру, где и провели ночь. Единственное, что было плохо, что дров для костра, им теперь взять было неоткуда. Мороз хотя и не был сильным и когда они двигались, почти не чувствовался, но за ночь пробирал так, что с утра требовалось приложить не мало усилий чтобы разогнать кровь по жилам и согреться. О горячей пище, как и о горячем чае, тоже пришлось забыть. Да и переменившийся ветер, налетевший вчера с севера не давал им покоя, продувая до костей.

Наутро, горовосходители облачились в горное снаряжение, обвязались веревкой, вооружились ледорубами и пошли на приступ второй ступени Звездного пика. Подниматься по скале под пронизывающим завывающим ветром, было совсем непросто. Здесь уже не всегда можно было просто идти вверх по склону, как на первой ступени, отвес стал более крутым, и времена приходилось даже карабкаться, помогая себе ледорубами. И чем выше они поднимались, тем все более отвесной становилась стена, по которой они поднимались.

Ветер еще усилился, и теперь он стал настоящим проклятием для карабкавшихся по горе Бэрвина и Хагарда. Он яростно обрушивался на ребят, норовя сбросить их вниз, кружил снежную крупу, сорванную со склона, которая больно била по лицам.

Первым поднимался Хагард, отыскивая более легкий маршрут, что теперь было непросто, видимость из-за вьюги сильно ухудшилась. Но северянин продолжал упрямо подниматься вверх, помогая себе ледорубом, башмаки утыканные шипами, неумолимо, шаг за шагом приближали его ко второй ступени. За ним двигался Бэрвин, ему подъем давался совсем туго, он был, наверное, еще слишком молод для такого тяжелого восхождения. Силы постепенно покидали его.

Внезапно Хагард почувствовал, как веревка резко натянулась. Он едва-едва успел всадить ледоруб поглубже в склон, чтоб избежать падения. Вес дворфа не был для крепкого северянина критическим, он уже понял, что его товарищ, не удержавшись на склоне, сорвался, но особенно не испугался. Упершись покрепче ногами в склон, он принял устойчивое положение и обернулся через плечо.

– Эй, Бэрвин? – окликнул он дворфа. – Ты в порядке?

Шум ветра перекрывал его голос, но он надеялся, что тот его услышит. Через некоторое время, он услышал какую-то обрывочную фразу, разобрать, что ему отвечал дворф, было невозможно. Но и этого было достаточно, раз отвечает, значит, ничего страшного не случилась.

Хагард огляделся, как назло веревка, соединяющая их, легла на приличный уступ, который он как раз только что обогнул. Значит, его приятель сейчас болтается в воздухе, параллельно стене, но достать до нее, скорее всего не может.

– Бэрвин! – снова крикнул северянин. – Все будет в порядке! Сейчас я вытащу тебя.

Он попробовал тянуть товарища одной рукой, но из этого естественно ничего не получилось. Тогда Хагард осторожно отпустил ледоруб, освободив вторую руку. Теперь оставалось втащить дворфа наверх.

Хагард принялся тянуть, как он и рассчитывал, Бэрвин оказался не особенно тяжелым. Веревка довольно легко скользила по уступу, дело двигалось. Оставалось уже не много, северянин уже отчетливо слышал голос своего друга, даже разбирал большинство слов.

Неожиданно веревка, перестала поддаваться, зацепилась обо что-то, подумал северянин. Как можно надежнее вонзив шипы башмаков в склон, Хагард намотал ее на запястья, и что есть силы, рванул наверх.

Дальнейшее произошло мгновенно, но для Хагарда все это было наоборот, словно время замедлилось. Сначала он услышал легкий хлопок, и тут же натяжение пропало. Его отбросило к стене, вдавив в скалу, в это же мгновение над уступом мелькнула рука дворфа. Веревка лопнула, но Бэрвин успел зацепиться пальцами за уступ, Хагард склонился, чтоб помочь ему взобраться, но лишь коснулся своей рукой, руки Бэрвина, как пальцы у того разжались и дворф полетел вниз.

Хагард смотрел вниз окаменевшим взглядом, он видел, как дворф пролетел в свободном падении метров двадцать, потом ударился о скалу, где склон становился уже не отвесным, а более пологим. Северянин даже разглядел, что дворф еще пытается что-то сделать, как-то затормозить падение, как он размахивает руками, пытаясь за что-нибудь зацепиться, как бьется о скалу, отскакивает от нее и снова бьется. И затем он прекратил сопротивляться, дальше его падение уже стало каким-то неестественным или скорее наоборот, естественным, словно кто-то просто сбросил мешок картошки с большой высоты. Дворф упал на первую ступень звездного пика и лежал без движения.

Все это заняло не более пары секунд, но Хагарду они показались вечностью. За это время его друг успел пролететь порядка шестидесяти-семидесяти метров, и теперь, черным пятном на белом снегу, лежал внизу, без движения.

Хагарда прошиб холодный пот, он стоял на скале и не мог пошевелиться, он ничего не видел и не слышал. Оцепенение продлилось несколько минут, за это время он успел вспомнить многое, и как они познакомились с Бэрвином, и как вместе весело проводили время, и как собрались в этот проклятый поход. И на кой им понадобилось это перо? Что им проку от оружия драконоборцев? Уже и драконов-то тысячу лет никто не видел, как и самих драконоборцев. Что вообще за глупая легенда? Сидели бы себе в Жеринке, веселились бы, пока все взрослые в отъезде, нет же, поперлись, бог знает, куда и зачем.

Внезапно оцепенение прошло, в уши ударил резкий звук завывающего ветра, взгляд прояснился и Хагард сквозь вьюгу сумел разглядеть смутное черное пятно внизу. Готовясь к худшему, ежесекундно рискуя и сам сорваться вниз, северянин начал быстро спускаться. Глаза его застилали слезы, руки, сделавшись ватными, плохо слушались, но он лишь крепче сжимал зубы, спеша вниз, туда, где лежало тело его друга, осторожно надеясь, что тот все еще может быть жив.

Авантюрное путешествие, к Звездному пику, в поисках пера громовой птицы, казавшееся поначалу веселой забавой, обернулось, самой настоящей трагедией.

Глава третья. Тени прошлого.

Орки наступали по всему горизонту, орда оправдывала свое название, десятки тысяч зеленокожих воинов, сейчас надвигались на войска союзников, казавшиеся теперь жалкими и обреченными. Шансов выстоять было немного или не было вовсе. Страх застыл в глазах воинов, вышедших на битву против завоевателей, и по мере того, как враг приближался, этот страх лишь усиливался. Все понимали, что, скорее всего, живыми им домой уже не вернуться, битва еще не началась, а запах смерти уже вовсю витал над Зеленой равниной.

Лореэль стояла в окружении своих воинов. Ее отряд насчитывал примерно три сотни тяжелых стражей в латной броне и еще сотен пять лучников, всего около восьмисот солдат. Из них было всего двенадцать ее сородичей из Галлидиаля, все остальные были эльфами Шидиаля. Ирриаль, ее сестра, лесная владычица, так и не вывела на битву свои войска, эльфы Галлидиаля остались в стороне от этой войны.

Лореэль, до последнего надеялась, что ее сородичи все-таки примут бой, против орды завоевателей, вместе со всеми, но они не пришли. И теперь она презирала свою сестру за это. Нет, она не считала это трусостью, она знала, что это не так, но она считала это предательством и подлостью. О собственном выборе она не жалела, она знала на что шла, это был ее выбор, осознанный и, как она считала, единственно правильный.

Орки приближались. Лореэль Мейрелес вышла вперед и повернулась к своему отряду. В глазах многих она видела страх и неуверенность, не свойственные древней расе, нет, они не были, такими решительными, бесстрашными и отважными, как ее сородичи, но они были здесь. Они вышли на Зеленую равнину, готовые принять бой, они не стали отсиживаться под покровом Шидиаля, честь им за это и хвала.

Лореэль отбросила со лба, постоянно спадающую на глаза, непослушную прядь волос.

– Братья и сестры, – она оглядела воинов, среди которых было достаточно и женщин, у эльфов это не считалось чем-то необычным, жены часто сражались плечом к плечу рядом со своими мужьями. – Битва будет тяжелой, – продолжила Лореэль. – Сила не на нашей стороне. Не стану обманывать вас и тешить пустыми надеждами, многие не вернуться под покров родного леса….

– У нас есть шансы? Может еще не поздно уйти? – один из латников снял шлем, это был принц Элгилион, сын владыки Шидиаля, Тамириила.

– Шансы есть всегда, иначе бы я и не повела вас сюда, – ответила Лореэль. – Да, многие погибнут, но я верю, что мы можем выстоять против орды. Посмотрите налево, там стоят дворфы, они не отступят, они будут биться до последнего вздоха. Еще дальше стоят люди, им так же страшно, как и вам, но они преодолевают свой страх и тоже вступят в бой, хотя силы и не равны. Погибнут многие…, – Лореэль взяла паузу, собираясь с духом.

– У нас есть шанс, – прошептал Элгилион, покачивая головой, он стиснул зубы, первым проникнувшись уверенностью.

– Погибнут многие, – выхватив клинок и взметнув его в небо, крикнула Лореэль, – но они навсегда останутся в наших сердцах. И пусть те, кто выживут, никогда не забудут о своих павших братьях и сестрах. Я обещаю каждому, хоть я и не из вашего роду, никто не будет забыт. Мы остановим завоевателей здесь, все мы вместе, и люди, и дворфы, и эльфы, не дадим врагу больше творить бесчинства на наших землях. Не дадим им пройти дальше этих рубежей. Пусть сердца ваши зажгутся и воспылают отвагой, а ваши тела наполнятся силой, чтоб разить врага. Враг будет разбит, и все мы покроем себя вечной славой, и павшие, и уцелевшие. Это наша битва и мы не отступим, потому что мы наследники первой расы, мы не отступали никогда. Не отступим и сейчас. Сегодня мы впишем наши имена, в летописи этой войны, и впишем их как победители.

Для Лореэль это был первый подобный опыт, произносить речи перед воинами, у древней расы не было такого обычая, эльфы и так были готовы всегда биться с врагом до последнего. Она знала, что так делают люди, и хотя и не была уверена в своем красноречии, все-таки попыталась завести воинов перед битвой.

Строй зашумел, возбужденные крики, сначала отдельных воинов, в итоге слились в единодушный рев всего отряда. Стражи-латники бряцали клинками и копьями о щиты, стрелки размахивали кинжалами и луками. Это было совсем не похоже, на то, как вели себя ее сородичи, они перед битвой всегда были сосредоточенны и молчаливы. Эльфы Шидиаля, вели себя, совсем как смертные, но было в этом, что-то притягательное, настоящее, что ли, Лореэль саму охватило такое же возбуждение, и ей это понравилось. Это было по-настоящему.

На глазах Лореэль Мейрелес выступили слезы.

Эльфийка открыла глаза, на глазах действительно были слезы, как и тогда много лет назад, перед той самой битвой. Она встряхнула головой, отгоняя от себя воспоминания.

Раздевшись, Лореэль осторожно вошла в воды озера Слез, священного, для эльфов, купание в котором, всегда благотворно сказывалось на ее душевном состоянии.

Короткое северное лето незаметно подходило к концу. В преддверии приближающихся морозов, природа, погружаясь в сон, постепенно затихала. Бэрвин сидел на крыльце дома, отец и дядя Чексид, снова были в отъезде на большую землю. Он ощутил легкий зуд, дворф поскреб небритую щеку. Обычно шрамы чесались к морозу, знать в ближайшие дни ударят холода. Скоро вернется отец.

С того злополучного похода к Звездному пику, прошло два года. Сорвавшись со второй ступени скалы, Бэрвин не убился насмерть, но здорово расшибся. Он переломал себе несколько ребер, обе ноги и левую руку, а так же о камни прилично ободрал лицо, особенно его правую половину. Оттуда его на своих плечах, вынес Хагард. Он нес его до самого форта капитана Мэтсона, где дворфу оказали первую помощь. Бэрвин выжил, кости давно срослись, раны на лице зажили, превратившись в грубые шрамы, которые сейчас скрывались под бородой, разросшейся у него уже, как у взрослого мужчины. Вот только зудели они время от времени, как правило, предвещая перемену погоды.

Их дружба с Хагардом, после того похода, как-то незаметно сошла на нет. Они не ругались и вообще даже никогда не вспоминали и не обсуждали то путешествие. Бэрвин в душе был благодарен другу, за то, что тот не бросил его там израненного на первой ступени и вынес оттуда, просто так получилось. Каждый раз, старые приятели, встречая друг друга, невольно возвращались мыслями к тому походу, и они невольно старались, ведется все реже. А вскоре Хагард и вовсе уехал в Датпсвич, вступив в ряды воинов тамошнего гарнизона.

Бэрвин сидел на крыльце и щурился на солнце, которое, видимо, решив напоследок побаловать северную землю своим теплом, сегодня было особенно ярким. На дороге показался какой-то путник, его походка показалась дворфу знакомой. Приглядевшись, он узнал гнолла, дядю Чексида. Да, это действительно был он, он уже различал черные крупные пятна на его желтой шерсти и уши, похожие на собачьи, точнее на уши гиены.

Отец и дядя вернулись раньше обычного, но разве это имело значение, дворф радостно вскочил на ноги. Вернулись и хорошо, вернулись и отлично.

Чексид вошел во двор.

– Дядя! – дворф бросился к нему. – А где отец?

– Привет парень, – гнолл обнял его, как показалось Бэрвину крепче обычного.

– Отец в гавани задержался? – нетерпеливо спросил дворф.

– Идем в дом, – оставив вопрос без ответа, Чексид направился к двери.

Пройдя на кухню, гнолл первым делом заглянул в буфет и извлек оттуда, большую бутыль самогона и две чарки. Он наполнил обе, до краев.

– Присядь парень, – гнолл подвинул дворфу одну из чарок. – Выпей.

– Где отец? – Бэрвин почувствовав неладное, взял в руку предложенное ему пойло, но пить не спешил, дожидаясь ответа.

Чексид залпом опорожнил свою чарку и, глядя куда-то мимо дворфа, мрачно произнес:

– Рио больше нет. Твой отец погиб.

Рука разжалась сама собой, глиняная чарка упала на пол и разбился. Алкоголь растекся по полу. Бэрвину стало не по себе, он не хотел в это верить, но понял, что дядя не шутит. Такими вещами не шутят.

Гнолл достал новую чарку из буфета, и снова наполнив обе, одну из них протянул дворфу.

– Выпей, – повторил Чексид.

Выпили. Гнолл сел за стол. Протянув руку, он крепко сжал плечо Бэрвина и тихо проговорил:

– Держись парень. Нам придется это пережить. Ты сильный я знаю.

В тот день Бэрвин так накачался самогоном, что, как лег спать, даже не помнил. Проснулся наутро он с больной головой, все тело было словно ватное. С трудом разлепив слипшиеся глаза, он огляделся. Лежал он, как и положено, на собственной кровати, только поперек, и в одежде, видимо, сил раздеться и лечь нормально, вчера не было. Как упал на кровать, так и заснул.

Дворф вышел на кухню, дядя Чексид, как и вчера сидел у стола, рядом бутыль и чарки. Непонятно, ложился он или так и просидел всю ночь.

– Будешь? – гнолл кивнул, приглашая Бэрвина к столу.

От одной мысли об алкоголе, дворфа замутило.

– Нет, – хрипло ответил он.

Зачерпнув ковш воды, из бадьи, в которой они растапливали снег, дворф принялся жадно пить. Голова закружилась, словно он пил не воду, а все тот же самогон, перед глазами поплыли круги.

– А я выпью, – Чексид наполнил чарку и вылил содержимое в глотку.

Некоторое время он сидел неподвижно, глядел на дворфа, будто собираясь, что-то сказать. Потом взгляд его подернулся пеленой, тело неестественно задрожало. Через секунду гнолл рухнул на стол, и захрапел.

Да, видать всю ночь просидел, подумал Бэрвин. Он вспомнил об отце, и о том, что его больше нет. Что больше он его никогда не увидит. На глаза навернулись слезы, дворф смахнул их рукавом.

Одевшись, он вышел во двор, нужно было отвлечься. Пить горькую и изводить себя печалью, ему не хотелось. Он взял лопату и, хотя чистил двор только вчера, принялся раскидывать снег. Мыслей не было, работу он делал машинально, но она помогала ему забыться. Он махал лопатой весь день, убрав снег, не как обычно с дорожек, а со всего двора. Отложил лопату Бэрвин, когда уже стемнело. Все тело ломило от усталости, он почувствовал это только теперь.

Войдя в дом, дворф застал гнолла, все там же за столом, где его и оставил, тот, мурлыча и похрапывая, по-прежнему спал. Бэрвин не стал его трогать, прошел к себе в комнату и лег спать.

Если вчера, от выпитого он заснул безо всяких мыслей, он собственно и не помнил, как он ложился спать, то сегодня все было гораздо хуже. Едва он лег, задул свечу и закрыл глаза, в голову тут же полезли разные мысли. Сначала это были довольно приятные вещи. Бэрвин вспоминал, как бывало, они проводили время с отцом, как мастерили сани, чтоб кататься с горы, как вместе ездили в Датпсвич несколько лет назад, как отец подарил ему его первый боевой кинжал. Как они, бывало, просто сидели на крыльце, смотрели на скатывающееся к закату солнце, отец курил, они ни о чем не говорили, все и без слов было понятно. Это были приятные моменты.

От этих воспоминаний ему стало не по себе, теперь все это в прошлом. Отца больше нет и, ничего подобного уже не будет. Бэрвину стало жаль самого себя, на глаза навернулись слезы.

Дворф поднялся с кровати и походил по комнате, пытаясь отогнать тяжелые мысли. Остановившись у окна, он долго всматривался в темноту, не понимая, что он вообще там хочет увидеть. Простоял он так не менее часа, безо всяких мыслей, полностью отстранившись от окружающего мира.

Бэрвин снова лег в постель, незамедлительно начали подкрадываться и мрачные мысли. Дядя Чексид, ведь ему еще ничего толком не объяснил. Как погиб отец? Был это несчастный случай или его убили? А если убили, то кто и почему? Как это получилось? И где был сам дядя? И где могила отца? Разволновавшись, Бэрвин снова поднялся.

Он прошел на кухню, там было темно и тихо, дядя все еще спал. Дворф зажег керосиновую лампу, и потормошил гнолла. Проспав целый день, Чексид, почти сразу открыл глаза. Он осоловело, посмотрел на Бэрвина, потом взгляд его упал на початую бутылку. Гнолл налил себе чарку и тут же выпил.

– Тебе чего Бэрвин? – хрипло спросил Чексид, уже наливая себе новую порцию алкоголя.

– Да я тут, спросить хотел…, – начал было дворф.

– Завтра поговорим, – отмахнулся гнолл и снова выпил.

Дворф не стал ему докучать, понимая, что гноллу тоже приходится нелегко, завтра, так завтра. Он вернулся к себе в комнату и снова лег в кровать. Сон не шел. Мысли постоянно возвращались к отцу, он пытался отвлечься, думать о чем-нибудь другом, но ничего не выходило. Так ворочаясь, он промучился до утра, заснув лишь на рассвете.

Спал он не долго, проснувшись через несколько часов, он еще немного полежал в кровати, рассчитывая, что сон снова сморит его, но ничего не вышло. Вздохнув, дворф поднялся и, одевшись, направился на кухню умыться. Чексид сидел все там же за столом. Бутыль уже опустел, и валялся на полу, на столе стоял теперь большой бочонок, скорее всего с ромом, сообразил Бэрвин. И где это дядя успел его раздобыть?

Гнолл был уже изрядно пьян и Бэрвин не стал его тревожить. Умывшись, он накинул тулуп и отправился побродить по деревне. Сидеть сейчас дома ему совсем не хотелось.

Он бесцельно слонялся по Жеринке несколько часов, не один раз обойдя всю деревню вдоль и поперек. Во время очередного обхода он наткнулся на Даромира и Герхарда, местных парней, с которыми у него сложились не самые теплые отношения.

Бэрвин хотел обойти их стороной, но Даромир, старший из них, намеренно встал у него на пути.

– Посмотрите кто это у нас тут! – наигранно воскликнул он. – Да это же недомерок!

– Чего нужно? – хмуро спросил Бэрвин.

– Пойдем Даромир, – дернул приятеля Герхард. – Не трогай его, у него отец погиб.

– Отец? – картинно удивился задира. – Да откуда у него отец. Всем и так известно, что он приемыш.

Дворф непроизвольно сжал кулаки, в висках застучало. Он, конечно, понимал, что раз уж он дворф, а его отец человек, то они не могут быть родными по крови, но не любил, когда ему об этом напоминали. Особенно его это задело сейчас, когда отца не стало.

– Хочешь подраться? Это как раз то, что мне сейчас нужно, – дворф из-под бровей посмотрел снизу вверх в глаза Даромира.

– Вижу, ты осмелел, – засмеялся тот. – Может Хагард приехал на побывку? Ау! Хагард! Где ты? Или этот твой дядя? Пес блохастый? Или отец восстанет из мертвых, чтоб покарать меня?

Дворф ударил первым. Он со всей силы приложил кулаком обидчика по животу, но без особого эффекта. Зимой все ходили в тулупах, которые значительно смягчали силу удара. Даромир ударил дворфа сверху по голове, попав в висок. Странно, но никакой боли Бэрвин не почувствовал, это только еще сильнее его разозлило. Он махнул ногой и поразил противника в пах, удар пришелся точно туда, куда нужно. Противник охнул и согнулся пополам, опустив руки. И тут же получил от Бэрвина ногой по лицу.

За последние пару лет, дворф значительно возмужал, став значительно сильнее. Его плечи теперь почти не уступали по ширине плечам взрослого мужчины. Взрослея, он почти не добавлял в росте, но значительно прибавлял в мощи.

Одного удара хватило, чтоб противник оказался опрокинутым на снег. Дворф мгновенно уселся сверху и еще пару раз ударил Даромира. Только теперь его приятель Герхард, решил вмешаться и прийти на помощь товарищу. Но сделать ничего не успел.

Дворф выхватил из валенка кинжал, который когда-то подарил ему отец и приставил его к горлу поверженного Даромира.

– Стой, где стоишь! – рявкнул Бэрвин на Герхарда. – А то пущу кровь твоему дружку. А ты слушай меня внимательно, – обратился он уже к Даромиру: – Еще раз сунешься ко мне, еще раз скажешь что-нибудь о моем отце, прирежу. Ты все понял?

Даромир промычал что-то невразумительное, похоже, перепугался он не на шутку, обычная драка, в которой он рассчитывал оказаться победителем, стремительно переросла в нечто большее, к этому он готов не был.

– Говори, не слышу! – зло прорычал Бэрвин.

– Да, понял я, понял, – наконец сумел выдавить из себя Даромир.

– То-то же, – дворф слез с него и отряхнувшись, пошел дальше.

Вернувшись, домой он обнаружил дядю спящим на полу рядом со столом. Он попытался разбудить его, но спал тот крепко. Тогда он подхватил его подмышки и волоком утащил в комнату. Кое-как взгромоздив гнолла на кровать, сам вернулся на кухню. Зачерпнув из бочонка рому, он залпом осушил чарку. Потом в злости откинул пустую тару и снова вышел на улицу.

Шел снег, он поднял голову, подставляя лицо крупным снежинкам, которые кружась, опускались на его бороду и усы. Зачерпнув, полную пригоршню снега с земли, он утер им лицо. Дворф постепенно отходил после драки.

В тот вечер он снова напился, ром, оказался забористым, и ему хватило нескольких чарок, чтоб ноги отказались его слушаться, а разум погрузился в туман. Он заснул, как и Чексид днем ранее, тут же за столом.

На следующий день они с Чексидом пили уже вместе. И днем позднее тоже. Потом ром закончился, но гнолл, быстро раздобыл где-то еще. Так продолжалось еще несколько дней. В беспробудном пьянстве, горечь утраты, была не столь горькой. Лишь изредка, слезы сами накатывали на глаза, и остановить их было невозможно. Тогда дворф горько рыдал, утирая глаза рукавом, гнолл, не мешая ему изливать свое горе, лишь понимающе смотрел на Бэрвина, покачивая головой. Вообще говорили они мало, выпив, Чексид не был склонен рассказывать о случившемся на большой земле, а трезвым он теперь не бывал, впрочем, как и сам дворф.

Сколько дней это продолжалось, Бэрвин уже точно не помнил, но однажды утром проснулся с четкой мыслью, что это нужно прекращать. Пока гнолл еще спал, он взял со стола очередной, уже неизвестно какой по счету, бочонок с ромом, там оставалось еще прилично, около половины и, без сожалений, вылил его прямо на снег во дворе. После принялся за уборку, за дни их совместного пьянства, кухня оказалась основательно загажена.

Бэрвин уже заканчивал, когда проснулся дядя Чексид.

– А где ром? – первым делом спросил гнолл, заходя в кухню.

– Мы все допили вчера, – не задумываясь, соврал дворф.

– Понятно, – гнолл почесал за ухом.

Набив трубку, Чексид закурил. Бэрвин сел напротив. Оба молчали.

– Схожу, раздобуду еще, – докурив, сказал гнолл, поднимаясь.

– Нет, дядя, хватит, – остановил его Бэрвин. – Ни к чему хорошему это не приведет. А отца уже не вернуть. Нужно смириться с этим.

– Да, возможно ты и прав, – кивнул Чексид, и опустился обратно на стул.

– Расскажи мне, как это произошло? – попросил Бэрвин.

– Может не сегодня, голова что-то болит, – попытался, как обычно уйти от разговора гнолл.

– Ты мне это каждый день говоришь, – настоял дворф. – Расскажи. Я имею право знать, как погиб мой отец.

– Ладно, слушай, но для начала я тебе кое-что покажу.

Гнолл поднялся из-за стола, он отправился в комнату Рио, вернувшись, Чексид положил на стол некий амулет на цепочке.

– Знаешь что это? – спросил гнолл.

– Талисман, похож на мой немного, – покрутив в руках камень, с выгравированными на нем какими-то рунами, ответил Бэрвин.

– Насколько я знаю, это родовой камень дворфов, – пояснил дядя. – По нему представители твоего народа определяют принадлежность к тому или ному дому и тейпу.

– Какое отношение это имеет ко мне? – недоуменно спросил Бэрвин.

– Этот талисман Рио снял с шей твоего отца…, настоящего отца.

Бэрвин, для более внимательного изучения, снова взял в руки камень, так же он снял с шеи свой амулет, сходство определенно было, рунического языка дворф не знал, но с виду письмена были совершенно разные.

– Что здесь написано? – спросил он.

– Не знаю, – почесав затылок, ответил дядя Чексид. – Я не силен в дворфийских рунах.

– Мой отец Рио Хэддинг, – дворф отложил амулет. – Для меня этого достаточно.

– Я рад, что ты так считаешь, – кивнул гнолл, – но если уж начали этот разговор, придется послушать все с самого начала. Это должен был рассказать тебе Рио, но раз уж так вышло, и он не успел этого сделать, придется рассказывать мне.

– Я слушаю, – дворф всем телом подался вперед.

– Мы с твоим отцом давно вместе, обычно мы работаем вдвоем, но так было не всегда, раньше нас было больше…, – начал Чексид, но дворф перебил его.

– Тот, кому принадлежит этот медальон, тоже раньше работал с вами? – спросил дворф.

– Нет, не работал, – отрицательно покачал головой гнолл. – Просто слушай. Тогда нас, если мне не изменяет память, было пятеро, я, Рио, бустумец, Соловей и Тарантул…, а нет, был еще один…, из Штарида…, не помню, как его звали. Ну, не важно, мы тогда уходили от погони, за нас в тот момент крепко взялась инквизиторы Приората.

– Инквизиторы? Кто это? – вскинул брови Бэрвин.

– Там на большом материке, на Фагноре, так называется карательный орган религиозного ордена Приората Кармилора, – пояснил Гнолл. – Нас загнали в Лидиаль, там мы и натолкнулись на дворфов, уж не знаю, чего они-то там забыли в этом лесу. Твой отец не хотел нападать, но так уж получилось. Бустумец Байкар, пустил свою чертову стрелу. Пришлось сражаться. Твою мать убил все тот же Байкар, выстрелив ей в спину. Там погибли Соловей, Тарантул и…, ага вспомнил, и Багор. Бустумца убил я…, а дворфа…, твоего настоящего отца…, убил Рио. Если тебе будет легче, то это был акт милосердия, дворф уже был ранен отравленным клинком, ему в любом случае было не выжить.

– Зачем…, зачем вы напали на них? И почему за вами кто-то там гнался? – мрачно теребя себя за бороду, пробормотал Бэрвин.

– Еще не догадался? – гнолл вопросительно глянул на дворфа. – Как ты думаешь, что за работа у нас такая была на той земле?

– Не знаю, – сердито буркнул Бэрвин. – Хватит загадок.

– Мы, я и твой отец Рио, мы разбойники. Мы промышляли там тем, что грабили и убивали. Вот так-то парень. Но на дворфов нападать Рио не хотел…, все этот чертов бустумец.

– Я догадывался, – Бэрвин снова взял в руки дворфийский амулет, и некоторое время изучал его, но ничего нового на нем не обнаружил.

– Тебя, Рио тогда забрал с собой, уж не знаю почему, приглянулся ты ему, наверное. И этот медальон тоже оттуда, – он указал на камень, который вертел в руках дворф.

Некоторое время молчали, Чексид успел выкурить пару трубок, прежде чем Бэрвин снова заговорил.

– Как…? Как умер отец? – выдавил из себя дворф.

– Рано или поздно так, как закончил свои дни твой отец, заканчивают многие из нас, век идущих по скользкой дороге недолог, – вздохнув, ответил Чексид. – Мы оказались прижаты ищейками из Ла-Белле к Галлидиалю, его настигла эльфийская стрела. Умер он мгновенно. Эта смерть, в нашей среде считается достойной, это гораздо лучше, чем быть вздернутым на виселице.

– Значит эльфы, – задумчиво проговорил Бэрвин.

– Эльфы, – подтвердил гнолл.

– Ты похоронил его? Где его могила? – не поднимая глаз, спросил дворф.

– Не до того было, – нервно мотнул головой Чексид. – Сам ноги еле унес.

Снова повисла пауза.

– Может, все-таки выпьем? – вкрадчиво спросил гнолл. – Представляю, что у тебя сейчас в голове твориться. Столько всего и сразу.

– Переживу, – повесив родовой камень своего настоящего отца, себе на шею, хмуро отозвался Бэрвин и, поднимаясь со стула, добавил: – Я пойду, пройдусь. Ты как хочешь, можешь и выпить.

На этом разговор был окончен. Натянув тулуп и валенки, дворф вышел на задний двор. Некоторое время он стоял, глядя вдаль, размышляя обо всем, что рассказал ему дядя. Потом раскинул руки в стороны и повалился на спину, прямо в сугроб. Тулуп хорошо защищал его от холода, и пролежал дворф так довольно долго. Бэрвин слышал, как хлопнула входная дверь, это дядя Чексид, похоже, отправился на поиски спиртного, хлопнула снова, вернулся. Он думал о многом, об отце, и его гибели, о медальоне с рунами и собственном происхождении. О дворфах, его настоящих отце и матери, погибших от руки разбойников. О дяде, который остался единственным из банды его отца Риордана Хэддинга. Он думал об эльфах, убивших Рио. Интересно, какие они? Но все мысли были какие-то путанные и бессвязные, он постоянно перескакивал от одной к другой, ни на чем подолгу не сосредотачиваясь.

Поднялся Бэрвин, когда начал чувствовать холод, видимо, тулуп основательно подмок, и уже не мог предоставить защиты от мороза. Дворф отряхнулся, потопал ногами, сбивая снег с валенок, и пошел домой.

Дядя действительно раздобыл спиртного, но сегодня он ограничился бочонком, темного эля. Вероятно, ему тоже опротивело беспробудное пьянство. Бэрвин подсел к дяде за стол. Зачерпнув кружку, он отхлебнул немного. Посмотрел на гнолла.

– Я хочу следующей весной поехать с тобой, – решительно, тоном, не допускающим возражений, сказал дворф.

– Это опасно, – неуверенно отозвался дядя Чексид.